ГЛАВА 15.
ПРАВДА В ЧУЖИХ ГЛАЗАХ.
Однажды в их компании появился англичанин Майкл Вьент.
До последнего момента Мари не могла понять, кем он был: журналистом, свободным путешественником, писателем, авантюристом или… разведчиком? Но, кем бы ни был, принёс неотступную тревогу и кислый привкус беды.
Стоило мужчине появиться в их в салоне, как стало понятно – спокойная жизнь для девушки закончилась по целому ряду причин.
Он сразу «положил глаз», что переполошило и родителей, и военных «спецов», и Симху.
Но это были ещё не все сюрпризы: молодой англичанин жил три месяца в… Нидерландах, и именно в то время, когда её разведгруппа была в Голландии. Вот, что поразило больше всего.
Илан утверждал, что этого журналиста ему посоветовал старый знакомый.
– Майкл многое повидал в Европе за последние два года, изъездив «старушку» вдоль и поперёк не по одному разу. Возможно, у него и найдётся нужная вам информация?
Но то, как Вьент смотрел на девочку, настораживало всех неимоверно.
Пыталась отстранённо разобраться в ситуации, не паникуя, не делая поспешных выводов и резких действий.
«Никогда не видела раньше – раз. Память на лица профессиональная, не пропустила бы – два. Высок, сероглаз, с густыми ресницами, красивым носом и тонкими губами, немного выступающим раздвоенным подбородком и сильно выпирающим острым кадыком – весьма приметная деталь – три. Понимая, что он его портит, прячет за воротниками, платками. По такой жаре – подвиг. Умён невероятно, остроумен, весел, прекрасно поёт, не дурак выпить – не пьянеет практически, умеет увлечь компанию, талантливо руководит толпой – все приметы лидера или разведчика – четыре. Уж о нём наши точно знали бы, проинформировав и меня. Явно ирландского или австралийского происхождения, хоть и не вспыльчив. Но если и это талантливая игра, то он вообще может быть американцем – настораживает предчувствие. Куда девать ощущения прохлады и осторожности в его речах и действиях? Почему не отпускает ощущение двойного эго? Маски? Или это я стала сходить с ума и подозревать всех и вся?»
Нервозность и настороженность сказывались не лучшим образом на микроклимате в салоне.
Миру в их устоявшейся компании пришёл конец.
Майкл не часто посещал соседнюю с ними палубу – чаще они спускались вниз, ниже ярусом.
Куда бы ни пошла медиум, «спецы» в штатском шли следом, не доверяя новому пассажиру ни на гран. Опекали ещё хлеще её родных «чужих», что остались в Москве! Давненько девушку так не охраняли.
Смешно было видеть их процессию: маленькая еврейка в окружении мамы-папы, Симки, «опера», а то и двух сразу, и… смеющийся, лёгкий в общении Майкл.
Запретить ему приближаться к Соне Шпиллер никто не решался открыто, лишь усилили меры безопасности до «оранжевого» уровня – круглосуточная вахта. До «красного» остался шаг, тогда «спец» стал бы жить в номере Сони постоянно.
– Соня, сегодня Вы просто неотразимы! – приветствуя, Вьент поцеловал ей руку, заставив покраснеть и девочку, и Симу, переводящего разговор. – Ваши глаза на фоне океана магически влияют на всех мужчин! Я это вчера заметил в музыкальном салоне.
Смеясь, помог сесть в кресло у ограждения борта. Поклонился в галантном поклоне Хане и её дочери.
– Дамы, что будете пить, есть, слушать, смотреть, вдыхать?..
Пока балагурил, Мари хватало времени присмотреться. Вскоре поняла причину столь нервного поведения – хотел что-то важное сказать ей наедине, а этого никак не удавалось! Была под неусыпным контролем со стороны разведки – ожидалось новое дело с вылетом на место. Поняв, в чём проблема нового пассажира, расслабилась и стала выжидать удобного случая.
…На этот раз лететь пришлось далеко.
Чтобы не нервировать долгой дорогой, её… усыпили.
Очнулась перед приземлением вялая, измотанная и какая-то нездоровая.
– Да-да, Соня, я это и сам вижу, – вздохнул врач Иоахим Гонт, держа руку на женском пульсе.
Измерив давление, покачал головой, говоря медленно на английском языке. Этот раз даже переводчика не позволили взять – строжайшая тайна.
– Больше никаких самолётов в ближайшее время. Не нравитесь Вы мне. Пора передохнуть.
Напряжение сказывалось на всей группе – это была вечная гонка наперегонки с поездом, но он зачастую оказывался быстрее, и они вечно опаздывали. Неудачи становились хроническими.
Медиум мало стала им полезной – ужас и кровь перекрывали каналы информации. В таких условиях от неё было немного толку.
Пытаясь выжать из способностей максимум, уже не жалели и, не получив информации в этом месте, тут же пересадили на военный самолёт и куда-то повлекли.
Высота больше двенадцати тысяч после нулевой океанической отметки едва не убила подопечную – стала постоянно терять сознание, чем ввергла в панический ужас Гонта!
Кинувшись в кабину, закатил там форменный скандал.
Попытались снизиться до возможного минимума и попали… под ракетную атаку!
Мари лежала в забытьи после обморока, когда самолёт резко тряхнуло, и разразился неумолчный рёв и визг аварийных датчиков из кабины пилотов.
– Нас подбили, – тихо проговорил резко побледневший врач, стараясь удержать в её вене капельницу, когда больную сбросило с разложенного сиденья. – Мы летели слишком низко…
– Мы выживем. Прикажите взять вправо, как можно быстрее, – прошептала, едва удерживая сознание, стараясь чище выговаривать слова на английском. – Там пески – наше спасение.
Врач кинулся в кабину, крича на ходу что-то.
Плохо слушающийся управления самолёт сумел, зарывшись в высокие барханы, сесть и не взорваться. Пассажиры успели покинуть борт до того момента, когда он вспыхнул.
На тот час, когда к ним подъехали несколько военных грузовиков, от него мало что осталось. Даже трудно было понять, что это был за самолёт! Чем они и воспользовались. Израильтяне успели переодеться в арабские наряды, переодев и девушку.
Это и застали подъехавшие к месту падения самолёта египетские вояки: группу стенающих арабов и маленькую раненую женщину в чадре.
«Легенду» придумали быстро:
– На частном самолёте везли жену одного знатного человека в Каир – сбила ракета. О, Аллах! Вы там совсем ослепли, или ваш радар сломан? Гражданское судно сбивать!
Египтяне чесали затылки, краснели и извинялись, что-то бормотали о плохой связи. Предложили помощь.
«Арабы» спросили, где сейчас точно находятся, получив ответ, что израильская граница совсем рядом и недалеко Эйлат, почесали головы и попросили машину:
– Поедем к родне, тут недалеко. Так и быть, жаловаться не станем, скажем всем, что потерпели крушение. Только машину дайте, ради Аллаха – жена родича нездорова, да ещё и ранена теперь.
На радостях, что скандала не будет, им предоставили грузовик и двух сопровождающих.
– Ой, спасибо! Храни вас Всевышний!
Жаль молодых солдат – «убрали» за первым же поворотом, но выхода не было.
…Через полтора часа, окружными путями, переговариваясь по рации, обнаруженной в военном грузовике, группа приехала в район Эйлата, где их уже ждал самолёт-замена.
Она оказалась права – спаслись. Стало легче. То ли от взгорья, то ли от адреналина, выброс которого был неизбежен после встрясок – ожила.
Военные просветлели лицами и… повезли на другую точку!
Увы, всё было пусто – осечка.
Там случайно прочла такую информацию, что, едва начала об этом говорить на русском, «спецы» врача живо вытолкали из бункера, оставшись с ней наедине! Удивившись, плюнула на их трудности, продолжая говорить, видя перед глазами страшную картину. Это было видение недалёкого будущего об этом городе и месте, о человеке, который переплюнет славу Гитлера и надолго останется в людской памяти кровавым тираном, и о его трагической судьбе.
Военные странно смотрели на подопечную и слушали… сослуживца, который переводил! С ней рядом, оказывается, был ещё один бывший русский!
Удивилась до оторопи: «Проверяли Симху Блата? Дела. Теперь поневоле этому человеку придётся уйти из команды – рассекретился перед посторонней, тем паче, иностранкой».
– Не бойтесь, Руди. Я давно догадывалась об этом.
Обернулась к высокому, красивому, молодому офицеру лет тридцати пяти, мягко улыбнувшись в карие глаза.
– Где я допустил ошибку? – грустно спросил.
– Вы плохой артист. Не смогли уследить пару раз за лицом, услышав мои русские шутки и политические анекдоты. У нас к ним особое отношение – целая религия. Они и «сдали» Вас. Простите, – улыбнулась тепло и сердечно, поддерживая и понимая его терзания. – Я умею держать язык за зубами. Это уйдёт со мной в могилу.
– Боюсь, Вашего честного слова будет недостаточно. Меня переведут прямо сегодня, едва мы выедем из страны.
– Нет. Скажите им, что я абсолютно не понимаю врача. Мне необходим настоящий переводчик здесь, немедленно, и на лайнере: Симха сдаёт, родители не всегда бывают рядом. Остаётесь при мне или отказываюсь вообще работать – пусть тут пристрелят. Но предупредите: тогда им ещё долго не достичь положительных результатов. Я это вижу. Там, на лайнере, серьёзные проблемы. И не только. Больше ничего не скажу.
Криво улыбнулась, нахально посмотрела на троих опешивших военных, которые уже пару минут переводили подозрительные взгляды то на неё, то на Руди.
Усмехнувшись уголком губ в красиво подстриженную бородку, стал беседовать с коллегами.
Мари же отвернулась и закрыла глаза, отогнав предыдущее видение, мысленно всматривалась вдаль, сквозь континент, в сторону корабля. Странная и пугающая картина всплыла перед её глазами и, вскрикнув от ужаса, рухнула на бетонный пол убежища без чувств.
…Очнулась в самолёте.
Не раскрывая широко глаз, наблюдала за окружением сквозь густые накладные ресницы, припоминая и анализируя ситуацию: «Жива, значит, не расстреляли – летим на базу. Оттуда на корабль». Облегчённо протяжно вздохнула.
– …Ваш блеф удался, – тихо проговорил Руди Беккер, пожав ей руку.
Открыла глаза: стоит рядом, не сводя внимательного взора.
– Они сомневались долго, но сообщение, что на лайнере проблемы, подтолкнуло к нужному выбору, – странно посмотрел, шагнул ещё ближе, понизив голос до шёпота. – Соня, почему Вы так закричали там? Стало плохо или что-то увидели?
– Каюту, всю залитую кровью, тело мужчины на полу, рядом мёртвую девушку… – неживым голосом едва прохрипела. – Я их не узнала…
– С лайнером нет связи! – волнуясь, задохнувшись от страха, отступил, побледнел, вскинул черноволосую красивую голову. – Захват террористами? Сейчас?
– Не вижу… В тумане… Почему вокруг был туман?
– Пожар? Боже…
– Руди, тебе по статусу еврея положено воздевать руки и кричать: «Яхве!» – мягко улыбаясь, просипела. – Русский до конца жизни не перестанет быть русским, куда бы ни уехал… Давай уже на «ты», ладно? Здравствуй, Рудик, родной!
Сжал губы, сдерживая улыбку, исподлобья взглянул и… залился краской смущения.
Не отступилась, приподнялась, с трудом протянула тонкую смуглую ручку.
Замер и… кинулся прочь от неё!
Рухнула со стоном обратно на ложе.
«Понятно: “сгорел” парень. То-то на лайнере старался в зону видимости моих глаз не попадать и наедине не оставаться. Бедняга. Жаль, нужен был просто друг, – вздохнула, закрыв грустные глаза. – Не выходит как-то дружить с мужчинами! С самого детства! Всегда их теряю, когда начинают любить или ненавидеть – среднего не дано. Только Борька* меня всегда терпел, страдал и любил. И будет терпеть до конца жизни… И любить…»
– …Соня, они ответили! Хвала Яхве!
Вернувшись, воздел руки, воскликнул, остановился поодаль. Дождался, когда раскроет глаза и посмотрит. Сам упрямо смотрел мимо поразительной и опасной зелени русской наяды.
– Рация их вышла из строя. Пока там порядок. Мы им сообщили о твоём видении – будут бдительны, – убавил пафос и громкость, опустил взгляд, посмотрел прямо в глаза и тихо добавил: – Прости, пожалуйста, что так малодушно сбежал. Ты на меня как-то непонятно посмотрела, я страшно испугался почему-то за тебя. Что-то в лице такое… Тёмное и неживое… разверстый провал… Не могу объяснить, извини. Просто животный ужас перехватил горло… Как ножом резанул… Ты была… прозрачная… Невесомая, что ли? Нет, не нахожу слов.
– Начинаешь видеть «второй» мир, становишься медиумом, – едва слышно выдавила.
Оглянулась, почувствовав взгляд: врач в дверях.
«Пора делать укол, – подумала и покачала головой. – Хватит лекарств, нужно отучаться. Дома медицина не на таком уровне – будет “ломка”. Пора брать себя в руки и готовиться к побегу. Время пришло. Я исчерпала себя. Всё».
Обратилась к Руди:
– Скажи, что больше в его услугах не нуждаюсь, вручаю судьбу в руки Иеговы и его присных.
Улыбнулся, перевёл.
Гонт потёр макушку, посопел, но женский договор с Всевышним оспаривать не стал: «Это отныне её жизнь, решение и право».
С того момента больше не прибегала к помощи медиков, если… находилась в сознании.
…На корабле появились по отдельности, чтобы не привлекать внимания пассажиров.
Мама сошла опять с ума от страха за дочь! Когда узнала подробности их эпопеи, закатав рукава, пошла к «спецам» ругаться.
Долго там бушевала. Вся верхняя палуба сотрясалась от её еврейско-кацапских отборных ругательств и выражений. Кто понимал – катался от смеха, кто не понимал, спрашивал у понимающих, результат был тот же – повальный хохот.
Палуба весельем была обеспечена на три дня! Через столько дней лайнер должен был прибыть в их порт назначения.
Время неумолимо приближалось к концу.
Проблемы Мари только увеличивались. Накрывало ощущение дежавю: трое влюблённых под боком, и их «любови» грозили выйти из-под контроля в любой момент.
Развязка была близка.
Медиума охраняли неусыпно круглые сутки. Даже в солярии и бассейне всегда была окружена бородатыми военными-«арабами»! В гостевом или музыкальном салоне всё чаще появлялись все семеро «спецов», рассасываясь по периметру.
Складывалось впечатление, что они что-то чувствовали, но не только Мари-Соня их волновала. Майкл.
Он неотступно ухаживал и волочился за девушкой, но, видя её спокойное, терпеливое, учтиво-равнодушное лицо и только, начал делать грубые ошибки. Стал действовать как-то напористо, слишком откровенно, нахраписто, не по-английски совсем, даже не по-европейски, что и привлекло внимание служивых.
Как-то в музыкальном салоне, улучив удобный момент, неуловимым знаком подозвала Руди.
– Нужно поговорить. Срочно.
Делая вид, что наливает девушке ананасовый сок из хрустального графина, прикрыл её крепкой фигурой от любопытных взглядов гостей салона.
– Иди в солярий. Я прикрою. Скоро включу цветомузыку, – прошептал едва слышно.
Через пятнадцать минут сидела в плетёном кресле пустого и тёмного солярия в дальнем углу среди составленных лежаков, незаметная снаружи.
Вскоре за окном мелькнула тень. Руди.
– Соня!
– Здесь.
Беззвучно подошёл и сел прямо у ног на тёплый деревянный пол.
Тишина накрыла их полностью, и не хотелось её нарушать какими-то словами, пусть и важными.
Вздохнула, сдавшись: «Жаль. Надо. Время».
– Майкл.
– Я понял. Всё чисто. Репутация безупречна. Но я тоже это чувствую – что-то с ним не так, – улыбнулся во тьме, понял голову, мерцая тёмными глазами. – Схожу с ума, да?
– Возможен иной вариант. Страх, – не договорила, давая возможность разобраться в ситуации самостоятельно.
Молчал долго, потом резко вздохнул, замер, не решаясь озвучить вывод. Тяжело выдохнув, принял решение.
– Да. Так и есть, Соня. Страх за тебя открыл мне глаза, – голос был тих и напряжён. – Потому, наверное, стал многое замечать… И чувствовать душой… Или сердцем…
– Руди, остановись. Я всё знаю. Тебе это не нужно, – её шёпот сочувствовал и сопереживал, но не успокаивал его душу: царапал, тревожил, будоражил. – Ты прирождённый воин. Избранный. Элита. Сохраняй хладнокровие. Оставайся чистым и свободным. Забудь обо мне. Погибнешь. Проклята.
Долго-долго почти не дышал.
Темнота солярия, их уединение впервые за всё время круиза, слабый свет луны сквозь голубоватую стеклянную крышу павильона, мириады ярких звёзд, тихий плеск океана за бортом – весь этот романтический набор совсем не способствовал тому, о чём просила зеленоглазая чаровница с волшебным телом и таким чутким и нежным сердцем.
Долго молчал, горя в огне разума и зова плоти. С трудом взял себя в руки и задышал нормально. Почти.
– Что я могу для тебя сделать? – его голос был грустным и хриплым.
Безмолвно застонала, ругнувшись крепко: «Опоздала с предупреждением! Вот слепуха! Вечная со мной история! Идиотка!» Справилась с отчаянием, заставила себя выслушать несчастного.
– Я сделаю всё, что в моих силах, Соня. И в рамках морали, конечно, – тяжело протяжно вздохнув, прибавил убитым поражённым голосом: – И моей воинской присяги…
– Спасибо, Рудик. Не удивляйся моим словам только, ладно?
Положила руку на его голову, не двигая пальцами: «Ни к чему мучить славного человека». Почувствовала, как напрягся, потом согласно кивнул.
– Его надо спровоцировать на откровенную низость, мерзость. Когда проступок вскроется, он запаникует, тогда на миг спадёт информационная визуальная блокада, и я смогу прочитать всю правду в глазах Майка. Сильная блокада… Нет, не обманешь: это не простое нежелание, чтоб копались в мыслях… Это профессиональный «блок»… Так что же он скрывает? Какая тайна в его глубинах? В таких чужих глазах… Там что-то есть во тьме… Чувствую уже давно… Но вот что? Прячется от меня… Густая чёрная кисея… Словно тёмное стекло отделяет от правды… Тёмное, как очки… Почему вижу закопченное стекло? Стекло ли?.. Словно… веер. Или лепестки розы? Чёрной бархатной розы… Как ширма из чёрного атласа…
Задумавшись сильно, почти впав в транс, автоматически стала гладить голову Руди, совсем забыв о благих намерениях! Ласкала тонкими пальчиками, абсолютно без задней мысли, густые волосы и шею, лоб, виски и плечи…
Опомнилась и очнулась слишком поздно.
Взрослый парень резко встал на колени, пушинкой сдёрнул девушку с кресла на пол и притянул к себе в жадном поцелуе, порывисто вжал в горящее возбуждённое тело, застонав и задрожав!
– Руди, ты только сделаешь себе хуже, – прошептала, понимая, что и эти слова опоздали: давно об этом мечтал. – Опомнись, пожалуйста. Прошу… Остановись… Рудиик… ну же… приди в себя, солдат… Услышь меня… Не рви ты себе душу…
Не внял. Не опомнился. Не отпустил. Не остановился. Сделал себе не только хуже – разорвал сердце навек.
Грустно вздохнула: «Я же предупреждала… Пыталась спасти… Эх, Рудик…»
Оторвался только тогда, когда в салоне ниже палубой возник какой-то шум.
– Прости… Я сошёл с ума… Ты не виновата Соньхен… – прижимая, захлёбывался, задыхался и трепетал от счастья и переполняющего душу восторга! – Простишь меня когда-нибудь?..
– Вообще-то, я предполагала… спровоцировать совсем другого человека… – часто дыша и дрожа, проворчала, уткнувшись в его обнажённую, взмокшую, вздымающуюся в быстром дыхании волосатую грудь, – но почему-то на его место… кое-кто подозрительно быстро нашёлся…
Счастливо рассмеялся, прижимаясь губами к девичьему влажному плечику, целуя, стараясь сдержать нервную крупную дрожь любовного исступления. Получалось плохо.
– Теперь я мерзавец, да?
– Люблю самокритичных людей… – продолжала возмущённо сопеть и пыхтеть, вызывая новую волну смеха и… жадных бесстыдных поцелуев! – Отцепись от меня, клятвопреступник! «Помогу в рамках морали», блин… Вызвался помочь, называется… Что, решил на себе сначала испробовать? А я у тебя крыса подопытная, да? Юннат-извращенец из захолустного Дворца Пионеров, ё-маё…
Эти хулиганские слова лишь усугубили положение. Надолго.
Вздрогнули и очнулись лишь от громких, заполошно-испуганных криков Ханы, зовущих дочь.
– Вот пожалуюсь маме на тебя… – притворно плаксиво захныкала.
– Я сам приду к ней свататься… Пойдёшь за меня, Соня? – совсем потерял голову.
– Постель – не повод для женитьбы… Раскатал губу! И в мыслях не было! Первый раз тебя вижу… голым…
Нахально захохотав, попыталась вырваться, выгнувшись спиной, как заправская гимнастка, но нарвалась на такую ласку, от которой разум растеряла напрочь. Не скоро опомнились, утонув в чувствах.
После того, как откричала в его ладонь, искусав её в кровь, и смогла с трудом продолжить разговор:
– Жених нашёлся…
Бесстыдными поцелуями он сжигал волю, заражая её дрожью и безумием.
Зарычала, отталкивая парня-отраву – равны в любви.
– Я рыбу не умею готовить…
Едва услышав эти слова, гортанно вскрикнул, сцапал в ручищи, стал осыпать поцелуями-укусами, раскрывая-разрывая свою душу, крича в уме от радости и счастья.
Потерянно вздохнула: «Ответила, блин… Кажется, голову начало сносить не только у пацана. Нашла время влюбляться! Забыла, что стоит на кону? Очнись, Машук…» Упёрлась острыми кулачками в его грудь.
– Руки прочь, «Камасутра» ходячая! Насмотрелся за бугром порнух…
Сладко отомстил, резко перевернув её на животик и проникнув воровски в грех…
– …Соньхен!.. Ты где?.. Мама там сошла с ума! – вопил папа прямо над их головами за тонкой стенкой солярия.
Замер. Постоял. Потянул воздух носом. Хмыкнул.
– Соня, приходи скорее, а? Хорошо? – повернулся уходить, но, задержавшись, тихо прибавил: – Руди, а тебя начальство потеряло – лютует уже, – и, громко, издевательски засмеявшись, ушёл!
– Попались!
Не сдерживаясь, стали виновато хохотать, одеваясь. Долго одевались, оочень: пуговица – поцелуй, застёжка-молния – запретная ласка, вещичка – «Ещё!», шаг к двери – «А так?»
– …Дай мне несколько часов, моё счастье. Я придумаю, что можно сделать.
Руди целовал сладко и часто, гладил чёрные волнистые волосы девочки, прижимаясь к ним лицом, вдыхая неповторимый запах.
– Он не так прост – надо быть предельно осторожными… А ты поспи, Сонюшка…
Её губы вновь сводили с ума! Застонал, рыча, оторвал от себя зеленоглазую белладонну.
– Пойду. Ты выйди попозже, – подхватив на руки, покружился от счастья! – До встречи, милая!
Опуская на пол, туманил ей разум шаловливыми умелыми пальцами и ненасытными губами, отвечала стократно, заставляя кричать взрослого мужчину ребёнком и просить пощады. Еле оторвались друг от друга, упираясь руками и отчаянно хохоча, с любовью смотря уже в рассветных отсветах в горящие глаза, сияющие откровенным счастьем!
Соня первая смогла взять ситуацию в руки и попросту вытолкнула Беккера в коридор, закрыла дверь солярия с обратной стороны, прислонилась спиной.
Прошептав слова признания, Руди поцеловал стекло и… ушёл.
Медленно соскользнула вниз, откинув голову на створку двери. Задумалась о происшествии и возможных последствиях. Приняв факт, смирилась.
«Случилось то, что назревало давно. Отныне есть ещё один человек, готовый отдать жизнь за меня. Грустно. А ведь предостерегала. Ладно, что стенать? Дело сделано. Надо подумать, как спровоцировать Майкла и постараться прочесть правду в его подозрительных чужих глазах. Она там есть, чувствую. И я её достану, даже если придётся его убить…»
* …только Борька… – герой романа «История одной свадьбы».
Март 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/04/01/2385