Глава 32
ДОПРОС ЭРО
В зале суда было очень душно, несмотря на открытые окна... Люсиль почувствовала начинающуюся головную боль и сильнее сжала руку своей юной подруги.
Председатель революционного трибунала тем временем продолжал опрашивать первого из подсудимых. Это был Фабр д'Эглантин.
- Фабр, вы так и будете отрицать свою вину? - Эрман поднял в воздух какую-то бумагу и потряс ею. - Будете продолжать утверждать, что этот декрет составляли не вы? Тогда, как на нем стоит ваша подпись.
- Да, - насмешливо и одновременно устало ответил Фабр, - это декрет о ликвидации Ост-Индской компании, который я собирался предоставить в Конвент. Я сам неоднократно выступал за её ликвидацию и прекращение деятельности тех, кто украл у республики миллионы за счёт финансовых махинаций. И я говорил вам это уже не раз.
- Тогда почему же, - председатель трибунала повысил голос, - почему же содержание этого декрета совсем иное?! Или вы отказываетесь от своей собственной подписи?
- Господи! - похоже, Фабр начал терять терпение, - я же вам только что доказал, что в исходном тексте моего декрета кто-то сделал ремарки и поправки, полностью искажающие его смысл. И я даже догадываюсь, кто это сделал... Это же будет очевидно каждому, кто посмотрит на это дело беспристрастно. А моя же единственная вина в том, что я имел несчастье лично не понравиться Робеспьеру. Впрочем, как и все эти люди, сидящие вместе со мной на этой скамье,
- Фабр кивнул в сторону остальных подсудимых.
- Фабр, говори только за себя! - раздраженно крикнул ему Фукье, перейдя "на ты". - К тому же ты оскорбляешь правосудие и непосредственно гражданина Робеспьера. А твоя страсть к интригам и тёмным махинациям давно известна. Что ещё можно ожидать от плохого комедианта и сочинителя бездарных пьес и стихов.
- Моё творчество попрошу не трогать! - вспыхнул Фабр д'Эглантин. - Фукье, не суди о том, в чём не разбираешься. А лучшие судьи того, плохи мои пьесы или нет - это народ Парижа. Ну, скажите, разве вам не нравились мои спектакли? - Фабр обернулся в сторону публики, - не зря же каждый вечер зрительный зал в моем театре был полон.
В зале послышался одобрительный гул.
- Да, он верно говорит! - выкрикнул какой-то парень из зала.
- Фабр, - сморщился Эрман, - видно, ты забыл, что здесь зал революционного трибунала, а не твой театрик.
- Да... - протянул д'Эглантин, - если сегодня здесь и разыгрывается пьеса, то самая дурная из всех, что я когда-либо видел.
Он вытер со лба пот и махнул рукой.
- Фукье, лучше прикажи отрубить мне голову немедленно. Нет сил уже смотреть на всё это...
- Садитесь, Фабр, - холодно бросил ему Эрман, - переходим к следующему обвиняемому.
Он в упор посмотрел на Эро де Сешеля.
- Обвиняемый, встаньте. Ваше имя, возраст, звание, место проживания.
Эро поднялся со скамьи, аккуратно поправив манжеты.
- Ах, какой хорошенький! - невольно вырвалось у сидящей в первом ряду девушки с пышными рыжими волосами.
- Меня зовут Мари-Жан Эро Сешель, - спокойно ответил Эро, - как видите, эти имена ничем не примечательны даже среди святых.
- Сешель, свои шуточки приберегите для своих сомнительных друзей, - бросил ему Эрман, - ваш возраст, звание и место проживания?
- Мне 34 года, место проживания - Париж. Бывший генеральный прокурор в Шатле, бывший председатель Конвента. От его имени я провозгласил конституцию Республики. Бывший член Комитета общественного спасения. Бывший соратник Сен-Жюста и Кутона, которые теперь хотят убить меня.
- Вы - аристократ! - резко бросил ему Фукье, - ваша карьера началась еще при королевском дворе, после того, как вас представили Антуанетте, вдове Капета.
Вы никогда не прерывали отношений с эмигрантами. Вот доказательство этого, - Фукье потряс в воздухе стопкой писем, - ваша переписка с ними!
- Скажите лучше, каким образом вы получили эту переписку, - усмехнулся Эро, - или взлом квартиры и воровство теперь тоже считаются республиканской добродетелью?
- Молчать! - повысил голос Эрман, - здесь обвиняете не вы, а вас обвиняют!
В зале поднялся шум, и Эрман прозвенел в колокольчик, добиваясь тишины.
- Продолжай, Фукье, - обернулся он к общественному обвинителю.
- Сешель, вы были другом австрийца Проли, гильотинированного месяц назад, - продолжил Фукье. - Находясь в дипломатических миссиях, вы помогали лицам, арестованным, как подозрительные, уйти от справедливого возмездия. Вы сочувствовали врагам республики. Вы разглашали тайны Комитета общественного спасения и передавали важные сведения иностранным государствам.
Фукье замолк.
- Это всё? - с усмешкой спросил у него Эро, - или вы ещё что-то добавите в этот длинный список?
- Пока объяснитесь по этим пунктам.
- На гильотину аристо! - выкрикнул визгливый женский голос откуда-то с галёрки.
Люсиль и Луиза вздрогнули и одновременно обернулись. Это кричала та самая старуха в красном колпаке, которая жаловалась на то, что Люсиль загораживала ей обзор. Старуха опять открыла рот, как будто намереваясь снова что-то крикнуть, но Луиза удостоила её таким испепеляющим взглядом, что "патриотка" промолчала и даже отвела глаза.
- Разглашение государственных тайн я отрицаю категорически, - спокойно ответил Эро. - Это - гнусная клевета, которую вы к тому же никак не можете обосновать. Остальные же пункты я оспаривать не собираюсь. У меня были друзья и люди, которых я любил и которым сочувствовал. И не во власти государства запретить мне помогать им и любить их.
- Значит, частично уже признались, - Фукье потер свои длинные ладони. - Хорошо. А теперь, Сешель, скажите, с какой целью вы со своими сообщниками составили заговор против свободы французского народа, желая восстановить монархию и уничтожить национальный Конвент и республиканское правительство?
- Заговор... - Эро усмехнулся. - Несомненно, тот, кто создал Декларацию прав человека и гражданина и столько потрудился над проектом Республиканской конституции... О да, этот человек конечно же мечтал восстановить в стране монархию.
- Так вы признаетесь или нет? - бросил Эрман.
- Конечно же нет, если вы этого ещё не поняли. Всё это - клевета.
- А как вы объясните своё аморальное поведение, не достойное и противоестественное для республиканца? - поинтересовался Фукье.
- Что, что? - Эро слегка поднял бровь.
- Ваше сожительство с аристократкой де Бельгард, которая, будучи замужней женщиной, переехала к вам в Париж из Савойи.
Эро пожал плечами.
- На подобное я не считаю нужным вообще что-либо отвечать.
- И всё-таки?
- Я так полагаю, это самое главное моё обвинение здесь и самая страшная моя вина? - он рассмеялся.
В зале тоже послышался дружный смех.
- Конечно, Эро! - не удержался Дантон, - а ты в этом сомневался?
- Фукье! - крикнул он общественному обвинителю, - а что противоестественного в том, что мужчина живет с женщиной?! Или все республиканцы должны быть евнухами?
В зале раздался ещё больший хохот.
Эрман опять прозвенел колокольчиком.
- Дантон, не устраивайте здесь балаган, иначе вас выведут из зала, - он повысил голос, - говорить будете, когда вам дадут слово.
- Сешель, вы были председателем Конвента, - раздраженно сказал Эрман. - Вы должны были подавать всей нации пример повиновения законам и достойного и добродетельного республиканского поведения. Но мы видим совершенно противоположную картину.
- Ничего, - холодно ответил Эро, - зато теперь я подаю ей пример, как нужно умирать за исполнение своего долга, свою совесть и свои убеждения.
- Что-нибудь ещё хотите сказать в своё оправдание?
Эро отрицательно покачал головой.
- Хорошо, тогда переходим к следующему, - Эрман сделал какую-то пометку на одной из лежащих перед ним бумаг и поднял свои бесцветные глаза на следующего обвиняемого. Это был Демулен.
- Ваше имя, фамилия, возраст и звание?
Люсиль почувствовала, как сердце забилось совсем высоко, почти в горле...
Она вцепилась в руку Луизы и подалась вперед, стараясь не пропустить ни одного слова. Видно было плохо, но она всё-таки разглядела, как Камилл встал, собираясь отвечать на вопросы. А по залу пронёсся оживлённый гул. Люди произносили его имя. За последнее время он стал популярен почти также, как и Дантон.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/30/834