Анна вернулась домой поздно, почти что ночью. Старинный особняк едва виднелся среди темных кленов, замощенная дорожка освещалась ленивым светом единственного фонаря. В вестибюле с мозаичным полом, под ажурной кованой лестницей, мирно дремал охранник, положив голову на стол. Над ним стоял припозднившийся сосед из седьмой квартиры, средних лет очкарик в полосатом костюме. Как ни старалась Анна проскользнуть незаметно и не вступать в беседу, сосед услышал ее шаги и возбужденно затараторил:
– Представляете, я потерял ключ, а ведь у них должен храниться запасной. Уже десять минут не могу его разбудить. Безобразие!
Анна наклонилась над охранником и тихонько потрясла его за плечо.
– Да он без сознания!
Она с упреком посмотрела на бездушного соседа.
От своих напарников этот охранник отличался приветливостью и прямо-таки ангельской красотой. Поэтому Анна прониклась сочувствием и быстро взлетела к себе на третий этаж, чтобы разыскать аптечку. Она почти мгновенно вернулась, прихватив пузырек с нашатырным спиртом и стакан воды. Охранник вскоре открыл глаза и удивленно захлопал длинными ресницами, не понимая, что стряслось, и почему над ним стоят жильцы. Полосатый сосед наконец-то получил запасной ключ и удалился в свои апартаменты. Анна (которая внезапно почувствовала себя кем-то вроде сестры милосердия) принесла охраннику большую чашку молока и присела возле на покрытой вычурной резьбой скамеечке, наверняка тоже старинной. Потом снова поднялась к себе.
Анна купила здесь квартиру относительно недавно и до сих пор не уставала восхищаться сокровищем, которое ей досталось. Трехэтажный дом, в котором некогда обитал богатый фабрикант, был так умело и деликатно отреставрирован, что сохранил обаяние старины. Анна как никто другой могла это оценить, поскольку являлась дизайнером по интерьерам, широко известным в узких кругах, где получила прозвище «госпожа оформительница».
Когда следующим утром она спустилась вниз, дежурил уже другой охранник, исключительно мрачный и молчаливый, назавтра – субъект с гладко выбритым черепом, и, наконец, на третий день Максим оказался на своем месте. Он застенчиво улыбнулся ей, когда она проходила мимо, и еще раз поблагодарил. Анна одарила его ответной улыбкой и про себя решила не упустить ни одного из намеченных на ближайшее время удовольствий. Придя домой после работы, она долго плескалась в ароматной ванне, не торопясь облачалась в нечто среднее между роскошным халатом и вечерним платьем, то распускала волосы, то убирала их в пышную прическу. Потом устроилась в кресле и погрузилась в чтение, будто забыв обо всех приготовлениях.
Около двенадцати Анна приоткрыла входную дверь и прислушалась к дыханию дома. Дом безмятежно спал. Пожалуй, вы уже догадались, что затем Анна спустилась в вестибюль, где одиноко скучал Максим. Впрочем, Анна – женщина абсолютно свободная, в квартире у нее не плачут маленькие брошенные дети, не ждут внимания старики родители и не шагает из угла в угол благородный супруг.
После пустой пятиминутной болтовни соблазнительница уже взяла соблазняемого за руку и потянула наверх. Максим попытался напомнить, что не должен уходить с поста, но это прозвучало крайне неубедительно. Да и какого юнца требуется уговаривать в такой ситуации?
Часа в три ночи сладко потянулась и включила лампу у кровати. Максим лежал на боку и смотрел на Анну сияющими глазами. Она ласково провела ладонью по его макушке, потом по гладкой спине и тут словно обо что-то запнулась.
– Что это у тебя?
Чуть выше лопаток явственно виднелись какие-то странные наросты. Максим повернул голову.
– Не знаю, это появилось недавно.
– Я бы сказала, что у тебя растут крылья.
– Ты смеешься?
Он помолчал, потом неуверенно произнес:
– Знаешь, мне кажется, это устроил сосед из двенадцатой квартиры.
Помнишь, в ту ночь я отключился прямо на рабочем месте. Так вот, это случилось после того, как я выпил вино, которое принес тот тип. Он часто приходил поболтать по ночам, когда я дежурил, говорил, что у него бессонница. Когда кто-то сидит рядом, легче не спать. А в последнее время он стал вести непонятные разговоры. Что-то о молодости, бессмертии, в общем, какие-то глупости. Уговаривал подписать договор, который сделает меня совершенным. Я так ничего и не понял. Расписался, чтобы отвязаться от него. А потом он принес бокал вина, сказал, что нужно закрепить договор.
Вчера в душе я заметил это. Со мной происходит что-то непонятное.
У меня ломит кости, я чувствую, что меняюсь…
– Да брось, такого не бывает.
– Я сам не верю. Но что мне теперь делать?
В голубых глазах стояли слезы, казалось, он вот-вот расплачется. Ей захотелось приласкать и утешить несчастного малыша.
– Не расстраивайся, мой мальчик. Я все исправлю. Если это какая-то болезнь, мы ее вылечим, у меня куча знакомых врачей. А если это действительно козни жильца из двенадцатой квартиры, я с ним разберусь. Я становлюсь просто фурией, когда обижают моих друзей. Спи спокойно. Разбужу тебя в шесть, успеешь спуститься вниз и притвориться, будто всю ночь караулил чужой покой.
Когда в одиннадцать часов Анна уже окончательно вылезла из постели, ночной разговор казался ей почти невероятным. Однако она видела эти ни на что не похожие наросты собственными глазами, да и ее новый возлюбленный не производил впечатление человека, способного выдумать подобную историю. Анна решила отправиться к соседу, чтобы все выяснить раз и навсегда.
Она почему-то не решилась позвонить и постучала. Массивная дверь медленно отворилась и впустила посетительницу в темную переднюю. Приятный, глубокий и бархатистый голос пригласил ее пройти в гостиную. Следуя за этим голосом, она оказалась в просторной комнате, обставленной причудливой мебелью и обшитой дубовыми панелями.
Ее встретил хозяин, худощавый, подтянутый, неопределенного возраста мужчина. Анна вряд ли видела его больше пяти-шести раз, хотя и жила в квартире напротив. Он поселился здесь примерно полгода назад, въехав в скоропостижно опустевшую квартиру на третьем этаже. Ни с кем не завязывал знакомств, при случайной встрече на лестнице здоровался вежливым кивком.
– Я пришла к вам по поводу охранника Максима, которого вы обманом втянули в какой-то преступный эксперимент. Вы не имеете никакого права вредить посторонним людям.
Анна выпалила заранее подготовленную фразу без остановки, готовая к тому, что сейчас сосед покрутит пальцем у виска и выставит ее за дверь. Однако вместо этого он спросил:
– А почему, собственно, вы думаете, что это ему повредит?
Он протянул ей кусок картона, который взял со стола. Это был великолепный рисунок, запечатлевший молодого обнаженного красавца с превосходной мускулатурой. За его плечами раскинулись мощные черные крылья. Нетрудно было заметить, что он как две капли воды похож на Максима, только наделенного какой-то потусторонней привлекательностью.
– Примерно так он должен выглядеть через некоторое время. Само совершенство, не правда ли? Не скрою, я хотел бы пополнить им свою свиту.
Анна с явной завистью рассматривала картон.
– Прекрасная работа!
– Всего лишь набросок. Я давно уже забросил искусство. Впрочем, в свое время такие титаны, как Леонардо и Эль Греко почитали за честь давать мне уроки. Так что же вам ответить? Я не так уж и держусь за это приобретение. У него кроме молодости и красоты, ничего нет за душой.
Вы – другое дело, госпожа Келлер. Давно наблюдаю за вами. Такую душу я был бы не прочь заполучить в свою коллекцию. Да, немецким промышленникам стоило породниться с русскими аристократами. Между прочим, добавилась капелька итальянской крови, а после пресловутой революции ваш напыщенный род охотно принял в себя чистокровных плебеев. И все затем, чтобы в результате такого смешения на свет появилось столь обаятельное и талантливое создание!
Хотите, вашу душу в обмен на его? А вам я могу предложить кое-что весьма соблазнительное.
– Что именно?
– Молодость, чудесную, бесценную молодость, – сосед помолчал некоторое время и продолжил:
– Вы прекрасно выглядите, госпожа Келлер. Но мы-то с вами знаем, что вам давно не тридцать и даже не тридцать пять. Сколько лет еще вы будете казаться молодой? Почти каждой красивой женщине грезится, что именно ее годы пощадят, но, к сожалению, на земле такого не бывает. Скоро вы сдадитесь под ударами времени и поставите на себе крест. А это было бы очень жаль. Возможно, вас удивит, но я питаю к вам искреннюю симпатию.
Что мне особенно нравится, так это живой и непоседливый нрав. Приятно наблюдать, как вы, проходя по коридору, вдруг подпрыгиваете будто девочка, которую переполняет энергия, или вихрем слетаете вниз по лестнице, когда думаете, что вас никто не видит. Увы, в последнее время такие всплески бывают все реже. Время ускользает, каждый день приносит новые разочарования и приметы постепенного разрушения. Поэтому вы так и вцепились в этого глупого мальчика, которому, кстати, годились бы в матери, будь вы посговорчивее в свои семнадцать лет. Последняя любовь? Это так грустно. Нет ничего печальней зрелища женщины на пороге увядания.
Смотрите, вот я достаю его расписку. Сейчас я ее порву, и он освободится и от зачатков крыльев, и от возможности стать бессмертным.
Он медленно разорвал извлеченный из ящика стола лист.
– Зато вы сумеете использовать все возможности и ничего не упустите. Второй шанс дается немногим. Переведем часы назад. Одно легкое движение кистью, только ваш летящий, размашистый росчерк, и вы обретете вечную молодость.
– Разве для человека возможно что-то вечное?
Сосед мягко усмехнулся.
– Вы проживете очень долго, госпожа Келлер. Так долго, как захотите. Итак, подпись?
Анна молча кивнула. Так же молча она расписалась на шершавом листе, замирая от ужаса и предвкушения.
Пора было возвращаться домой.
Сосед раскрыл шкатулку, в которой оказался большой, продолговатый грецкий орех.
– Перед сном попробуйте покатать его в ладонях. Всего доброго, госпожа Келлер. Я очень доволен нашей беседой.
Вечером Анна выполнила предписание соседа, делая вид, что не особенно верит в магическую силу какого-то там ореха. Разумеется, проснувшись утром, бросилась к зеркалу. И не увидела никаких перемен в своем лице. Разочарованная, она перевела взгляд на руки и вскрикнула от изумления. За ночь исчезли чуть заметные веснушки, которые досаждали ей уже несколько лет. Бросила взгляд выше и убедилась, что кожа изменилась. Сухие острые локти стали мягкими, почти как у ребенка. Сорвала с себя ночную сорочку и принялась внимательно рассматривать собственное тело. Так и есть! Произошли такие перемены, которых не смогла бы дать никакая операция, никакие разорительные процедуры.
В течение следующих недель Анна молодела на глазах. Сияющий взгляд, звонкий голос, нежная кожа, – все, что в былые годы она не ценила, вновь оказалось в ее полном распоряжении. С каждым днем она убеждалась в том, что юность вернулась, а вместе с юностью энергия и силы.
Как-то, обнаружив, что заказчик забыл на столе бумажник, она схватила его и бросилась вслед за растяпой. Тот успел отойти на достаточное расстояние, но она быстро нагнала его. Анна бежала и бежала и бежала и едва сумела вовремя притормозить, чтобы не оставить забывчивого клиента далеко позади. В далеком детстве она так же летела навстречу ветру, и казалось, что вот-вот он подхватит ее и поднимет в небо, а сзади раздавались только оклики отставшей мамы.
По утрам она вскакивала с постели, как пружинка, и каждая клеточка тела радовалась новому дню. Правда, были у этого чуда и побочные эффекты. На встречи с новыми заказчиками приходилось таскать тяжелый альбом с предыдущими работами, ведь не всякий доверит свой дом юной и неопытной барышне, а фраза о том, что она занимается интерьерами уже двадцать лет, звучала просто смешно.
Еще Анна обнаружила, что коллеги и друзья, ровесники или немного
постарше, стали разговаривать с ней чуть свысока, будто она была смышленым ребенком, случайно оказавшимся во взрослой компании. Но с этим легко было смириться. Зато новая жизнь сулила неограниченное количество наслаждений. Ее обволакивали взгляды самых разных мужчин, от желторотых студентов до видавших виды донжуанов. Теперь она могла с толком выбрать тех, кто был способен ей угодить. Начала учить итальянский, вернулась к занятиям живописью, зная, у нее на это бездна времени...
Прошло пятнадцать лет.
Госпожа Келлер по-прежнему проживает в старинном особняке. Она все так же хороша и вынуждена прятать свой паспорт. Максим превратился в лысоватого скучного толстяка и работает в какой-то строительной конторе. Что касается жильца из двенадцатой квартиры, то он давно отбыл в неизвестном направлении.