Пасюк

Ах, как хочется всего и сразу!
Не прикладывая усилий, не тратя времени, не набивая шишек и мозолей, не мучаясь ночами над тем, как - построить, смастерить, изобразить, сочинить, сконструировать, сделать расчеты, влюбить, привлечь и прочее, из чего и состоит творческая работа.
Кто из нас в детстве да, чего лукавить, и в достаточно серьёзном возрасте, не представлял себя, например, человеком-невидимкой? Или, легко и без крыльев, взмывающим и пикирующим в свободной левитации человеком-орлом (стрижем? ласточкой? птеродактилем?). А сверхсильным человеком-суперменом, легко крушащим броню танков голыми руками, хватающим этот танк за ствол, и размахивая им, как Ильюша дубинкой?
И всегда ли, только честно, всегда ли мы желали иметь эти способности для целей благих, киношно-голливудовских? Например – спасти мир? Это тоже, конечно! Святое дело.
Но не хотелось ли, телепортируя, да ещё и невидимо, проникнуть в интимное окружение некоей, возжеланной вами девицы, чтоб только глазком одним, и ни-ни, боже упаси, … хотя… конечно с согласия…?
Или в хранилище банка, допустим, проникнуть незаметно, в сокровищницу эмира (в гарем, опять же)? Да, используя лётные способности – с любой скоростью, в любую точку, да со знанием фигур высшего пилотажа.
Или, например: Ага! Вот они идут, сволочи! А ну-ка сюда! Попробуйте силушки богатырской. А помните, как меня втроем, да челюсть сломали!? А вот и «препод», который два семестра изгалялся…, и ты, дружок бывший, который денег должен… , и Витек-дембель, который заставлял туалеты зубной щёткой…, и ты вот, который с Варварой на «корпоративе» обломал…, и ты, который моё место начальника отдела…, а сосед во дворе с питбулем….
И ещё куча негодяев, которые прямо жизни твоей и не касаются, но не место в мире этом, педофилам, например, или этим снобам, владельцам яхт, банков, земель средиземноморских, тиранам всяким, садистам. Да мало ли…
Ох, много ещё в человеке от животного начала.
И только разум, если он у тебя есть, и окажется посильнее потребностей твари, только разум шепнет банальную мудрость:
- Счастливо живет только равный, среди равных. Ибо! Чтобы ощутить себя сильным - одолей более сильного, хотя бы равного.
- Все потребности важны только по мере их необходимости. И пища - когда голоден, и жильё – для тепла, семьи и комфорта. И женщину ты хочешь, когда есть желание. И счастлив с ней будешь, когда завоюешь её лаской.
- Но, главное, когда владение благами человеческими должно приходит, за счёт собственных усилий. Тогда и ощутишь себя – истинно, владельцем и завоевателем этих благ. Что может быть великолепнее? Что может вдохновлять более и позволять ощутить полноту жизни так, как дают их: риск, постижение, преодоление. 
Да. Только разум и опыт, опыт и мудрость, заработанные годами поиска и украшенные жизненными шрамами.
Только откуда возьмутся шрамы эти, если вся предыдущая жизненная история – словно в сиропе и шоколаде. И всего хочется сейчас, сразу. Ничего не отдавая взамен.
А платить приходится всегда.

***
Жизнь Руслана – сплошная дискотека. Он и не собирался себе в чем-то отказывать,
потому, как мог позволить всё на папашкины деньги, которые, большей частью, проигрывал в казино, тратил на кокаин для себя, подружек, да на остальную свиту. Свита эта - сплоченной «кодлой» сопровождала его в развлекательных походах по злачным, но респектабельным заведениям города.
Кроме Руслана и его личного бодигарда и водителя, по имени Захар, молчаливого, привыкшего к эксцентричным выходкам двадцатилетнего подопечного, и которым юный повеса помыкал, считая его тупым комком мышц, постоянными членами группы сопровождения были Люсьен, рыжая красотка, одногруппница и наперсница во всех его приключениях, и Лука.
Лука - посредник, между дилером, поставлявшем «кокс» и Русланом. А так как порошок был необходим постоянно и с запасом, значит, и Лука постоянно находился рядом, в том числе, как индикатор качества зелья.
Был Лука черняв, кудряв и цыганист. Возраста он был неопределенного. Иногда казался ровесником Руслану, отплясывая на площадках дискотек нечто несуразное и дикое, вращаясь и выделывая коленца конечностями с такой быстротой, что казалось у него больше, чем по две руки и ноги, плюс, что-то похожее на хвост. Походил он, в эти минуты, на игривого чёрта. Но когда «команде» что-то угрожало, например доставка в полицию,  становился мудр, хитер, изворотлив, как бес или адвокат. При этом казался похожим на только что прожеванную жевательную резинку, прилипая намертво к старшему наряда полиции, залепляя все острые углы разговора, какой-то внушительной скороговоркой на понятном только прямому собеседнику, языке. Лицо его, также, сморщивалось и бледнело, походя на пользованную «жвачку».  В итоге – полицейские удалялись, брезгливо оттирая ладони и шаркая подошвами о пол, словно соскребая что-то невидимое и неприятное.
А однажды, когда Руслан позволил себе отказаться выплачивать проигрыш в одном из казино, ведя себя нагло, пьяно хамя и используя нелицеприятно имя авторитетного владельца заведения, -  всё могло завершиться небольшим холмиком земли, где-нибудь в лесу или овраге за городом. Даже телохранитель Захар спасовал и пытался казаться невидимым.
Лука же, подбежав к начальнику службы безопасности казино, что-то весело прощебетал на своём «цыганско-тарабарском», зыркая чёрными глазами, потрепал того по плечу, серьёзный дядя согласно закивал и удалился, внешне очень довольный собой. В этот момент, Лука казался жутким и древним – древнее египетских мумий.
Ясно было, зачем Лука нужен Руслану. А вот чем общество Руслана прельщало Луку, было непонятным. В деньгах он не нуждался. Никогда не просил их, всегда тратя на развлечения свои собственные.
Сам Руслан считал себя, чем-то вроде Онегина, наших дней. Этакий – непонятый временем и миром, скучающий «денди». Привлекательный внешне, уже после недолгого общения с любым  vis-;-vis, отталкивал своим непомерным снобизмом, уверенностью в собственном величии, как «право имеющий над тварью дрожащей».
Рос он мальчиком добрым, способным, но балованным безмерно. Баловала его мать, в «девяностые» вышедшая замуж за богатого «мужика», как она говорила. Сама из семьи инженеров-интеллигентов, перебивавшихся с хлеба на воду, а если честно – на водку, так как глава семейства крепко попивал, в то время как мать, бывшая литературный критик, работала продавцом в водочном киоске. Денег с трудом хватало прокормиться и дать образование искусствоведа юной, тогда ещё, матери Руслана.
Будущий искусствовед помогала матери и нередко подменяла на ночь. Уже тогда понимала, что тяжкий труд не способствует ни роскоши, ни благосостоянию и пользуясь привлекательной внешностью и манерами, приступила к поискам выгодной партии, путем проб и ошибок. К счастью не «залетела». Окончив институт, устроилась в музей, а затем в модный художественный салон.
Так и познакомились на одной из выставок – «мужик», а по сути – владелец крупной сети продуктовых супермаркетов, и играющая роль «инженю», но познавшая жизнь, подменяя мамашу в водочном привокзальном киоске, мама Руслана.
«Мужик» очень скоро сообразил, что взамен наивной любви бескорыстной бесприданницы, получил жадную и сварливую бабу. Насколько он был твёрд и упорен в предпринимательстве – настолько пасовал перед собственной второй половиной. Сильно переживал, когда «интеллигентные» уста разевались в ревущую глотку: «…Как я могла выйти за такое быдло замуж?! О чём с тобой можно поговорить? Про окорочка копчённые? Нетто-брутто? Дебит-кредит?».  Забывала, при этом, что от баланса этого «дебита-кредита» - имела престижную квартиру в Москве, шикарные вещи от кутюр и поездки на заграничные курорты.
Поэтому проводил отец Руслана большую часть жизни на работе, и искал отдушину на стороне.
Пытался, правда, заниматься воспитанием сына, даже пристроить его к делу и бизнесу. Однако парень пошёл в мать, не только внешностью, но и потребительским отношением к жизни. С детских лет Руслан понял одно: он ничего не должен делать, и не обязан никому. Весь мир обязан ему. Каждый камень, каждый микроб, каждый человек и каждая собака.
Только однажды отец сорвался, когда ему с трудом, деньгами и увещеваниями, удалось замять историю с групповым изнасилованием сокурсницы Руслана. За большие деньги один из подонков-товарищей взял вину на себя, и, опять же, за большие деньги, получил условный срок. Девочка покончила с собой. Руслан вышел сухим из воды.
Отец, придя домой, бледный и взволнованный спросил:
- Руслан, это была пьяная ошибка? Скажи мне, что ты не такой. Скажи, пожалуйста, что этого больше не будет, Русланчик? Скажи, что ты пойдешь к родителям, и будешь просить прощения?
И получил в ответ:
- Что, папахен, сильно на ментов потратился? Или жалко денег родному сыну? Девка – дура, могла бы сама дать, тогда бы и проблем не было. Ещё и двести «баксов» могла заработать.
Впервые парень получил настоящий мужской удар. И, впервые, отец готов был убить родного сына.
Впервые Руслан испугался по настоящему, до смерти. Он завизжал, а к его визгу прибавились вопли вбежавшей матери, которая одновременно с утиранием крови вперемешку истерила:
- Русланчик, бедненький … Сволочь, быдло, убийца… Русланчик, не плачь, всё пройдёт миленький. Мамочка тебе новую машину купит… Скотина… родного сына не пожалел, торгаш проклятый…
Тогда отец понял, что потерял сына. Только сын ничего не понял.

***
- Ну, что у нас на сегодня, Лука? – проорал Руслан, сквозь гвалт и громкую музыку. Они вдвоем сидели за столиком второго этажа стрипт-бара, потягивая виски. Люсьен ещё не было. Девочка могла прийти, а могла и не явиться. С Русланом её ничего, в общем-то, и не связывало. Люсьен искала в жизни только развлечений и удовольствий. Переспать, например, легко, с тем же Русланом, чего они давно не делали, так как надоели друг другу до смерти.
- Сегодня, Русланчик, у нас особое блюдо в меню, -  ответил Лука, - и оно стоит того, чтобы его попробовали.
- Обрыдло всё, Лука. Да и есть я не хочу. Может в казино?
- Это не еда, Рустик, и даже не десерт, только дилера дождемся.
- Чё бы новенького, Лука. «Кокс» уже не торкает.
- Это торкнет, Рустик. Ох, торкнет. Такого ты ещё не пробовал. Редкая «дурь», но стоящая. Ты такое почувствуешь! – и зыркнул хитро и исподлобья. У Руслана мурашки по коже от взгляда этого.
- А вот и благодетель наш, - увидев дилера, Лука поднялся. – Через десять минут подтягивайся, - он направился в сторону туалетов.

В туалете Руслан направился в крайнюю кабинку, как они всегда делали для конспирации.
- Держи, Руслан, - Лука протянул на ладони, какой-то черный шнурок.
- Ну и, что это, Лука? Как пользоваться прикажешь?
Лука хохотнул, - она сама тебя использует, Рустик! Возьми.

Шнурок на ладони Руслана зашевелился извиваясь, разинул маленькую змеиную пасть с ядовитыми клыками, зашипел и впился в руку Руслана, прямо в сосуд на тыльной стороне кисти руки.
Мгновение, и жар плотной волной прокатил от места укуса по всему телу, проникая в клетки, сосуды, лимфу, мозг. Сконцентрировался в этом органе и, мелкими жаркими искорками, рассыпался по заранее выбранным участкам, точкам и отдельным нейронам. Туловище Руслана пронзили болезненные судороги. Казалось – руки и ноги усыхают, а во рту появляются, какие-то излишества, которые он пытается вытолкнуть языком и манипулируя челюстями.
Судороги свалили на пол, и появился – страх! Дикий, животный, смешанный с яростью, голодом, заполоняющий всё. Бежать! Бежать! Бежать!
Скобля конечностями по гладкой плитке, ринулся в какой-то проём и, тут же навстречу ударили – яркий, ослепляющий свет, какофония режущих слух, пугающих звуков.
- А-а-а-а! Крыса! – дико завизжала, какая-то девица, - Стасик, убей эту гадость, я боюсь!
Руслан оглянулся – он сам боялся крыс, считая их самыми мерзкими тварями. Крысы нигде не было видно. Правда и обзор был, каким-то странным.
- Что я – на полу? Неужели из туалета в зал я полз? Ну и зелье мне подсунул Лука.

Он подобрался, пытаясь подняться  и не смог. Мозг давал команду, а руки и но…?

Рустик смотрел на собственные конечности и не осознавал, что эти, покрытые редкой шерстью и заканчивающиеся когтями короткие мерзкие лапки – его собственные.
Что подняться и стать на ноги он не может потому, что уже стоит.  Стоит, как и положено животному. На четырех когтистых лапках и в полный свой девятидюймовый рост здоровенной помойной крысы.
И пока эта дикая мысль, это понимание ужасающей реальности перерабатывались мозгом крысы, грязный «пасюк» стоял недвижимо, и не замечая, как твёрдый носок дорогого, начищенного до блеска ботинка, со скоростью достойной высокооплачиваемого форварда бразильского футбольного клуба, врезался в рёбра.
Крыса не ощутила всей прелести ощущений свободного полета. Померкли и яркий свет и раздражающая слух животного какофония звуков.

***
Утреннее солнце нагрело шерстку. Всё тело страшно зудело от шевелящихся на коже насекомых. Выпростав заднюю лапку, попытался чесаться, но мешал мусор, обложивший всё тело. Приятные запахи раздражали обоняние. Найдя кусок чего-то съестного – жадно съел, облизав розовым язычком морду и усы, осмотрелся.
Железный ящик, в котором он находился, был полон доверху, позволяя обозревать захламленный коробками и мусором двор, огороженный бетонным забором, железные ворота, выводящие на какую-то улицу, где со страшным шумом двигались сплошным потоком автомобили.
Ему нужно туда. Домой. Там не страшно. Там сыто и тепло. Там мама.
И когда он об этом подумал – весь ужас произошедшего вчера ночью был осознан Русланом, и маленькое крысиное сердечко сжалось от боли.
Он – КРЫСА!
Мерзкая, грязная помойная крыса.
В отчаянии, рванул из ящика и побежал, не думая куда. Через двор, через ворота, через улицу с мчащимися плотным потоком машинами. Страх и отчаяние гнали его сквозь визг тормозов и крики водителей: - Дави тварь! Ату его!
Через улицы, мимо домов, сквозь арки и подворотни он бежал и бежал, покуда хватало сил. А когда выдохся – остановился. Жажда заставила осмотреться и, увидев лужу на асфальте у подъезда дома, принялся лакать.
Визг тормозов рядом, напугал его. Вскинув оскаленную с острыми резцами морду, зашипел. Из дорогой машины, с зонтом наперевес, выскочила… его мама, мамочка. Он смотрел на нее, ожидая, что его подхватят добрые теплые руки, прижмут к груди и весь этот кошмар сгинет, исчезнет, прекратится.
Первый удар зонтом пришелся вскользь, и не отрезвил его. Он понял только, что больно, очень больно и получил второй, точно по спине, где хрустнуло что-то и тельце рухнуло обездвиженное, парализованное. Он не мог даже кричать и просить – организм отказывался выполнять приказы. Только глаза, и это было самым страшным, только глаза бессильно смотрели, как для последнего беспощадного удара взметнулась рука с зонтиком. Рука того, кто должен был защитить…

***
На окраине села в одном из районов Подмосковья стоял не богатый, но добротный дом, окруженный глухим забором. Всегда зашторенные окна, даже в вечернее время, когда в каждом сельском домишке семьи проводят время или у телевизора, или за общим столом, окна этого дома не светились.
Когда, три года назад, поселилась в нём пожилая седая женщина, активные соседи пытались с ней общаться, но она никогда не приглашала гостей в дом, отвечая на вопросы односложно, даже неприветливо.
По селу поползли, было, слухи, что старуха ведьма и не к добру появилась она в этих местах. А,  когда, после очередной попытки пообщаться, у вдовы Макарьихи заболела корова, слухи эти усилились.
Прекратились они после того, как стали замечать новую сельчанку в местной церкви, куда приходила она ежедневно, в одно и то же время. Войдя, покупала и ставила свечку, бросала в ящик для поддержания храма денежку, да не малую. Молилась она всегда на икону Божьей матери, шепча какие-то негромкие молитвы, страстно и покаянно.
Видно большое горе было у неё на душе, или грех тяжкий, в чем убедила ещё и молва, распространившаяся от местного участкового, о том, что не старуха она вовсе, сорока пяти нет. Квартира у нее в Москве и муж бизнесмен успешный.
Бизнесмен этот, раз в неделю, приезжал на большом Porsche Cayenne, такого в селе отродясь не видели, привозил множество пакетов. Видимо с провизией, наверное, и деньги. Долго не задерживался и, разгрузившись, тут же уезжал.

… Женщина, вернувшись из церкви, входила в дом, запирая входную дверь, и шла в дальнюю спаленку. Там, на обычной детской кроватке, неподвижно лежала большая серая крыса. Женщина обмывала её, меняла простынку, затем кормила «пасюка» жидкой кашкой с ложечки, поила водой из бутылочки, совсем так, как ухаживают за малым дитя.
Потом садилась на табурет, смотрела на крысу и шептала:
- Что же мы наделали с тобой, Русланушка? Что я наделала? Я ж хотела, как лучше. Я ж добра хотела, а чуть не убила тебя, сыночка родимый.
Сидела она так долго, разговаривая и шепча молитвы Матери Божьей. Затем уходила спать.

… Когда, однажды, в дверь домика постучали, подумала о соседках, но на пороге стоял мужчина. Неопределённого возраста, похожий одновременно на цыгана и беса, он смотрел на мать испытующе. И она, пережившая за последние годы многое, испугалась.
- Здравствуй, женщина. Я – Лука. Не бойся, не обижу. Меня Она прислала, - он ткнул перстом в небо.
Она поняла.
- Искупили вы грех, прощает Она, - сказал Лука недовольно и протянул ладонь, на которой лежало, что-то похожее на белый шнурок.
- Возьми, дай ему, он знает. Оба прощены. Да, ты поняла-ли меня, женщина?

Она плакала и смотрела в небо. Слёзы капали на ладонь, где шевелилась белая змейка. Когда опустила взгляд – беса уже не было.