Не напиться, так повеселиться

Игорь Рассказов
                И. Рассказов.
                Не напиться, так повеселиться.

Обычный день. Обычная семья. Обычная ситуация, когда муж и жена живут уже несколько лет и всё, как будто, как у всех, но что-то именно в этой семье выглядит несколько иначе. Давайте поглядим…
- Милая, я поиздержался… Слышишь? Мне нужны деньги, - мужчина лет сорока стоит перед зеркалом и громко разговаривает с той, что находится за пределами комнаты.
И действительно рядом никого нет, хотя места достаточно, чтобы спрятаться. Ну, например, в шифоньере или за диваном, или скажем за тяжёлыми шторами на окнах, ну на худой конец, просто притвориться манекеном в углу у телевизора.
- Отвратительная акустика… Ми-ми-ми-и… - мужчина пробует голосом ноту, и чуть повысив голос, говорит: - Милая, ты меня слышишь? Мне нужны деньги…
В комнату входит довольно милое создание с напудренным носиком и, раскрыв удивлённо глаза, произносит фразу:
- Ты можешь хотя бы сегодня не канючить? Ну, сколько можно, Михаил?
- Что-что?
- О, господи, у него не только проблема с деньгами, но и со слухом, - женщина подходит к нему на вытянутую руку и, глядя прямо в глаза, говорит внятно почти по слогам:- Чи-тай по гу-бам: у ме-ня нет лиш-них  де-нег. Понял?
- Да, но как я попаду на работу? И почему ты так странно произносишь слова? Это что твой врач тебе порекомендовал новый метод по коррекции произношения? – муж удивлённо смотрит на жену. – Мне нуж-ны день-ги, - он тоже переходит на слоги. – что-бы до-е-хать на ра-бо-ту…
- Что только туда? – жена отворачивается от него.
- Что значит туда? Туда… и обратно.
- Так и надо говорить, - жена берёт сумочку и достаёт оттуда купюру достоинством в десять рублей. – Вот держи… Наш бюджет не может тебе сегодня позволить ехать на работу на такси. Поедешь на общественном…
Она не успевает договорить. Муж смотрит на неё, как, ну сами догадываетесь как на кого, и произносит:
- Ты, что, Евгения? Меня же засмеют, - он отстраняется от протянутых денег. – За такие деньги сегодня в общественном транспорте не катают.
- Я не поняла: ты собрался на нём ехать на работу или кататься?
Муж сконфуженно смотрит на жену и отвечает:
- Одно другому не мешает… И к тому же, а вдруг я их оброню?
- Не маленький, нагнёшься и подымешь.
- А если потеряю?
Жена смотрит на мужа и с нескрываемым издевательством произносит:
- Мне что тебе на трусах потайной карманчик скандибобрить? Это я мигом… В шесть секунд. Снимай штаны.
- Ты серьёзно? – муж растерянно смотрит на жену, как та из шкатулки с тумбочки берёт иголку с ниткой. – И как я их буду доставать оттуда? Как? Кругом люди…
- Мы же женщины достаём и ничего, как видишь, целы пока, не сгорели от стыда…
- Вам стыд не ведом, - сказал, как отрезал муж и свысока, посмотрел на жену взглядом победителя.
- Ну, это вопрос спорный… и у меня нет времени разводить по этому поводу с тобой дискуссию. Снимай штаны…
Муж замотал отрицательно головой, делая шаг  назад продолжая отбиваться:
- Да-да, вам стыд не ведом. Вы и деньги и билетики – всё тащите за пазуху…
- Вот поэтому у нас деньги есть, а у некоторых, не будем показывать пальцем, их нет, - женщина развела руками. – Ну, карман будем пришивать или как?
- Или как? – муж останавливается в нерешительности, что-то раздумывая и взвешивая. – Ладно, сегодня обойдусь… в следующий раз.
- Смотри, а то следующего раза может и не быть.
- Это почему? – голос его звучит расстроено.
- Я слышала,  что в правительстве рассматривается вопрос о призыве на действительную службу всех запасников.
- Что, война?
- Да нет, пока не война… - жена оглядела мужа с ног до головы и выдала, как из пулемёта: - Армии кирдык и без войны… Рожаем плохо – служить некому. Не стариков же с юнцами брать?
Муж заулыбался, пряча десятирублёвку в карман брюк.
- Ну, это уж дудки…
- Дудки, не дудки, а если труба позовёт, пойдёшь, как миленький. Присягу давал? Давал… Какой у неё срок годности? Пожизненный… Так то вот, муженёк. Ты, в каком звании-то у меня?
- Что-то ты больно радостно меня провожаешь?
- Доля наша бабья такая провожать и встречать.
Муж удивлённо посмотрел на жену, и гордо подняв голову, заявил:
- Я не вернусь. Дай ещё десятку. Я уеду отсюда туда, - он неопределённо махнул рукой в сторону, – а лучше две, а то и три…
- Вздумал дезертировать? Не пущу… Не дам позорить семью.
- Ты, о чём? Я прошу денег на такси…
- А может тебе и ключ от квартиры, где…? - жена решила процитировать «великого комбинатора» из своей любимой книги.
- Не надо - у меня свой есть. Вот… - он достал из кармана брюк ключ и повертел им перед её лицом. – Я хочу уехать подальше от этого дома, чтобы ни видеть и не слышать,  и ничего не знать. Это же надо: доля у неё такая… встречать и провожать.  Это я за порог с десятью рублями, а на моё место другой – шасть и в дамках… Вот жизнь. Значит у него денег по более, раз его впускают. А кто меня впустит с моими десятью рублями? Ну, дай ещё чуток?
- Ты о чём это, гордый и красивый?- жена подбоченившись стала приближаться к мужу. – Фантазии разыгрались? Я туда – он сюда… - передразнила она его. – Пить надо меньше. Идол.
- А кто пьёт? – муж отступил от неё на шаг.
- А вчера?
- Евгения, я вчера не пил. Вчера я не пил, - он категорично махнул рукой, разрубив воздух перед собой на две порции. – Вчера… я лишь пригубил… слегка.
- Ничего себе: слегка, - жена всплеснула руками. – Ты, вчера не дойдя до квартиры, стал раздеваться на лестничной площадке…
- Это я торопился. Хотел тебя быстрее увидеть и обнять…
- То-то, ты меня, как только я тебе открыла, назвал Наточкой?
- Как?
- Наточкой…
- Ничего не помню, - он с шумом сглотнул слюну и уставился на жену честнейшими глазами.
- Мне уже от соседей стыдно.
- А пускай, не подслушивают, мало ли что может слететь с языка слегка пригубившего мужчины? Скорее всего, это имя героини из новой пьесы, над которой мы сейчас работаем в театре. Да, так оно и есть… - он утвердительно поддакнул и кивнул головой так, что сильно прикусил себе язык.
- А как ты объяснишь, что вся твоя рубашка была перепачкана губной помадой, начиная от верхней пуговицы и до самой нижней?
- А сзади? – придумать более идиотского вопроса нельзя было, но он его придумал и произнёс вслух.
- Сзади всё чисто.
- Странно, - он сделал серьёзное лицо и заходил взад и вперёд. – Всё это странно…
- А, по-моему, ничего здесь странного нет. Просто ты лежал на спине в тот момент…
- Евгения, я прошу тебя, уйми свою буйную фантазию. То, что ты увидела на моей рубахе – это не что иное, как эксперимент.
- Кого и над кем? – съязвила жена.
- Ты, всё говоришь не то. Не то ты говоришь… Принеси сюда рубаху… - он видно что-то придумал, потому что лицо просветлело и голос стал звучать более уверенно: - Это же опытный образец…
- Что?
- Я надеюсь, ты её не замочила?
- Ты о чём, милый?
- Ну, конечно же о рубахе… Мы в театре ищем оптимальные красители для грима, чтобы он не оставлял следов на костюмах.
- И? – жена недоверчиво посмотрела на мужа.
- Ну, вот вчера мы слегка увлеклись и не рассчитали…
- Что не рассчитали? – жена подступила к нему, уперев, маленькие кулачки в бока. – По-моему, ты заврался… Вчера пришёл весь с ног до головы в губнушке и…
- Только до пояса, ты сама сказала…
- Не перебивай меня. Неделю назад пришёл, весь залитый женскими духами… Духи тоже подбирали к новой постановке или как?
- Да, - кивнул муж. – Это же так очевидно. Современная промышленность порой использует индигридиенты, которые вызывают у людей приступы аллергии…
- У меня на тебя аллергия, которая со временем перерастёт в астму… Я уже задыхаюсь от твоего вранья… Ну, даже, если то, что ты говоришь правда, то почему вы там у себя в театре все свои опыты проводите на твоей одежде и объясни почему после их окончания ты домой приходишь еле тёпленький?
- Ну, это же так просто, - он улыбнулся, почувствовав, что гроза отступает. – Мы по окончании слегка празднуем маленькие свои победы, а что до одежды, то это только в целях экономии. Ты же знаешь, что бюджет театра слишком мал, чтобы позволить раскошелиться даже на лишнюю рубаху, но, скоро всё изменится. Нас ждёт удача…
- Ага, вон за тем углом с мешком и дубиной, - жена хохотнула. – Какая удача может ждать того, кто объявлен во весь голос – банкротом. Ваш театр – банкрот, - она проговорила это громко, приложив к губам руки на вроде рупора.
- Это временное состояние. Уверяю, что очень скоро мы выкарабкаемся из долговой ямы, и у нас появятся деньги на новые постановки. А там инвесторы, поездки с гастролями… - он мечтательно раскинул руки, запрокинув голову.
- Вам нужны не инвесторы, а хорошая палка…
- Ну, этого добра у нас хватает…
- Дурак. Ей богу, дурак… Я ему про одно, а он всё про своё… Остряк, и все твои домашние заготовки, за версту отдают пошлостью.
- А друзьям нравится.
- Это кто твои друзья? Этот, что подарил тебе нарисованную женщину без ног? Ещё художником себя называет…
- Это «гротеск», - отпарировал Михаил выпад жены против своего друга.
- Тоже мне «гротеск»… Сказал бы, что просто пропили и краски, и кисти, а то «гротеск», «гротеск»…
- Евгения, ты жестока. Мы с тобой говорим о прекрасном, а ты так категорична в своих суждениях, что я вынужден тебя просить добавить мне на проезд… ну, ещё как минимум червонец.
Жена, молча, подошла к креслу, где лежала её сумочка. У Михаила вытянулось шея и он замер. Она резко повернулась. Он не успел принять естественное положение. Глаза его почти вышли из орбит и на лбу собрались морщины. Евгения, забыв про всё на свете, кинулась к нему с вопросом:
- Ты плохо себя чувствуешь?
- Очень, - выдавил из себя он, втягивая голову в плечи.
- Что болит? Где? Неужели печень? – она стала его ощупывать.
- У меня вот где болит, - он стукнул себя в грудь. – Пальпация здесь бессильна. Дай денег… Мне надо ехать на работу.
Евгения отступила на шаг, и тревожно глядя ему в глаза, сказала:
- Да-да, конечно… - потом вдруг спросила: - Объясни мне непонятливой, как тебе удаётся на гроши доезжать до работы, напиваться там, при этом, ещё не переставая нравиться женщинам и возвращаться домой? Как это возможно?
- Коллектив – это великая сила, - гордо произнёс Михаил, выпятив грудь.
Она достала из сумочки десятку и протянула ему. Он бережно её сложил вдвое и положил в карман брюк, похлопывая себя по животу и что-то в уме подсчитывая.
- Ты когда сегодня вернёшься?
- Ну, я не знаю… Сегодня традиционное подведение итогов. Нас собирает главный.
- Значит, опять придёшь поздно, и мне надо будет тебя ловить на лестничной площадке, чтобы ты ни разделся на глазах всех соседей до гола.
- А что так уже было? – Михаил испуганно смотрит на жену. – Ты мне не рассказывала.
- Нет, пока бог миловал, успевала тебя перехватывать.
- Серьёзно? Что твориться? Старею, что ли или пью не то?..
- И стареешь и пьёшь часто… Ты, когда последний раз роль учил?
- Когда, когда…  Да, вот под Новый год… и было это недавно совсем.
- Тоже мне роль: братец Кролик, - Евгения сокрушённо покачала головой. – Люди в твоём возрасте Шекспира играют, а ты?
- Большого художника каждый обидеть может, а ты попробуй, сыграй эпизод, чтобы о тебе помнили долго… - он картинно отставил ногу в сторону, задрав важно подбородок.
- Ну, твоего братца Кролика, дети после утренника запомнили надолго. Шутка ли в середине представления штаны потерять.
- Да. Бывают технические накладки. От этого никто не застрахован. Зато, как было весело… Режиссёр, так и сказал, что это интересный ход.
- Ой, Миша, Миша… Над бездарностью тоже смеются, только этот смех нехороший: обидный.
- Кто бездарность? Это я бездарность? – он по петушиному задрал голову и одной стороной лица посмотрел на жену сверху вниз.
 Жена только махнула рукой, мол, уйми свою гордыню, да и дел по горло, а ты тут в позу становишься. Она повернулась, чтобы уйти.
- Нет, ты договаривай, - наступал муж, взбивая рукой волосы на голове.
- Отстань, непризнанный гений, - Евгения собралась, чтобы уже уйти, а потом повернулась и спокойным голосом произнесла: - Приходи сегодня пораньше. Я пирожков напеку. Сядем, чайку попьём. Погрустим…
- Это что за упаднические настроения? Смотри в глаза. Откуда грусть? Жизнь дана нам один раз…
- Знаю милый, да только проживаем мы её как-то не так. Всё в долг и всё откладываем на завтра. А будет ли оно это завтра? – в её голосе зазвучали тоскливые нотки.
- Что откладываем? – Михаил растерянно посмотрел на неё.
- Да, всё… Сколько тебе твержу, что надо обзаводиться детьми. Живём одним днём… Утром на работу – вечером с работы…
- О, женщина, - Михаил заговорил густым баритоном, – твоими устами…
- Не продолжай. Ну, что это за жизнь? Придёшь сегодня опять поздно и чуть тёпленький. Назовёшь меня Наточкой, и опять вся рубаха будет в помаде…
- Кстати, - Михаил, срочно засобирался, проверяя свои карманы, - опытный образец заверни по аккуратней… Мне его надо главному показать…
- Что будете рисунки сличать? Он свои – ты свои?..
- Ну, зачем ты так, Евгения?
- А как? – голос её стал набирать высоту и Михаил почувствовал, что сейчас что-то будет. – Что ты из меня дурочку делаешь? «Опытный образец», - передразнила она его. – Видела я этот ваш «опытный образец». Так себе: курица на длинных ногах. Торчат, извини с одного места, как две палки и не понятно, что это такое: лестница-стремянка или девочка-переросток. Кем хоть она у вас числится в театре? Случайно не валиком для нанесения губной помады на рубахи женатых мужчин?
- Евгения! – Михаил попытался перехватить инициативу в разговоре.
- Что Евгения? Как ты меня раньше называл? Помнишь? Лапочка, зайчонок… ласточка…
- Соринка, - вставил муж и посмотрел на жену почти ласково. – Это когда было…
- А ведь было, и по вечерам с тобой бродили по городу, и ты читал мне стихи, а какие  романсы пел… А, целовались как? – она мечтательно зажмурилась и прижала руки к своей груди. – А теперь, ты ничего не помнишь, братец Кролик…
Она повернулась и вышла из комнаты, унося с собой воспоминания. Михаил остался стоять там, где и стоял. В дверь в прихожей позвонили. Он слышал, как кто-то вошел, и что-то извиняющимся голосом заговорил. В комнату заглянула жена и сказала, что к нему пришёл его любитель «гротеска» и что у него такое лицо, что она не могла его не впустить.
- Божественная… Вы просто ангел, - любитель «гротеска» спиной вошёл в комнату, не переставая кланяться хозяйке, которая оставалась в прихожей.
Когда он прикрыл за собой дверь и повернулся лицом к Михаилу, сразу же зашептал ему на высоких тонах:
- Я пропал, друг. Я в полной… Одним словом, только между нами, - он оглянулся и спросил: - Нас не смогут подслушать?
- Всё возможно. Это ведь не просто квартира, а штаб-квартира и я резидент западной разведки. Я правильно говорю, товарищ полковник? – Михаил нагнулся к розетке, и всё это выдал, не моргнув глазом.
- Миша, брось свои шутки.
- Какие шутки, Георгий? Я жду связного, - и опять нагнувшись к розетке, сказал серьёзным голосом: - Товарищ полковник, это не он, это…
- Всё хватит! – любитель «гротеска» заметался по комнате, хлопая себя по бокам и то, и дело, вскрикивая тихим высоким голосом: - Это катастрофа, я погиб… Что будет? Что будет?
- Ну, что ты раскудахтался? Смотри, не начни нестись, а то куда складывать будем? Места и так мало, - он развёл по сторонам руками, мол, куда если что…
- Миша, я влип… Она требует, чтобы я на ней женился. Ты понимаешь?
Тот отрицательно замотал головой.
- Ну, эта? Наточка из новеньких… Ну, ты должен её помнить… Ну, как же?
- Должен… но не помню, - Михаил сделал скорбное лицо.
- Ну, такая длинноногая… Вся вздёрнутая к небу, - Георгий изобразил на себе, где у той находится грудь.
- Допустим и что?
- А то: она требует, чтобы я на ней женился, - любитель «гротеска» растерянно развёл руками.
- Не вижу причин ей в этом отказать.
- Как? И это мне говорит мой лучший собутыльник, извини, друг…
- А что здесь такого? Ты уже лет двадцать, как перешагнул возраст совершеннолетия, да и она не глупая девочка… - Михаил что-то вспомнив, тут же спросил: - Это случайно не та, которая вчера…
- Та-та, - поспешил его заверить Георгий. – Она такая одна…
- Ну, так сразу бы и сказал, - Михаил улыбнулся, припоминая что-то. – Очень перспективная особа и такая живая…
- Эта перспективная особа предъявила на меня права. Она хочет выйти за меня замуж.
- Я рад за тебя. Вы будете отличной парой.
- Но, я этого не хочу, - Георгий остановился возле друга и, чуть-чуть согнувшись, так как был довольно высокого роста, стал шептать ему на ухо: - Я не готов и потом, если всё это случится, как быть с моей свободой? Я же не смогу творить…
- Не ты первый, не ты последний, - стал успокаивать его Михаил. – А потом: были случаи в истории человечества, когда именно браки подвигали нас мужчин к творческому взлёту.
Георгий недоверчиво посмотрел на него и ничего на это, не ответив, плюхнулся на стул, выставив далеко от себя длинные ноги в коротких, до неприличия штанах.
- И потом, - Михаил продолжил, уже расхаживая по комнате, стараясь не задеть ног любителя «гротеска». – Из всего надо извлекать по максимуму. Девочка она, если это та, о которой я думаю, ну очень, я бы сказал даже слишком соблазнительная штучка и если бы, скажу тебе как другу, не моё нынешнее положение, я бы не отказался с ней покувыркаться. Георгий, пробросаешься. Тебе уже не столько лет, чтобы ни обращать на себя внимания в зеркале.
- Ты считаешь, что этот леденец на двух длинных палочках способен заменить мне свободу?
- Этого я не говорил, - Михаил остановился,  глядя назидательно на друга. – Кстати, ты не объяснишь, как её помада оказалась на моей рубахе, и что это вчера мы отмечали, что я ничего не помню? Да, это действительно её помада или там ещё кто-то был?
Георгий посмотрел на него и ответил, тяжело вздохнул:
- Её. Эта помада вчера была на всех, кто там был…
- Это что была демонстрация новых образцов помад?
- Вроде того. Она, если мне не изменяет память подрабатывает где-то по распространению всяких духов, пудр… Вчера выпив изрядно, стала всем, кто там был доказывать, что есть новая помада, которая не оставляет ни каких следов…
- Можешь ей передать, что оставляет, и я из-за этого уже имел со своей женой содержательную беседу. Так сказать, натощак… Так что, не только ты, но и я в полной… Ну, надо же? Вот тебе и Наточка… Бутончик на длинном стебельке…
- На двух, - вставил Георгий.
- Что? – переспросил Михаил.
- Я говорю, что бутончик на двух длинных стебельках… ноги-то у неё две…
- Ну, да… ну, да.
Любитель «гротеска» заёрзал на стуле, видно вспомнив о своём и озираясь на прикрытую дверь, обратился к Михаилу:
- Друг, я не хочу жениться. Почему я здоровый, интеллигентный человек должен это делать? Она ведь сказала, что я прилюдно сделал ей предложение и теперь, ну просто обязан…
- Это уже серьёзно, - Михаил сел рядом с Георгием в кресло.
- Ты сам знаешь, какая у нас общественность в театре. Пойдут разговоры, что, мол, старый пердун совратил молодую и, как ты сам говоришь «перспективную девочку» и всё посыпалась карьера… Я уже и так, и эдак прикидывал: после какой рюмки я всё это ей брякнул и не могу припомнить. Прямо мистика какая-то. Может быть, она ведьма? А?
- Да, действительно ляпнул, так ляпнул. А её жалко…
- А меня тебе не жалко?
- Ну, - Михаил развёл руками. – Тут, брат, ты сам наломал дров. На ноги её смотрел? Смотрел. Грудь гладил? Гладил, гладил… На брудершафт пил? Пил, а если пил, то и целовался. С таким набором любая женщина вправе требовать от мужчины замужества. Кстати, у вас, только это было или ты обнажал перед ней свой торс тоже?
- Я не помню, - застонал любитель «гротеска», обхватив голову руками и наклонившись вперёд.
- Да, дела…
- Вот и я говорю, как увидел её коленки перед глазами, так у меня всё внутри и заходило и понесло и понесло… но вот подробностей не помню, хоть убей… Может быть мне в бега податься?
- Догонит… С её ногами тебя догнать – раз плюнуть, - Михаил критически посмотрел на ноги Георгия, который безвольно лежали в стороне от его собственного тела. – Ты сам хоть раз бегал от женщин?
Любитель «гротеска» наморщил лоб, что-то припоминая.
- Значит давно, а это брат аргумент не в пользу того, что тебе удастся убежать. А если через месяцев девять у неё кто-нибудь родиться? Ведь никто не будет разбираться: было у вас с ней что-то или нет. Чиркнет заявление куда надо, и попадёшь ты в федеральный розыск, как злостный не плательщик алиментов. А с такой биографией долго на свободе не погуляешь. Лучше жениться. Советую, как друг.
Георгий от таких откровений Михаила даже заскулил, подобрав ноги к себе, и уперев в них голову. Михаил с некоторым любопытством наблюдал за ним, стараясь разгадать то, чем занят его мозг в данную минуту.
- Я, что подумал: а если её поймать на измене?
- С кем? – совсем не подумав, брякнул Михаил, так как на внешность Наточки можно было бы отлавливать мужчин целыми косяками, если задаться такой целью.
- Устроить такую маленькую интрижку, - продолжал Георгий, не обратив ни какого внимания на вопрос друга. – Ну, разыграть небольшое действие на троих: он, она и я… Роковая страсть и кровавая развязка.
- Эк, куда тебя понесло: «кровавая развязка», - Михаил недоумённо посмотрел на любителя «гротеска». – Ты, стрелять-то умеешь?
- В армии умел…
- Это когда было? Ведь, если следовать классикам: ты должен одним выстрелом убить любовника, вторым её. А уж, третьим себя, батенька… Так то вот.
- Ты, что? – Георгий замахал руками и замотал головой. – Только без уголовщины… Я этого не вынесу. Надо как-то по мирному.
- Ага, с демонстрацией, с шарами и с лозунгами: «Мир. Май. Труд», - Михаил хохотнул.
- Ну, что ты так громко? – Георгий оглянулся на дверь, за которой различались шаги Евгении.
- По-моему собирается уходить. У неё сегодня по расписанию посещение рынка, - Михаил встал и на цыпочках, подошёл к двери и прислушался.
В этот момент дверь распахнулась и на пороге возникла жена с хозяйственной сумкой в руках. Оценив обстановку, обратилась с издёвкой:
- Ну, что стратеги, соображаете?
Георгий виновато кивнул, растянув губы в подобии чарующей улыбки.
- Вижу, что не всё у вас сходится. Ну, ладно «цицероны» или как вас там… Я ушла, - и уже обращаясь к мужу, сказала: - Будешь уходить, не забудь всё проверить: свет, газ, а то, как в прошлый раз, если б не вернулась чуть-чуть пораньше, то наша квартира бы попала в сводку происшествий по городу с печальными титрами.
Ещё раз оглядела подозрительно мужчин и ушла. В прихожей за ней хлопнула дверь.
- Всё, мы одни, - Михаил вернулся на своё место в кресло.
Георгий встал, разминая ноги, делая осторожные шаги взад и вперёд, прислушиваясь к еле уловимому хрусту в суставах.
- Ну-с, и кого ты определил на роль пылкого любовника?
- Тебя, - Георгий посмотрел на друга.
- Ну, я не знаю… Ну, право – это как-то неожиданно, - в голосе Михаила зазвучали горделивые нотки.
- Ты, только не отказывайся, - любитель «гротеска» умоляюще сложил руки у лица. – Дело-то на полчаса.
- Ты думаешь? – засомневался Михаил, что-то про себя прикидывая. - Я думаю, времени уйдёт по более…
- Ну, со всей подготовкой, в час уложимся. Твоя жена не успеет вернуться, как мы уже всё закончим.
- Я не понял: ты, что хочешь всё это прокрутить здесь? В моём доме? Вот прямо сейчас?
- А чего откладывать? Промедление – смерти подобно… Мы мигом это дело обтяпаем и…
- Ты, тяпольщик…
- Мишенька, а как иначе? Я так и эдак думал, всё на то и выходит, что здесь и сейчас… А потом, если не сегодня, то когда? Тут случай сам в руки плывёт. Я же пекусь не только о себе, но и о нас…
- Не понял, - Михаил повысил интонацию.
- Ну, какой ты непонятливый… Если всё срастётся, то мы с тобой ещё не раз погуляем и слегка попьём водочки…
- Этот аргумент без всякого заслуживает внимания и внимания особого, - Михаил поднял палец к потолку.
- Я же тебе, сколько могу на это намекать? Всё трезвоню и трезвоню…- обрадовался Георгий.
- Ладно, звонарь, давай телефончик твоей пассии. Будем играть увертюру… Ми-ми-ми-и… Что-то я сегодня не в голосе. Надеюсь, что всё остальное у меня в порядке.
Они прошли в прихожую. Георгий снял трубку и быстро набрал Наточкин номер телефона, сунув трубку Михаилу. На том конце провода что-то прошуршало, и после длинных гудков женский голос произнёс:
- Алло…
- Киска, - начал без предисловий Михаил, изображая из себя бывалого угодника женских сердец.
- Ой, кто это? – в трубке многообещающе хихикнули.
- Ты, меня удивляешь прелесть… Я думал, что после того, что у нас с тобою было вчера, я мог бы уже рассчитывать на то, чтобы ты меня узнавала по первому вздоху.
- Вы меня интригуете…
- Лапа, я умею не только это…
- А что ещё?
- Возбуждать… Я после вчерашнего весь на взводе, как штык-нож… Не хватает только тебя…
- Вы, это серьёзно? – голос в трубке стал чуть тише, и женское дыхание стало глубже, с какой-то внутренней вибрацией.
- Серьёзней некуда, - Михаил вошёл в роль настолько, что уже не замечал метающегося по прихожей любителя «гротеска», который, уже предвкушая развязку, тихонько повизгивал, радуясь, сам не зная чему. – Ты только представь, дорогая, - продолжал Михаил: - одинокий мужчина в самом расцвете сил, на крепких ногах, весь покрытый первозданной шерстью и пропахший желаниями к женщине, хочет положить к твоим ногам свою свободу.
- О-о? – голос в трубке чуть было не захлебнулся от нахлынувших эмоций, подогреваемых фантазией.
Неразборчивое мяуканье, сменялось постаныванием, и вновь какие-то кошачьи звуки врывались в эфир. Вдоволь наслушавшись этого, Михаил прошептал:
- Записывай адрес, солнышко и помни: моя сабля скучает по ножнам…
- Это как? – постанывание внезапно прервалось, и вопрос повис в тишине.
- Все подробности при встрече… Я жду…
- Я лечу…
Михаил опустил на рычаг телефона трубку и сказал, мечтательно прикрыв глаза:
- Всё. Едет.
Георгий стал нарезать круги, что-то обдумывая. Его длинная сутулая фигура металась, так, как будто это ему предстояло сейчас разыгрывать пылкого, страстного любовника, а не Михаилу.
- Дружище, я надеюсь, мне не придётся вступать с нею в половой акт? А то как-то не по-товарищески и вдруг ты передумаешь?
Георгий отрицательно замотал головой и кинулся в комнату, оглядываясь по сторонам. Михаил последовал за ним.
- Как только она меня коснётся, ты должен внезапно появиться, - продолжал он говорить уже в спину любителю «гротеска». – Мне осложнения с моей женой ни к чему. И потом, я ведь ещё тот конь… могу и борозду испортить. Потом доказывай, что не нарочно…
- Ну, здесь ты будь спокоен: сработаю как народный контроль…
- Вот это-то меня и беспокоит.
- Не переживай: появлюсь так, что это будет и внезапно, и неожиданно – вместе взятым… Так, а откуда я появлюсь? Может быть из ванной?
- Ты бы ещё предложил появиться из туалета, - Михаил весело зыркнул глазами. – Не будем отступать от классиков: из шифоньера…
Георгий с сомнением оглядел то, куда ему предлагалось втиснуться со своим ростом.
- Ну, что ты так смотришь? В нём стоять не надо… Не в автобусе. Будешь ждать своего выхода сидя. – Михаил широко распахнул дверцы шифоньера.
Вещей было столько, что даже при большом желании туда вряд ли могло ещё что-то поместиться. Он оптимистично произнёс:
- Сейчас утрамбуем.
Георгий с сомнением смотрел, как тот это делает, и опять предложил:
- Может быть, мне появиться из ванной всё-таки?
- Ага, в шапочке для плаванья и с надувным кругом на теле, - бросил Михаил, продолжая трамбовать вещи в шифоньере.
В этот момент раздался звонок в дверь.
- Быстро полезай. Некогда рассусоливать, а то, всё  провалится…
Георгий, благодаря заботам друга, был, втиснут в гардероб так, что оказался в объятиях шуб и пальто, пропахших нафталином. На глаза наползли слёзы.
- Ну, как? – спросил его Михаил, прикрыв дверь.
Тот что-то промычал в ответ. Пробежав через прихожую и на ходу набрасывая поверх одежды ещё и домашний халат с петухами, Михаил предстал перед Наточкой довольно ярко. Молодая женщина, а скорее всего девочка, с кукольным ротиком и с глазами, наполненные наивностью и любопытством, стояла, вызывающе демонстрируя на себе глубокий вырез на блузке.
- О-о, ты довольно быстро отыскала мою берлогу, - Михаил пропустил её в квартиру.
- Это вы? – её голос несколько разочарованно повис в пространстве.
- Ты удивленна?
- Нисколечко… Куда можно пройти? – она бесцеремонно, не дожидаясь приглашения проследовала в зал.
Михаил шёл сзади, осматривая её всю, начиная от стройных ног и кончая ими же, потому что всё остальное и так было наружи. Короткая юбка едва прикрывала всё это, одним словом – это было смело. Он вошёл в комнату вслед за нею и сказал:
- Признайся, что ты не ожидала в числе своих поклонников увидеть меня. Я весь натянут, как струна. Я таю и капаю, как свеча…
- И сильно капает? – Наточка посмотрела ему под ноги, как бы ища следы воска.
- Ах, какая ты баловница… Это же образно…
- Про саблю, тоже было – образно или?..
- Киска, ты меня возбуждаешь, - он приблизился к ней, но на большее не решился.
Она стояла, оглядывая обстановку комнаты.
- Ничего мило… А что дальше?
- Дальше будет потом, - его понесло. – Цветок, ну прямо аромат неба…
Она слушала его, раскрыв глаза и ничего не понимая, потому что её воздыхатель держался от неё на расстоянии.
- Может быть, на «ты»? – она бросила свою сумочку на стол.
- О-о, - я давно с тобой на «ты». Со вчерашнего вечера. Иди в мои объятия, - он стал к ней приближаться, распахивая халат под которым виднелась экипировка мужчины, собравшегося на работу.
- Прямо здесь?
- Прямо здесь и сейчас, - он стал раздевать её глазами.
Пока он это делал, запутался в халате, и чуть было не споткнулся и не упал. Наточка наблюдала за ним с любопытством. Потом, картинно выгнув спину, пошла на него.
- Странные какие-то у тебя фантазии. Вчера просил расцеловать всю твою рубаху, а сегодня несёшь всякую чушь… давай, как говорят французы: ближе к телу.
Она стала расстегивать на себе блузку. Затем незаметным движением избавилась от юбки, оставшись в одних стренгах. Михаил заволновался, то и дело, поглядывая на часы. Время ещё было. Если честно он не ожидал, что девочка-переросток, как окрестила её жена, так быстро соориетируется в его желаниях.
- Ну, что ты оробел мужчина, покрытый первозданной шерстью…? Подойди. Я не кусаюсь. Я хочу чувствовать твой запах, - она закусила нижнюю губу, и жадно окинув его взглядом, пошла сама к нему.
Он попятился.
- Иди ко мне, я расцарапаю тебе грудь…
У Михаила подкосились ноги. Так близко он никогда не видел раздетую, чужую женщину. Молодая и длинноногая она шла на него походкой пантеры. Казалось, всего лишь один прыжок, и он окажется в её хищных объятиях. Он уже не выглядел таким уверенным. В горле пересохло, и от этого он чувствовал себя ещё не увереннее. Она улыбнулась, будто оценив своё превосходство над ним, разглядывая свою добычу, растягивая удовольствие разделаться над этим похитителем женских сердец.
- Покажи мне свои крепкие ноги, малыш, - её дыхание коснулось его лица, и он чуть было не рухнул на пол, так близко ощутив возле себя её тело.
За спиной в шифоньере завошкался Георгий. «Сейчас, сейчас, он должен появиться» - мысли заскреблись слабой надеждой в мозгу Михаила. А любитель «гротеска» всё не выходил из своего укрытия, видно решил, что ещё не настало время для его появления. «Жаль. Очень жаль, если он так решил» - подумал Михаил, а руки Наточки обхватили его голову и тёплые, вкусные губы поймали его рот. Он дёрнулся и замер, растопырив ноги и руки, как можно дальше отстранив своё туловище от обнажённого тела длинноногой девочки-переростка.
В этот самый момент, в прихожей раздался торопливый звонок. Михаил вырвался из объятий и заметался по комнате с бешено колотящимся в груди сердцем.
- Это жена… Я пропал.
- Чья? -  невозмутимо спросила Наточка.
- Моя …
- А что это меняет?
- Всё меняет… Всё… Ну, спрячься куда-нибудь. Что ж её черти принесли так быстро? Наверное, что-то забыла… Ну, точно: дурёха без кошелька ушла, - он обрадовано схватил его и побежал открывать. – А ты пока уйди в спальню и сиди тихо там…
Он конём проскакал расстояние до входной двери, так ему показалось, и встал, переводя дыхание. В дверь опять позвонили.
- Слава богу, что ты ещё не ушёл. Ты не поверишь, я забыла дома и деньги, и ключи от квартиры. Неслась почти от самого базара, сломя голову, чтобы тебя застать… - Евгения, вся покрасневшая оттого, что спешила, всё говорила и говорила.
- С кем?
- Что значит с кем? – жена подозрительно понюхала воздух. – Опять со своим любителем «гротеска» опыты ставите? Я вам покажу…
- Тише, тише, а то услышит… Неудобно, - Михаил протянул кошелёк с деньгами.
- Нет, ну определённо в квартире какой-то странный запах, – она попыталась пройти.
- Это с улицы…
- С улицы? Откуда на улице столько может взяться французских духов, чтобы ими ещё пахло в квартире? С нашей улицы всё больше пахнет мусором и отходами… - Евгения взглянула на мужа.
Он затоптался на месте, опустив глаза к полу.
- А в чём у тебя губы?
Михаил машинально вытер их и сказал:
- Кетчуп…
- Странно,  но кетчуп закончился у нас ещё вчера…
- А я нашёл… там, в холодильнике за банками.
- Да? – Евгения опять взглянула на мужа. – Что-то ты темнишь братец Кролик… Ну, ладно вернусь с рынка, разберусь.
Она открыла хозяйственную сумку, сунула туда кошелёк с деньгами, сняла с крючка у двери ключи от дома и вышла, пригрозив на прощание мужу маленьким кулачком. Михаил, расчувствовавшись, что так всё обернулось, даже послал ей воздушный поцелуй. Вернувшись в комнату, подошёл к шифоньеру и, оглядываясь на дверь спальни, шёпотом спросил Георгия:
- Ты там ещё не задохнулся?
- Угу.
- Потерпи… Перехожу к завершающей фазе… Считай до ста и можешь выходить. Ищи нас в спальне… Ты всё понял?
- Угу.
Не успел он перешагнуть порог спальни, как крепкие руки обхватили его за шею и потащили к кровати.
- Я вся в желаниях, - зашептала Наточка ему на ухо, расстегивая на нём рубаху.
Она и не думала, всё это время пока он там, в прихожей балансировал на грани разоблачения, даже одеться. Её тело манило, но от одной мысли, что если бы сюда вошла Евгения и увидела всё это, у Михаила начинали дрожать руки и ноги.
- Ну, что ты такой вяленький?
«Ну, где же этот любитель «гротеска»? - только успел подумать он, как дверь спальни открылась, и на пороге появился Георгий. Вид у него был скорее смешным, чем грозным.
- Девяносто девять, Сто… - произнёс тот и вступил на территорию разыгравшейся страсти. – И что я вижу?
Георгий пронзил взглядом Наточку, восседающую на распластанном теле Михаила, пытаясь стащить с него рубаху.
- И ты мой друг попался в сети этой коварной бестии?..
- Это ты кого назвал бестией? – голос Наточки не дал ему закончить. – Меня? – Она отпустила из своих объятий бездыханное тело Михаила и пошла в наступление на Георгия. – Ты следил за мной? Отвечай… Ты ревновал?
Любитель «гротеска» стал спиной пятиться из спальни в зал. Наточка шла следом, распаляясь всё больше и больше:
- Как низко может пасть человек, зайдя в ревности так далеко. Ведь ты следил? Да? Значит, ты ко мне не равнодушен… Объясни тогда: зачем ты мне утром устроил истерику? Ты взрослый человек… мне только-только отметившей своё совершеннолетие.
- Уточни, в каком году, - успел вставить Георгий, продолжая пятиться.
Она вышла в зал вся прямая и светлая от солнечных лучей, рвавшихся с улицы, чтобы получше рассмотреть её тело. И тут Наточка увидела открытый шифоньер, откуда вывалились утрамбованные Михаилом вещи. Она наморщила свой очаровательный носик, и кукольный ротик выдал следующий монолог:
- Ах, вот оно что? Ты сидел там, и всё подслушивал? Значит, всё это, что здесь только что было подстроено? Отвечай: твоя идея? А вы, Михаил, ведущий актёр театра пошли на поводу у этого мелкого человека и бездарно, я повторяю - бездарно сыграли роль пылкого любовника… - она оглянулась на выползающего из спальни растрёпанного «ловеласа». – Мельчают мужики… Эх, бабья доля… Ну, и чего вы хотели добиться? Сцены ревности не получилось. Да, и откуда ей взяться, если любви нету…? Или я ошибаюсь? Хотели на голую бабу посмотреть? Вот она эта самая баба: красивая, молодая, порочная, если хотите… Да-да. Не отворачивайте свои глаза. Смотрите… Мы все такие, потому что это наша природа и её невозможно вот так просто одними законами загнать в рамки нравственности и морали… Читайте Шекспира, мальчики, там всё про это написано.
Георгий ошарашенный отступил в угол комнаты и оттуда смотрел на разъярённую женщину, стоявшую перед двумя мужчинами не стесняясь своей наготы, и при этом ещё «держала удар» и как «держала». Михаил устало добрёл до кресла и опустился в него, прикрыв глаза рукой. Наточка поискала глазами свою одежду и медленно, дразня присутствующих, стала одеваться так, как будто от этого зависело: дадут ей главную роль или нет в будущем спектакле.
- Эх, Георгий, Георгий… Как ты говоришь, в полной… - Михаил махнул рукой, мол разбирайтесь сами.
- Какая может быть сцена ревности? – уже говоря как бы самой себе, Наточка подошла к зеркалу, оправляя на себе блузку. – Вот, ты Георгий так и не понял, почему, я так просто прыгнула к нему в постель. Не понял…
- А, что тут понимать? Порок…
- Да, порок… Я жить хочу, хочу любить, а не только чтобы ты меня рисовал без ног, а потом дарил своим друзьям-собутыльникам… Ты, когда выпьешь, готов меня до звёзд поднять, а как трезвый шарахаешься, как будто я прокажённая.
- Может быть, у него такая любовь, - попробовал вступиться за друга Михаил.
- Да, он хоть способен вообще любить?
- Ну, знаешь ли, - встрепенулся Георгий.
- Вот именно, что не знаю и не чувствую, поэтому и готова прыгнуть в кровать к любому, чтобы хоть одному из вас доказать, какая я женщина… Женщина, а не манекен с длинными ногами. Да, что ноги? Сегодня они есть, а завтра… вжик и нету их…
- Это как? – Георгий вскинулся.
- А так: вжик и всё, как у Булгакова: пошёл человек в магазин, а ему трамвай взял и отрезал то, что ему дано было во временное пользование…
- Ну, это уж фантазии, - буркнул Михаил.
- Допустим, что и так, но задуматься-то заставляют эти фантазии… Вот и подумаете в следующий раз, прежде чем что-то говорить, а тем более предпринимать… Вы вот даже сейчас нет-нет да пялитесь на мои ноги. И ничего тут не поделаешь, такая мужская природа… любоваться, да фантазировать, но за всем этим не забывайте, мальчики, что помимо ног у женщины есть и душа. А у вас всё по одному сценарию: зальёте свои зенки, сопли распустите и давай волю своим лапам, а если и до серьёзного дойдёт, то и тут вы горазды, пакостить, а потом в кусты. Стыдно… Вот вы, Михаил, бросились друга выручать… Я вас сразу раскусила, ещё по телефону: «мужчина с первозданной шерстью». У вас же, как и у него, - она кивнула в сторону Георгия, - одна вывеска желаний, за которой пустота.
- Ну, это вы зря… Я же не изменил, в конце концов, своей жене и не поддался вашим чарам, - он почему- то перешёл на вы, почувствовав к Наточке скрытое уважение.
- Лучше бы поддались. Глядишь интерес проснулся бы к собственной жене, а то, наверное, живёте друг от друга по отдельности: она по рынкам ходит, а вы с дружками шкалики распиваете… Так? И нет у вас по этой причине детей, и никогда не будет. И ноги у вас совсем не крепкие, когда перед вами красивая женщина раздевается…
Михаил покраснел.
- Вот была бы моя воля, я бы спиртное на всей земле бы уничтожила.
- Это как? – Михаил и Георгий произнесли это в один голос, не сговариваясь.
- Да очень просто: запретила бы и всё.
- А что же взамен?
- Нас. Баб вам. По больше и почаще, чтобы вас шатало от нас, чтобы рвало, а с утра, как с похмелья по одному разику и на работу. Вот жизнь и наладилась бы тогда. Мужик должен нас на руках носить за нашу привилегию перед ним: рожать детишек.
- Серьёзно сказано… А? Георгий? Что-то у нас с тобой сегодня с утра не заладилось: не смогли не напиться, не повеселиться, а если и повеселились, то как-то грустно получилось…

- Слушайте сочинители, вы скоро там? Пора мозгам дать отдохнуть, - в комнату заглянула женская головка. – Миша, Георгий, хватит вам творить, выдумщики… Уже Наташка пришла… Торт принесла… Пойдёмте чай пить.
- Идём, последний абзац и всё…
- Что хоть пишете, театралы?
- Сами пока не поняли, но получается забавно…
- Вот за чаем, и почитаете нам, - женщина, было, пошла, но потом вернулась и сказала, почти уже шепотом: - Будете выходить, детей не разбудите. Они намаялись за день, все вчетвером в зале на диване уснули: и ваши Георгий, и наши: Фёкла с Вовкой. Я их подушками обложила, чтоб не упали. Спят, как родные… Да, Георгий, вы с Наташкой ночуете у нас… Время уже позднее. Давайте, закругляйтесь, мы вас ждём на кухне.
                Январь 2006 г.