И. Рассказов
Гуляй – не хочу!
Анна Степановна попыталась одним взглядом приструнить возбуждённых подчинённых. Те, как малые дети трепали языками, крутя головами по сторонам. Чувствовалось приближение конца года и человеческий организм в предвкушении праздничных салатов, спущенный с тормозов, хотел успеть договорить недосказанное и досмотреть то, что ещё можно было ухватить взглядом. Директриса всё это понимала, и не было в том вины людей, что они такие необузданные в своих теперешних желаниях: всё успеть. Если разобраться, то во всём этом шабаше мыслей и поступков, присутствовала «рука» матери-природы. Вот кому надо было предъявлять за всё это претензии. Вот на кого надо было цыкать и грозить понижением по службе, а этим, что сейчас сидели перед Анной Степановной, теперь было уже нечего терять, потому что зарплаты были, как кот наплакал, да и должности такие, что не приведи Господи своим детям такого «счастья». Одним словом, не должности, а смех и слёзы вместе взятые, да ещё помноженные между собой.
Вообще и аббревиатура, выражавшая полное название их профессии, тоже была ещё та. У нас как, сначала обзовёмся, а потом делаем вид, что это не мы. Так вот все работающие в детском центре именовались педагогами дополнительного образования. Вот, когда так произносится – всё благозвучно, а когда сокращённо, то появляются потусторонние домыслы. Пишется сокращённо – п.д.о, а читается – «пэ» - «дэ» - «о». Какой-то «народный умелец» вместо букв – «э» вставил – «е» и получилось не совсем эстетическое восприятие. Всё ничего бы и с этим можно было бы и смериться или сделать вид, что это оговорка и жить себе дальше, считая свои кровные от зарплаты до зарплаты, так нет же, не получается. Взять того же самого Егорова. Вроде человек из списка «разумных» и тот туда же: как начнёт из этой аббревиатуры изобретать, подставляя и переставляя буквы, что хочется взять и стукнуть его по губам, чтобы не баловал. А народ только лыбится, мол, весело же чего ещё надо? Ну, подумаешь, что «педео». Сейчас и не такое можно услышать, и знай себе, хохочут.
Анна Степановна сложила традиционно губы трубочкой и стала говорить бархатным голосом, строго вглядываясь в каждого, кто сегодня изъявил желание поприсутствовать на собрании:
- Коллеги, внимание! Я сказала – тихо! Егоров прижми хвост…
- Я что обезьяна? – тот широко улыбнулся, демонстрируя окружающим металлическую коронку на боковом зубе сверху.
Верочка, первостатейная модница не первой зрелости весело пискнула:
- Темпераментом не вышел…
- Зато всё в комплекте и всегда под рукой, - тот явно нарывался на «комплимент» и нарвался.
- Ой, девоньки, дайте скорее микроскоп – хочу видеть всё это в действии, - к разговору подключилась Людмила Николаевна.
Женщина она была свободного нрава и держала себя независимо от обстоятельств, так как давно уже для себя решила, что пока ты нравишься мужчинам, ты можешь ими повелевать.
Анна Степановна не на шутку забеспокоилась. Она хорошо знала своих подчинённых. Те могли из любого собрания организовать первоапрельский капустник. Она повысила голос:
- Вы, троица, самая говорливая, после задержитесь и договорите. Я с удовольствием с каждым из вас побеседую.
В наступившей тишине Сергей Иванович, как она сам себя именовал – «методист-спортсмен», произнёс:
- Влип, Егоров по самые ноздри. Жди теперь «повышение по службе».
Все присутствующие знали, что имел он в виду, когда говорил про «повышение». Это когда зарплата та же, а обязанностей становится больше. Надо заметить, что в системе образования такое встречалось не только во внешкольных учреждениях, но и в других учреждениях этого ведомства. Как сказал один сатирик: «Там, где нет ума – присутствует расчётливая дурь». Ну, судите сами: например, президент декларирует повысить зарплату педагогам в два раза и во всеуслышанье говорит с экранов телевизоров. Чиновники всех рангов начинают работать в этом направлении, потому что там наверху ждут от них отчёта о том, как выполняется указ первого человека страны. Всё ничего, только эти самые чиновники не могут допустить такой несправедливости. Раз не могут, то ищут всякие уловки, чтобы и отчитаться, и при этом ещё и никаких повышений зарплат не производить. Надо отдать должное изворотливости тех, кто работает в коридорах власти. Они так научились это делать, что могли бы при желании выступать в цирке, удивляя публику своими фокусами. Я это к тому говорю, что система образования, благодаря таким вот «иллюзионистам» сама себя стала выкорчёвывать: из неё стали уходить сильные специалисты. Те, кто ещё пытался выживать на мизерных зарплатах, с каждым повышением, продекларированных властью, всё туже и туже подвязывал поясок. Вот так перетянутые и почти свободные они и существовали в стране полной демократии. Люди очень быстро привыкают к нищете, как собственно и к изобилию. Кстати, когда переходишь из одного состояния в другое и по нескольку раз за свою жизнь, тебе кажется, что эта самая жизнь не имеет ни конца, ни края. Благодать!
Так вот, когда Сергей Иванович упомянул про «повышение по службе», многие вспомнили, кто они на самом деле и где работают до сих пор. Кто-то вздохнул, мысленно подсчитывая то, что осталось в его карманах до зарплаты. Кто-то про себя посетовал, что уродился не таким удачливым, как другие, кто вкусно ест и красиво одевается. Кто-то просто махнул на всё это рукой, мол, бывает и хуже. Пока всё это кружило в головах людей, Анна Степановна встала из-за стола и продолжила:
- Уважаемые, близится празднование Нового года. Власть с надеждой смотрит в нашу сторону…
- Она всегда так делает, когда ей что-нибудь из-под нас надо, - подал голос Егоров.
Директриса, не прерывая свою речь, метнула в того свой взгляд и слегка повысила голос:
- Нам доверили провести открытие окружной новогодней ёлки.
В этом месте подразумевались ликующие крики и аплодисменты. Вместо этого недовольный гул прошёлся по кабинету. Люди стали переговариваться. Анна Степановна выдержала паузу и предложила, усаживаясь на своё место:
- Давайте обсудим. Вместе думать – веселее. Желающие поделиться своими соображениями, идеями, предложениями – есть? Смелее, смелее, коллеги…
Сергей Иванович просигналил красным лицом из своего угла и спросил:
- А нам заплатят? В прошлом году мы на проводах зимы упирались, упирались, а нам по горсточке конфет сунули и всё.
- А ты чего хотел? – Верочка зашлась мелким смехом. – Неужели думал, что нальют?
- Ага, нальют, да на закуску подадут, - поддержала её Валентина Петровна, щёлкнув металлическими зубами.
Сергей Иванович тупо уставился в разошедшихся женщин и сказал:
- Как работать, так давай, а как водочку по кабинетам трескать, то извини – подвинься: без нас. Дискриминация и только.
Анна Степановна выждала, когда он выговорится, и произнесла:
- Коллеги, не будьте такими меркантильными. Ну, откуда в вас эта мелочность? Давайте вспомним: кто мы с вами?
- А кто мы? – встрепенулся Егоров. – Что мы из себя представляем, если с нами обращаются, положа руку, как с отбросами общества?
- Егоров! – директриса уставилась на него прищуренным взглядом.
- Что Егоров? Наболело, Степановна. Сколько можно им позволять из нас делать марионеток? Мы, как дурачки, то одно для них проводим, то другое. Потеем мы, а деньги гребут они. Я так скажу: за работу надо платить. Власть на работу забесплатно не ходит? Не ходит. Так почему мы должны на эту самую работу подписываться без всякой материальной заинтересованности?
- Слушай, Егоров, у тебя в родне случайно не было декабристов? – Анна Степановна попыталась перевести его душевные искания в шутку.
- Были, - огрызнулся тот, но не успел ничего более сказать, так как Сергей Иванович его опередил и выдал, полоснув весёлым взглядом по сидящим коллегам:
- Только звались они: ноябристы.
Последнее слово прозвучало с буквой «л». Когда это произошло, Надежда с Зойкой самые молодые и длинноногие из всех присутствующих на собрании прыснули в ладони.
- Сергей Иванович, ты же не у себя на футбольном поле, - Анна Степановна укоризненно покачала головой.
- А что я такого сказал? – тот виновато округлил глаза, очерченные белёсыми ресницами. – Я ничего…
- Вот и сиди, раз ничего, - вмешалась завхоз, хохлушка с ярко выраженным разлётом чернявых бровей. – Нечего развращать молодёжь. Помрём, на кого страну оставим?
- Нет уж, развалили – будьте добры, восстанавливайте, а то легко хотите отделаться. Не получится, - Зойка хитро улыбнулась, приглашая, как бы к разговору на эту тему.
- Коллеги у меня такое ощущение, что никто из вас не собирается в этот раз праздновать Новый год, - директриса обвела присутствующих долгим взглядом. – Ну, почему вы такие инертные?
Её уже никто не хотел слушать: каждый «гнул свою линию», а в результате получался – «базар». Чем-то собрание сейчас напоминало собой восточную толкучку, но то-то и оно, что только напоминало. Если присмотреться, то никто никому ничего не предлагал и за рукав не тащил в свою «лавку», чтобы всучить совсем никчемную вещь.
Егоров, нахохлившись, войдя в образ приверженца справедливости, уже успел сколотить вокруг себя некоторый электорат из сочувствующих. Те слушали его реплики и кивали головами. Да толку от них: если случится «идти на баррикады» против засилья чиновников, никто не пойдёт, потому что «кивающие», как правило, помани их чем-нибудь вкусненьким, начнут кивать любому другому, лишь бы во рту было, что жевать.
Людмила Николаевна, «возглавив» молодёжь в лице Зойки и Надежды, которые даже в лютые морозы ходили в коротеньких юбчонках, хихикали между собой, обсуждая физические достоинства «новенького», который сидел в самом дальнем углу и пучил на всех глаза, пытаясь уловить за нить суть происходящего. Судя по тому, что всё его лицо было «распахнуто на всю Ивановскую» - это удавалось ему с трудом.
Верочка с Валентиной Петровной, воспользовавшись общим настроением масс, кинулись в воспоминания, листая страницы своей буйной молодости.
Один Сергей Иванович сидел, как ни в чём не бывало, пытаясь правильно про себя произнести слово – «ноябрист». Как он не старался, всё равно вместо буквы «р» чуть ли не через раз выскальзывала буква – «л». Получалось забавно: эдакая игра слов, после которой хотелось ещё с каким-нибудь словом поэкспериментировать.
Завхоз и некоторые начальники отделов, включая методистов и педагогов организаторов, держали сторону директрисы и осуждающе цыкали на своих коллег, мол, получите то, что заслужите. Они это делали так, чтобы их рвение заметила Анна Степановна. Та всё видела: и как одни плевать хотели на это собрание, и как другие пытались, демонстративно эти плевки подтереть. Наконец, народ «спустил пар» и когда Егоров в очередной раз решил сказать о том, что жить так дальше нельзя, его «электорат», к тому моменту уставший поддакивать и кивать, послал его про себя к «чёртовой бабушке» и наступило минутное затишье. Анна Степановна не стала ждать новой волны и как ледокол врезалась во всё то, что ещё витало над головами её коллег:
- Наговорились? А теперь послушайте меня. У каждого из вас достаточно причин, чтобы игнорировать приказы тех, кто стоит над нами, но я смею вам напомнить, что стоит мне сейчас по каждому из присутствующих пройтись и я обещаю найду столько всего такого, что могу с чистой душой уволить с работы по тридцать третьей статье через одного. Ну, что будем пробовать или…?
Все притихли: что, правда, то, правда – разболтались. А как тут не разболтаться, если свободы немеренно – одно слово демократия, а при ней: хочешь – работай, хочешь – не работай. Можешь вообще не приходить. Всё равно дети не ходят на занятия. Пойдёшь в больничку, коробку конфет под мышку и получай свой больничный, и сиди потом дома в шерстяных носках и щёлкай телик по каналам. Был случай, когда одна врачиха, заболтавшись, вписала одному работнику подобного заведения такой диагноз в больничный лист, что когда разобрались, то выяснилось: с такими болячками на белом свете не живут, а человек ещё и выздоровел и приступил к выполнению своих обязанностей. Чудеса? Конечно. Да и как без них, если вся наша жизнь только из чудес и состоит.
Чего только педагоги не передумали в этот момент, когда директриса намекнула им о том, о чём они предпочитали даже не вспоминать. Постепенно все успокоились, и даже Егоров притих, как-то сразу осунувшись. Ему уже самому не хотелось «карабкаться на баррикады». Он решил, по-видимому, повременить пока с этим.
- Ну, вот – это другое дело, - Анна Степановна обвела всех в который раз пристальным взглядом. – Ровно через неделю мы должны удивить народ и понравиться власти. Раз свои идеи вы постеснялись высказать, будем действовать, по моему сценарию.
Шумно вздохнул в своём углу Сергей Иванович. Стул под ним охнул, и директриса улыбнулась, обратившись в его сторону:
- Правильно догадался: тебе отводится роль Деда Мороза. Ты у нас мужчина крупный. Опять же лицо красное, а это экономия на гриме. Мы же должны вместиться в смету? Должны. Кстати, власть обещает на этот раз поощрить самых активных.
Егоров после этих слов ожил, потому что он себя считал первым в этом списке. Заметив его шевеление, директриса сказала:
- Снегурочкой у нас будет…
Потянулись отовсюду руки. Как ни странно Егоров тоже поднял свою ладонь. Анна Степановна посмотрела на него и объявила:
- Я разделяю рвение некоторых товарищей получить поощрение к праздничному столу, но сразу скажу, что трансвеститы – не пройдут.
Егоров продолжал тянуть руку.
- Девчонки, наш «ноябрист» на кастинг рвётся, - Людмила Николаевна букву «р», как бы не нарочно заменила на букву «л».
- С такими данными, он вне конкуренции. Его и гримировать не надо. Что профиль, что анфас – «мисс заснеженных болот», - Верочка тряхнула своим кудрями.
Егоров оскалился и выдавил из себя:
- Помолчали бы снежинки…
- Ну, чего тебе Егоров? Роль Снегурочки не для тебя. Будешь у нас Лешим, - Анна Степановна посмотрела на него, прикидывая что-то про себя.
- Как Лешим? – тот замер, привстав со стула.
- Хватай роль, пока дают. Не главная, но заметная, - Людмила Николаевна хохотнула. – Будешь волосьями трясти, да публику щупать, а самое интересное, что никакой ответственности за это нести не надо.
- Ну, на счёт ответственности скажу так: от нас будет зависеть настроение на празднике. Да, роль Лешего без слов, но сам образ – это… - директриса наморщила лоб, что-то припоминая.
- Король Лир в изгнании, - вдруг подал голос «новенький», и капельки пота обозначились на его мощном лбу.
- Правильно, - улыбнулась ему Анна Степановна. – Берите пример, коллеги: человек только пришёл в наш коллектив, а уже мыслит.
- Ничего поработает с нами и из человека в коллегу превратится, и мыслить разучиться, - буркнул Егоров, усаживаясь на своё место. – Тоже мне «мозг планеты». Я бы запросто мог бы и Деда Мороза изобразить и…
- Егоров, с твоей комплекцией, людям, чтобы рассмотреть в тебе Деда Мороза, придётся прийти на открытие ёлки с биноклями, - съязвила Верочка.
- И то с трудом разберут, где у него что находится, - вторила ей Валентина Петровна, громко клацнув челюстью.
- Так, давайте двигаться дальше, - директриса постучала ладонью по столу. – С Дедом Морозом решили, с Лешим утрясли, - она заглянула в свои бумаги и продолжила: - Осталось выбрать кого-нибудь на роль Снегурочки и Бабы–Яги. Какие будут кандидатуры?
- Предлагаю Зойку и Надежду, - Людмила Николаевна крикнула с места. – Молодые, ногастые…
- Грудастые, - хохотнул Егоров.
- Мы попросим без намёков, - Зойка и Надежда, не сговариваясь, повернулись в его сторону, – а то возьмём самоотвод.
- Не дай Бог, - тот втянул голову в плечи и сделал скорбящее лицо. – Вы себе не представляете, что может произойти, если откажетесь…
- Что? – Верочка прервала его вопросом.
- Придётся празднование Нового года перенести, - Егоров улыбнулся широко, мол, как я вас.
- Болтун и женщины тебя обходят, - Валентина Петровна хищно щёлкнула металлическими своими зубами и как боевой конь втянула ноздрями в себя с шумом воздух.
- Итак, поступило две кандидатуры, - Анна Степановна решила вести собрание дальше. – Больше нет предложений?
- Не-а, - Егоров привстал, оглядев всех вокруг себя. – Остались одни Бабы - Яги.
- Всё, Егоров, с этой минуты считай мгновения. Время пошло, - Валентина Петровна взглянула на свои часы. – И осталось тебе жить ровно столько, сколько мы тебе позволим.
- Кто это мы? – тот ухмыльнулся.
- Те, кого ты сейчас обозвал Бабами- Ягами.
- Так я в шутку…
- А мы тебе на это устроим всё всерьёз. Руки чешутся, аж скулы сводит.
- Ну, вы даёте, бабоньки. С вами шутейно, по-товарищески…
- Я вот, что предлагаю, - подал голос Сергей Иванович, - давайте и Зойку, и Надежду нарядим в Снегурочки?
- Не положено. По смете полагается - одна, - директриса не дала ему договорить.
- А мы назло, так сказать, всем рекордам: выдадим двух. Опять же народ удивим. Пусть все думают, что они двойняшки.
- Я знаю, куда этот стервец клонит: одна ему посох будет держать, другая мешок с подарками, а он их лапищами мацать по бёдрам начнёт, - произнесла Людмила Николаевна.
- Ну, а чего здесь противозаконного? Я хоть и в возрасте, а в своё время на деревне первым хлопцем был!
- То-то молодёжь опосля оттуда вся в город побежала. Не за тобой случайно? – Верочка толкнула в бок Валентину Петровну, мол, гляди на этого шалуна.
Анна Степановна решила не прерываться на всё подобное и сказала:
- Насчёт Снегурочек ещё порешаем, а теперь давайте предлагайте кандидатуры на роль Бабы-Яги.
- Смелее, красавицы, - Егоров явно лез в бутылку, скалясь по сторонам. – Войдёте в историю, а там глядишь, если грим смывать не будете, то власть разрешит вам бесплатно пользоваться общественным транспортом. Эх, жаль, что я мужчина…
- Это кто тебе про это нашептал, и в каком сне?- Верочка с Сергея Ивановича переключилась на него.
- Как, кто сказал? – Егоров насторожился.
- Это я у тебя спрашиваю: откуда ты знаешь, что ты мужчина?
- А кто ж я? У меня и в медицинской карточке прописано: пол – мужской.
- Не знаю, не знаю, - Верочка сделала серьёзное лицо. – Особи твоего типа, пока не подходят ни под одну существующую классификацию полов.
- Ты чего мелешь? Я сейчас тебе покажу…
- А это уже и мне интересно, - сидевшая рядом с ней Валентина Петровна придвинулась ближе к Егорову. – Ну, чего замер? Показывай… Чего у тебя там?
- Вы, чё обкурились? – тот вскочил со стула. – Куда смотрит профсоюз?
- Егоров, что ты сегодня всё собрание конём скачешь? – Людмила Николаевна обернулась на него. – У меня от твоих телодвижений затылок вспотел.
- Я требую общественность вмешаться. Ко мне пристают с непристойностями, - Егоров с тревогой посмотрел на Валентину Петровну с Верочкой.
- Радуйся дурачок. В твоём возрасте – это приравнивается к выигрышу в мгновенную лотерею, - Сергей Иванович, зашёлся в смехе.
- Я не хочу играть в эту лотерею. Она унизительная.
- Ты посмотри, какие мы… - Верочка попыталась подобрать подходящее слово.
Анна Степановна покрыла разгулявшуюся разноголосицу своим криком:
- Коллеги, если кандидатур не будет на роль Бабы-Яги, назначу по своему усмотрению. Ясно?
Завхоз, Галина Николаевна встала и предложила:
- А давайте тянуть жребий?
- Поступило предложение… Кто – «за»? Кто – «против»? Кто – «воздержался»?
- У нас из воздержанных один Егоров, - ответила Анне Степановне за всех Верочка и тут же прыснула в кулачок.
- Коллеги, - та покачала головой, мол, сколько можно? – решаем серьёзные вопросы, а у вас игривое настроение. Если сорвём открытие ёлки, нас попросят написать заявления об уходе.
- А я писать не уиею, - Егоров сделал скорбное лицо.
- Ты ударение правильно поставил в слове писать? Не перепутал? – продолжала на него наскакивать Верочка.
Валентина Петровна, закадычная её подруга и та насторожилась и, нагнувшись к ней, прошептала:
- Кончай насаждать разврат подруга, а то останешься к Новому году без работы. Уже все на тебя смотрят с подозрением, а особенно этот «новенький». У меня такое ощущение, что он на тебя глаз положил, как на падшую особу. Так и сверлит глазищами, бесстыжий.
- Лучше бы он на меня что-нибудь другое положил, - выдала Верочка, трясясь от смеха прямо в ухо Валентине Петровне.
- А я что говорил? Как пить дать – обкуренная, - Егоров вернулся на своё место, с опаской косясь на смеющуюся соседку. – С кем приходиться работать? Вот её на роль Бабы-Яги не надо вообще выдвигать. Пускай «Оскар» достанется кому-нибудь более достойному.
- Егоров, ну ты и гад! Обидел, так обидел, - Верочка тут же перестала смеяться. А я думала, что ты человек.
- Тебя не поймёшь: то я человек, то не человек, то мужчина, то нет. Запутала и меня, и себя.
- Не оправдывайся, евнух, - выпалила она и отвернулась от него, как ни в чём не бывало, рассматривая свои ноготки.
- Ну, вот и поговорили.
Пока они в своём углу выясняли между собой: кто есть кто, прошла жеребьёвка и роль Бабы-Яги досталась Галине Васильевне. Директриса с сочувствием посмотрела на ту, потому что ей больше подходила роль Арины Родионовны – няни Александра Сергеевича Пушкина. Кроткая старушка в эдаких очёчках с примотанными изолентой дужками, а взгляд такой, что не хочешь, а милостыню да подашь. Анна Степановна вздохнула, мол, перст судьбы указал, так тому и быть.
Директриса подняла перед собой обе свои руки и объявила:
- Коллеги, все остальные будут участниками массовок. Объясняю: надо будет петь частушки, так сказать будоражить публику. Завтра раздам тексты этих самых частушек и попрошу отнестись со всей ответственностью к порученному делу. От всех нас будет зависеть настроение у наших сограждан.
Егоров и тут отличился и брякнул:
- Настроение зависит не от всего этого. Всё подобное мишура. Настроение зависит оттого, на сколько карман у человека набит рубликами.
- Понесло нашего «ноябриста», - подытожил Сергей Иванович и что интересно: на этот раз буква «р» осталась на своём месте.
Уже на следующий день весь детский центр представлял собой оживший муравейник. Сергей Иванович крутился перед зеркалом в костюмерной, пытаясь себя протиснуть в прошлогодний костюм Деда Мороза. Тот не подчинялся явно раздобревшему от бумажной работы заведующему спортивным направлением детского центра, расползаясь по швам на глазах завхоза Галины Николаевны, которая, хватаясь за сердце, сетовала вслух:
- Ну, куда тебя так разнесло?
- Это всё от нервов, - оправдывался Сергей Иванович, виновато опустив глаза.
Зойка с Надеждой никак не могли решить между собой: кто будет Снегурочкой, а кто будет её подстраховывать на тот случай, если что… Этих «что» было достаточно и надо было всё предусмотреть. Всё предусмотреть нельзя никогда, а поэтому и та, и другая метались по детскому центру, мелькая аппетитными ногами так, что у мужской части коллектива появились подозрения насчёт того, что они вообще не явятся на открытие ёлки. Женщины ко всему этому относились по-разному. Одни считали, что вообще этих особ лучше не выпускать на публику. Они делали акцент на том, что и Зойка, и Надежда чересчур привлекательны и это их пренебрежение к тёплой одежде. Завхоз Галина Николаевна так и сказала, что эти две стрекозы открытие ёлки превратят в мероприятие совсем с другим смыслом, а тем более, когда те продемонстрировали то, в чём они будут сопровождать Деда Мороза, даже Верочка поджала губы и сказала, завистливо поводя глазами:
- Прямо не Снегурочки, а какие-то необузданные путаны.
Девчонки не обиделись, а только выдали ей прямо в лоб:
- По себе о людях не судят.
Если честно Сергей Иванович на фоне манящих Снегурочек выглядел не Дедом Морозом, а переодетым в красный халат сутенёром. У других мнения были на счёт этих персонажей чуть-чуть помягче, но и они крутились так же вокруг всего этого. Вот и получалось, что глас народа бил с любой точки в цель. Когда Анна Степановна увидела, этот так сказать «ритм-балет», то первое, что она произнесла, было:
- Господи, да откуда же вы такие? Зоя, верни Сергею Ивановичу посох. Запомни: по сценарию у Снегурочки нет никаких движений вокруг него. И потом: и ты, и Надежда ведёте себя уж слишком раскрепощено. Там же будут дети, а вы всё своё напоказ. Вы посмотрите на Деда Мороза - у него же язык отнялся от вашего вида, а ему ещё слова надо произносить.
Сергей Иванович поднапрягся и сказал шумно сопя:
- Я соберусь и всё скажу…
- А если не сможешь? Нет, девочки, давайте всё скромненько. Да, а что это на вас надето?
- Костюмы, - ответили Снегурочки.
- Да? А какие это костюмы? Для чего они предназначены? Вон у Сергея Ивановича даже глаза жиром заплыли от ваших фасонов.
Тот решил за себя постоять и произнёс:
- Ну, зачем вы так? Вы меня недооцениваете. Я умею себя держать в руках.
- Я в ваших способностях не сомневаюсь. Человек вы тренированный. А как не утерпите всё же? Вон, что на одной, что на другой ткани ровно столько, что из неё можно лишь сшить вам рукавицы, да пару трусов.
Зойка с Надеждой оглядели себя с ног до головы и пояснили ей, что это их вызов власти в связи с низкими зарплатами у педагогов.
- Девочки, вы будущие матери… А как власть захочет увидеть большее из того, что скрывают от глаз эти ваши лоскуты? Прежде чем бросать вызов, надо подумать о путях отступления, - Анна Степановна уже по-матерински посмотрела на Зойку с Надеждой.
- Мы не поняли, - в один голос заявили будущие матери.
- А чего тут понимать? – директриса сделала им знак глазами. – Чтобы раздеть человека всего-то надо – уменьшить ему зарплату, а она у нас и без того так себе..
- Мы как-то не подумали. Придётся теперь маскироваться.
- Вы уж постарайтесь, - вздохнула Анна Степановна и пошла, смотреть, как обстоят дела у остальных с подбором костюмов.
Егорова она застала перед зеркалом в танцевальном зале. Он пытался по кусочкам собрать в себе образ Лешего. Анна Степановна с порога объявила:
- Молодец! По Станиславскому работаешь? – и, не дождавшись ответа, продолжила: - Ты наш Король Лир.
- Леший я, - напомнил ей Егоров про свой сценический образ.
- Ну, да… ну, да…
- Слушай, Степановна, а давай моему герою придадим некоторую весомость? Ну, что это за Леший: ни одной фразы по сценарию? Прямо не Леший, а отщепенец какой-то. Может быть…?
- Егоров, - директриса посмотрела так на него, как будто хотела сказать, мол, и когда ты угомонишься?
- Я всё понял: у меня не было, нет, и не будет слов, - он сделал печальное лицо и промямлил: - Я изгой.
На этих словах в танцевальный класс влетела секретарша Анны Степановны, эдакая передозированная рыжуха, и расправив морщинистые губы, проскрипела старческим голосом:
- Вот от сердца отрываю, - и протянула Егорову парик из голубых волос. - Только верни, а то мой благоверный меня выгонит из дома.
Леший, он же Король Лир, он же Егоров – взял двумя пальцами его, и поднеся к своим глазам, спросил:
- Блох нет? А почему он какой-то не такой? А ваш супруг…?
- Я так и думала, что ты меня об этом спросишь, - улыбнулась рыжуха. – Успокойся – он у меня натурал. Просто мой Юрик стесняется выносить мусор. Вот и придумал всякие переодевания, чтоб соседи его не узнавали.
- Странный он у вас какой-то, - Анна Степановна вмешалась в разговор, осматривая парик со стороны.
Секретарша пожала плечами, мол, какой есть, и чтобы не продолжать этот разговор, обратилась к Егорову:
- Ну так что, мерить будешь или мне унести его обратно?
Тот скорчил лицо и произнёс:
- Лучше обратно, - и вернул парик секретарше, а когда она ушла, высказал директрисе свои претензии: - Роль дали, но хоть бы кто подсказал, как этот самый Леший должен выглядеть.
- Егоров, сейчас же спустись к Маринке-библиотекарше и она тебе даст соответствующую литературу. Ну, прямо, как малые дети – всё надо разжёвывать за всех. Устроил тут стенания, - директриса оттопырила сердито нижнюю губу.
Далее Анна Степановна направилась в актовый зал, где шёл процесс разучивания частушек. Стоило ей переступить порог, как «певчие» понеслись к ней с жалобами:
- Совершенно не возможно работать, - Верочка подступила к директрисе, поправляя на себе яркого фасона кофточку. – Одна фальшь. Нет ритма, а самое главное – не можем нигде отыскать баяниста.
- Плохо ищите, - Анна Степановна оглядела своих подчинённых. – Сходите к вахтёру, он его быстро вам организует. Если что-то пропало в стенах данного заведения или затерялось, наш Антоныч вмиг отыщет.
И действительно: через пять минут вахтёр привёл за руку «достопримечательность» всего детского центра. Это был мужчина, судя по одежде, но только небольшого роста. Его азиатская внешность бросалась в глаза, прикрывая собой всё то, что потом удавалось рассмотреть: и его измятый вид, и то, как он держался на ногах, и этот взгляд блуждающий и отчего-то радостный и при этом он не издавал ни единого звука.
- Вот привёл, - Антоныч указал глазами на мужчину.
Анна Степановна строго посмотрела на того и просила:
- Михаил, как себя чувствуешь?
Тот кивнул головой, мол, бывало и хуже. Антоныч почесал свою роскошную бороду и прохрипел, протягивая мужчине баян:
- Держи «Паганини», а то квалификацию потеряешь.
Михаила усадили всем коллективом на стул, сунули в руки инструмент и на счёт три отскочили от него, чтобы убедиться, что тот сможет самостоятельно держаться в положении сидя. Тот на эти действия никак не отреагировал, если не считать того, что его пальцы стали щупать баянные кнопочки. Что-то знакомое поплыло над головами педагогов. Это была гамма: до, ре, ми… Все слушали, затаив дыхание. Первой не вытерпела Валентина Петровна. Она клацнула металлическими зубами и сказала:
- Ну, под эту музыку нам вряд ли удастся что-нибудь исполнить, - она подошла к баянисту и, тронув того за плечо, спросила: - А ты, что ещё знаешь наизусть?
Михаил кивнул головой и поднял на неё свои мутные глаза полные мольбы, мол, не торопи – дай только разыграться.
Анна Степановна вздохнула и произнесла:
- Душевно играет… Если б не это, давно бы погнала с работы поганой метлой.
- Душевно, оно может и так, только пьёт он ещё лучше, - напомнила ей о пристрастии Михаила Людмила Николаевна.
– И откуда только у людей здоровье берётся на всё это? Тут живёшь и боишься чихнуть, чтоб не дай Бог, чего-нибудь не приключилось, - Галина Андреевна с лицом, пожелтевшим от переедания лекарств, обвела печальными глазами сослуживцев.
Верочка улыбнулась и ответила ей:
- Вот пить начнёшь, и вся хворь из тебя сама уйдёт.
- Прекрати молоть чепуху, - Анна Степановна оборвала ту.
- Мужика ей надо, - вдруг подал голос Михаил.
- А вот и наш «самурай» ожил, - Валентина Петровна хлопнула баяниста по плечу. – Давай выпускай «джина» наружу. Жарь «Подгорную», только без своих этих – «до, ре, ми…»
Тот заиграл что-то восточное. Валентина Петровна было развернула плечи и вдруг, нависнув над ним тенью, выдала:
- Э, тут русская земля. Нам бы чего попроще, без этих твоих восточностей. Нам музыка нужна для ног, а не для живота. Понял?
Михаил кивнул и сыграл вступление. Коротенькие пальцы выцарапали из белых и чёрных кнопочек знакомый мотив и собравшиеся стали голосить. Именно голосить, а не петь. Анна Степановна послушала, сморщив нос, и сказала:
- Да, без бутылки не разобрать.
При слове «бутылка» Михаил заиграл ещё веселее. Верочка, разгладив своё лицо, объяснила директрисе:
- У нас же ни у кого нет музыкального образования.
- Но уши же у вас у всех есть?
- Уши есть, а слуха – нет, - сделал заключение пришедший в себя окончательно Михаил. – Музыку надо чувствовать, - и тут же запел красивым баритоном.
- Я так не умею, - Галина Андреевна болезненно вздохнула.
- А чего тут уметь? Главное в такт попасть, - объявила Валентина Петровна и, заохав и заахав, пошла чуть ли не в присядку вокруг Михаила, попискивая тонюсеньким голоском, как комар.
Людмила Николаевна попробовала ей подтянуть, но закашлялась и сказала:
- Танцору сапоги жмут, а певцу что жмёт?
Анна Степановна погрозила ей пальцем, мол, смотри у меня, и объявила строгим тоном:
- Репетируйте. Я ещё к вам потом загляну, проверю.
Прошла неделя. Настал долгожданный день. Анна Степановна оглядела свою «дружину» в последний раз перед посадкой в автобус. Дед Мороз, он же Сергей Иванович, горой возвышался среди собравшихся. По бокам его шубы вшили куски ткани. Хоть и были они красного цвета, но всё же бросались в глаза при хорошем свете своим каким-то особенным оттенком. Директриса посмотрела на завхоза, Галину Николаевну и спросила:
- Другого ничего нельзя было придумать? У нас ни Дед Мороз получился, а какой-то «атаман с большой дороги». Эти вставки смотрятся, как лампасы.
- Жрать меньше надо. Наел пузо, - ответила ей та. – Да, и смета такая, что не разгонишься. Не смета, а слёзы одни…
Анна Степановна посмотрела в лицо Сергею Ивановичу, на котором красовался накладной нос с усами и жиденькая бородёнка. Хмыкнула недовольно:
- За это время уже свою бы шерсть отрастил. Срамота, а не борода. На кого ты похож? Лампасы из-под рукавов торчат, на лице практически нет растительности… Кстати, а эти две шишиги где? То ногами мелькали целую неделю, демонстрируя свои кружева, а теперь жди их тут.
- Сейчас будут. Наверное, с транспортом что-нибудь, - успокоила её секретарша в кокошнике, надетом поверх зимней шапки.
- А где Егоров? Где наш Леший? – директриса начинала нервничать.
- Да, тут я, - тот подал голос.
- Фу, ты, тебя и не узнать. Это что на тебе надето? Прямо не Леший, а бомж какой-то, - Анна Степановна оглядела его с ног до головы критическим взглядом. – Лица совершенно не видно. Навешал всяких водорослей… Жуть прямо.
- А зачем мне лицо показывать? Слов-то у меня нет.
- Ну, да, ну, да… А где гроза лесных трущоб?
- Тут я, - «божий одуванчик» голосом Галины Васильевны прокрался откуда-то сзади.
Анна Степановна оглянулась.
- Что это у вас в руках?
- Швабра, ответила Баба-Яга.
- Я вижу, что швабра. Почему она у вас в руках? Где метла? Вы у нас кто по сценарию: техничка или…?
- Егоров сказал, что метла на сегодня – это не актуально, - объяснила Галина Васильевна.
- Дорогая вы моя, у вас кто директор: он или я? Заменить…
- Хорошо.
- Так, массовка, частушки выучили? – Анна Степановна окинула взглядом тех, кому выпала честь на празднике изображать из себя «певчих».
- Так точно, - ответил за всех «новенький».
- А почему в руках шпаргалки? – директриса заглянула в измятый листок бледнолицей Галины Андреевны.
Та тут же отреагировала и ответила:
- У меня память слабая.
- Коллега, у меня складывается о вас впечатление, что вы и не человек вообще, а приведение. Не живёте, а парите. Странно, что вам до сих пор государство ещё зарплату платит. Возьмите свои писульки и пока есть время – учите слова, директриса не стала слушать вялые объяснения Галины Андреевны и переключилась на другую тему.
Этой темой было отсутствие баяниста.
- Опять где-нибудь прикорнул, алкаш ненасытный, - выругалась директриса и зычно крикнула: - Антоныч, мать твою, где твой воспитанник? Кто видел вахтёра?
- Вон он идёт, - кто-то обозначил появление Антоныча в конце коридора.
И действительно это был он. В руках у него что-то виднелось в виде человека с болтающими руками. Подойдя ближе, сказал только одно слово, глядя в глаза директрисе:
- Готов.
- Уже? Когда же он успел? Не доглядели… - Анна Степановна сокрушённо покачала головой.
- Углядишь тут за таким. Маленький, юркий и к тому же ещё и хитрый – одно слово, азиат, - произнёс вахтёр.
- Ну, и как мы теперь без музыки? – директриса вытянула губы трубочкой, что-то соображая.
- А если мы будем петь только под один бубен? – предложила Верочка.
- С вашими-то голосами, да под бубен? – Анна Степановна тяжело вздохнула. – Что власть подумает?
Егоров при этих словах хохотнул:
- Хотел бы я видеть, как это у неё получится. Думать – это не распоряжения на ксероксе размножать: тут надо напрягать извилины…
Директриса не стала заострять своё внимание на его реплике и произнесла:
- Будем исходить из того, что у нас есть. Этого, - она кивнула головой на баяниста, - в подсобку. Приеду – разберусь персонально. Так, частушечники будете петь…
- Под бубен, - опять влезала Верочка.
- Никаких бубнов, - оборвала её Анна Степановна. – Мы что шаманы? Будем петь капеллой, то есть без музыкального сопровождения.
- Понятно: кто - в лес, кто - по дрова, - кивнула головой Людмила Николаевна.
Галина Андреевна, болезненно сморщив лицо, объявила, напрягая голосовые связки:
- У меня не получится.
- Ничего, - подбодрила её, Анна Степановна, - научитесь, а не научитесь чуть меньше зарплаты получите. Вот дети обрадуются…
- Это жестоко, - Галина Андреевна сжала свои бесцветные губы.
- Зато справедливо: кто не поёт, тот – не веселится. Так, где же наши Снегурочки? – директриса бросила взгляд на завхоза, которая выдвигала версию о том, что те задерживаются из-за транспорта.
Галина Николаевна развела руками, мол, теперь и не знаю что сказать.
- Будем заменять, - Анна Степановна резанула рукой по воздуху и оглядела подчинённых.
«Ну, что за лица? А во что одеты? Эх, голытьба…»
- Может, кто сам желает? – она выжидательно посмотрела на коллег.
Никто на этот раз не поднял руки. В приёмной раздался звонок. Секретарша шаркая ногами побежала выполнять свои обязанности. Пока она бегала, Анна Степановна пристала с вопросом к туристу, который всегда старался забраться в гущу народа, но при этом не выказывал никакой инициативы:
- Владимир Николаевич, а вы чем у нас будете заниматься на празднике?
Тот с серьёзным видом выступил чуть-чуть вперёд из рядов «певчих» и объявил:
- Буду координировать действия правоохранительных органов на тот случай, если случится ЧП, - и показал глазами на мегафон, висевший у него через плечо.
- Сам придумал или жена подсказала? – съязвил Егоров.
- По инструкции положено, - ответил турист, даже не обернувшись в его сторону.
- Может, и номер назовёшь этой инструкции? – Егоров попал в колею и теперь мог очень долго по ней елозить взад -вперёд, взад – вперёд.
Подбежала секретарша и доложила, что звонили Зойка с Надеждой из травпункта. Кокошник на её голове съехал вперёд и теперь торчал, козырьком от фуражки.
- Вот тебе и первое ЧП, - тут же отреагировал Егоров и обратился к туристу: - Давай координируй…
- Что с ними? – директриса начинала закипать.
- Подозрение на перелом…
- У обеих? – Анна Степановна недоверчиво вскинула правую бровь.
- Ну, а я что говорил: не девчонки, а сиамские близнецы, - Егоров хохотнул. - Всё, теперь праздник не получится. Интересно только, в каком месте у них там перелом?
- А может у них всего лишь вывих? – Сергей Иванович посмотрел на Анну Степановну.
Директриса, как бы отсекая от себя всё лишнее, опять рубанула ладонью по воздуху и сказала:
- С ними понятно. Так, коллеги у кого из вас хорошая память? Роль Снегурочки небольшая, но есть пара четверостиший.
Опять никто не поднял руки. Один только Егоров всё тянул и тянул свою ладонь, то ли по привычке, то ли после перенесённого гриппа этой осенью.
- Ну, чего тебе? – Анна Степановна обречённо перевела на него свои полные печали глаза.
- Дайте мне эту роль?
Верочка хохотнула в сторону. Её подруга Валентина Петровна, после того, как он ещё добавил и раскрученную фразу по телевизору: «Ну, возьмите меня?», произнесла:
- Во, даёт. Уже в женский образ входит. У тебя такая интонация Егоров, что цепляет…
- Не дай Бог, - Людмила Николаевна засмеялась, провоцируя тоже самое сделать и других. – Ты ещё сказала бы, что ему надо было девкой родиться. Сейчас бы наш Егоров на объездной дороге клиентов обслуживал бы.
- Тьфу на тебя, Сатана в юбке, - Егоров перекрестился. – Я нормальный и движет мной только чувство коллективизма, чтобы спасти честь нашего центра…
После этих слов Анне Степановне уже ничего не оставалось, как принять решение, хоть и противоречивое, но на данную минуту единственное лежавшее на поверхности. Она объявила:
- Дебаты прекратить. Егоров разоблачайся. Девочки загримируйте нашего мальчика под Снегурочку.
Верочка решила внести свою лепту:
- Силикон будем вставлять или как?
Анна Степановна ничего, не поняв, уставилась на ту удивлёнными глазами, мол, ты это про что? Когда до неё дошло, она сказала:
- Какие глупости у тебя на уме. Нас уже автобус ждёт, а мы всё тут шутим…
- А кто будет вместо Егорова Лешим? – спросила завхоз, принимая от того его одеяния.
Директриса, не целясь, выхватила из числа своих подчинённых «новенького» и сказала:
- А вот он.
Тот покраснел и гордый тем, что ему доверили конкретное дело, стал облачаться во всё то, что до этого упало с плеч Егорова. Собственно, несмотря на большую разницу в их комплекции, костюм, состоявший из каких-то лохмотьев, пришёлся в пору даже этому крупному малому. Уже через десять минут все усаживались в автобус, который готов был их унести к «славе», о которой в душе мечтает каждый живущий на этой земле.
К парку подъехали, когда было ещё светло. Людей было мало. Анна Степановна недовольно оглядела место действие, где высилась украшенная ёлка и сказала вслух:
- И для кого здесь петь?
Не успела, как следует оглядеться, в автобус просунул своё усатое лицо мужчина татарской наружности и затараторил что-то быстро-быстро. Из всего сказанного было ясно только одно, мол, начинайте создавать народу настроение, а то разойдутся.
- Это всё? Больше никого не будет? – директриса кивнула головой на одинокие силуэты горожан.
- Сейчас подойдут. До открытия ещё два часа. Вы пока начинайте.
Анна Степановна улыбнулась и спросила:
- Вы в своём уме? У нас всего десять частушек. Как их растянуть на два часа?
Мужчина наморщил лоб и выдал:
- А вы пойте их по слогам, - и тут же улыбнулся и добавил: - Шучу, шучу… Вам главное немного пошуметь…
- То есть?
- Ходите и поздравляйте всех с Новым голом. Уяснили? Всё приступайте, а я побежал к устроителям фейерверка, - мужчина крутанул пальцами кончик своего уса на манер кутилы при гусарских эполетах и умчал куда-то в сторону заснеженных зарослей.
Целых два часа работники детского центра метались по парку и орали встречным и поперечным: «С Новым годом!» Всё это время Дед мороз, Снегурочка, Леший и Баба-Яга находились в автобусе. Водитель куда-то отлучился, и они вчетвером коротали время, пытаясь рассмотреть то, что происходило за замёрзшими окнами автобуса.
- Что-то подозрительно тихо, - произнёс Сергей Иванович.
Егоров прислушался и сказал:
- Нет, по-моему, кто-то там ходит.
- Скорее бы, - подала голос Галина Васильевна. – Я уже ног не чую.
- А мы это сейчас вмиг исправим, - Сергей Иванович извлёк из-за пазухи бутылку водки.
- Вы что – я же на работе? – Галина Васильевна протестующе замотала головой.
Егоров заёрзал на сиденье, натягивая на голые свои колени коротенький полушубок:
- А я буду. Как только вы женщины в мороз в одних колготках ходите? У меня всё там окоченело.
- Правильно, - Сергей Иванович стал зубами отвинчивать с бутылки пробку. – Когда есть чему коченеть, оно так и случается…
- Мальчики, - Галина Васильевна покраснела, - я хоть и пожилой человек, но всё же ещё женщина…
- Пардон, ваше великолепие, но правду не утаить. У нас там мёрзнет быстрее, чем у вас, - Сергей Иванович наконец-то справился с пробкой и отхлебнул прямо из горлышка. – Мягонькая – это хорошо.
- Вторым пригубил Егоров. Сделав глоток, сказал:
- Вкус не земной.
«Новенький» тоже сделал пару глотков. Помолчал и произнёс:
- Не разобрал.
Сергей Иванович улыбнулся и выдал:
- Тебе надо не водку пить, а уксус. Вот там сразу и разбираешь, и чувствуешь. Галина Васильевна, ну пару капель? – он стал уговаривать старушку в одеяниях Бабы-Яги не отрываться от коллектива.
- Ой, боюсь! - призналась та. – Я, как выпью, у меня всё перед глазами начинает кружиться и тянет на «подвиги».
- Так и должно быть. Это у вас правильный организм, Галина Васильевна, а то некоторые выпьют и сразу в спячку впадают или за топор хватаются и устраивают охоту на людей, включая ближних родственников, - Сергей Иванович протянул ей бутылку. – Пару капель и ваши ноги обретут вторую жизнь.
Так за разговорами они допили эту бутылку водки и ту вторую, которую Сергей Иванович извлёк из мешка с подарками. Галина Васильевна, раскрасневшаяся, уже не делала акцент на том, что всем присутствующим приходится, чуть ли не матерью. Она уже не называла их мальчиками. Тыкала по именам и всё пыталась продемонстрировать им, какие у неё раньше были в молодости длинные ноги. Егоров травил анекдоты и без устали ширял «новенького» в бок, который сидел похрапывая. Сергей Иванович, глядя на него, сказал:
- Крупный, а пить не умеет.
- Ничего ещё научится. Какие его годы? – Егоров уже забыл, что он в образе Снегурочки и сам того не замечая ладонью руки, смазал с лица и румяна, и губнушку.
- Слушай, а тебе так лучше, - заметил Сергей Иванович.
- Ты находишь? – Егоров попытался себя рассмотреть в зеркало в водительской кабине. – Страсть какая. Это кто? Неужели я? Фр-р-р…
Пока они ждали своего выхода, Анна Степановна, руководившая «певчими», потеряла голос. Ей было трудно перекричать разошедшихся подчинённых, а те как назло, орали частушки с таким усердием, что встречные люди стали уступать им дорогу. Зрелище было ещё то: взявшись за руки по двое, а то и по трое, женщины в нелепых кокошниках, с наброшенными на плечи платками, в разноголосицу уже не пели, а скандировали. Кто был из прохожих постарше при виде их – крестился, а молодёжь радовалась, потому что это отдалённо смахивало на «рэп».
Турист, облачённый в тёплую куртку, в валенки и ватные штаны с громкоговорителем прохаживался возле аттракционов изо льда. Их было немного: горка, лабиринт и довольно глубокое блюдо, на дне которого пьяного вида мужчина пытался определить – куда идти дальше. Турист с интересом наблюдал за ним. Судя по тому, как от бедолаги шёл пар, тот провёл на дне этой «заманухи» где-то около часа и всё это время не мог сориентироваться: где - юг, а где - север. Выбившись из сил, мужчина сел и позвал:
- Люди, ау!
Зеваки стоявшие и наблюдавшие за ним, тут же подали голоса:
- Мы здесь.
Мужчина сразу же открыл помутневшие глаза и задал вопрос:
- Где это я?
Подошедший наряд милиции, хотел, было, его оттуда вытащить, но люди попросили блюстителей порядка этого не делать, мол, пусть ещё немного порадует публику. Милиционеры подумали, подумали и согласились, сказав, что придут за ним чуть позже.
Надо заметить, что аттракционы, на которых резвились люди, были своеобразным испытанием для них. Например, ледяная горка, по которой смельчаки кубарем скатывались вниз, не успевала, как следует покрыться льдом и скоро деревянный настил, присыпанный снегом, служившей основой стал заметно давать о себе знать. После нескольких часов интенсивной эксплуатации, люди уже не скатывались с горки с криками восторга и хохотом, а слетали вниз с матом и стонами. Всё объяснялось просто – занозы. Одна довольно крупная особа, слегка навеселе, растолкала тех, кто был помельче, решила вспомнить своё детство и вспомнила. Задрав дублёнку, плюхнулась и произошло элементарное нарушение техники безопасности: всё, что было надето на ней в районе попы, заголилось и в результате этого, женщина не быстро, но с некоторым набором фривольных выражений достигла кульминационной точки. Дети, сновавшие здесь же по случаю праздника, с перепуга бросились, так сказать под крыло своих родителей. Понять ничего нельзя было, поскольку женщина, даже съехав с горки, продолжала поносить всех и вся матом и не хотела подниматься со льда. На её стенания прибежали врачи скорой помощи, которые дежурили тут же неподалёку и определили с первого взгляда, что эта особа – их пациент. Слава Богу, что власть предусмотрела всё подобное и там, в стороне от аттракционов находилось место, специально отведённое для машин «Скорой помощи» и пожарных. Тут же прикорнул и милицейский уазик.
Так вот, женщину с огромной щепой на том месте, на котором она съезжала с горки, поместили в скорую помощь и врачи стали колдовать. Судя по тому, как вела себя потерпевшая, заноза сидела в ней глубоко. Милицейский наряд, проходивший мимо машины «Скорой помощи», поинтересовался:
- Не помочь?
Врач, слегка косивший одним глазом, ответил:
- Если нетрудно, подержите пациентке ноги.
Милиционеров не надо ни в чём просить, а особенно, если надо кого-то за что-то подержать. Женщина, лежавшая на животе с задранной дублёнкой над пятой точкой сразу почувствовала на своих ногах крепкие чужие руки. Ох, уж эти женщины, они в любой ситуации думают об одном и том же и как они потом мечут молнии, если их фантазии остаются не воплощёнными. На этот раз всё так и получилось: были мужские руки, были какие-то посылы, а всё закончилось банально и совсем не интересно: врач удалил занозу размером с карандаш, сделал укол и ваткой со спиртом обработал ранку.
- И всё? – женщина удивлённо стала озираться по сторонам.
- Всё, - врач кивнул головой.
- А искусственное дыхание.
- В какое место? - врач засмеялся.
Женщина всё ещё лёжа на животе, обернулась на него, смерив того взглядом, и произнесла:
- А куда дотянетесь…
Врач ещё громче рассмеялся и объявил окончательный вердикт:
- Раз стали шутить, то жить – будете.
Пока медики «боролись» за её жизнь в узком проходе ледяного лабиринта случился затор. Одна пышнотелая особа решила обследовать аттракцион и застряла в нём: ни вперёд, ни назад. Людской поток, следовавший за ней – забурлил. Женщина пыталась себя сдвинуть с «мёртвой» точки, но все её усилия были напрасными – ледяные объятия не хотели её от себя отпускать. Она закричала жалостливо и совсем негромко. Люди, стоявшие за ней и подпираемые потоком в спину, потребовали от неё более решительных телодвижений. Женщина напряглась, но то ли у нас научились строить, то ли лёд был какой-то особенный, только всё осталось, как и было до этого. Пришлось просить пожарных оказать содействие в её освобождении из ледяного плена. Вызволили и тут такое началось: женщина в слёзы, всех обслюнявила, благодаря за спасение. Кто-то под шумок стал собирать даже денежные средства для пострадавшей. Что характерно муж, её, так сказать защита и опора, во всём этом не принимал участия. Он скучающе стоял в стороне, и всё надеялся, что ту не смогут оттуда вытащить. Шутник, да и только.
Как бы там ни было, но сумерки, в конце концов, накрыли парк своим покрывалом и по периметру площади, где собирался народ, зажглись разноцветные гирлянды. Вот-вот должна была начаться официальная часть празднования открытия окружной новогодней ёлки. На сцену, сколоченную из досок, вышел ведущий и призвал для чего–то народные массы к сплочению, после чего несмотря на мороз, появились дети и исполнили танец. Судя по костюм, сюжет этого музыкального номера был посвящён солнечному лету. Ещё несколько раз эти же дети выбегали на сцену и удивляли публику своей морозоустойчивостью. Послед детского блока перед микрофонами появились три молодицы и пропели несколько русских народных песен, но почему-то на татарском языке. Как потом выяснилось звукооператор сидевший за пультом и гнавший все музыкальные номера в «нон-стопе» что-то там или перепутал, или подкрутил и поэтому произошла накладка. Надо заметить, что такие казусы – дело привычное, а поэтому артисты уже на них не обращают внимание. Однажды у одной из исполнительниц, частенько выступавшей на подобных празднествах, перехватило горло, и когда она поняла, что петь не сможет, она стала танцевать. Получилось неплохо. У некоторой части публики, кто до этого уже слышал, как она поёт, сложилось впечатление, что танцует певица гораздо лучше, чем исполняет песни.
Ну, так вот, когда отзвучали русские народные песни на татарском языке, опять вышел ведущий и объявил собравшимся перед сценой, что у него появились какие-то слуховые галлюцинации:
- Люди, я слышу звон бубенцов!
Толпа замерла, пытаясь угадать, в каком ухе у того звенит. Не получилось, потому что кто-то в отрыве от всех, где-то в боковой аллее от сцены фальшиво выводил высоким голосом: «Запрягайте хлопцы конев…» Толпа опять стала гомонить, мол, какие там могут быть бубенцы, если коней ещё не впрягли? А ведущий гнул своё:
- Ой! Слышу, слышу…
- Брехло! – кто-то пьяно рявкнул из толпы.
- Давай Деда Мороза, чувырла! – ещё чей-то голос упал к ногам ведущего.
Толпа стала скандировать:
- Дедушка Мороз! Дедушка…
Ведущий даже растерялся от такого единодушия. Он не стал испытывать народное терпение, и дал отмашку Анне Степановне. Та ринулась к автобусу. Когда она увидела своих подчинённых, директриса чуть было не упала в обморок. Первым появился Егоров. «Появился» - это мягко сказано: он просто выкатился из автобуса и растянулся у ног Анна Степановны.
- Ой! – вскрикнула та. – Кто это?
- Король Лир, сударыня, - Егоров разлепил непослушные губы.
- Какой король?
- Пьяный, - добавил Егоров и звучно икнул.
Следом за ним показался Сергей Иванович. Всё на нём было распахнуто. Он галантно поклонился Анне Степановне и полез с поцелуями. Та замахала на него руками и засипела:
- Да что это с вами?
- Так ведь праздник? – ответил Сергей Иванович.
- Это я понимаю. Я о другом: что ты сейчас людям сможешь сказать в таком виде?
- Всё, - заверил её он.
- А где остальные? – директриса полезла в автобус, отталкивая от себя расхристанного Деда Мороза.
- Не буди, пусть спят, - Сергей Иванович указательный палец приставил к губам. – Умаялись они…
- Чем это они были заняты, что так умаялись? – Анна Степановна всё же заглянула в салон автобуса.
На боковом сиденье она увидела спящих в обнимку два неясных силуэта.
- Срамота! – воскликнула директриса.
- В другой ситуации я бы с вами поспорил, но не сейчас, - Сергей Иванович прислушался к тому, что скандировали народные массы перед сценой. – По-моему это меня.
Ноги подхватили его крупное тело и потащили на себе навстречу голосам. Он успел только крикнуть на ходу Егорову:
- Снегурочка, за мной!
Что-то непонятное на автопилоте сорвалось с заснеженной земли и, подхватив мешок с подарками, кинулось вслед за Дедом Морозом. Анна Степановна в растерянности только развела руками и беззвучно повела накрашенными губами, мол, куда вы в таком виде?
Их появление на сцене вызвало у публики некоторое недоумение. Люди впервые видели Деда Мороза, у которого борода росла не как у всех, а из бровей. Ещё собравшиеся отметили, что он выглядит усталым. Сердобольная женщина, прижатая толпой к самой сцене, всхлипнула и произнесла вслух:
- Укатали-таки лошадку…
Сергей Иванович на это только вяло улыбнулся и, собравшись с духом, стал говорить:
- Друзья, шёл я лесом, шёл полями…
На этих словах из-за его спины вынырнул Егоров. Он волоком втащил на сцену мешок с подарками и теперь пытался его выставить напоказ. Пьяно осмотревшись и увидев устремлённые на себя глаза людей, объявил:
- А вот и я! Шла я лесом, шла полями…
- Напилась, теперь я пьяна – кто-то пошутил почти в рифму из толпы.
Сергей Иванович, чувствуя, что ноги у него начинают подкашиваться, решил сократить свою речь:
- Люди, не держите на меня зла. Пусть Новый год будет лучше прежнего…
- Я так скажу, земляки, - Егоров перебил его. - Давайте жить в мире. Ну их всех, - он махнул рукой в сторону чиновников, стоявших от всех собравшихся особняком.
Те ничего пока не понимая, пытались сохранять спокойствие. Так как они пришли сюда уже в некотором подпитии, то сделать это было совсем легко: так уж устроен человек, если плохо слышно и видно, начинает капризничать, как маленький ребёнок. Учитывая то, что места у них на этом празднике были самые лучшие, то они и вели себя, как подобает: радостно и непринуждённо. Это был хороший знак. Чиновники ворковали между собой и улыбались лучезарно в толпу. Это так сближает, а если учесть, что разноцветные гирлянды по периметру площади, где всё происходило сейчас, освещали лишь провода, на которых они размещались, то можете себе представить, на сколько все они слились со всеми в одно целое.
«Эх, хорошо живём! Куда там Европе вместе со всей Азией и Америкой угнаться за нами? Мы же Россия. У нас всё с размахом. Не умеем мы по-другому, не умеем… Почему? Да, душа у нас широкая: без выточек и стежков. Нам бы дать волю, мы бы всех на Земном шаре научили так жить: пить, гулять, веселиться. Когда нам хорошо, почему кому–то должно быть плохо? Это неправильно. Если пить, то всем, если гулять, так вместе…»
Анна Степановна украдкой поглядывала в сторону власти. Она всё ждала, что кто-то из чиновников сейчас проявит рвение и всё закончится. Этого не случилось. Видно, палёной водки откушали. Балда такая же, опять же экономия и что характерно с одной такой рюмки, начинаешь задумываться о смысле жизни. Мысли разные, и что характерно, кажутся, разумными они.
Вот и сейчас власть стойко держалась на ногах, приветствуя горожан, выкрикивая короткие лозунги. На длинные не хватало сил, да и случай не тот, чтобы устраивать всё подобное, а вот крикнуть в микрофон: «Ура!» или «Мы вас любим!» - это, пожалуйста. Надо заметить относительно этого «любим» - чиновники не лгали. Ну, сами подумайте: как им всех нас не любить? Мы ведь не просто их электорат – мы их совесть и ум. Мы те, кто наполняет городской бюджет. Мы, те, кто за копейки готов: стоять у станка, лечить людей, обучать детей. Не станет нас и всё: не будет и их. А то, что они всегда отделены от народных масс людьми в погонах, так это дань моде и только, да и мы с вами непредсказуемы. Взять хотя бы нынешнее мероприятие: у всех хорошее настроение, а особенно у Деда Мороза и его Снегурочки. В таком настроении чего только не сделаешь от доброго сердца. Так как желающих поделиться своей душевной радостью всегда бывает много, то люди в погонах всегда, кстати. Они на посту и каждого, кто пытается навязать своё отношение к чиновникам, они, мягко выражаясь «отсекают и фильтруют». Это уже потом появляются наградные листы, и звёздочки, и лычки слетают на погоны стражам порядка.
«Им хорошо» - думал завистливо турист Владимир Николаевич, прохаживаясь со своим мегафоном на плече, мол, вот кому почёт и уважение, а тут, сколько не меряй ногами этот снег – всё едино не видать прибавки к зарплате. За всё мероприятие он так и не воспользовался мегафоном. Только раз один подросток попросил его:
- Дядь, дай шумнуть?
- А по соплям? – ответил на его просьбу Владимир Николаевич и поспешил поближе к стражам правопорядка, так сказать «на всякий пожарный случай».
А на сцене в это время продолжалось праздничное действие. «Милые» герои в лице Деда Мороза и Снегурочки всё никак не могли сосредоточиться. Дети, а их было на этом празднике предостаточно, воспринимали новогодних персонажей без эксцессов. Единственное что им было непонятно, так это то, почему Дед Мороз в конце своего приветственного слова перешёл на иностранный язык? Взрослые это восприняли, как сигнал к тому, чтобы крикнуть во всё горло: «Долой «железный» занавес!» Снегурочка в этой ситуации повела себя несколько не адекватно. Она стала озираться по сторонам. По тому, как она сучила ногами, можно было подумать, что ей надо было «до ветру». Анна Степановна зажмурилась. Ей хотелось побыстрее отсюда убраться. Она всё ещё находилась в ожидании того, что чиновники опомнятся и… Куда там – те и не думали вмешиваться в естественный процесс увеселения масс.
Вдруг в небе что-то рассыпалось, и лёгкий шорох стал опускаться на головы сверху. Анна Степановна запрокинула лицо и разлепила ресницы.
«Салют! Слава Богу, выстояли! Это победа!»
Она ещё долго смотрела на небо и радовалась, что всё закончилось. Пока она радовалась, одна маленькая мыслишка, почти разутая скреблась у неё в голове: «Ну, я им устрою после праздников «разбор полётов». Они у меня получат своё…»
Тем временем, Сергей Иванович, так и простоявший всё это время на сцене с бородой на бровях решил поставить заключительный аккорд в сценическом образе Деда Мороза и рявкнул в микрофон на весь парк: «Гуляй – не хочу!» Многократное эхо подхватило последнее слово и над сверкающей огнями ёлкой понеслось: «Хочу, хочу, хочу…» Народ проорал от нахлынувших чувств: «Ура!» и кинулся целовать без разбора всех, кто оказался рядом на тот момент. Досталось и людям в погонах, и чиновникам. Последние решили не поддаваться на провокации, и вовремя отступили за спины стражей правопорядка. Праздник набирал обороты. Дед Мороз со Снегурочкой не стали устраивать конкурсы и викторины и так просто раздавали из мешка подарки. Возникла давка. Взрослые, как дети тянули свои руки к сцене и орали с мольбой в голосе: «А мне?» Егоров так разошёлся во время «раздачи слонов», что даже вспотел. Сергей Иванович, он же Дед Мороз только успевал доставать из мешка всякие безделушки и бросать в публику. Тут же, мечущийся по сцене ведущий праздника, несколько раз пытался прекратить разбазаривание призов, но, попав несколько раз под «горячую руку» Сергея Ивановича, отступил.
Анна Степановна ничего этого уже не видела. Она ходила по парку и собирала своих «певчих». Те выглядели удручающе. У многих были изодранны платки, а кокошники торчали на головах, у кого как. Судя по всему их «пение» имело «успех» и горячие поклонники «отблагодарили» их за «творческий подход к делу». Рыжая секретарша больше всех стонала и морщила лицо, перепачканное чужой помадой. Когда Анна Степановна у неё спросила: «Что с вами?», та ответила – «Сплошной аншлаг».
Когда усаживались в автобус, стараясь не разбудить сидящих в обнимку Бабу-Ягу и Лешего, к Анне Степановне подошла пышущая жаром женщина с баллоном гелия на плече и спросила:
- Извините, меня тут попросили от организации шары надувать… К кому мне обратиться?
Директриса с нескрываемым восторгом посмотрела на ту и произнесла с вопросительной интонацией:
- Не тяжело?
- Я привычная, - женщина улыбнулась.
- Галина Андреевна, - Анна Степановна подозвала к себе свою подчинённую с болезненным лицом. – Иди-ка сюда. Смотри – сколько счастья, здоровья, самодостатка в этой красавице. Вот ориентир тебе на этот год. Чтобы через год выглядела так же. Поняла?
Та испуганно оглядела незнакомку с баллоном на плече и, скорчив лицо, сказала:
- Меня же муж из дома выгонит?
- Он у тебя, что не мужик совсем?
- Почему?
- По кочану, милая. Мужики во все времена тянулись вот к таким как она, - Анна Степановна кивнула головой на женщину и обратилась к ней с вопросом: - За мужем?
- Ага, - ответила та.
- И дети есть?
- Трое.
- Ну, что я говорила. А у тебя? – директриса посмотрела на Галину Андреевну. – Один, да и тот… Ладно уж иди в автобус, а то не дай Бог «крякнешь» на обратном пути.
- Так к кому мне обратиться? – женщина напомнила о себе.
- А вон туда, - Анна Степановна махнула рукой в сторону новогодней ёлки и стала взбираться в автобус.
На следующий день, рано утром, одинокий прохожий, проходя через парк, увидел стоявшую на коленях перед лесной красавицей пожилую женщину. Та громко молилась, и слова её были о том, чтобы и этот наступивший год был не хуже и не лучше предыдущего. Не хуже, потому что ушедший год всё же не стал «концом света», и, слава Богу, а не лучше, потому что живущие сегодня – большего и не заслужили. Прохожий огляделся по сторонам, и ему стало грустно. Действительно – не заслужили: кругом валялись пустые бутылки, пластиковые стаканчики, остатки от китайских петард, обрывки бумаг... Прохожий ещё подумал про себя: «Вот и оставили после себя след на земле…»
Уже на выходе из парка ему повстречался пьяного вида мужчина. Тот, вихляясь, притормозил и спросил:
- Земляк, какой сегодня день?
- Пятница…
- Пятница? – мужчина стал загибать на руке пальцы. – Это что же получается: скоро Новый год? Ну, вот ты мне скажи, добрый человек: как тут можно бросить пить? Как? Одни праздники… Только очухаешься, а уже другой стоит на пороге. Я же не железный и таких нас тысячи, а может и больше, - мужчина тряхнул головой. – Как быть…?
Прохожий не стал его слушать до конца, и пошёл себе дальше, думая про то, что жизнь у людей – это одно сплошное недоразумение. Праздники, призванные продлять жизнь, почему-то её укорачивают, и что характерно в сознании людей это прекрасно уживается, неся на себе какую-то тайную печать смысла о том, о чём мы никогда не сможем сказать сами себе вслух.
Февраль 2007 г.