Он уходил от города, не оглядываясь, словно стремился к чему-то за горизонтом так сильно, что не хотел терять ни секунды на пустые раздумья - или же как убегающий от прошлого, отрекающийся от всех своих воспоминаний, несущих в себе жесткие иглы укора и страданий.
У него когда-то были яркие зеленые глаза; сейчас же они потухли и спрятались в глубоких морщинах, незаметные под седыми волосами, не желающие видеть. Наверное, даже если бы он оглянулся, город показался бы ему размытым желто-красным пятном на сером фоне неба, в котором никто не узнал бы то бьющееся сердце цивилизации на этом утесе, вечно кричащее, заходящееся в рваных ритмах, когда его кровь - люди - проходили через сосуды-улицы.
Но он не смотрел и не слышал уже отдаленный, слабый пульс города. Он и в самом деле медленно затухал - как страшно распухшее больное сердце отторгается организмом, так из города потока и разрушения уходят люди, так же, как сейчас уходил он. И, конечно же, он ни о чем не думал, когда под ногами зашуршал едва теплый песок, сохранивший в себе толику жары, царившей вокруг несколько часов назад. Не чувствуя ничего вокруг - ни нарастающего бриза, ни вьющихся вокруг мошек, ни даже воды, заполняющей его ботинки - он не чувствовал и своей тоски и боли.
Когда очередная волна коснулась одной из пуговиц его рубашки, он схватился за сердце: мир вдруг обрел объем и цвета, пульсирующие его жилы обожгло и вывернуло наружу, в холодную реку. Почти остановившись, он почувствовал сомнение и посмотрел назад, на город. С жесткой настойчивостью его ноги согнулись и понесли его дальше, глубже в реку, чтобы её холодные воды успокоили наконец-то его больное сердце.
Река забурлила и начала подниматься к городу.