Лаури:
"...Что же заставляет его так со мной возиться? Тратить время на человека, которого едва знаешь, который причиняет массу неудобства, и при этом ничего не требовать взамен. Так что же это?..Да, я не верю в бескорыстие. Однако...Может быть?...Ведь если есть один человек, который считает, что может творить все, что угодно, то есть же вероятность существования его противоположности? Разве нет? Может быть, именно Саму совершенно другой? Может быть, когда он обнимает меня, он не хочет надругаться, сломать, уничтожить, исковеркать? Так чего же он хочет??? Быть рядом? Остаться? Защитить?...Боже, я да только ему и верю теперь. В его спокойную уверенность, улыбку, заботу, которой он ненавязчиво окружил. В его слова, что все будет хорошо. В его осторожность и понимание. В тот вечер, когда он впервые после того кошмара прикоснулся ко мне... тогда я окончательно осознал, что могу быть в нем совершенно уверен. И уснул, забылся до следующего утра."
Саму:
"Черт! Что же мне теперь с ним делать? Он доверчив и пуглив...Смотрит так, словно вот-вот сорвется и убежит...и в то же время, где-то в самой глубине этого прозрачного зеленого льда таится мольба "Не уходи! Не оставляй один на один со всем этим!"...и можно было бы не париться, а позвонить его жене, маме, да кому угодно, а не высиживать около его кровати ночи, не хватать его, когда он в панике падает с постели, барахтаясь в простынях... Можно было бы забыть об этом и жить как раньше. Но как??! В эти сотни часов я точно знал, что Птаха, исковерканная и сломленная, принадлежит только мне...И стоит ей снова расправить свои крылья - улетит. Со временем я стал себя ловить на мысли, что я не хочу возвращаться...Это уже переросло в какую-то ненормальную зависимость, наваждение. Я никак не могу не смотреть на него, не ловить его короткие прикосновения, взгляды, звук дыхания. Я как вор, обнимаю его, вдыхаю запах волос, зарываюсь в них пальцами...и он не ждет подвоха, он думает, что я делаю это как друг. Как же он ошибается... Пожалуй, только Гумберт мог бы меня понять. Краденое наслаждение. Трудно скрыть вожделение, замаскировать его заботой и предупредительностью. Но ему так нужна помощь, что он отчаянно закрывает на все глаза. И ночь сменяется днем, а я почти лезу на стену. Но он начинает улыбаться...все еще неуверенно. Это как проблески света. Он и забыл, что может улыбаться. Я так хочу, чтобы он рассмеялся, и, как прежде, запрокинул голову...."