16 апреля 2015 года Израиль отмечает день памяти жертв Катастрофы и героизма европейского еврейства.
В Иерусалиме, в музее катастрофы Яд Вашем на алее праведников увековечено и имя простой украинской женщины Прасковьи Богдановой, которой посвящены эти строки...
ЯД ВАШЕМ (Музей Катастрофы).
Принимать гостей из за рубежа приятно, но хлопотно! Приезжают они, естественно, на короткий срок, а хочется показать им Израиль с самой лучшей стороны, а для туристов он бесконечен! И география, и его история, и сама действительность так увлекательны, что мы не смогли охватить его и за многие годы нашего пребывания здесь, а что делать приехавшим на пару недель? Выбираем наиболее важные точки: Тель Авив- Яффо, Мертвое Море, побережье Средиземного, ну, и разумеется, Иерусалим!
Мара очень неплохо знает нашу столицу, да и историей ее интересуется давно, поэтому обращаюсь к ней:
-Маршуля, сумеешь показать что-нибудь интересное в Иерусалиме, кроме стандарной экскурсионной программы?
-Легко!!- не раздумывая, отвечает Маша. Она и сама любит путешествовать, и гостей сопровождает с удовольствием.
Сейчас у нас гостит Нина, Верина сводная сестра.
- Я хочу обязательно побывать в Яд Вашеме, где доска Мамы, -высказывает пожелание Нина.
Просьба понятна, да и дело это святое: отдать должное памяти Прасковьи Алексеевны, спасшей Семена и Веру во время оккупации Крыма фашистами.
Яд Вашем, Музей Катастрофы еврейского народа в годы 2-й Мировой войны, когда гитлеровцами и их приспешниками были зверски уничтожены шесть миллионов евреев, хранит память о тех, кто, рискуя жизнью, спасал от рук палачей еврейские жизни.
Памятную доску в честь Прасковьи Богдановой в музее Катастрофы (Яд Вашем) на аллее Праведников Мира установили в 1996 году, в наш приезд в Израиль в гости. Мы с Верой присутствовали на торжественной церемонии, но с тех пор, к этому месту нам пройти не удавалось, хотя в Яд Вашеме мы бывали не раз... Почему-то, у гидов сложилось впечатление, что Доски расположены очень далеко от главных экспозиций, и добираться до них можно только на каком-нибудь транспорте, которым мы не располагали...
На этот раз, мы отправились в путь, не будучи связанными с группами, наша самостоятельная группа , возглавляемая Марой, решила, во что бы то ни стало, добраться на это труднодоступное место!
смысл, и как оказалось, уклонились от дороги к главному входу... Охранник на въезде автомашин, к которому мы подошли, посетовал, что возвращаться нам дольше, чем идти с "черного" хода, мы взобрались по склону на шоссе, где нам, как некому былинному витязю, было представлено несколько стрелок-указателей, в которых мы тоже не разобрались, но чувствовали, что искомое место где-то рядом! Над нами нависал макет товарного вагона, по типу того, куда набивали эсесовцы людей, отправляя их в лагеря смерти. Он висел в воздухе над обрывом, за которым начиналась бездна. Пошли по указателям к административному зданию, и столкнулись с залом памяти о погибших детях: вход вел в подземелье, в котором, в полной темноте парили свечи, сотни, тысячи свечей, и голос в тишине повторял их имена: сотни, тысячи, десятки тысяч имен! Среди них и имена сестер Веры… Чудом среди них не оказалось имен Семена и Веры. Чудом? Это чудо сотворили две женщины, няня Леля и "мама" Паша.
Вера часто рассказывала мне трагическую историю ее семьи, семьи Бориса Семеновича Росовского, в чьем доме на Тихом переулке (под номером 10) прошла и часть моей жизни. До войны здесь жила большая его семья, он с женой Лизой и три дочки, два сына, и с няней Лелей. Вера была младшей. Война застала Бориса Семеновича за пределами Крыма, он не успел вернуться и вывести семью до прихода в Симферополь немцев, да и не простое это было дело - эвакуация, многие еврейские семьи оставались, не подозревая, чем все это кончится. Дом занял немецкий офицер с денщиком, всех остальных выселив в одну комнату, (но не на улицу! Не ожесточенный был, видимо, человек, с не до конца изуродованной совестью. Потому что, практически, тоже спас семью, сказав Борису, когда обьявлено было всем евреям собраться с вещами на площади: "Борис, это-смерть!" Боря, говоривший на идиш, прекрасно его понял, и в ту же ночь вывел старших дочерей и жену из города к знакомым в дальнее село под Нижнегорском, оставив младших Семена и Веру на попечение няни Лели. Сам же отправился в село Ишунь Красногвардейского района, давние его друзья помогли ему найти приют для семьи и даже, каким - то образом, раздобыли паспорт на имя молдаванина Богданова...
Борис идет за женой и дочерьми, но друзья перехватывают его по дороге и сообщают трагическую весть: жену и дочек схватили немцы и расстреляли!(Кто-то позарился на их нехитрое добро и выдал.)
Прошли слухи о расстрелах евреев… Леля забеспокоилась, переправила детей из дома, где стояли немцы, к своей приятельнице, где, по воспоминаниям Веры, они, некоторое время, прятались у нее под кроватью. Но потом, видимо, у этой женщины сдали нервы, и она выставила детей на улицу. Сене шесть лет, Вере - четыре, малыши бредут по улице, инстинктивно выбирая направление к своему родному дому. Кое-где Сеня тащит сестренку на своих плечах... Чудом натыкаются на няню Лелю. Эта отважная женщина уговаривает другую семью приютить несчастных детей до прихода отца. Несколько дней дети проводят время в комнате с закрытыми окнами, затаиваясь при появлении в доме посторонних... А в это время Борис, арестованный по дороге в Симферополь, за колючей проволокой среди других таких же задержанных бедолаг, в отчаянии, несколько ночей ведет подкоп под ограждение, и, наконец, совершает побег. Он догадался, где его дети, и забрал их в последнюю минуту, до гестаповских облав. (В последствии стало известно, что на Лелю донесли, что она прячет еврейских детей, но она не выдала, где они находятся, и была расстреляна.)
Память Веры не сохранила, каким образом Борис привел их в Ишунь.. Дом, в который их поместили, стоял на краю села, и вход в комнату, где им предстояло провести годы присутствия немцев в Крыму, смотрел на поля (другие жильцы дома входили с противоположной стороны)... Укрыться от чужих глаз здесь было негде. В эту комнату постоянно кого-то подселяли: то жила женщина с ребенком, то какая-то старуха, которую звали Гарпына, одно время на постое был румынский солдат... В любую минуту могли проявить нездоровое внимание мужчине с двумя малолетками… Но тут появилась Прасковья Алексеевна.
Паша, как ее все звали, тоже была беженкой, жила с маленькой дочкой в селе Курман, работала у одного из сельчан по фамилии Юга, хорошо знавшего Бориса Семеновича по довоенному времени. Фамилия ее была Богданова, что навело Юга на мысль, что ее легко выдать за жену Бориса, и это облегчило бы жизнь обоим.
"Дети!"- сказал Борис однажды вечером, - " Я все дни пасу овец, вы в доме одни, я за вас волнуюсь! Я приведу вам маму..." Глянув на Веру, он добавил: "Только она - некрасивая..."
На другой день с пожитками на подводе и двухлетней дочкой приехала Паша. Высокая, невероятно худая, но излучающая огромную энергию, она немедленно взялась хозяйничать, навела в комнате маломальский порядок, а на ужин состряпала из ничего кашу, сдобрив ее крохотным кусочком сливочного масла, из-за чего над столом воспарил необыкновенный, давно забытый дух, от которого у детей закружилась голова. Это был восхитительный ужин! Вера бросала взгляды на новую "маму" и опустив голову, хихикала в тарелку. "Что ты все хихикаешь?"- спросила ее Паша.
- " Папа сказал, что ты некрасивая, а ты - красивая!...»
Тут взыграл темперамент рыжеволосой Паши, и Боря получил первый из многих в их последующей жизни скандалов.
При деревенской своей неотесанности и малограмотности, Паша обладала природной сноровкой во всем, за что ни бралась, не боялась ничего на свете, даже немцев. (Однажды она решительно стала на пороге, не пустив на постой немецких солдат. Сказала: " Трое детей в доме, нет у меня места!")
На защиту детей бросалась с яростью тигрицы. Но с детьми была строга. Жизнь под немцами не оставляла и крупицы просвета, порою в доме просто нечего было есть, хотя и Борис и Паша были вынуждены работать по указке старосты села. Дело дошло до того, что отчаявшийся Борис однажды ушел в поисках помощи пешком по селам, где у него были знакомые, и обессиленный, рухнул на пороге одного дома без сознания... Хозяин дома с трудом узнал в обросшем бородой, истощенном мужчине, без кровинки в лице, своего довоенного компаньона Бориса. Борис вернулся с провизией на подводе, запряженной лошаденкой, за которой плелась корова, это было спасение для семьи. Когда при наступлении советских войск у села появились разведчики, Паша приняла их в доме, накормила и отдала им эту лошаденку.
После освобождения Крыма от оккупантов семья вернулась в Симферополь, Борис женился на Паше, и она вошла в дом полноправной хозяйкой.
Аллею Праведников мира с досками имен праведников, в честь которых посажены деревья в музее Яд Вашем, мы, все-таки, нашли. В перечне имен на стелах мы нашли и имя Прасковьи Богдановой, "Бабы Паши", как мы все привыкли ее называть... Здесь Машка нас и сфотографировала, на фоне этого торжественного списка, так, чтобы видна была Пашина фамилия...
Память о ней священа для нашей семьи.