Ни один звук не вызывает во мне большей радости, чем звук режущего, местами булькающего сумасшествия. Скальпель медленно пронзает плоть, а я смеюсь, как самый настоящий психбольной, и нет в моём смехе ни капли боли или отчаяния. Меня занимают совсем другие вопросы. Тело расслаивается, словно луковица, а мне интересно, дышит ли оно в тех местах, где появляются и мгновенно замерзают кровавые сухожилия. Наркоз ли это или какое-то другое вещество, – в любом случае, мне определённо нравится, что я не чувствую дыхания смерти, я к нему безразличен. Вот, нож уже совсем рядом. Я стараюсь не смотреть, и, если честно, даже не знаю, как я вообще здесь оказался. Операционный стол, импровизированная больница и безумец со скальпелем. В принципе, если вспомнить, что я хотел умирать в гробу, с цветами, то один плюс в этом есть – я уже лежу; стало быть, не придётся падать и причинять себе ушибы и ссадины, которые ну никак не смотрятся на покойнике. Также, уверен в том, что я скоро исчезну, поэтому искать цветы желания – нет.
Всё происходит так неспешно, что у меня остаётся куча времени поразмыслить над тем, зачем я здесь, почему равнодушен к мукам и кто этот человек в белом одеянии. Так, стоп. Я и говорить, оказывается, не могу. Только что попытался, и не получилось. Хотя, что я могу сказать? Чтобы меня отпустили? Нет, эта выходка обречена на провал, и, я так думаю, любая другая тоже. Светлые мысли? Мольба о спасении? Надежда?
Очнись, ты в жопе! Ты в полной, торт возьми, жопе, и нет в этом ничего смешного. Хоть ты и смотришь смерти прямо в глаза, радуги здесь нет, нет и радужного окончания праздника. Скальпель скользит совсем рядом, по бокам стекают тоненькие блестящие струи крови; скоро он подойдёт так близко, что я засмеюсь снова, и в моём смехе будет тот самый булькающий звук сумасшествия. Вокруг так мрачно, что в следующее мгновение, при осознании того, что я хочу света, потолок начинает разверзаться. Глаза молниеносно вырезали, положили в морозильную камеру, кинули в камин и, после всего этого, вставили обратно, – таково было моё прищуренное удивление, когда безумец в белом одеянии сказал мне, что я уже целую секунду являюсь ребёнком и что мой смех, на самом деле, является слёзами. Будучи ангелом, я и не подозревал, что плакать – значит смеяться.