Часть II Силой сердца. От масок - к маске.
Глава 10
Настроение творческое — летняя пора. «Ах, лето! Лето звонкое, звонче пой…» Мышление приобрело устойчивость образов, чувства глубину, силу. Женская суть властно требует любви. Любви настоящей не призрачной. В белых ночах что-то мистическое, завораживающее.
Звёзды на светлом небе смотрятся нереально и зовут к слиянию: Хочется! Себя не обманешь, всё испытанное ранее — бред! Нужен реальный мужчина, настоящий, постоянный — муж! Смелова хочет замуж! Хочет любить и быть любимой, женой, матерью, бабушкой.
Дача рассекречена, хотя ещё никого из «Акра» здесь не появлялось, но это лишь вопрос времени и случая. Рассекречен псевдоним, личность — всё, о чём предупреждала Людка, произошло. Произошло легко и не принуждённо, само собой, но, даже посвященным, трудно поверить в пресловутые восемьнадцать.
Легенда возраста приобрела вес, статус и незыблемость, подполье закончилось без значительных потерь. Чуть-чуть шока, немножечко лестных упрёков, в формате флирта, и много-много смеха, сплетен, анекдотов, море шуток и цветов.
Осенью нормально пойду в универ, уже в качестве поэтической дивы. В «Акре» на меня без улыбки уже никто не смотрит, даже подлец Рыбников. Людок парит в заоблачных сферах, как режиссёр-постановщик, декоратор, гримёр. Её носят буквально на руках и носятся как курицы с яйцом: «…Люсик туда, Люсик сюда! Люсик, ну пожалуйста!», " А как Люсик скажет, так и будет". Рыбников наконец отвял от моей Люськи, признал своё поражение, брудершафт даже пили, я заставила, пригрозила. Сказала, если не помирятся, опять повешусь, и втихаря. Я вешаюсь время от времени у себя на даче всё-таки, хоть какая-то разрядка.
Неприятные неожиданности теперь для меня практически нереальны. Посредством «Акра», на Сафо, то бишь, меня, работают агентурные сети МВД и оборонного комплекса страны, я развиваюсь в духе нано-технологий, громко и основательно.
Людок тут мне как-то предлагала на Кипр смотаться, на Канары, я не повелась, терпеть не могу гостиниц! Мотаться туда-сюда, я классическая домоседка-затворница, не могу представить себя без своей дачи. Скоро Купала, праздник влюблённых, а я? Кому я сплету венок? Некому! Не барабашке ж его плести.
Мои домовые или дачные, как я их называю, не плохие сторожа. По посёлку, уже пошли слухи про дом с привидениями. Особенно, после одного случая, в результате которого у бомжары сердце не выдержало. Нечего было ко мне в сад лезть, яблоки воровать, тем более они ещё только-только, зелёные и кислые. Не виноватая я, он сам пришёл!
Я очень полюбила своих лапочек, я за ними как за каменной стеной!
Местный попяра пытается тут подъехать ко мне, с душеспасительной лекцией, кружит, как кот вокруг сметаны, я его не хочу! Ни в какой позе! Пускай с их знаменитой божьей матерью трахается,сукой жидовской,что б ей ни дна на покрышки!Курва сионистская!Падла ****ь пархатая!Надо же, стерпел,даже перекреститься забыл.Материть его одно удовольствие - терпеливый телок попался.Знаю,знаю - не мытьём так катанием взять хочет ублюдок,не на ту нарвался.
Водосвятие мне тут предлагал. Ага, знаем мы это водосвятие, так и блудил, по мне, зенками. Раздевал взглядом, сучий потрох, но на территорию не лезет, очко не железное: прецедент уже был серьёзный. Но упорный, гад, похоже, втюрился, молодой, да матёрый.Я ему то одно погоняло прилеплю, то другое - от души развлекаюсь. Материть его одно удовольствие – терпит. А куда деваться, профессия такая, терпения требует, слушает да облизывается только, а я кусок лакомый, всё при мне и высокого качества. Трепется только, вздыхает каждый раз напоследок: «Пожалеете, деввушка, благодать божья она не попираема,» - таким голосом, как будто вот-вот кончит. Но шастает ко мне постоянно, чуть ли не каждый день. А потому, как чует! Чует, подлец: деваха голодная. Голодная-то, голодная, но ему не отломится – обломится. Времена инквизиции прошли!
Мобильник бодро играет марш славянки. «Бринуличка, — сочно журчит в ухо близкий, до боли в сердце, знакомый голос — я еду к тебе, радость моя, догадайся кто меня везёт?»
- Пашка Михайлов.
- А вот и не-ет, — мурлычет негодяйка, — меня везёт Аку-умов.
- Преда-ательница-а…
- Не-ет, я твоя любимая подруга. И мы, к тебе, едем не с пустыми рукаами.
- Ну на-адо же!
- Сама увиди-ишь.
Акумовский «мерседес» подкатывает к ограде. Берюзоый металлик переливается в полуденных лучах летнего солнца, радушно улыбающийся Артур Андреевич, загадочно улыбающаяся Людмила Климовна. Ого! С ними ещё и третий!! Ну и громила! Рыбников что ли? Нет, Рыбников потемнее.
О, ужас!!!!! Нет!!!! Этого не может быть!!!! Облокотившийся на крышу акумовского авто гигант снимает солнечные очки. Это! Это! Его лицо! Лицо отца!!! Ладонь плотно закрывает рот и только благодаря этому, оттуда не вырывается жуткий вопль. Мой мотор колошматит во всём теле одновременно, в голове, в ладонях, даже, в пятках, мистика! Бред наяву. Этот блондин машет. МНЕ!!! И награждает меня голливудской улыбкой: «Оу-э!» плавно, нараспев, негромко, но звучно, и вслед за этим тот же жест рукой. Мои глаза полны тумана. Людка, распахнув калитку, подбегает, звонко чмокает в щёку, от неё пахнет экзотическим морем, солнцем, фруктами, взгляд светлый как всегда. Я всё плотней зажимаю себе рот, мне кажется, что стоит только вдохнуть, и моё сердце разорвётся в клочья.
- Ну, — сияет Остафьева, — вот мы опять вместе.
Она отрывает мою руку от рта и лепит прямо в дрожащие губы сочный поцелуй. Акумов и блондин-громила весело переглядываются, блондин откровенно показывает большой палец, с губ слетают звуки, упорно не хотящие становиться словами, а этот тип, этот тип с лицом отца, снова мне машет!!!! Видеть такое выше сил! По идее, надо лежать уже в обмороке, подлец-обморок не наступает.
- Знакомься, - торжественно-зловеще шепчет Людок. — Твой собрат по перу, Угго, швед Угго Смельгарх! Мы с ним на Канарах познакомились, похвастались тобой и вот он здесь. Правда, он кое на кого похож??
Ответить как-то не получается.
- Ну, чего мычишь как корова!? Между прочим, у вас с ним день рождение в один день.
- О, какой ужас!
- Ну, наконец-то, хоть что-то вразумительное ты изрекла! Имей в виду, у него за плечами бурное прошлое: наёмник, мастер спорта по биатлону, боксёр. Кения, Ангола, Сальвадор, Колумбия, Корсика... Пять лет во французском легионе: два года в Полинезии, два года на Аляске. Живёт в Хельсинки, пишет брутальные романы-фэнтези, стихи-лирику; русский хорошо знает, у него предки по линии отца, русские поморы. Ты приглашаешь?
- Ах! Ну д-да! Д-да, д,.. конечно!! - Я совершенно ничего не соображаю. Людка машет:
- Уг-го, Арчи-и, ком хе! Хозяйка приглашает!
- О! Я, я! Зер гут!! — говорят Акумов и собрат по перу, обмениваясь улыбками.
Папочка! Папулечка, неужели это ты!?! Мой милый папочка, мой родной, родненький мой! Меня всю трясёт как в лихорадке.
- Добрый день, коллега.
Акцент еле заметный, голос глубокий, напористый. У отца резкий, чёткий как удар. А у шведа — пресс, давит. Глаза! Глаза одинаковые: взгляд тот же, взгляд- стрелка. Прицеливающийся.
«Бери меня, не раз, не два, а бесконечно много,» - мелькает в голове: горячий поток воздуха резко обдаёт сзади справа. Мощное, огромное тело шведа качнуло как от удара, тот усмехается, качая головой:
- Ого! Да вы, я вижу... энергетка! Это поток!!
Глаза! В его глазах желание, страсть, он еле сдерживается, он хочет! Хочет меня! Я! Я — тоже!! Моя ладонь ложится на его широкую. Искра! И вслед за ней лёгкое пожатие и оно даётся ему с трудом, он хочет стиснуть изо всех сил, рвануть к себе, обнять, задушить в своих медвежьих объятьях. Он -- зверь, он привык брать и подчинять, он не любит ждать, этот швед, в котором есть и русская кровь, да, она, в нём, есть! «Отличная пара,» - доносится акумовская реплика в ответ на торопливый Людкин шёпот.
- А вы, оказывается колдунья, Сабрина. Мне нравятся колдуньи, - его рука становится горячей, волна от руки поднимается к плечу и бьёт в голову, в ушах звенит как от водки, становится легко и весело. Мне весело, очень!
- Вообще-то, фрейр Угго, я не Сабрина.
- Сафо! - восклицает он.
- Не-е-ет - Сябрина.
- Ся! - Повторяет он. – Сябрина, Сяб-ри-на! Если долго тянуть звук «я», будет «а»
- Ах, какой вы наблюдательный, майн гхер!
- Я люблю наблюдать людей, природу, небо , солнце, звёзды…
- Я! Тоже…
Его рука жмёт крепче. Ах ты, зверюга! Варяг-бандит с лицом моего отца, что б тебе ни дна нИ покрышки! Скотина! Я тебе ещё устрою Полтаву. Вот сейчас положить ему голову на плечо и укусить! Нет, чуточку рановато, попозже. Горячий поток плавно перетекает из руки в его руку и обратно.
- Я читал ваши стихи, Сабрина…
- Вам понравилось?
- Это не применимо к вашим стихам, нравиться может вещь. У вас не стихи — жизнь. А жизнь может устраивать, может не устраивать, но она есть, такая какая, есть.
- А вас, устраивает?
Не всегда. Это как еда, нельзя быть одинаково сытым и одним и тем же. Красота тоже утомляет однообразием. Вот закат или восход солнца, это всегда по-разному, и ветер разный, и дождь, так же и поэзия, вы мастер, а мастер редко бывает довольным; я тоже мастер, я знаю жизнь, умею её показать. Повторить за мной невозможно, потому что я разный. Всё время разный, как закат, как ветер, как дождь.
- Один и тот же предмет тоже разный. Всё зависит от того кто на него смотрит, когда и как долго, я пишу о любви, о всём её многообразии и утверждаю: она всегда прекрасна, всегда, и с ней никто и ничто не сравнится, никогда и ни где.
- Вопрос спорный, вопрос…
- Всё мироздание пронизано ею, она везде и во всём, она создаёт красоту и она сама по себе красота и это бесконечно! Это не может наскучить….
- Всё может утомить... – Он умудрён житейским опытом, он пресыщен им.
- Слабую душу - да, сильную — никогда!
- Хм! – Его рука стискивает ещё сильнее
- От жизни устают те, кто не достоин её, от любви тоже…
О-о! - Он смеётся и при этом сжимает руку ещё сильнее, а вот, фигушки тебе, не заору, и не надейся! — От любви можно стать очень и очень слабым.
- Не от любви, господин Смельгарх, не от любви! От бесчувственной, животной похоти. Это когда всё равно с кем и как попало! А я бы никогда не устала. Любовь во имя жизни и жизнь во имя любви, в этом мудрость и в этом совершенство.
Он поворачивается, молча, пытливо смотрит в глаза немигающим взглядом и в этом взгляде лютое нетерпение, неистовство, извержение вулкана, лавина, землетрясение. Он сдерживается, ему трудно, но он сдерживается. Хоть взгляд у него и бешенный, но русские не сдаются! Ох чует сердце, быть впереди генеральному сражению, будут пушки грохотать, будет дрожать под ногами земля от бешенного, напора атак. А сейчас пока разведка боем, провокации, пристрелка, в общем, изучение противника. Рука так и остаётся в его руке, руки словно срослись. Хорошо, что ещё с самого начала, подала левую, иначе, было бы не удобно. Он не отпускает. Ну и не надо. Людкины улыбочки совершенно не смущают, Акумов отеческ-покровительственно, снисходительным тоном рассказывает шведу о наших с Остафьевой проделках, однако его исторический экскурс не глубок, он не в курсе многого, как, впрочем, и другие. Хозяйственная Остафьева сооружает стол, короче, посиделки. Акумов нынче водитель, трезвенник, а остальным можно.
Рука шведа мнёт пальцы, то стискивает, то ослабляет, ни на миг не выпуская, но русские не сдаются. Этот швед отлично знает свою родословную, по отцовской линии его предки новгородские бояре, бившие тех же самых шведов, вместе с дружиной князя Александра на Неве, а спустя несколько столетий, бежавшие от, беспредела Грозного на Беломорье, и, ставшие кольскими рыбаками-поморами-мореходами. Прошедшие все берега Скандинавии, Бретании, Исландии, не раз ходившие в Северный Ледовитый. Русский он знает с рождения, наравне с шведским, Он чрезвычайно гордится тем, что в нём соединились культуры двух арийских народов. Он пишет на английском, шведском, немецком, русском; у него много русских стихов о России и Скандинавии, рассказчик он великолепный, трепач отменный, можно заслушаться, умный, образованный. А так же, ужасный хвастун!
Поначалу тревожило, как бы не стал приставать с брудершафтом, потом злило, что не пристаёт. Напряжение разряжают стихи, сия стихия увлекает….
Ну вот, уже пора! Время за полночь, завтра в «Акре» напряженный день: будут устраивать пессконференцию Смельгарху, литературному светилу, вот уж где он наболтается всласть-то, да по самое небалуйся, трепло, придурок. Скотина! Почему он перестал на меня смотреть? Ах ты, хрен моржовый! Держит тут, понимаешь, меня за руку, от пальцев уже ничего не осталось, да ещё и в.......ся! Акумов с Людкой уже в машине. Смельгарх идёт медленно, словно размышляет. Может он хочет, чтобы поехала с ним? Если предложит, получит отказ. Ну не предлагать же ему остаться, сам должен понимать, тоже мне, инициативный мальчик! Руки ломать это они умеют, а как насчёт другого, так сразу раздумывать начинают! О чём задумался, детина!!? Ты что, не чувствуешь, я голодная! Или мне самой его за шкирку в постель тащить?! Тоже мне, викинг называется, от прессконференции отказаться не в состоянии, чистоплюй, ханжа! Гнилая интеллигенция! Вот мы уже за калиткой! Сейчас он выпустит руку! Ах! Резкое движение над головой, рывок. Не устояв, падаю ему на грудь. О, какая рельефная! Губы обжигает. Целует, сладко! Может пощёчину… зубы хватают его нижнюю губу: так тебе! Носи на вечную память. Он тихо ахает - не ожидал. Его пятерня властно хватает меня за задницу.
- Х-х-хамм. - сладострастно, вырывается из груди.
- Ещё увидимся, — шепчет он в ответ, и облизывая губу, идёт к машине, унося с собой горячий поток воздуха.
Теперь ясно как белый день: рождённое от тоски переживания, слилось с ним навеки. То существо, которое проявилось в порыве жажды любви, нашло, наконец, своё пристанище. Осталось пристроить чадо, оно пока безотцовщина. Однако, проблема решаема, стоит только забеременеть и родить, оно мигом сольётся с рождённым образом.
Будте готовы, господин Смельгарх, Полтава не за горами! Чувство всколыхнувшееся от прикосновения его руки сильнее, чем от поцелуя, в паху так и заныло! И сейчас, стоя за калиткой, глядя в след удаляющимся фарам, хочется визжать, дико, яростно. Визжать, рычать, выть, царапаться, кусаться, хохотать, и рыдать.
Мерзавец,! На какого... он не остался!!! Сейчас бы уже рвалась под ним, вцепившись в белокурые патлы, становясь полноценной женщиной. Гад! Подлец! Скотина! Негодяй! Разбойник, бандюган, сволочь!!! Мои зубы яростно скрипят.
Тяжело. Расстались легко, а сейчас тяжело. Калитка тихо скрипит петлями, щеколда. Ноги нехотя несут к дому, Порыв Тёплого воздуха обвивает на пороге. Радуешся, малыш? Радуйся - папку пристроили, теперь жди своего срока. Если бы, этот, дебил не умотал, сейчас бы решали твою проблему.
Выйти за гражданина Финляндии не сложно, но бросать родину! Нет, Смелова на это не способна! Дело ясное, придётся ограничиться либо мимолётной связью, либо, в лучшем случае стать любовниками. Это живое воплощение отца, этот двойник, единственный мужчина, от которого хочется стать матерью. И это, во что бы то не стало, произойдёт.
Вероятно, удовлетворив своё мужское желание, он охладеет, к этому надо быть готовой. В его бурном прошлом, моного отношений, он не любит обеременять себя связями. Богатый, творческий, свободный, вряд ли он хочет иметь семью вообще. И что такое русская студентка, пусть и талантливая? В любви, в семейной жизни, всё решает взаимосвязь, нужность друг другу, обоюдность. Вряд ли это тот случай, но это неважно, важно родить от этого варяга и всё равно кого.
А потом, может быть, он когда-нибудь узнает, что в России у него есть сын или дочь и есть женщина, помнящая его. И может быть, однажды, произойдёт ещё одна встреча, спустя годы и будут общие воспоминания, и это отразится в творчестве, но это не важно, важно, залететь от него, в любом случае, он — подарок судьбы.
Мобильник играет колокольчиком, пришла смска. Ну-ка, ну-ка, от кого это? «Сабрина! Ты будешь моей женой, сопротивление бесполезно.» Вот нахал, а! нах-халл! Ответ: «Ты - нахал!» Смс: «Я не только нахал, я ещё и твой муж, и ты это знаешь. Утрясаю вопрос с двойным гражданством через вашу контору, потом, устроим, твоё двойное. Моя фотография у тебя — веский довод».
Его фотография!! Оказывается это ЕГО фтография!!!! Наглец! Подлец! Лгун, аферист! Ну какой же он наглец! Рыбников ему в подмётки не годится! Во мерзавец, а! Марш славянки возвещает об Остафьевой.
- Софик, почему ты сразу не сказала, что у тебя с Угго уже давно?
- И и-я…
- Он в пять минут доказал, что имеет к этой фотографии прямое отношение. Он показал вторую такую же. И ещё — почерк соответствует.
Это не мыслимо!
— …а ещё...
Ну! Что ещё свалится на мою голову!?!
— У него есть фотография, где вы вместе!
У меня холодеет в солнечном сплетении, вот этих слов ни как нельзя было ожидать. Этого вообще не могло быть! Никогда! Я бы ещё поняла, будь у него моя фотография. Но если мы вместе! Компьютерная графика? Но когда он успел?! Нет, кровь из носу надо выяснить, что это значит! Это, какая-то чудовищная интрига, какое-то великое враньё! У меня сейчас лопнет голова.
Кабинет Акумова. Сейчас это — центр вселенной, святилище, где произойдёт чудо откровения. О, боги всеблагие, какую жертву возложить на ваш алтарь?!
Акумов часто кивает головой: «Да-да, Сябрина Свиридовна, мы уже всё знаем. Земля, она ведь, круглая и все народы—соседи, а есть близкие соседи. Господин Смельгарх доказал и подтвердил свои доказательства, ваша реакция при встрече, тоже многое объясняет. То как вы вели себя в обществе господина Смельгарха выдаёт ваши давние отношения. То, что вы предполагали его гибель, тоже логично, ведь ни на одно из ваших писем не пришло ответа».
Письма!!! Письма!?? В голове начинает что-то медленно бурлить. Надо кричать, протестовать, но нет сил. Нет, это не Полтава, это пока ещё, Нарва! Я схожу с ума!
- Мы в курсе, госпожа Смелова-Смельгарх. Кстати эти две фамилии весьма подходят по созвучию, вам так не кажется?
Дальше по законам жанра шпионского романа должен последовать вопрос: «Вы с какого года в разведке вражеского государства?» У Акумова данные, факты, а у Смеловой? Этот Смельгарх — шантажист! Но у него какие-то неопровержимые доказательства, откуда!? Фотография отца сослужила роковую службу, игра пошла по неслыханным правилам.
- Успокойтесь, милая Сябрина Свиридовна. Вас никто, ни в чём не обвиняет. Если бы этот человек, в своё время, лишил вас невинности, вина целиком бы лежала на нём. Вы – чисты. И мы, со своей стороны, приложим все усилия, чтобы вы обрели полноценное счастье. Вы достойны его, вы выстрадали его. Страдание делает человека мудрее и старше, это отражено в вашем творчестве.
От акумовского проникновенного голоса моё горло перехватывает спазм, ещё немного и я рухну перед ним на колени и покаюсь во всех своих грехах, подпишу себе смертный приговор, расстрел через повешенье, всё что угодно!
Обратная дорога – ад! Я вся горю! Пашка то и дело тормозит, спрашивает, как себя чувствую. Я, молча показываю ему большой палец, но он в ответ только качает головой и фыркает.
Весь центральный офис «Акра» сочувствует двум влюблённым, и я не знаю, куда деваться от этого сочувствия. Хочу закопаться поглубже, в глубокой норе выть на Луну и грызть себе локти от досады. Ну какая же я дура!