Одна маленькая австрийско-германская история, или

Антон Кац-Синенко
                ОДНА   МАЛЕНЬКАЯ   АВСТРИЙСКО-ГЕРМАНСКАЯ   ИСТОРИЯ,
                ИЛИ   ПУТЬ   ДОМОЙ
                (Обновленная  версия)



                Мой  интерес  к различного  рода  нестандартным

                ситуациям, необычным событиям, несущим порой

                авантюрный  оттенок ,   но  всегда  наполненным

                определенным внутренним содержанием, на этот

                раз  судьба  расценила  слишком  буквально…

                Я  еще  не  знал ,  что  ждет  меня  впереди…

                Но я понял,  что  себя еще рано сдавать в архив…



          … Догорало  лето  2011 года,  неохотно  передавая  бразды правления природой календарной
осени.  Никогда  не теряющий  нотки  романтизма  месяц вересень подарил человечеству еще пару
теплых недель  Бабьего  лета, незаметно переходя  в  Золотую осень – пору, оставившую заметный
след  не только  в творческой жизни многих знаменитых людей, но  и  в  душе всякого человека, не
лишенного чувства романтики.

          … Возвратившись пораньше домой  в пятницу,  героически завершив трудовую неделю ,  пе-
рекусив  без особого энтузиазма, я  включил  свои  любимые  инструментальные мелодии и прилег
на диван, вознамерившись хотя бы полчасика вздремнуть. Однако затея эта не удалась: то соседка,
позвонив, попросила починить ей какую-то старую ломаную-переломаную табуретку,  то какие-то
рекламные  звонки  по телефону  –  прогнали состояние дремоты и будничной усталости,  заставив
меня подняться с нового, еще не успевшего принять ортопедические формы, дивана.
          Поболтавшись минут двадцать по разгромленной от затянувшегося ремонта квартире,  так и
не найдя себе занятия, я полез в книжный шкаф в надежде разобрать старые бумаги, учебные запи-
си, некогда сделанные дорожные заметки, зарисовки и всякий другой хлам, копившийся годами,  и
по прошествии долгого времени потерявшего свою актуальность, наткнулся на карту Австрии…
          Австрия…  Страна,  где и побывал-то два раза,  которую можно проехать на поезде с востока
на запад всего за какие-нибудь четыре часа,  вызывала определенную симпатию, привлекая чем-то
необъяснимым глубоко внутри, где-то на уровне подсознания… А  может  быть, австрийцы , с  ко-
торыми я проработал здесь, в России , довольно-таки длительное время , смогли передать мне кро-
хотную частичку своей родины…

                1


          Развернув найденную карту и рассматривая города и маршруты , проложенные между ними ,
прикидывая в своем воображении расстояния, указанные на схеме , я окончательно отвлекся от за-
теянного  мероприятия и погрузился в мир западной жизни  с его укладом, традициями, привычка-
ми. Я почувствовал, как начинает медленно нарастать какое-то чувство внутреннего беспокойства,
приходящее обычно весной и ранней осенью, отодвигая все другие дела и заботы на второй  план ,
куда-то далеко, на периферию сознания…
          Одна из самых любимых моих инструментальных композиций   The Shadows  «Sealed With A
Kiss»  ( «Письмо, запечатанное поцелуем» )  заставила  меня  очнуться  и снова  вернуться  из мира
грез и фантазий в реальную обстановку, но дела уже не клеились. Кое-как запихав разложенные по
стопкам и просто разбросанные вокруг меня бумаги обратно в шкаф , приперев  дверцу, чтобы  все
не вываливалось обратно наружу, коробкой от пылесоса  –  пока, на время, я достал припрятанную
на всякий случай давно начатую пачку  «Мальборо»  –  нужно было срочно выйти  на балкон пере-
курить, успокоиться; обмозговать происходящие внутри себя психические процессы…

          Несколько затяжек на свежем воздухе не принесли никакого удовлетворения  и  бросив  «ко-
ролевский  бычок»  в стоящую рядом банку , чтобы окончательно не портить дворовый пейзаж ,  я
направился  в  комнату , лег на диван , тупо созерцая пока еще зеленую листву  на  деревьях сквозь
немытое стекло, медленно погружаясь в пучину размышлений…  Действительно ,  а  почему  бы  и
нет…  –  забуриться  куда-нибудь  в  однозвездочный  приют  в какой-нибудь деревне на задворках
цивилизации  на  недельку…  Однако, исходя  из  предыдущего пусть небольшого опыта таких по-
ездок, я засомневался в их существовании в том виде ,  в каком они предстают в нашем понимании
здесь, в России.  Но новая идея уже зародилась в беспокойной голове , стала исподволь самоутвер-
ждаться и требовала дальнейшего развития,  предоставляя мне небогатый выбор:  либо  направляю
ее в нужное русло я ,  либо она сама делает этот процесс неконтролируемым,  а мне придется лишь
идти у нее на поводу, а там  –  как получится… Проведя несколько дней в таком душевном раздрае
и  опасаясь  почему-то  самостоятельно  принять  решение,  мне хотелось спихнуть  эту миссию на
кого-то другого, но  как?  зачем?  и почему?  –  было не понятно.  Да и кто бы это мог быть?.. Ясно
было одно: в ходе продолжительных раздумий стала вырисовываться следующая картина. Замечая
за собой некоторые привычки, которые давали о себе знать, в особенности, в моменты  внутренне-
го одиночества и были призваны, чтобы хоть каким-то  образом  нивелировать  его, ехать  одному,
без попутчиков, было рискованно.
          Чувство одиночества возникало и давлело, как правило, не  от того, что  не было  никого  ря-
дом с тобой вообще, а от того, что тебе было не все равно, с кем быть…

          Итак, если решение принималось в пользу  «ехать» ,  то  дело  оставалось лишь в выборе  по-
путчика.  Это должен был быть ,  во-первых ,  интересный человек ,  не обременяющий тебя своим
присутствием и безо всяких там непонятных заскоков-вывертов в голове ,  и ,  во-вторых ,  такой, с
кем  впоследствии  можно  было  бы  обсудить  пережитые  события,  полученные  впечатления ,  –
эмоционально неравнодушный к такого рода мероприятиям…
          Был, конечно, на примете кое-кто, один человек, с которым меня связывала давняя дружба, с
кем  мы  не раз  совершали  подобные  путешествия, да и  вообще  по жизни  придумывали  иногда
различные интересные формы проведения досуга.  Единственное, что  в наших взаимоотношениях
присутствовала  одна  маленькая особенность  –  длительное  совместное  времяпрепровождение  в

                2

 
итоге  заходило  в тупик  и  становилось  обременительным  для обоих  и  едва  выносимым, по су-
ществу, приходилось просто терпеть друг друга .  Так  как  в  личных  отношениях  нас  ничего  не
объединяло и пока каждый из нас был свободен  от каких-либо  обязательств  еще перед кем-либо,
то исходя из этого и строились наши общие планы. И не смотря на то, что все же  не обошлось  без
довольно-таки  романтического, пусть  не очень продолжительного, периода  этой дружбы,  вскоре
все  вернулось  к прежним  обычным  взаимоотношениям  между  двумя  такими  разноплановыми
людьми разных поколений, без внутренней, душевной составляющей…
          После нашей весенней  вылазки  в Германию,  в ганзейский  город  Гамбург, мой  верный  до
этого попутчик сказал мне, что  больше  со мной  никуда  не  поедет, настолько тягостно ему было
мое общество, поэтому в этот раз я побоялся бы даже заикнуться о чем-либо подобном.
          Но как-то в телефонном служебном диалоге у меня  проскользнуло  неопределенное,  размы-
тое  намерение  смотаться  в очередное  межсезонье дней на шесть-семь куда-нибудь  в Германию-
Австрию (хотя, по правде говоря, хотелось именно в Австрию) и мой юный друг сказал, что если я
вдруг  соберусь  куда-нибудь, то он мог бы  составить  мне компанию, если  бы  я был  не против...
Конечно, я был  БЫ  не против и охотно согласился...  БЫ ,  если  БЫ ,  не одно  НО . . .
          Занозой в сердце сидел во мне один человек, который  за время  нашего  почти  полуторалет-
него  знакомства  по  мере  того,  как  я  все больше узнавал его, все сильнее проникал в мою душу,
оставляя там ощущение какой-то внутренней близости, некоторой общности. Осознание  этого все
более возрастающего чувства стало настораживать меня своей глубиной…
          Жизнь научила меня не только крайне осторожно подходить  к выбору людей, если  впослед-
ствии это могло вдруг коснуться серьезных отношений, но и высокой ответственности за этот шаг,
предъявлять определенные требования к самому себе.
          В  данном  случае, как мне казалось, этот человек обладал теми качествами, тем  мировоззре-
нием, тем мировосприятием, которые мне были небезынтересны и чрезвычайно близки, и мое тай-
ное желание связать с ним свою судьбу и быть опорой в его жизни, несмотря на реальные жизнен-
ные трудности, было крайне велико.
          Вложив  за время  нашего  общения  массу  душевной энергии  и не почувствовав результата,
витающий дух сомнений в правильности моего выбора все чаще начинал одолевать меня. Что это?
Может  быть, все  то, чем я наделил этого человека, все  то, что я хотел видеть и видел в нем, было
ему несвойственно? И это все фантазии моего воображения?..
          Я  мог  отдать  человеку  все,  но  ТРЕБОВАТЬ  взамен не мог ничего. В конце концов, никто
НЕ  ОБЯЗАН  относиться к нам так, как мы  ХОТИМ  относиться к другим людям.
          Так и не разобрав  до конца  позиции  этого  человека, этой  так  неожиданно  ворвавшейся  в
мою жизнь девушки, и  вообще сути  наших  взаимоотношений, из  неясного  тумана  мыслей  стал
напрашиваться единственный, доступный моему пониманию вывод:  видимо, я никоим образом не
вписывался  в  сценарий  ее  будущей, да и, наверное, настоящей  жизни… Чем  я, собственно,  мог
быть в ее жизни? – Да, ничем!..
          Потеряв всякую надежду завоевать сердце человека, отношения  с  которым  для  меня  каза-
лись очень значимыми, чтобы навсегда освободиться от некогда сковавших  меня пут самообмана,
нужно  было окончательно выбросить  весь этот бред из головы, все  забыть  и уехать  куда-нибудь
далеко… из страны… хотя бы на время…
          Единственное, чего  я  хотел, это того, чтобы не создавалось впечатления легкости отказа  от
своих намерений в отношении дорогого мне человека, что могло бы бросить тень  на  всю  искрен-
ность моих переживаний по отношению к нему.
                3


          Мой высоковероятный попутчик прекрасно знал  истинную  причину  моих  колебаний  и  по
предварительной договоренности ждал обусловленного срока.

          Для меня, пожалуй, это был самый трудный момент в принятии решения «ехать – не ехать».


                *               *               *


          Определение  маршрута, договоренность  с жильем, авиабилеты, требуемые для оформления
визы документы и получение самой визы  –  все было сделано в кратчайшие сроки, в течение  двух
недель – на одном дыхании…

          И вот  –  аэропорт  Домодедово, в который раз привычно встречая нас утренней прохладой, я
бы даже сказал, легким  морозцем, завершив  все  таможенные  формальности, выгнал  пассажиров
рейса 323 по маршруту Москва  –  Вена на взлетное поле и, дав почувствовать будоражущий душу
дальними странствиями запах отработавшего керосина, посадил всех в небольшой  Боинг-737  под
нарастающий гул прогревающихся турбин и дал отмашку на взлет…
          Менее чем три часа полета, и вот уже Австрия  –  венский аэропорт Швехат. Уже  привычно,
без  московской суеты, пройдя таможню, поставив еще один штемпель  в загранпаспорте,  получив
багаж, наша  небольшая  тургруппа  в количестве  двух человек выдвинулась к остановке автобуса,
следующего непосредственно в город. Ближайшая  промежуточная  цель  нашего путешествия был
Западный вокзал  в Вене, откуда отправляются региональные поезда в сторону Мюнхена, Цюриха,
Зальцбурга и т.д.
          Снова  кассы, билеты  и через сорок минут поезд  на Зальцбург  медленно  отходит  от  своей
платформы… Санкт-Пельтен, Линц, Вельс… и вот  позади  все  317  километров  пути  и  три  часа
езды  –  поезд прибывает на Главный вокзал города Зальцбурга, где все уже так знакомо, как будто
и года не прошло, а было только вчера…

          Пересаживаясь с одного троллейбуса на другой, с автобуса на автобус, как-то незаметно, как
нам  показалось, мы  выехали за город. Спокойная, тихая дорога, Моосштрассе, с небольшими сос-
нами  и огромными  платанами  по  обе  стороны, частные  домики  европейского типа, скошенные
поля с запахом отдыхающей после лета  земли  и  вечернее  мягкое солнце  создавали  впечатление
сельской  провинции… Ну вот  и остановка  автобуса  двадцать  первого  маршрута  «Хаммерауер-
штрассе».  Хаммерауерштрассе , неширокая  шоссейная  дорога , вдоль  которой  по  одну  сторону
расположились  все  те  же  частные  домики, по другую – луга с увядающей осенней травой, отхо-
дила от Моосштрассе вправо и вела куда-то дальше, в какой-то населенный пункт.
          Выйдя  из автобуса, покрутившись  минут  десять  в  поисках  нужного  направления, пройдя
около  ста  метров, мы, наконец, достигли конечной цели нашего путешествия: БЛОБЕРГЕР ХОФ,
Хаммерауерштрассе, 4 – небольшая двухэтажная с мансардным этажом гостиничка-пансион…

          На  ресепшн  нас уже, судя  по  всему, ждали,  так как  в телефонном разговоре  из Москвы  я
назвал  предполагаемое  время  прибытия нашей компании… Семейный  отель  БЛОБЕРГЕР  ХОФ

                4


гармонично  вписывался  в  окружающий  ландшафт .  Все  хозяйство  этого  чуда  стилизованного
артефакта вела довольно-таки приятная фамилия  Койшнигг:  фрау  Инга, ее  муж  Вилли, их  дочь
Сильвия, молодая мама, и ее муж Роберт. Вилли, помимо всего прочего, оказался к тому же весьма
интересной ,  музыкальной  личностью .  Он  играл  на  аккордеоне  и  руководил  местным  фольк-
квинтетом. Вместе  со  своим  младшим  братом  они  были авторами многих песен и музыкальных
композиций…
          Итак, получив  номера, распаковав  вещи, приведя  себя  в порядок, было решено уже никуда
не ходить и никуда не ехать, а провести  остаток  дня, быстро  переходящего в вечер, в отеле, пере-
кусив  кое-чем  из  взятого с собой  в дорогу провианта и почав содержимое мини-бара для восста-
новления истраченных за день сил.
          Время  в  пути  «от двери  до двери»  заняло  порядка  двенадцати  часов  –  немного, однако,
учитывая такие разные концы.
          Два  шикарных  уютных  номера  мансардного  этажа  с общим деревянным балконом, разде-
ленным  условной перегородкой, выходили  на дорогу Хаммерауерштрассе, за  которой  луга  про-
стирались на несколько сот метров до подножия горы Унтерсберг.  В  часы  утренней  прохлады  и
первых лучиков раннего солнца с балкона пансиона открывался особенно  красивый  вид  на  стоя-
щую в голубоватой дымке эту, кажущуюся из-за своего близкого расположения высокой, гору…

          Весь следующий день был посвящен традиционной поездке  в Зальцбург. По  ходу  дела  мне
нужно было попасть в Университетский городок, что в районе  Старого  Города. Надо  было  доде-
лать кое-какие незавершенные в прошлый раз дела: меня очень интересовала «ПЬЕТА»  –  скульп-
турное изображение  Девы Марии с телом Христа в виде полой оболочки в форме человека в бала-
хоне, как символ того, что нас переживет:


                Любовь, которую  мы  дарили,

                Творения, которые мы создали,

                Страдания, что мы пережили…


          В предыдущую поездку сюда я сделал фотографии табличек с комментариями  к  этому  изо-
бражению, но, к сожалению, текст оказался не полностью читаемым и уже тогда, почти  за  год  до
этой  поездки, мне  не терпелось опять съездить  в Зальцбург, хотя бы  ради этого, хотя бы  на пару
дней, так как все время  во мне присутствовало  чувство  незаконченности  какого-то  важного  для
тебя  дела  и подсознательно искалась причина, пусть даже  явно надуманная, предлог, снова  съез-
дить в это место -- оно таки манило меня. Конечно, об этом я никому ничего не говорил, чтобы  не
прослыть  совсем уж идиотом, за исключением тех, кто хорошо знал меня и понимал, что  какая-то
незначительная мелочь для других для меня может  обладать  определенной  ценностью. Они  при-
выкли  к  этому  и  ничему  уже  не удивлялись, хотя  и  не упускали  случая вставить какое-нибудь
критическое замечание или поиронизировать по этому поводу.
          Скорректировав на этот раз полностью свои записи, пояснения  к этой скульптуре, моя  душа
таки успокоилась…
                5


          Пошатавшись остаток дня по городу просто так, отметившись, мы двинули восвояси…

          Следующий день нашего пребывания почти на самой крайней точке юго-западной  части  го-
рода Зальцбурга оказался тоже на редкость познавательным, но, к сожалению, последним в нашем
непродолжительном путешествии…

          Побродив полдня по местным окрестностям, сельским угодьям, заглянув  на  окраину  сосед-
него  района Хаммерауер, преступив законные владения частной собственности, мы  вживую  при-
коснулись к духу австрийской деревни.
          Сделанные фотографии, как выяснилось впоследствии, к сожалению, «не сохранились».

          Вернувшись обратно к отправной  точке  нашей  сегодняшней мини-экскурсии и думая, куда
бы  еще  податься, дотянуть, так  сказать, до  вечера, мой  сотоварищ  явно  затосковал  по  родине,
обострились  неотступно  преследующие  наш  тандем  вышеупомянутые  разногласия  и началась,
собственно, вторая, теперь уже более самостоятельная, часть моей поездки…

          Поняв, что  лучше  не заморачиваться  на подобного  рода  «мелочах», которые  в  жизни, на-
верное, каждого всегда были, есть и неизвестно сколько раз еще будут, я решил прогуляться, прос-
то  побродить  бесцельно, побыть наедине со своими неспокойными мыслями, которым до сих пор
не позволял прорываться в свой активный разум, взять тайм-аут, на размышленье час…
          Маршрут  определился  как-то  сам  собой, вдоль  все  той  же  дороги, на которой находился
БЛОБЕРГЕР  ХОФ  –  Хаммерауерштрассе: интересно, куда ведет она?..

          … Первый  день  ноября. Послеполуденное  солнце, несмотря на последний месяц осени, на-
поминало, что Австрия расположена  намного  южнее  московских  широт. Легкий  ветерок  как-то
компенсировал эту значительную разницу географических координат.
          Теперь уже уверенно ступая по дороге, ведущей неизвестно куда, впитывая в себя вновь уже
некогда пережитые ощущения от неповторимых красно-желто-зеленых сочетаний красок австрий-
ской  природы, погрузившись  в романтические размышления, я не сразу заметил, как закончились
последние  домики и дорога пошла среди просторных полей, судя  по  следам  собранного  урожая,
сжатой кукурузы и подсолнухов. Откуда-то доносился еле уловимый запах паленой соломы…
          Вот здесь я достал из рюкзачка свой блокнот  и сделал мои первые записи… просто  так… на
всякий случай, не предполагая, каким будет продолжение…

          Должно быть, я прошел несколько километров, пока впереди  моему  взору  не  предстал  ка-
кой-то населенный пункт: первые домишки, первые гостиницы…

          LASCHENSKYHOF – пансион «Лашенски», уютная трехэтажная гостиница, на территории
которой на свежем воздухе можно было посидеть, перекусить…
         Заказав пару пива, посидев часа полтора-два, млея от мягкого  солнца, послушав, что говорят
другие, я догадался, что это какой-то другой город…


                *               *               *
                6

          Через пару дней я все-таки не поленился выбраться сюда, как бы  тяжело это ни было, чтобы
удовлетворить свое любопытство, куда же меня тогда занесло?
          Расспросив  местный  пипл, разыскав информационный щит, прочел, что попал я, оказывает-
ся, в  город  Вальс-Зиценхайм, общину  в  пригороде Зальцбурга, которая в настоящее время носит
титул «Самая большая деревня Австрии», насчитывающей  в  послевоенные годы всего тысячу че-
ловек населения. Сегодня же в Вальс-Зиценхайме проживает около двенадцати тысяч человек.
          Но самое интересное оказалось, что  когда-то  часть  Зиценхайма  входила  в  состав  некогда
самостоятельной   общины   ЛИФЕРИНГ   (  LIEFERING  !.!.!  ) ,   где    находится    отель-пансион
ХАРТЛЬВИРТ,  куда изначально планировалась наша поездка, куда, побывав там однажды, хочет-
ся снова вернуться…


                *               *               *


          На обратном  пути в  БЛОБЕРГЕР ХОФ  стало заметно-таки ощущаться пройденное расстоя-
ние, было  понятно, что это не километр и не два.  Тащиться  пехом было облом, причем на каком-
то  перекрестке  я  заблудился  и  пошел  совсем  в другую сторону, пока не наткнулся на какую-то
местную компанию, которая  мне  и  сказала, что  я  маленько  ошибся… Пришлось  возвращаться.
Пытался  поймать  попутку. Из  всех  и  без  того  редко проезжающих машин остановились только
три. Поинтересовавшись, что  мне  надобно, вежливо  отказывали:  то  места  нет, то  едут  не туда,
хотя дорога была только одна, то не положено… Делать  нечего  –  пошкандыбал  дальше на своих
двоих, а идти дай боже.

          Чтобы идти было не так тоскливо, напевал  вполголоса разные песенки и насвистывал  мело-
дии из своего многожанрового репертуара. Когда рядом никого не было, поэкзерцировать в искус-
стве вокала можно  было  и  погромче. Дойдя  до  песни  «Sealed With A Kiss», которая  мне  всегда
почему-то помнилась в исполнении Джейсона Донована на английском языке, рука непроизвольно
потянулась к мобильному телефону и я обнаружил непринятое сообщение, написанное  как  всегда
большими  буквами:  «…ЗАВИДУЮ ТЕБЕ БЕЛОЙ И ЧИСТОЙ ЗАВИСТЬЮ…»  и  «запечатанное
поцелуем»… С одной стороны, приятная неожиданность, с другой – то, что я специально загонял в
глубины  подсознания, подальше  от  своего  разума, при  первом  же удобном случае стало проры-
ваться наружу… Да, я хотел забыть, но не забыл… Надеялся, что все пройдет. Да, может быть, все
и проходит, но ничего не забывается…

          За песнями и мыслями оставшаяся часть пути пролетела незаметно.

          Вернувшись в приют, меня ждала новость, хотя и новостью-то это можно было бы назвать  с
натяжкой: завтра мой  коллега  отчаливал «nach Haus», домой. Конечно, препятствовать  я  никоим
образом не мог, да и не стал бы. Перекусив  и  заглянув  в мини-бар, который я просил держать по-
стоянно  заполненным, потрепавшись  немного  –  разбежались  по  номерам. На  следующий  день
встав  часов  в  пять-шесть, подойдя  на  ресепшн, узнал, что  мой, теперь  уже  бывший,  попутчик
уехал.

                7


           Зайдя на кухню, попросил бутылочку сухого красного вина, напомнив  в очередной  раз  про
мини-бар, чтобы  не  было  неприятных  неожиданностей. Поднявшись  в  номер, плюхнувшись  на
сбитую  постель, стал  размышлять, каким  образом  мне  провести  оставшуюся пятидневку? Была
идея сгонять в Мюнхен, в сторону которого я уже давно прицеливался, но ехать туда одному было
стремновато  из  опасения вообще не вернуться из пивной столицы… Часов в десять мои раздумья
прервал звук открывающегося замка, в дверях появилась горничная. Сказав ей, что убирать у меня
особо нечего за исключением пустой  тары  из мини-бара, которая  умещалась  в  одном  мусорном
ведре, дал ей пять евро на чай и предложил свою помощь убраться по этажу. Чувствуешь себя как-
то неловко, когда в твоем присутствии надрывается женщина, а ты валяешься вроде как без дела…
Уговорить  ее  не  удалось, но  удалось-таки  убедить  в целесообразности  моей  помощи, пойдя на
хитрость: стал  ей  задавать вопросы, сформулированные таким образом, чтобы  она  была  вынуж-
дена ответить на них только утвердительно – «да».
          Дотянув кое-как до вечера, приняв снотворное, тихо так, отошел в объятия Морфея.

          По утру чувство  позавчерашней  информационной  неудовлетворенности  выгнало  меня  на
улицу. Надев  кроссовки (а не ботинки, как в прошлый раз), забыв  про  завтрак, по  еще  не высох-
шей  от росы  дороге, в  темпе  среднего  бега, переходящего  в быстрый  шаг, я  смотался  в Вальс-
Зиценхайм, нашел  тот  информационный  щит  и  к  обеду  уже  вернулся. На этом моя активность
иссякла, а вместе с ней и всякие творческие идеи. Стало остро ощущаться  физическое  отсутствие
собеседника, просто кого-либо. Опять  губительное  одиночество. В  такие  моменты, когда  жизнь
становится, как  осеннее  небо, по которому прощаясь летит  в теплые края косяк за косяком, запи-
раешься от тоски, выборочно, на определенные звуки, обостряется слух. Я лег на кровать и, молча
уставившись  в потолок, сквозь неясное нагромождение всевозможных шумов слышал только  ше-
лест осенних листьев да ноябрьский ветер…

          Чтобы окончательно не сбрендить, я спустился на кухню ресторана, где еще успел застать за
мойкой  посуды  Роберта, и  попросил  его дать мне  чего-нибудь крепкого, например, бранд-вайна
покрепче, разных сортов, какие я еще не пробовал, и желательно  в  неполных бутылках… Вернув-
шись в номер, изучив этикетки, начал по очереди  дегустировать  принесенное  с  кухни, закусывая
какими-то  шоколадками  и сникерсами, найденными в холодильнике… Собственно, в таком одно-
образии прошло еще пару дней, разве что по утрам развлекал уборщиц еврейскими анекдотами…
          Хотел  позвонить в Москву другу своему лучшему, родителям, но деньги на телефоне закон-
чились, баланс – минус 1990 рублей.

          Шел  седьмой  день  моего  пребывания   в  границах  некогда   великой   Австро-Венгерской
империи… Канун  отъезда. Зайдя  в  ванную  комнату, увидел  в  зеркале человека, которому после
такой  жесткой  высококалорийной  углеводной  диеты  явно  требовалась экстренная медицинская
помощь… И  она  пришла…  но  это  было  потом. А  сейчас…  сейчас  корячило  меня  конкретно.
Давненько меня так не коматозило, если вообще когда-нибудь такое было. Хмеля в голове особого
не  ощущалось, но  так  неимоверно  мутило, такая  дикая  тошнота, что, казалось, сейчас вывернет
наизнанку…
          Нет, это было невозможно терпеть! Скопившаяся  желчь  требовала  выхода. Войдя  на полу-
согнутых  в  туалет, склонившись  над  кристально  чистым  унитазом, засунув два пальца  в рот по

                8


самую пясть и надавливая на корешок языка, стал пытаться вызвать позывы  на рвоту. Начавшееся
обильное слюноотделение, переполняя ротовую полость, образовывало длинную  тягучую  слюну,
медленно  стекающую с уголков губ, растягиваясь  и  утончаясь  опускающуюся  на дно унитаза…
Обрываясь  по середине и подтягиваясь  к губам, формируя  вязкую массу в большую каплю, пока-
чиваясь, снова  вытягивалась  и, коснувшись  фаянсовой  поверхности ,  лопалась  пополам…  Зри-
тельно  прослеживая  траекторию  движения  продукта  секреторной деятельности слюнных желез,
мысленно проникая через глотку, воспаленный пищевод в желудок… собрав все мышечные сокра-
щения в один единый ритм, резким, поднимающимся  движением  диафрагмы  изгнал  из  себя  не-
сколько порций горькой вязкой желчи…
          Проблевавшись, аккуратненько так, что позавидовал бы  самый  изысканный  эстет, даже  не
забрызгав  ободка  унитаза, я  умылся и пошел отлеживаться, медленно погружаясь в дремоту. Не-
ожиданный  звонок  на мобильный  возвратил  меня к действительности. Уже стемнело и, нащупав
впотьмах телефон, я услышал вдруг голос бывшей супруги и напоминание  о завтрашнем  отъезде,
и чтобы  не проспал. Волнуется… Чего  волноваться? На хер  я  кому  нужен  там, на  родине, да  и
здесь, наверное, тоже – вдруг снова свалились на меня гнетущие мысли…
          Всю ночь – то засыпая, то просыпаясь – прокрутившись в шикарной кровати и окончательно
очнувшись  часов в пять утра, повалявшись еще часика два, меня стали одолевать сомнения по по-
воду  возможности  моего  отъезда: тошнота  и сильная  слабость  не давали оторвать тело от бело-
снежных простыней и уж тем более переться на поезде через всю Австрию в Вену  на  данный  мо-
мент  было  нереально… И  я  понял, что  уже  никуда  не поеду  и на самолет я, наверное, опоздал.
Единственная  мысль,  показавшаяся  мне  тогда  наиболее  разумной – попросить  фрау  Ингу  или
Сильвию ,  в  зависимости  от  того ,  кто  будет  на  ресепшн ,  задержаться  еще  на  один  день ,  –
отлежаться…
          С трудом оторвав свое бренное тело от заграничного  ложа  и спустившись  вниз, встретив  в
регистратуре  фрау  Ингу, я  осведомился, не  могу  ли  я  еще  денек провести в их гостеприимном
отеле? На что фрау Инга вежливо ответила, что  мой  номер  с  сегодняшнего дня уже зарезервиро-
ван вновь прибывающими гостями и я должен покинуть его  до  девяти-тридцати  утра. Такая  нео-
жиданность  разрушала  мою  новую  идею  и ввела меня в кратковременный ступор. Тупо подняв-
шись к себе в номер, я был полностью обессилен, дезорганизован  и деморализован. Мой  мозг под
учащенное сердцебиение начал набирать обороты, но хаотичность мыслей не давала ему  сосредо-
точиться… Куда ехать? Как ехать? – было совершенно  не понятно. Первое, что  нужно  было  сде-
лать – это обрести силы, второе, чтобы принимать хоть какие-то решения – быть в адеквате.
          У меня оставалось еще два с половиной часа времени.
          Не раздумывая, спустившись по проторенной дорожке на кухню, я попросил бутылку сухого
красного вина. Откупорив в номере вино, налив в большой бокал, выпил его залпом -- смаковать и
наслаждаться ароматами местного виноделия  не оставалось  времени… Не понял: вино было явно
не сухое, с каким-то  отвратным  букетом  и  более  крепкое, хотя  этикетка  утверждала  обратное.
Налив второй бокал и так же, в один прихлоп, опрокинув его, еле успел добежать до раковины, ко-
торая поглотила багряное месиво второго бокала. Вернувшись в комнату и снова налив в бокал не-
много  вина, круговыми движениями поболтал его и обнаружил в круговороте этой жидкости мед-
ленно  стекающий  по стенкам  прозрачного  сосуда след фиолетового цвета. Все еще сомневаясь в
истинности  зрительного  восприятия, я  выплеснул  немного  содержимого бокала на салфетку: по
салфетке стали  расходиться  радужные  круги  от темно-красного  в середине  до  фиолетового  по

                9


краям… Ничего  себе, как  портвейн  «Солнцедар»  середины  семидесятых, как  говаривали  тогда
мужики, заборы можно красить. Гм… Бросив это занятие с краснухой, я  повторил  свой  поход  на
первый  этаж и взял у доморощенного сомелье обычного белого сухого вина, а заодно попросил на
ресепшн  рассчитать  меня  окончательно, доплатив  за  все - про  все  еще  сто  шестьдесят  евро…
Наконец-то, через пятнадцать минут после двух бокалов хорошего легкого вина я был в более  или
менее  работоспособном  состоянии. Собрав  в одну кучу свои манатки, запихав в чемодан все, что
могло в него уместиться, утрамбовав, оставил лишь какую-то мелочевку, для которой уже не оста-
лось места: шампунь, мочалку, рваные носки и еще «кое-что», что дома можно было бы заштопать
в целях экономии…  Все самое для меня ценное:  IPod-плеер со всякими прибамбасами к нему, мо-
бильник, который хоть и был разряжен и с нулевым балансом, я сложил в свой  маленький  заплеч-
ный мешочек, который  всегда  должен  был  быть  при  мне. Паспорта, банковские  карточки – все
разложил  по карманам  куртки, которые и так были забиты неизвестно чем, как бы возможно нуж-
ным:  ручки,  бумаги  с  какими-то  записями, билетики, различные  квитанции, жвачка, зажигалка,
оставшиеся со дня приезда полпачки сигарет и еще всякий «полезный мусор»…
          Допив  уже  приятное  вино, приведя  себя  окончательно  в готовность к новым свершениям,
прибрав  в комнате, не имея  привычки  оставлять  после  себя бардака, проверил чистоту душевой
комнаты  и туалета. Достав из кармана мелочи  на пятнадцать-двадцать  евро, разделив кучу монет
пополам, оставил одну половину на столе  для горничной, вторую  взял  в дорогу. Сбегав  вниз, за-
казал  такси , решив  все-таки  ехать  в  зальцбургский  аэропорт, а  там  действовать  по  принципу
Наполеона, который  за последние несколько лет уже не раз выручал меня, избавляя от логических
расчетов  в  условиях  дефицита  информации  и следовавшего за этим мучительного выбора пред-
почтительного  варианта:   ГЛАВНОЕ  –  ВВЯЗАТЬСЯ  В  БОЙ ,  А  ДАЛЕЕ  ДЕЙСТВОВАТЬ  ПО
ОБСТАНОВКЕ .
          Вернувшись  за  вещами  в номер, присев  на дорожку, оглядел его: все вроде бы в порядке…
но чувствовалось, что что-то не так… Ага, на  столе  оставалось  еще  полбутылки  красного  вина.
Вылить? Не поднималась  рука – как бы  кровь  Христова… Неуютное  чувство  возможного  греха
как-то  превалировало  здесь ,  с  детства  приучен  был  не  выбрасывать  пищевые  продукты .  Не
мудрствуя  лукаво, решил  эту тему просто: подойдя  к столику, залпом выпил оставшееся, пустую
стеклотару убрал в мусорную корзину с глаз долой – теперь все «ОК»…
          Попрощавшись  с персоналом  и более не задерживаясь, я сел в поданное такси и… vorwaerts
zum Flughafen*  города Зальцбурга.
    
          Женщина-таксист, одетая  в  строгий  костюм  темных  тонов, в  красном галстуке, оказалась
хорошим водителем  для местных  дорог. Спокойно, размеренно, без  излишней  суеты, со  свойст-
венной  австрийской  нации  аккуратностью, двигаясь  в общем потоке, она не заставляла пассажи-
ров испытывать некое внутреннее напряжение, какое иногда  испытываешь  при рваном движении
по нашим столичным улицам и неоправданно дикой скорости безбашенных водителей.

          Дорога  в аэропорт заняла чуть менее получаса – время, внесшее  еще, пусть  небольшую, то-
лику познания в мой опыт общения с различными социальными группами…

______________________________
*)  вперед в аэропорт  (нем.)
                10



          По прибытии  на  место, расплатившись (поездка стоила около шести евро), я едва успел сам
вытащить  свой  тяжелый  багаж, не позволив  это сделать водителю-женщине, которая так и пыта-
лась добросовестно выполнить свои должностные обязанности  до конца, но предвидя  это, я смог-
таки ее опередить...
          Легкий  приятный  хмель, правда, с бодяжной отрыжкой от красного вина, подсказывал  мне,
что  нужно  еще  раз  прикинуть, как действовать дальше, так как были сомнения, как отнесется та-
можня  к тому, что въезжал  в одну страну, выезжаю через другую, хотя и Шенген (прямых рейсов
не было – только через Германию), другие даты, другие билеты – все другое…
          Присев  на лавочку, я вдруг почувствовал сильнейший приступ дурноты, в глазах потемнело,
пот прошиб такой, будто меня только что вытащили из сауны. Все! – подумал  я. – Кончаюсь!.. – и
безвольно  опустил  голову на свой чемодан-тележку, наблюдая за то сходящимися, то расходящи-
мися  кругами  в  глазах, которые  зарождались  где-то в области зрительной периферии и, проходя
через кончик носа, уменьшаясь до размеров невидимой точки, уходили куда-то в бесконечность…
          Должно  быть, прошло  минут  пять  такого  полуобморочного  состояния, пока  движущиеся
концентры  не сменила  белая пелена, которая нехотя распадаясь на отдельные лохмотья, как обла-
ко, исчезла, уступив место не очень суетной, но все-таки дорожной жизни транспортного узла.
          Собравшись  с  силами, на ватных  ногах я подошел к какой-то стойке и, еле ворочая языком,
обратился  к  женщине-служащей.  Все, что  я  мог  произнести, это  было:  «Мне  плохо…  Крайне
плохо…». Сильнейшая  дурнота  то  ослабевала, то накатывала с новой силой. Вернувшись к своей
лавочке, не выпуская из рук чемодан, я опустил на нее свое обмякшее тело, жадно вдыхая воздух и
глядя  в небо  широко  раскрытыми  глазами. «Скорая»  приехала  очень быстро, минут через пять-
семь. Без  долгих  вопросов-расспросов, что  со мной, получив  такой  же  краткий  ответ, что алко-
гольное отравление, меня  и мой багаж  погрузили  со  знанием  дела  в  микроавтобус  «Мерседес»
Зальцбургского отделения Австрийского Красного Креста.
          В  машине  я окончательно потерял все ориентиры, в голове все перепуталось и я вообще пе-
рестал  понимать, где  мы  едем, в  какой  части  города  мы находимся. Лишь когда мы приехали и
меня стали выгружать, я увидел невысокое, трехэтажное  здание  среди небольшого парка, а может
быть, рощицы, с растущими исключительно платанами, начинающими желтеть и сбрасывать осен-
нюю листву, и запах…, запах  платанов  и  глинистой, чуть  влажной  земли… Вывеска  на  здании
гласила:

                ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ   КЛИНИКА               
                ИМЕНИ
                ДОППЛЕРА

          Небольшое, общее для женщин и мужчин, отделение-палата человек на пятнадцать с ширма-
ми  между  кроватями, раздвижными  перегородками и постом дежурного медперсонала. Взяв мои
документы:  паспорт,  загранпаспорт,  полис  обязательного  медицинского  страхования  зачем-то,
сделав  ксерокопии, меня  оформили  и выделили  кровать (туристическая страховка где-то затеря-
лась, должно быть, среди  дорожного  барахла – тогда  я  ее  найти  не  смог, подумал  даже: может
быть, осталась у моего попутчика или в номере гостиницы среди макулатуры, для  которой  уже не
нашлось  места в моем нерационально скомпанованном  багаже. Она  нашлась… случайно… через
пять  с лишним  месяцев  среди  бумаг, которые  я уже  десять  раз  до этого перерыл в поисках нее

                11


(когда она мне срочно потребовалась уже здесь, в Москве, в январе) и ничего  не нашел, и которые
провалялись все это время дома на спинке дивана в пластиковом файле на самом виду… Эта  стра-
ховка нашлась среди уцелевших билетов, чеков и пр., по  которым  я  восстанавливал  хронологию
событий, именно тогда, когда я начинал писать эти строки о ее потере! Опять совпадение?!).
          Сказав  врачу, что  сильно  отравился  спиртным, попросил  его побыстрее поставить мне ка-
пельницу, разделся и залез под белую простыню. Говорить о том, что красное вино показалось мне
подозрительным, ничего не стал, сказал, что просто очень много выпил. Мало  ли, вдруг  проверки
какие учинят БЛОБЕРГЕР ХОФу  (в Гамбурге тоже траванулись будь здоров, а чем – не  известно.
Может быть, надо было просто хотя бы руки мыть…). А так, обожрался – ну и обожрался – спросу
никакого.
          Мрачный санитар поставил мне капельницу, введя иглу в запястье, и минут на сорок оставил
меня, изредка подходя  и проверяя правильность сделанной  им  инъекции. Содержимое  пластико-
вого  пакета  капельницы, в каких обычно хранят кровезаменители и плазму, вследствие маленько-
го  объема  вызывало  у  меня сомнение в своей эффективности… На мое удивление, однако, такая
мини-терапия  возымела  свое действие и уже через час я почувствовал себя человеком, имеющим-
таки  право  пребывать  в полноценном обществе. Покемарив часок-другой, уже и сон особый про-
шел, а  время  –  еще обед не наступил. Вспомнив, что у меня должна была оставаться начатая еще
неделю  назад  пачка  «Мальборо» ,  найдя  ее, увидел: да, действительно, шесть  сигарет  осталось.
Одевшись, в футболке и джинсах, в одних носках (ботинки  отобрали, а  тапочки  и  пижаму  спро-
сить  тормознул, мне  их  предложил  только на следующий день перед самой выпиской все тот же
мрачный  санитар, который  ставил  капельницу)  потопал на улицу – курить разрешалось только у
входа.
          Вернувшись  в палату, нырнув под простыню, стал изучать стационирующуюся здесь публи-
ку. Бабуля с забинтованными, как боксерские перчатки, кистями, с явными признаками старческой
деменции, обратив  свой  взор  в  потолок, монотонно разговаривала с невидимым собеседником, а
может быть, это  ее  память  в который  раз озвучивала свое содержимое – единственное богатство,
которым  еще  располагал  ее  мозг; молодой мулат – студент  из Германии, который не мог взять в
толк, как он сюда попал, не только в больницу, но и как он вообще очутился  в Австрии. Впечатле-
ния потенциального клиента такого рода заведений  он не производил. Женщина неопределенного
возраста в потертой, заношенной пижаме, как робот, запрограммированный  на определенную  по-
следовательность  действий, постоянно  курсирующая  мимо  моей  кровати  по  одному  и тому же
маршруту, все время стрелявшая у меня сигареты, которых у меня  практически  не осталось. Про-
ходя  мимо  меня по уже отработанной схеме, с завидной регулярностью обращаясь ко мне и полу-
чая очередной отказ, она продолжала дальше свое путешествие…
          Остальные пациенты клиники, без видимых признаков каких-либо патологий, особого  инте-
реса не представляли: кто спал, кто дремал, кто был занят какими-то своими, только  ему  ведомы-
ми, делами…
          Принесли  небольшой  перекусон, который  еще больше раздразнил голод… Сигареты  были
докурены и чем бы еще занять себя, творческой мысли не хватало.
          Где-то в районе четырех часов пополудни  привезли  еще  одного  страдальца – паренька  лет
эдак  тридцати. Совершенно  бритый  наголо, с сережкой  в  правом ухе, с головы до пят в цветном
татуаже  –  его определили на соседнюю койку. Ему  явно  было  фиговато: он не мог ни сидеть, ни
лежать, ни  вообще  найти  себе  место. Уличив  момент, когда  ему  на какое-то время стало не так

                12


муторно, я подошел к нему и спросил, нет ли у него покурить? Поправив  очки, он  достал из боль-
шой спортивной сумки три пачки «Честерфилд-лайт», бросив их на тумбочку, произнес: «Да, сига-
рет достаточно, можешь брать, пойдем покурим…» Выйдя на улицу, обменявшись  причинами, по
каким кто сюда попал, он очень сетовал на то, что после  того, как  жена  выгнала  его  из  дома, он
три дня мыкался по своим знакомым  и друзьям  и  все  три  дня  кряду  керосинил, пока  не  попал
сюда. В принципе, нормальный оказался чувак, местный, из Зальцбурга, было о чем поговорить.
          За  все  время, что  он  корчился  на  кровати, ему так ничего и не сделали. Изредка, когда  он
просыпался и ему становилось полегче, мы выходили на воздух покурить и поболтать…

          Больше развлечений не было… Опять звонок с родины. Не прибыв к назначенному часу и не
отзвонившись всем по заведенной традиции, я обычно  попадал  под  еще  более  усиленный  конт-
роль  со  стороны  моей  экс-супруги, которая  бросала  всех и вся и начинала отслеживать каждый
шаг маршрута моего передвижения. Догадавшись  положить  на  мой  телефон  пару  сотен рублей,
она дозвонилась, спросив, где я есть? Поняв, что я где-то завис и без определенных  планов  дейст-
вия по возвращению, дома стало нарастать напряжение…

          После чисто символического ужина, какой себе могла позволить  социальная  клиника, часов
в  десять  вечера  в  коридоре  послышалась какая-то возня и в отделение ввалилась шумная компа-
ния. Под  конвоем  сотрудников  полиции  привезли  в умат пьяную девицу лет тридцати с хвости-
ком. Здоровая, мощная, она  производила  впечатление  атаманши  из фильмов о борьбе чекистов с
бандитскими шайками времен НЭПа.
          С разбитым лицом, грязная во весь рост, источающая мерзкое амбре, она  кричала  что-то  на
непонятном  английском  языке, неизвестно  кому  адресуя свои эмоции. Призывы медперсонала и
полиции  успокоиться, обращенные  к ней на нормальном английском языке, успеха  не  возымели,
они  явно не понимали друг друга. Сидя на кровати, я не без интереса наблюдал за происходящим,
тоже  не  совсем  врубаясь  в  ее  речь. Однако  что-то в ее поведении, манерах казалось мне чем-то
близким,  каким-то  знакомым.  И  тут  она  заорала  труднопонимаемой  английскою  мовою :  «Is
anybody  here, who  can  understand  English?»* И  черт меня дернул сказать: «German or Russian!»**
Немая пауза наполнила  палату  и  вдруг, бросившись  мне  на  шею, она  завопила: «Свои-и-и!.. Ё*
твою мать!»  Я резко вскочил с кровати, уворачиваясь от ее объятий таким образом, чтобы  она  не
могла коснуться меня своими чумазыми лапами со сломанными ногтями, черными от грязи.
          Полностью переключившись теперь уже на меня, она  хаяла  на чем свет стоит австрийцев  и
все, что с ними было связано. Сама она оказалась из Латвии  –  в ее речи чувствовался легкий  при-
балтийский  налет. Жила  она  здесь, в  Зальцбурге, уже восемь месяцев, здесь же у нее была якобы
какая-то недвижимость и, судя по всему, прокручивала она тут какие-то делишки.
          Сюда, в клинику, полиция привозила ее уже третий раз за день  (что подтвердили врачи), она
убегала, ее ловили и снова доставляли в это отделение…
          После нашего некоторого общения  (полиция к тому времени уже уехала)  врачи все-таки за-
нялись ею. Так как немецкого языка она вообще не знала, по-английски  общаться  не  получалось,
они, смущаясь, попросили меня помочь им с переводом. Как я понял, просить кого-либо о помощи
они не могли, так как это считается у них чуть ли  не работой, деятельностью, которую  выполнять
_________________________________________________
  *)  Понимает ли здесь кто-нибудь по-английски?  (англ.)
**)  По-немецки или по-русски!  (англ.)
                13


бесплатно, за  просто  так, никто  не  обязан. Я  им сказал, чтобы в этом плане, в плане просьб, они
особо не заморачивались, а заодно прочел им лекцию минут на  пятнадцать  об  отношении  к  обя-
занностям  в России. У нас, говорю, бывает иногда  труднее отказать  в просьбе, чем  найти тысячу
причин не выполнить свои обязанности… Они так внимательно слушали…
          В этот раз медики были настроены более решительно, чтобы  снова  не  упустить  эту  девку.
Убедив ее, что она должна быть обследована на предмет выявления различных  телесных  повреж-
дений, мы направились в специальную смотровую комнату. Полностью  раздев ее, бригада  врачей
стала педантично расспрашивать о происхождении каждой болячки на ее теле.
          Так как тело ее тотально было разукрашено и свежими побоями, и старыми шрамами, то  вся
процедура по диагностике ее боевых заслуг затянулась  минут  на  сорок. Удовлетворив  свой  про-
фессиональный  интерес, сделав  соответствующие  записи, товарищи в белых халатах определили
ей место в соседнем закутке и разошлись, каждый по своим постам, оставив ее в покое…
          Одевшись, новая пациентка в полголоса, как будто нас здесь  кто-то понимал, обратилась  ко
мне:  «Ты,  –  говорит,  –  мне  понравился… Есть у меня к тебе одно дело.  Слышал, наверное, про
ограбление одного банка?!  Это мы его на восемь лимонов евро обули…»  И вкратце поведала мне
эту  историю. Были кроме нее  в их гоп-компании еще какой-то негр и некий Сережа, крайне нена-
дежный  товарищ, который  мог  заложить, продать  всех  в  любой  момент. Где  находятся  сейчас
деньги, знает только она… И она дает мне миллион за то, чтобы я помог ей убрать этого Сережу…
Видя, что  я  сомневаюсь  в  правдивости  ее  слов  и  вообще в правильности этой затеи, она минут
двадцать переубеждала и уламывала меня оказать ей содействие, догнав  ставку  до  двух  миллио-
нов… Сделав вид, что я согласен, сказал ей, что сейчас нам нужно отдохнуть, а  завтра  на свежую
голову обсудим все подробности, в  надежде, что  утром  она  забудет  этот  разговор… Подойдя  к
дежурному  врачу, попросил  дать ей чего-нибудь успокоительного, снотворного, а заодно и мне…
На часах было полвторого ночи…

          Утром, часов в шесть, слиняла  она  довольно-таки  резко. Быстро, четко  отлаженными  дви-
жениями, она оделась, подошла ко мне  (я уже проснулся, но увидев ее сборы, сделал вид, что  еще
сплю),  написала  на листе писчей бумаги, лежавшем  у меня на тумбочке, свои координаты  с под-
писью  обязательно разыскать ее, и незаметно для всех покинула стены данного заведения.
          Ну а я, провалявшись  на  кровати  до  восьми  часов, дождавшись  прихода  лечащего  врача,
сказал  ему, что  мне  пора  бы  собираться в путь-дорогу, продолжать, так сказать, движение в сто-
рону  дома. От предложения задержаться еще на денек я отказался. Ладно, думаю, пора  мотать  из
местной крейзухи.
          Однако, мне  предстояло  еще  на  консилиуме  врачей  пройти процедуру разбора моего пре-
бывания в клинике.
          Выслушав внимательно  мой  отчет  о самочувствии  и  оценке  эффективности  проведенной
терапии , а  также  благодарность  за  своевременно  оказанную  вдали  от  родного  дома  помощь ,
коллектив  специалистов  в  области  психиатрии, состоящий  из  четырех  врачей и пяти стажеров,
типа наших интернов, пожелал мне здоровья, избегать излишеств, счастливого  пути, и  на  проща-
ние каждый пожал мне руку.

          Собрав свои вещички  и сев в заказанное такси, я решил ехать все в тот же, выбранный  днем
ранее, аэропорт  города  Зальцбурга, другими  возможными  вариантами  обратной  дороги  я  пока
свой мозг нагружать не стал.
                14


          Шофер, пожилой интеллигентного вида  мужчина  в очках, соблюдая  все  тот  же  принятый
дресс-код  водителя  такси, как-то сразу вызвал у меня оттенок недоверия к уровню своего профес-
сионального  мастерства. Видимо, из-за  недостаточного  зрения он все время то срезал углы, наез-
жая на бордюр, то слишком поздно тормозил, сокращая дистанцию  до  рискованно  минимальной,
что держало  меня  в постоянном  напряжении  и  заставляло  рефлекторно  «тормозить», как будто
педали  находились  под  ногами не у него, а у меня. И все-таки, несмотря на небольшую скорость,
он чуть было не впаялся на перекрестке  во впереди идущую машину, едва  успев  вывернуть  руль
вправо, и, уткнувшись в бордюрный камень, ойкнул при этом…
          И вот, снова он  –  авиапорт имени Вольфганга Амадея Моцарта, который ровно сутки  назад
торжественно, правда, не под звуки литавр и фанфар, я покинул в карете скорой помощи… Кассы.
Ближайший  рейс   до  Москвы  –  с  пересадкой  в  Берлине  в  другой  самолет  –  в  девятнадцать-
двадцать; багаж  автоматически  перекидывается  из  одного  самолета в другой, таможня там же, в
Берлине.
          Купив  билет, пошатался по полупустому зданию аэропорта, заглянул  в  павильон  печатной
продукции. Десятки  наименований  газет, стопками  выложенных  в  специальных  лотках ,  сотни
полторы иллюстрированных  журналов, заботливо  расставленных  на стеллажах, пестрели  отмен-
ной  полиграфией  глянцевых  обложек, от которой рябило в глазах. Что-то подсознательно тянуло
меня  сюда, хотя  разобраться  в  этом  цветосмешении  было  крайне затруднительно. Неожиданно
мой  взор  « как  бы  случайно »  вычленил  из  всего  многообразия  изданий  портрет  Мадонны…
Мадонна Луиза Вероника Чикконе  –  имя и все, что с ним связано  –  стала на протяжении послед-
них пяти-шести  лет  предметом  крайнего  увлечения  Антона-младшего, моего  сыночка, который
при каждой моей поездке за границу очередной  раз  напутствовал  меня, чтобы  я  не забывал  про
Мадонну… Купив  журнал  всего  за  один  евро, с  чувством  пусть  небольшого, но выполненного
долга перед сынулей, я аккуратно обернул его газетой  (а этот подарок был важен для меня)  и  как
все самое ценное положил в свой рюкзачок, не  доверяя  багажу  –  мало  ли  чего, багаж, бывает, и
теряется (как в воду смотрел)…
          Не  спеша  ко  мне  стала  возвращаться  моя  больная  память:  сначала  осознание  какого-то
чувства  забывчивости  дало  о  себе  знать, что-то  очень  важное  я  забыл сделать, а что – не могу
вспомнить… Ага!  –  Недобрая  память  напомнила, что недурно было бы прервать курс лечебного
голодания ,  а  заодно  и  кишки  прополоскать  чем-нибудь  менее  диетическим  по  сравнению  со
скудным больничным соком и булочкой с джемом.
          Ориентируясь  по  легкому  запаху  чего-то  жареного ,  доносившемуся  откуда-то  сверху,  я
поднялся  на  второй  этаж  и  не ошибся: довольно-таки  большой  по  здешним  меркам  ресторан-
самообслуживание, типа наших «Граблей», оказался  практически  без  посетителей  и  с  большим
выбором национальных блюд, не поддающихся  перечислению… Взяв  маленькую, двухсотмилли-
литровую, бутылочку  теперь уже белого сухого вина, набрав жареных сосисок и каких-то салатов,
расплатившись, я расположился за столиком у окна и приступил к трапезе, разглядывая в процессе
пережевывания  пищи  сквозь  огромное  витринное  стекло маленькие самолетики, изредка садив-
шиеся и взлетающие среди гор… Слегка притупив голод, я вышел  на улицу. Посидел  на  лавочке.
Покурил, хотя курить не хотелось, тем более после еды…
         Чтобы  как-то  занять время, снова поднялся в ресторанчик, постоянно  волоча  за собой  свой
чемодан на колесиках. В итоге я повторил  эту процедуру еще три раза, перепробовав кучу различ-
ных блюд и напитков, что не осталось без внимания молодой словоохотливой девушки-кассира, на

                15


чьи вопросы: кто я? что я? и зачем я здесь? – приходилось, увиливая  от прямого ответа, придумы-
вать каждый раз какую-нибудь историю, чтобы удовлетворить ее, возникший  для меня совсем не-
кстати, интерес.  Почему-то  она  подумала, что  я  журналист  или  писатель, приехавший  изучать
местную жизнь???
          После четвертого захода, выйдя на улицу и сев на все ту же облюбованную мной скамейку, я
почувствовал, что  в  еде  был явный перебор: как-то разморило, захотелось расслабиться, принять
горизонтальное положение, думать ни о чем не хотелось.

          Взгляд  как-то  сам  собой, не  концентрируясь  ни  на  чем, нехотя  бродил  по  прилегающей
территории: покрытая  деревьями  с осенней  желто-красной листвой гора, местами со скалистыми
серыми выступами и с пожухлой травой проплешинами, на фоне которой виднелись сквозь  увяда-
ющие заросли каких-то кустарников небольшие  деревянные  домишки, какое-то  примыкающее  к
аэропорту  селение… Постепенно  привыкнув  к этому пейзажу, утомленные  глаза выудили среди
множества построек неброскую надпись  «AIRPORT  HOTEL»… Посидев на лавочке еще какое-то
время, пока  до меня, наконец-то, не  дошел  смысл  этих  слов, решительно  встав, я  направился  в
сторону этого строения, находившегося, как оказалось, минутах в десяти ходьбы…

          Переступив  порог двухэтажного здания, я очутился в очень уютной, тихой маленькой гости-
ничке, где у стойки меня  встретил  одетый  в белую  рубашку, черные брюки  и потускневшую, но
аккуратную, гобеленовую жилетку фасона пятидесятых годов прошлого века  человек  лет  шести-
десяти, похоже, хозяин, интуитивно  предположил  я.  Было  в  нем  что-то  особенное , неординар-
ное… Сразу же, как  я  только с ним заговорил, мое внимание привлекла очень четкая, правильная,
без  труда  понимаемая  немецкая  речь, которую  очень  редко  можно  слышать  даже в диалектах,
взятых за основу нормированного немецкого языка. Поприветствовав друг друга, я обрисовал  ему
свою проблему, сказав, что самолет только вечером и мне нужно  часиков  пять  где-то  переканто-
ваться, и я был бы крайне благодарен, если бы в этом тихом отеле нашлось бы для меня свободное
место, все равно, какое. Хозяин ответил, что нет вопросов, отель практически пустой, но  за  номер
придется оплатить все равно как за сутки пребывания – восемьдесят евро.
          Выбора у меня не было, да и все меня, собственно, устраивало. Его  язык, произношение  все
время нашего разговора не давали мне покоя и я спросил его напрямую, является ли он уроженцем
Австрии, так как у него очень нетипичная для австрийцев речь. Вопросу моему он удивлен не был,
видимо,  не  я  первый  задавал  ему  этот  вопрос, на  что  он  ответил, что  он  –  коренной  житель
Австрии, но правильной немецкой речи он уделяет особое внимание, иначе, если каждый будет го-
ворить только на своем диалекте, то никакого общения не получится.
          Побеседовав с ним таким  образом  еще  минут  двадцать, я  пошел  в  свой  номер, предвари-
тельно  заказав  сразу, чтобы не бегать потом десять раз, пару бутылочек сухого белого вина, како-
го я еще не пробовал; два  ароматных  яблока  и  небольшую  шоколадку он дал мне в придачу, по-
обещав разбудить меня в семнадцать ноль-ноль…
          Потягивая  приятное  сухое винцо  и нежась в белоснежной кровати, щурясь от пробивающе-
гося  сквозь тюлевые занавески солнечного света, испытывая чувство некоторой эйфории, я думал,
неплохо, что виза выдана  с запасом и есть еще две недели, так, на всякий случай  (как хорошо, что
на тот момент я не догадывался, что это вовсе не виза, как таковая, а визовый коридор, в  пределах
которого ты можешь использовать заявленные тобой на визу твои девять дней пребывания  в Шен-

                16


генской зоне, но не более этого срока, а  у меня  шел  уже  десятый  день). Это  неведение  сыграло
свою  положительную  роль  не  только  сейчас, но и буквально через несколько часов в Берлине, в
аэропорту Тегель, не  дав  мне тогда  окончательно  слететь  с  катушек, провалиться  в стрессовую
яму. А  пока… А  пока  я, окутанный  легкой  дремотой, кемарил, то  опускаясь, то  поднимаясь  на
волнах невесомого полусна.
          В пять часов, как  и было обещано, зазвонил телефон, намекая, что пора двигать на регистра-
цию. Встав, умывшись холодной водой, приведя себя в порядок, не забыв про «последний штрих»:
допить  предусмотрительно  оставленный  на  посошок  бокал  вина  и  доесть надкусанное яблоко.
И-и-и… до скорого свидания, Австрия!
          Спустившись  на  ресепшн, окончательно  рассчитавшись  за гостеприимство, я  взял курс на
аэропорт. Быстро, безо всяких там заглядываний в злакомые  места, сдав  багаж  и  пройдя  регист-
рацию, я был готов к эпохальной встрече с Берлином…

          Перелет до берлинского аэропорта, где  нас ждал стыковочный рейс, занял  менее  часа. Про-
ведя  мысленный  расчет, я  попытался  прикинуть  ориентировочное  время  прибытия  в  Москву:
пускай, час лета до Берлина, часа полтора-два таможенной колготни  с пересадкой  в другой  само-
лет в самом Берлине, два - максимум три часа полета до Домодедова, плюс три часа разницы  меж-
ду среднеевропейским и московским временем с учетом того, что в этом году в России часы не пе-
реводили  на зимнее  время. Итого, получается  восемь-девять часов. Следовательно, приземлиться
мы можем полчетвертого-полпятого утра…
          Однако, в рассчитанное  мною время замкнуть круг  в исходной точке моего путешествия  не
получилось – судьба внесла свои коррективы, решив обогатить  мою жизнь  новой  волной  свежих
впечатлений, тем самым ограждая ее от скучных стереотипов, лишенных креатива.


                *               *               *


          «… Получайте  удовольствие  от  жизни  и  радуйтесь  обычным  вещам… »,  – пожелал  мне
однажды  один  человек, имеющий, кстати, самое непосредственное отношение  к  этой  поездке, и
который, возможно, когда-нибудь прочтет эти строки…
         Радость… Радость – это состояние души, когда получаешь что-то желаемое, ощущение  боль-
шого  морального  удовлетворения  от  чего-либо. Да, можно  радоваться  и обычным  вещам, если
есть  еще  участники  этой  радости ,  если  есть  с  кем  ее  разделить.  А  так, в  одиночку,  все  эти
«простые  радости»  уже  остоюбилеили. Твой мозг уже не в состоянии воспринимать их должным
образом, он требует чего-то «большего», неожиданного, определенной встряски, порой даже силь-
ного  стресса, который позже может трансформироваться в отсроченное удовлетворение  и  упоря-
дочить частички твоего сознания в нужном направлении…


                *               *               *


                17



          Сойдясь  в  едином  потоке  двух  стыковочных рейсов компании  «Эйр  Берлин», пассажиры
заполнили  зал  таможенного  терминала до отказа и в воздухе стала ощущаться довольно-таки  не-
хилая  духота, от которой меня заметно повело и на лице  появилась  сильная  испарина. Дойдя  до
пропускного  пункта, я почувствовал, как из всех пор моего разрегулированного  организма  начал
обильно  выделяться  пот, отдававший  легким  запахом  виноградного  уксуса  и  сарделек с луком
(хм?.. – будто  я  собирался  мариновать  в  нем  шашлыки), образуя  капельки, которые  достигнув
критической  массы, не  удержавшись, скатывались  ручейками  вниз ,  затекая  во  все  возможные
места, направляемые  руслом  телесного  рельефа. Впитавшие  в  себя  часть  жидкости  волосяные
покровы  создавали  скользкое  ощущение  намокшей  поролоновой  губки, порванной  на  куски  и
распиханной  между  всеми  трущимися частями моего тела, будто  требующие  смазки  скрипучие
уключины прогулочной лодки…
          Пройдя таможню и получив соответствующую отметку в паспорте, находясь уже в зале ожи-
дания  вылета, я боковым зрением заметил, что вокруг меня все время крутится какой-то таможен-
ник и подозрительно покашивается… Затем, подойдя ко мне, спросил мой паспорт, посмотрел ис-
пытующе  мне  в  лицо, на  все шенгенские визы, обратил внимание  на мой неважный вид и, нако-
нец, вернул  паспорт…  Через некоторое время  ко мне подошла целая компания людей в таможен-
ной  униформе: опять  что-то  сличали, шептались и перемигивались  между собой, потом  забрали
паспорт  и  куда-то  унесли. Затем  вернули – опять  забрали… И  эта процедура  повторялась  раза
четыре, пока я не попросил их все-таки отдать мне мой паспорт, так как все пассажиры пошли уже
на  посадку. На  что один таможенник ответил мне, что от меня сильно пахнет спиртным, а по пра-
вилам «Эйр Берлин» в самолеты этой авиакомпании в нетрезвом виде  не пускают. Поэтому  я сей-
час должен покинуть зал вылета, а когда  буду  в  нормальном  виде, то  смогу  купить  себе  новый
билет и продолжить свой прерванный полет. Фига  себе, думаю, ты что упал с большой горы? Мне
домой  нужно!  Но на все мои рациональные доводы он уперся, как баран,  и  твердил только одно:
Правилами «Эйр Берлин» запрещается…, Правилами  Полетов не допускается… Тогда я задал ему
вопрос по поводу багажа, ведь его уже наверняка перекинули в другой самолет…  На  что он опять
же невозмутимо ответил, что багаж мой сейчас изымут  и я смогу  получить  его  на  Терминале-Д,
который находится… Он сунул мне под нос разноцветную, похожую  на ребус, схему  аэропорта  с
отмеченным шариковой ручкой местом и пожелал всего наилучшего. Я понял, что  лучше  не  дер-
гаться, пока дело не дошло до полиции…
          На часах было девять вечера. Для начала я побежал в кассы узнать обстановку с рейсами. На
Москву было несколько  рейсов  на следующий  день  и  вроде  бы  были  билеты… Ладно, думаю,
завтра и разберусь… Первым делом нужно было вызволять багаж. Ориентируясь по замысловатой
схеме, я пошел в поисках вышеупомянутого терминала.

          Огромный аэропорт, сверкающий заревом огней, раскинувший два размашистых крыла, сос-
тоял из нескольких ярусов, каждый из которых не повторял форму других, казалось, превзошел по
размерам нынешний Шереметьево-2. Мне предстояло пройти из одного конца этого шедевра архи-
тектуры  в  другой. Терминал-Д располагался  на  самом  отшибе этой воздушной гавани. Я думал,
что уже никогда туда не дойду… Терминал  представлял  собой  небольшой  по  площади зал, обо-
собленный от других помещений, в котором находилось около десяти стоек регистрации, приема и
выдачи багажа различных авиакомпаний, которые были уже закрыты.

                18


          Человек около пятнадцати, кто как смог: сидя, лежа, -- расположились на немногочисленных
стульях в расчете на длительное ожидание своих рейсов.
          Увидев, что все уже закрыто, я присел на одно-единственное свободное место, чтобы  порас-
кинуть мозгами, что делать дальше? Просидев так минут десять, решил пойти туда, откуда пришел
– в  зал  вылета  компании «Эйр Берлин», чтобы разобраться, куда  же  все-таки  послал  меня  этот
мудак?
          Войдя  в собственно  здание  аэропорта, я  не поверил  своим  глазам – вся  чемоданная суета
замерла, не осталось практически ни одного человека, все было закрыто, хотя  прошло  чуть  более
получаса. Пошатавшись  по опустевшим залам, я решил вернуться назад, зная, что  там  хоть  есть,
где приткнуться. У редко встречающихся пассажиров я узнал, что аэропорт до утра не работает.
          Возвратившись на терминал, я увидел, что все стулья заняты  –  люди  просто  разлеглись  на
них, кто успел. От  усталости  я  просто  рухнул  на  пол  рядом  со  стульями, подложив  руки  под
голову.
          Подошла  какая-то  женщина, села  на свободный  краешек стула рядом со мной, стараясь  не
задеть мою голову, и занялась вязанием, а я лежал у ее ног, как верная собака.
          Спустя  четверть  часа, снова встал и опять пошел  в здание аэропорта  –  ну должно же было
хоть  что-то где-то работать!.. Нет, ничего – все  глухо! Попав  каким-то  образом  на  другой  ярус,
колобродил  еще  минут  тридцать, ходя  по  замкнутому  кругу, в  поисках  выхода, пока не нашел
нужное  направление… Полупустая  пачка  «Мальборо»  заканчивалась. В «своем» терминале ока-
зались  одни  некурящие. Хотя курить было уже отвратно, начал  стрелять  сигареты  у изредка, но
все же попадающих в поле моего зрения людей, так, на всякий случай, чтобы были.
          Потихонечку  к Терминалу-Д стали подтягиваться темные личности бомжеватого вида, зная,
что здесь их никто не тронет и они спокойно смогут перекантоваться в этом закутке до утра.
          Так продолжалось всю ночь, которая, казалось, никогда  не закончится: пятнадцать-двадцать
минут на полу в лежку у ног немецкой тетки с вязанием, полчаса  пеших  прогулок  по лабиринтам
берлинского аэропорта.
          Ближе к полуночи стало нарастать какое-то внутреннее беспокойство, мысли в бурном вихре
гипотетических вариантов дальнейшего развития событий, сменяя друг друга, ломая естественный
ход  времени, не давали моему разуму сосредоточиться на чем-то определенном, вводя  его  перио-
дически  в  ступор. Рисовалась  мрачная  картина  будущего. Откуда-то  взялась навязчивая мысль:
« А вдруг я вообще никуда  не уеду отсюда  и  вообще не вернусь домой… ». Появившись  раз, она
доминировала  в моем  сознании  до высшей степени похмельной дурноты. Прослеживалась  логи-
ческая  цепочка: чтобы  прийти  в себя, снять  мешающий  трезво соображать стресс, нужно что-то
выпить… Выпив, меня снова не посадят в самолет… Круг замкнется и превратится в циклический,
бесконечный процесс, пока у меня не закончатся деньги и виза и я здесь не подохну от голода…
          Часа в три ночи, отправившись в очередной поход за сигаретами, я каким-то  образом позна-
комился с одним поляком возраста лет за сорок, общение  с которым проходило  на  жуткой  смеси
польского  языка  с  западно-украинским  диалектом, с  его  стороны, и, насколько  мне  позволяли
остатки  знаний, на  украинском  с вкраплением  польских слов и, соответственно, русском, с моей
стороны. И самое главное, мы практически полностью  «розумили»  друг друга. Такой  необычный
практикум в преодолении межъязыковых барьеров, конечно, уже сам по себе должен был  принес-
ти  какое-то  моральное удовлетворение, если бы не тема разговора. Когда я попросил  у него заку-
рить, он сразу просек, что я не местный… Расспросив меня, что к чему, он рассказал о себе: … что

                19


когда-то попал он сюда, в  Берлин, и по каким-то причинам не смог выехать назад в Польшу… Так
и  остался  здесь, живя  со своими  земляками  в каком-то  приюте, собирая бутылки и перебиваясь
случайными  заработками. Прощаясь, он  пожелал  мне  раньше времени  не отчаиваться,  МОЖЕТ
БЫТЬ ,  Я  ЕЩЕ  ВЕРНУСЬ  ДОМОЙ ? ? ?   «Добже, пан,  –  говорю.  –  Дзенкуе. До побачиння!..»
Да, после  этой  встречи  душевных  сил  у  меня  явно  не  прибавилось  и  я  окончательно  впал  в
уныние...


                *               *               *


          Советы  и  всяческие  эзотерические  рекомендации, которые  я обычно давал друзьям  и зна-
комым, как поступать в подобных критических случаях, в  с  первого  взгляда  безвыходных  ситу-
ациях, сейчас в отношении себя применить почему-то не получалось. Состояние ужасное…
          Да, похоже, Берлин  вознамерился  полностью  утолить  мой  романтический  голод, где-то  в
недрах подсознания наставляя тем самым на путь истинный…


                *               *               *


          В начале пятого утра в центральной части аэропорта появились первые признаки  дорожного
беспокойствия: началось некоторое оживление, стали собираться первые  пассажиры  на регистра-
цию…  Запахло  свежей  выпечкой. Из  разговоров  я  узнал, что  все  открывается  ровно  в  пять…
****ство! Жрать охота, пить охота… Курить охота!  Я к павильонам  –  немцы до пяти ни в какую.
Я к туркам, может, с ними договорюсь  –  то же. Стал их ломать – и так, и эдак – то же самое: хрен
тебе – откат лафета!
          Вышел  на улицу. Нервы – ни  к черту, опять  затрясло… На  глаза  попался  какой-то  «кекс»
расфуфыренный, прилизанный  до безобразия  пацан  лет двадцати пяти – под тридцатку, собирав-
шийся  закурить. Подойдя к нему, вежливо так, учтиво, попросил  угостить  папироской. На что он
ответил, что я могу пойти и купить.  Я заметил ему, что все еще закрыто. Надменно  так, пренебре-
жительно, он  мне  говорит, что  ничего  страшного – через десять минут  все откроется, и  смотрит
свысока…Ну, думаю, крендель сопливый, тебе чего, одну сигарету дать в падлу?! Руки  чесались...
Влепить бы тебе сейчас с левой про меж ушей по твоей холеной роже  –  за Москву сорок первого,
за Сталинград сорок третьего, за тот же Берлин сорок пятого… Потом  осекся, думаю, не-е, на хер,
тогда я точно отсюда никуда не уеду…
          Смотрю на часы: без десяти пять… без пяти пять… Пять ровно! – Час «икс» настал!

          Итак, первым делом нужно было успокоиться, из всего хаоса совершенно разнородных  мыс-
лей выделить действительно  важные  на данный  момент  и  организовать  их  в  более  или  менее
стройное  движение. Усиленная  работа  психического  аппарата  требовала  определенной  энерге-
тической подпитки извне.

                20



          Прополоскав  кишки  большой  порцией  немецкого  пива,  обеспечив  тем  самым  стартовое
питание клеткам головного мозга, я рванул по направлению к авиакассам, где  мне  вчера, помнит-
ся, говорили что-то про утренние рейсы и оставшиеся несколько билетов…
          Поскользнувшись на влажном полу и едва удержавшись на ногах, я со всего маху налетел на
двух  турок-уборщиков, толкавших  перед  собой  огромный  пылесос, и  чуть не сбив их, извинив-
шись, побежал дальше…

          …Ближайший  рейс  –  одиннадцать-сорок,  осталось  два  билета, компания  « Эйр  Берлин »
(опять, думаю, блин, принюхиваться будут)…
          Паспорт – банковская карточка – бзденьк… и двести тридцать два евро обменяны на очеред-
ной  авиабилет… Время  –  пять часов десять минут, до  начала регистрации  еще четыре с полови-
ной  часа… Теперь дело оставалось за немногим: каким образом скоротать это время и не впасть  в
очередной маразм из опасения тщетности всего мероприятия. Разыскивать багаж  было  еще  рано:
вся местная богадельня по выдаче-розыску багажа открывалась, в зависимости от авиакомпании, в
восемь-девять часов.

          Так!.. Теперь  не дурно  было бы и перекусить, но  только  чего-нибудь  легкого, так  как  для
принятия серьезной пищи в утренние часы организм, как правило, был еще не готов…
          Поддерживая  периодически  на должном  уровне ясность ума, дождавшись  восьми  часов, я
решил  наведаться  в  свой  ночной  терминал, чтобы  уже  оттуда  начать  поиски  несвоевременно
сгинувшего  багажа.  Однако там мне ответили, что  на  этом  терминале  никакой  компании  «Эйр
Берлин»  нет, и направили черт знает куда. Больше часа я, как идиот, мыкался по всему аэропорту,
пока круг поиска не замкнулся там, откуда меня вчера выперли  (впоследствии, уже  в Москве, мне
рассказали, что этот аэропорт, Тегель, славится  большим  количеством  стыковочных  рейсов  все-
возможных  авиакомпаний  и отменным  бардаком  похлеще  нашего. Только  через  две недели, по
прилете в Москву, одна моя знакомая, работающая  в известной  швейцарской  фирме  и  имеющая
большой  опыт  общения  с немецко-говорящими  партнерами, по  моей  просьбе  почти двое суток
разыскивала  мой  бедовый  багаж  в  Берлине  и… разыскала! Через  два  дня  его  переправили  на
таможню в Домодедово, где тоже был еще тот геморрой его заполучить обратно).
          Часа за полтора до начала регистрации, тыркаясь уже наугад  в различные службы, ища  хоть
какую-нибудь малейшую зацепку найти концы захапанного  Берлином моего движимого имущест-
ва, я наткнулся на шумную компанию отъезжающих  в Дрезден  студентов, которые, по всей види-
мости, не первый раз пользовались услугами «Эйр  Берлин». На мой вопрос, где мне найти очеред-
ное  подразделение  по розыску транзитного багажа, они мне дали исчерпывающий ответ, добавив,
однако, при  этом, что  я, собственно, по  поводу  вылета  могу  особо  не париться, так как от меня
слишком сильно прет алкоголем и в самолет меня все равно не пустят  –  такие вот порядки у «Эйр
Берлин»… Ни хрена себе!.. Это от трех-то кружек пива за три часа?!?...   
          Ошарашенно, минуты полторы, я  смотрел  на  человека, сообщившего  мне  это  откровение,
так, как будто это он был автором всех этих предписаний и причиной всех моих несчастий.
          Вот тут-то у меня уже по-настоящему сдали нервы. Мысли  закружились  мелькающей кару-
селью, рисуя  в  воображении самые мрачные картины. Я  завертелся, будто уж на сковородке. Что
делать? Что  можно  предпринять? Ехать  назад в Австрию? Там сажали людей в самолет вообще в
никаком состоянии… На чем?  На поезде?  Это ж надо еще какие-то вокзалы искать  –  целая исто-

                21


рия, к этому времени запах и так выветрится… Такси!  Опрометью выскочив на улицу, я  бросился
к  длинной  веренице  машин, но  все  они  уже  были  зарезервированы. Лишь несколько таксистов
узнав, что  мне  нужно, покрутив  у  виска  пальцем, выразили сомнение по поводу моего здоровья,
сказав, что я, должно  быть, спятил  –  до ближайшей австрийско-германской границы около четы-
рех сотен верст и у меня никаких денег не хватит…
          Минут через десять моих безрезультатных мытарств, стоя  под  табличкой  NO SMOKING  и
собираясь учинить нервный перекур, я почувствовал, будто  бы  все  мои  ни  к чему не приведшие
затеи  вперемежку  с  патологически  эмоциональным  возбуждением  в виде некой оформившейся
субстанции  оседают  на поверхность какого-то вращающегося белого блюдца, которое раскрутив-
шись  до неимоверных  оборотов, выбрасывает  их  за  пределы  моего  восприятия, уступая  место
неожиданно  возникшему откуда-то из зоны, лежащей вне границ трезвого разума, очень  важному
для  меня жизненному подходу, которым я все чаще за последние несколько лет стал пользоваться
для разрешения кажущихся по началу нереальными ситуаций:  А  ПОЧЕМУ  БЫ  И  НЕТ . . .
          Да, действительно, а почему бы не попробовать?
          Сбегав в близлежащее кафе, опорожнив очередной бокал ячменного энергетика, не отважив-
шись  на  более  крепкие  напитки, меня  как будто переклинило в обратную сторону… Мгновенно
испарились  остатки  какого-то  непонятного  пивного  хмеля,  смешанного  с  ночной  усталостью,
голова  вдруг  просветлела  и я переместился  поближе  к залу  регистрации рейса на Москву, где и
провел оставшиеся полчаса…

          Прозвучало  приглашение  на  регистрацию. Бросив  пару  пластинок  мятной  резинки в рот,
сотворив  на  расслабленном  лице  легкую  улыбку  и  выправив  осанку ,   как   будто   к   затылку
привязали невидимую веревочку  и  потягивали  время  от  времени  вверх, я  одним  из  первых  за
регистрировался  и  с независимым  видом  пофланировал  по  терминалу  от  одного  таможенного
пункта  к другому… Документы  проверили  четыре ( !!! ) раза. По  поводу  вчерашнего  перечерк-
нутого  штемпеля  в  загранпаспорте  ничего  не  сказали, но и новый не поставили (зато теперь  по
всему Шенгену наверняка раструбили о нарушении мной визового режима… Гады!!!).
          Следующая полоса испытаний  на пути у находящегося уже как бы на ничейной  территории
воздушного  путешественника – вводящий  в  порок  соблазна  беспошлинный  «Дьюти  Фри». Там
мне  особенно  делать уже было нечего, хотя меня так и подмывало взять большую бутылку какой-
нибудь текилы или рома и в отместку за дурацкие правила  «Эйр  Берлин»  нажраться в самолете в
жуткий  хлам  назло  всем – и везите  меня, как  хотите  и  куда  хотите!!! Правда, этот  внутренний
порыв  восстановления  чувства  нарушенной  справедливости  и мысленный акт такого своеобраз-
ного возмездия быстро угомонился и я ограничился маленькой, стограммовой, фляжечкой коньяка
и шоколадкой, так, на всякий случай, если вдруг стальные нервы разведчика опять понесет течень-
ем в открытый океан душевных противоречий.
          И хотя таможня была уже позади, все  же  присутствовало  неуютное  чувство  ощущения  на
себе чьего-то невидимого бдительного ока.

          Два  часа  до  вылета  тянулись  мучительно  долго. Затем задержка еще на двадцать минут, я
весь извертелся на пупе от неопределенности  –  сколько же можно жилы вытягивать?!  Фляжка из
«Дьюти Фри» оказалась здесь кстати: в туалет шнырк – и все дела…

                22



          Вдруг  –  звонок из прошлого, далекой шальной юности…  Мне снова двадцать лет… Что-то
здесь не так… Подумай, вспомни… Да, слишком все очень уж чисто  –  режет  глаз… Тем более, в
свете происходящих событий провоцирует: как же так, не разграффитить кабинку старым русским
способом… Возникшее было желание уперлось в дефицит вокабуляра, словарный  запас  для пере-
вода хулиганских зарифмовочек, чувствуется, окончательно  иссяк… Да  и  маркера  никакого  под
рукой не было или, по крайней мере, гвоздя…
          Во-точно! Теперь есть повод навестить Тегель еще раз. А чё?  –  выкроить время и смотаться
на выходных обыденкой…
          Ха! Во прикол будет, если меня здесь поймают за этим занятием…
          Так  –  харэ!  Пора  прикрывать ярмарку мыслеблудия, пока эти идеи и вправду не запустили
механизм своей реализации…

          А из дома между тем звоночки раздавались  на мобильный, который  по  всем  законам  элек-
тротехники работать был не должен. Что я мог ответить? Что я мог сказать? Если сейчас посадят в
самолет, то  в  шесть  по  Москве  должен  пройти  таможню в Домодедово… Все так и было: была
посадка на рейс и был полет, была таможня в Домодедово…
          Заказав такси, ровно в шесть вечера я уже сидел в салоне аккуратненького Рено.

          На  улице  моросил  холодный  дождь. Попадая  на  лобовое  стекло, мелкие  капли  лишь  на
мгновение  преломляли  яркий свет фар встречных машин и красные стоп-сигналы притормажива-
ющих  впереди  попуток  и также быстро размазывались старательными «дворниками», монотонно
выполняющими свою работу…
          Физическое  перемещение  в пространстве  намного  опережало  более  инертную  память, не
склонную к таким скоростям, еще сохраняющую все ощущения твоего пребывания там, за  тысячу
миль отсюда…
          До родного подъезда оставался ровно час…

          … Попросив водителя остановить машину на улице, не заезжая  во двор, я  вышел  из  такси,
оставив   ему   еще   штукарь   на  чай   сверх   оплаченных  двух ,  и  окончательно  завершил  свое
путешествие.
          Поднявшись к себе на этаж, поковыряв ключом в одном-единственном замке, я открыл дверь
и перешагнул порог одинокой квартиры.

          Запах ,  свойственный  каждому  жилищу, запах  пищи, которую  принято  готовить  в  семье,
которым  насыщается  вся  квартира, запах  одежды, мебели, книг  и  прочих  вещей,  по  которому
можно интуитивно  характеризовать  хозяев  и  даже  их жизненный  уклад, уже  давно  лишился  в
моем  доме своей уникальности, сменившись на запах свежепоклеенных виниловых обоев, раство-
рителей  и  масляной  краски  из  неплотно  закрытых  банок  –  запах,  которым  пахнут  школьные
классы и институтские аудитории в начале учебного года.
          Попинав ногами разбросанный по комнате инструмент, остатки  каких-то  досочек  и реечек,
место которым давно  уже  на  помойке, валяющиеся  на  полу  грязные  дорогого  сыночка  вещи –
сгарнул  все  в  единую  кучу  подальше от дивана, чтобы вскочив ночью не переломать спросонок
себе ноги, забыв, что ты дома.

                23


          Чувство возвращения  все более начинало утверждаться в моем сознании, потесняя  домини-
рующее положение пережитых ощущений, окуная меня в московскую реальность. Я  понимал, что
следы этих ощущений будут еще долго тянуться и напоминать о себе, поэтому некоторые негатив-
но  окрашенные  события  я  обычно  старался  каким-то  для  себя  образом  переформулировать  в
естественные, необходимые  для  нормальной, содержательной жизни вопросы, решая  которые ты
развиваешься ,  раздвигаешь  границы  своего  познания ,  мировосприятия… становишься  еще  на
одну ступеньку ближе к постижению  Великой  Истины… Иногда мне это удавалось и даже стано-
вилось каким-то источником творческих стремлений… А иногда… иногда от таких ударов судьбы
крыша могла съехать конкретно…


                *               *               *


          Заострять внимание ни на чем не хотелось. Хотелось одного  –  принять  побольше  снотвор-
ного и лечь спать.
          Переодевшись и прежде, чем бросить одежду в грязное белье, нужно было еще основательно
выгрести  все  содержимое многочисленных карманов дорожной куртки, так как в виду отсутствия
своевременной  ревизии  было не понятно, что в них вообще находится. Паспорта, квитанции, кас-
совые  чеки, листочки  с записями рейсов и услышанными оборотами австрийской речи и местных
говоров – все было выложено навалом на кухонный стол, до завтра…

          Проверив куртку еще раз, нащупал  за  подкладкой  порванного  кармана  несколько  смятых
бумажек, завалившихся туда, видимо, очень давно…
          На  одной ,  разорванной   четвертушке   тетрадного  листа ,  мне   вдруг   бросились   в  глаза
написанные  синими  чернилами  несколько  сохранившихся  начальных  цифр номера мобильного
телефона: 8-915-327- …  .


                *               *               *


P.S.   Через   полтора   месяца   после   моего   возвращения  я  получил  письмо  от  зальцбургского
Красного Креста. В конверте лежал  счет  на шестьдесят  шесть  евро  пятьдесят  восемь  центов  за
услуги Скорой помощи, который я сразу же, не оттягивая, поспешил оплатить – не хотелось иметь
никаких долгов… ни перед кем… ни моральных, ни материальных…
          Позвонив  в Окружной Сберегательный банк Зальцбурга, я  осведомился, дошли  ли  деньги?
Женщина-бухгалтер   успокоила   меня ,  заверив ,  что  все  получено  и  я  перед  ними  чист ,  как
безоблачное синее небо…
          Приятно все-таки, что  ХОТЬ  КТО-ТО  о тебе помнит…



                Москва, 30.04.2012г.

                24