СОДЕРЖАНИЕ
Сталинские колонны.
Жаркое лето сорок второго года.
Июльские бои. Гибель Командарма.
Августовские бои. Приказ №227.
Выводы…с выводами.
СТАЛИНСКИЕ КОЛОННЫ.
В конце января 1942 года В.Г. Лебедеву было присвоено звание полковник, и он был отозван из Ленинграда в распоряжение Главного бронетанкового Управления РККА. Здесь ему было поручено в кратчайший срок, на базе Московского автобронетанкового центра в городе Дмитров, сформировать 87-ю танковую бригаду. Основу бригады должны были составить отдельные танковые батальоны. Необходимо было подобрать для них личный состав, обучить и обкатать в полигонных условиях. К 24-го февраля в общих чертах задание было выполнено, но из-за задержки в поставках танков всё застопорилось.
Дело было в самый разгар «танкового кризиса». И хотя с заводов поток боевых машин увеличивался, новые танки направлялись в первую очередь уже воюющим бригадам, а вновь формируемым приходилось ждать. Так для 87-ой бригады первые двадцать танков Т-34 были получены от промышленности лишь 4-го апреля.
Генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко, начальник Главного бронетанкового Управления РККА, выслушав доклад комбрига, сказал:
«Товарищ полковник. Вам задание. Сдайте бригаду своему заместителю майору Кривошея и немедленно выезжайте в Челябинск. Там необходимо принять с конвейера завода колонну танков. В вашу задачу входит доукомплектование её до бригадного уровня. Срок формирования и обучения личного состава даётся Вам до 1 июня. Связь будете держать со мной или с генералом Бирюковым. Докладывайте о ходе дела каждый день. Если всё ясно, идите».
Танковым войскам в предвоенные годы всеми заинтересованными лицами изначально отводилась важнейшая, если не решающая роль в достижении победы в предстоящей войне. При этом считалось, что танки сами по себе как вид оружия помогут преодолеть «позиционный тупик», в который попали обе воюющие стороны в ходе первой мировой войны. Тот самый тупик, при котором сражения приобретали характер «мясорубок» типа «стенка на стенку».
Руководство германского вермахта, которое с наибольшей серьёзностью из всех стран, принимавших участие в предшествующей войне, отнеслось к новому виду вооружения, входило в войну, имея в качестве своей ударной силы механизированные корпуса, включающие в себя собственно танковые дивизии. Командные кадры этих соединений, оказалось, имели прекрасную подготовку, личный состав был великолепно обучен. Пехотные командиры в немецкой армии относились с пониманием к нуждам танкистов. Заметим, что к концу войны, практически, всеми мало-мальски значимыми операциями у немцев руководили танковые генералы. Эволюция организационной структуры танковых войск в вермахте на протяжении всей войны имела естественную природу в полном соответствии с меняющейся обстановкой и условиями применения танков в боях.
Так, изначально, все корпуса были сведены в так называемые танковые группы, которые действовали в качестве авангарда основных сил той или иной группы армий. В задачу таких авангардов входило, действуя решительно, добиваться, где только возможно, тактического прорыва противостоящей обороны. А затем, используя непосредственно танковые дивизии, доводить тактические прорывы до качества оперативного успеха. Наступающие во втором эшелоне основные силы групп немецких армий лишь завершали то, что создавали впереди идущие. Танковые группы состояли из двух, трёх, а то и из четырёх механизированных корпусов.
Но такая раскладка существовала в вермахте до зимы 1941 года. В 1942 году, вследствие резкого сокращения глубины оперативных прорывов с 300-от, 400-от километров до 100-а, 150-ти, из танковых групп были выделены танковые армии, состоящие всё из тех же механизированных корпусов. В 1943 году, когда по линии огня произошло выравнивание противостоящих сил, а танковые армии стали сражаться плечом к плечу с общевойсковыми армиями, судьба механизированных корпусов была предрешена. Они начали распадаться, в сущности, на отдельные танковые и механизированные дивизии, которые, в свою очередь, стали использоваться до самого конца войны в основном «россыпью».
По аналогии с вермахтом в Красной Армии, к 1941-му году были тоже сформированы механизированные корпуса, в которые также входили танковые дивизии. Приняв 30-го июня на себя командование Красной Армией, Сталин, прежде всего, обратил внимание, что советские механизированные корпуса не представляют собой той силы, какую хотелось бы иметь. До этого, собственно с танковыми войсками он напрямик дела не имел. Танки его интересовали, главным образом, как продукт производства. То есть, он смотрел на них скорее глазами конструкторов и директоров заводов. Организация этих войск не входила в его компетенцию. Это была сфера деятельности военных, Наркомата обороны и Генштаба. Конечно же, он их курировал, слушал их отчёты, доклады, подводил вместе с генералами итоги боевой учёбы, военно-штабных игр, маневров. Когда же началась война, то выяснилось, что отношение общевойсковых командиров к танковым войскам было не столь радужным, как выглядело на бумаге.
В Центральном архиве Министерства Обороны хранится документ, составленный по горячим следам событий группой командиров, включая тогда ещё майора Лебедева В.Г., под названием: «Опыт боёв частей 24 танковой дивизии с немецко-фашистскими войсками» . В первом разделе этого документа даётся характеристика действий противника, которая далее суммируется в следующих кратких выводах:
«1. Противник боевые действия ведёт преимущественно днём.
2. Мотомехчасти располагаются главным образом в населённых пунктах.
3. Противник ведёт постоянную воздушную разведку.
4. При неудачной попытке атаковать с ходу немедленно переходит к артиллерийской и миномётной подготовке на узком участке, стараясь овладеть дорогой, или уходит назад для поисков слабых мест.
5. Где отпор, туда противник не идёт.
6. Тылы не закрепляет.
7. Сплошного фронта не имеет, а группируется по направлениям.
8. Если подбит танк, немедленно переходит в контратаку для (его Н.Л.) захвата.
9. Противник двигается смело (солдаты часто пьяные) до тех пор, пока нет организованного огня и решительности.
10. Старается влиять морально на войска, углубляясь в тыл по дорогам.
11. Авиация противника в основном бомбит дороги и мосты, применяет бомбы от 5 кг до 500 кг.
12. При отходе немедленно минирует дороги и прилегающую к ним местность».
Далее в документе характеризуются решения командования РККА фронтового и армейского уровня. Содержание этого раздела целиком совпадает с тем, о чем рассказывали в своих воспоминаниях, практически, все рядовые участники первых месяцев боёв с немцами.
«Задачи мехвойскам ставились неконкретно и нецелеустремленно, без учёта времени, сильных и слабых сторон своих мехчастей и частей противника. Для компенсирования слабых сторон, взаимодействие с другими родами войск не организовывалось.
Дивизия использовалась мелкими группами в разных направлениях, для сдерживания наступающего противника, а не для выхода в тыл и уничтожения противника, хотя для этой цели имелись и имеются отличные условия и возможности, ибо противник двигается только по отдельным направлениям, где имеются хорошие дороги.
Каждый общевойсковой начальник хотел использовать танки на своём участке для выталкивания противника и для моральной поддержки своей пехоты. В результате дивизию (речь идёт о 24-ой ТД) разорвали на части. Дивизия действовала, фактически, в пяти направлениях. Таким образом, части дивизии не имели единого управления, снабжения, восстановления. Штаб дивизии был разбит на части, также как и части дивизии.
Приказы отдавались вышестоящими начальниками, как правило, устно, личным выездом в часть, или через командира штаба, письменных подтверждений устных приказов не было. Всегда временем ограничивали так, что было, практически, невыполнимо, не говоря о резерве времени. Часто приказы отменялись.
Задачи танковой дивизии ставились как стрелковой – наступать, овладеть (лобовым ударом), (лишь, Н.Л.) одна задача была поставлена на выход в тыл противника (выход в районе Великое Село)».
Неизвестно, читал ли этот документ Сталин или нет. Но ровно через полгода в боевые части поступил его приказ, уже как приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 057 от 22 января 1942 г. с теми же претензиями, что были высказаны группой командиров 24-ой танковой дивизии. В частности, в нём сказано:
«Опыт войны показал, что в боевом использовании танковых войск всё ещё имеется ряд крупных недочётов, в результате которых наши части несут большие потери в танках и личном составе.
Излишние, ничем не оправдываемые потери при низком боевом эффекте в танковых войсках происходят потому, что:
1. До сих пор плохо организуется в бою взаимодействие пехоты с танковыми соединениями и частями, командиры пехоты ставят задачи не конкретно и наспех, пехота в наступлении отстаёт и не закрепляет захваченных танками рубежей, в обороне не прикрывает стоящие в засадах танки, а при отходе даже не предупреждает командиров танковых частей об изменении обстановки и бросает танки на произвол судьбы.
2. Атака танков не поддерживается нашим артиллерийским огнём, орудий сопровождения танков не используют, в результате чего боевые машины гибнут от огня противотанковой артиллерии противника.
3. Общевойсковые начальники крайне торопливы в использовании танковых соединений — прямо с ходу бросают их в бой, по частям, не отводя времени даже для производства элементарной разведки противника и местности.
4. Танковые части используются мелкими подразделениями, а иногда даже по одному танку, что приводит к распылению сил, потере связи выделенных танков со своей бригадой и невозможности материального обеспечения их в бою, причём пехотные командиры, решая узкие задачи своей части, используют эти мелкие группы танков в лобовых атаках, лишая их маневра, чем увеличивают потери боевых машин и личного состава.
5. Общевойсковые начальники плохо заботятся о техническом состоянии подчинённых им танковых частей — производят частые переброски на большие расстояния своим ходом, самоустраняются от вопросов эвакуации аварийной материальной части с поля боя, ставят боевые задачи, не сообразуясь с количеством времени пребывания танков в бою без предупредительного ремонта, что, в свою очередь, увеличивает и без того большие потери в танках».
Это как же надо было изучать негативный опыт боёв у озера Хасан, на Хангин-голе и в Финской войне, чтобы с упорством, достойным лучшего применения, вновь и вновь повторять всё те же самые ошибки. Разве не очевидно, что деньги отпущенные народом на предвоенные всевозможные подготовительные мероприятия, такие как боевая учёба, военно-штабные игры, маневры, военными были просто проедены без всякой отдачи.
Действительно, войска отступали, контратакуя, но одновременно залатывая многочисленные дыры, образующиеся в обороне. Бывало, что рота или взвод танков, выступив в поддержку стрелковых частей и подразделений, решали исход конкретного боя, не давая противнику развернуться и выйти на оперативный простор. Советские же механизированные корпуса, созданные в предвоенные годы по аналогии с германскими, со своей громоздкой организационной структурой, явно не были приспособлены для подобного быстрого реагирования даже на мелкие, но всегда могущие перерасти в оперативный успех, удары противника.
15-го июля 1941 года Сталин, от имени Ставки Верховного командования, даёт директиву №01, в которой предписывается расформирование механизированных корпусов, с одновременным выделением из них собственно танковых дивизий. Но при постоянно возрастающем ожесточении боёв, танковые дивизии, будучи сосредоточением мобильных сил, оказались тоже слишком громоздким образованием. В этот момент Сталин, приказом ГКО №0063 от 12 августа, приказывает начать формирование танковых бригад, состоящих из танкового и механизированного полков. В сущности, этим распоряжением танковые дивизии ликвидировались.
Но и здесь возникли трудности. Отступление Красной Армии вглубь страны поставило под угрозу все основные танкостроительные заводы. Поэтому было принято решение эвакуировать за Урал свыше полутора тысяч предприятий, из которых 90% выпускали военную продукцию, в том числе танки. В этот период было не до жира. ГКО, в связи с резким падением производства боевых машин, направляло танки в части и соединения чуть ли не поштучно. Январь и февраль 1942 года стали самыми напряжёнными в производстве танков. Но уже в марте наметился перелом. Из Сормова, Горького, Сталинграда, Магниторска, Челябинска сплошным потоком пошли на фронт эшелоны. Там была налажена сборка боевых машин, прокат броневого листа, производство для них деталей и агрегатов.
В сентябре же 1941 года, в связи с массовым недокомплектом танков, полковая структура во вновь формируемых танковых бригадах была ликвидирована. В результате, возникла классическая для Великой Отечественной войны структура отдельной танковой бригады, выдержавшей испытанием временем и просуществовавшая до самой Победы. Эти танковые бригады составлялись из двух, с лета 1944-го года из трёх, танковых батальонов численностью от 27-и до 36-и танков в каждом, из мотострелкового пулемётного батальона, противотанковой артиллерийской батареи 76-ти мм пушек, зенитной батареи 37-ми мм пушек, дивизиона 88-и мм миномётов, автотранспортной роты и ряда обслуживающих частей и подразделений – управление бригады, разведка, саперы, ремонтники, санитары и прочее. А когда возникла потребность в крупных танковых объединений, из таких бригад легко складывались танковые и механизированные корпуса и танковые армии.
Первая такая надобность возникла в наступательных боях под Москвой в первые месяцы 1942 года. В марте 1942 года было сформировано четыре танковых корпуса. А 25-го мая, директивой №994022 от имени Ставки Верховного командования, Сталин приказал сформировать на базе 58-ой общевойсковой армии первую, вошедшую в историю войны как «3-я», танковую армию в составе 12-го и 15-го танковых корпусов под командой генерала Романенко, которого впоследствии заменил генерал Рыбалко. В тот же день директивой 994021 началось формирование ещё 5-ой танковой армии в составе 2-го и 11-го танковых корпусов под общим командованием генерала Лизюкова.
Термин «танковая колонна» возник с лёгкой руки заводских отправителей эшелонов. Он изначально означал эшелон в 40-45 танков типа Т-34 и 20-22 танка типа КВ. Больше железные дороги тогда не тянули. Не хватало мощности локомотивов. Кроме того, не выдерживало железнодорожное полотно – оно расползалось под тяжестью состава. Термин укоренился и стал использоваться даже в материалах Ставки. Железнодорожники же, которые по указанию свыше предоставляли танковым эшелонам «зелёную улицу», глядя вслед проходящему составу с танками, добавили от себя – «сталинская колонна». Так оно и повелось.
Где-то с ранней осени 1941 года в стране развернулось движение по сбору средств на строительство для Красной Армии танков и самолётов. Зачинателями этого движения стали учащиеся 102-й школы города Горького. Они в день начала своей учёбы, 1 сентября 1941 года, обратились ко всем пионерам и школьникам Горьковской области с призывом собрать металлолом и вырученные деньги направить в фонд обороны для постройки танка «Горьковский пионер». В начале октября месяца ими было собрано металлолома на сумму около 300 тысяч рублей. Построенный танк был передан в действующую армию и в середине декабря принял участие в битве под Москвой.
В течение войны горьковские пионеры собрали металлолома и передали в фонд обороны средства на постройку ещё семи танков. В том же сентябре месяце 1941 года в фонд обороны, также для постройки танка, передал все свои личные сбережения маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Сбор средств на создание танковых колонн начался в Вологде, в Архангельске, в других регионах страны и даже в Монголии, Якутии и в Бурятии. Всего за время войны из личных средств народа было собрано где-то около трёх, трёх с половиной миллиардов рублей. Этой суммы хватило на строительство почти двухсот танковых колонн. Например, в Саратовской области в ноябре, декабре 1941 года были собраны средства на танковую колонну «имени В.И. Чапаева». Тогда же, уже в Ивановской области, – на колонну «имени М.В. Фрунзе». Седьмого марта 1944 года Красной Армии Русская Православная церковь передала, созданную на средства верующих, танковую колонну «Дмитрий Донской».
Ещё в сентябре 1941 года к молодёжи Южного Урала обратились комсомольцы и молодые рабочие Челябинского абразивного завода:
«Комсомольцы и молодёжь нашего абразивного завода решили отчислить однодневный заработок и организовать сбор денежных средств на танковую колонну имени Челябинского комсомола. Друзья! Молодые патриоты! Мы обращаемся к Вам с призывом поддержать наше предложение и активно включиться в сбор средств на танковую колонну. Отчисляйте однодневный заработок, организуйте воскресники. Пусть танки, построенные на наши трудовые средства, будут подарком Родине, фронту. Танковая колонна им. Челябинского комсомола – наш вклад в дело разгрома врага».
Лев Никулин, известный впоследствии писатель и автор романа «Мёртвая зыбь», в своём рассказе пишет, что на этот призыв откликнулась молодёжь не только Челябинского абразивного завода, но и железнодорожной станции Челябинск, коллектив вагонного депо, молодые рабочие завода им. Д. В. Колющенко, многие другие трудовые коллективы, включая служащих Челябинского отделения Госбанка . К концу января 1942 года общая сумма средств составила одиннадцать с половиной миллионов рублей, что позволяло изготовить, из расчёта 525 тысяч рублей за один танк, 22 танка КВ. Боевые машины взялся собирать коллектив Челябинского Кировского завода (ныне ООО «ЧТЗ-УРАЛТРАК»). Директор этого завода 8 февраля 1942 года издал приказ о выполнении заказа № 3001, как фигурировало в сводках строительство танковой колонны. Согласно этому приказу работа должна была быть выполнена к 23 февраля 1942 года. Завод брался выпустить сверх установленного суточного задания с 9-го по 11-ое февраля соответствующее двум танкам количество заготовок, деталей, узлов. А с 12-го по 22-ое февраля ещё на двадцать танков. Заказ был выполнен полностью и в срок.
Ещё шла сборка танков, а Челябинский обком ВЛКСМ обратился в Наркомат обороны с предложением подготовить для танковой колонны экипажи из добровольцев области, так как из прилежащих городов и районов к тому времени поступили тысячи заявлений с просьбой о зачислении в экипажи собираемых на Челябинском заводе танков. Здесь были стрелки из Златоуста и Миасса, механики-водители из Кургана. С просьбой зачислить их в бригаду обращались люди из Омска, Тюмени, Магнитогорска, Орска и Оренбурга. Из них было отобрано 125 лучших. Подготовкой добровольцев занимался старший батальонный комиссар И.Ф. Захарченко. Местом размещения штаба колонны была средняя школа № 2 Южно-Уральской железной дороги, расположенная в районе железнодорожного вокзала.
4 марта 1942 года в ГКО было приняло принципиальное решение о создании на добровольческой основе на Южном Урале отдельной 96-ой танковой бригады. В этот же день полковник Лебедев приступил к выполнению обязанностей её командира. Наконец, 10 марта 1942 года «Первая Танковая Колонна», как она именовалась в Наркомате обороны, влилась в 96-ую бригаду. Теперь её танковый парк составили два батальона КВ, по 11 танков в каждом, и танковая рота, состоящая из девяти средних танков Т-34 и пяти легких танков Т-60.
Из Москвы к 5-му мая, дню отправки эшелонов бригады на фронт, приехал представитель центрального комитета комсомола товарищ Пушнов. Он зачитал благодарственное письмо Сталина, поздравлявшего личный состав бригады с вступлением в ряды Красной Армии с пожеланиями успехов в предстоящих боях. Затем он вручил комбригу знамя ЦК ВЛКСМ, ставшее с этого момента знаменем соединения. После этого эшелоны тронулись в путь. Официальное своё наименование «96-я отдельная добровольческая танковая бригада имени Челябинского комсомола» было оформлено приказом наркома обороны СССР И.В. Сталина за № 0429 от 27 мая 1942. Этот приказ бригада получила уже по прибытию на фронт.
Где-то, в середине апреля, в один из очередных ночных докладов генералу Бирюкову о состоянии дел по организации бригады, тот коротко бросил, не уточняя деталей, что в ближайшее время к полковнику Лебедеву должен обратиться уполномоченный НКВД по Челябинской области. Мол, это дело важное и его необходимо выполнить. Всё прояснилось на следующий день. За Виктором Григорьевичем заехала «эмка» и отвезла в Управление НКВД.
В кабинете уполномоченного он встретил майора с малиновыми петлицами, который предложил ознакомиться с шестью ранее осуждёнными командирами РККА достаточно высоких чинов. Суть вопроса заключалось в выяснении, не захотят ли они вернуться в действующую армию, так как ситуация с командирскими кадрами в тот момент была крайне напряжённой. Майор сказал:
«Эти люди были арестованы ещё в сороковом году по 58-ой статье. Сейчас их приведут в кабинет, и Вы переговорите с ними. Я же оставлю вас минут на тридцать один на один. Вам как боевому командиру всё же легче будет разговаривать с ними, чем мне».
Так и решили. Через несколько минут конвойный ввёл осужденных в кабинет.
Одеты они были в армейскую форму без знаков различия. Выглядели далеко не измождёнными. Один из них, самый пожилой, был дивизионным комиссаром. Трое – полковники, один подполковник и один майор. Все до своего ареста служили в танковых войсках. Хозяин кабинета предложил им всем сесть, запер в сейфе лежавшие на столе бумаги, и вышел. Виктор Григорьевич представился, сказал, что он только что с фронта, а потом, объяснил, что действует по поручению генерала Бирюкова. Им предлагается написать заявление с просьбой направить на фронт. Все шестеро молчали. Виктор Григорьевич стал рассказывать о сложной обстановке на фронтах, как он её видел. Попутно он заметил, что сейчас, когда решается судьба Родины, место военного человека на линии огня. Где-то краем глаза он увидел, как поежились некоторые из присутствующих.
Тут взял слово бывший дивизионный комиссар:
«Вы в Гражданскую войну воевали?»
Увидев утвердительный жест, он продолжил:
«Не знаю как Вы, но я воевал за счастье трудового народа, рабочих и крестьян. Вы же предлагаете меня воевать за какую-то родину. Но у трудового народа нет родины. Его родина там, где он счастлив. Мне всё равно, на каком языке говорит этот трудовой народ. На русском, на немецком, на английском ли... Главное в том, чтобы принести ему освобождение от тех цепей рабства, в которых он находится, и где, так называемый, патриотизм одно из центральных звеньев этих цепей.
Сталин предал дело Октябрьской Революции. Он подмял под себя весь трудовой народ России. Он уничтожил тысячи верных бойцов Революции. Расстрелял, рассадил их по тюрьмам и по лагерям. Он подменил и исказил их цели и идеалы. Он восстановил проклятую богом и людьми Российскую империю. За это ему нет прощения.
Сейчас вновь Британская, Германская, Французская и Российская империи сцепились между собой. Рвут друг друга на куски, обманывая и науськивая трудовых людей друг на друга. И Вы хотите, чтобы я, старый революционер, принял в этой вакханалии участие, чтобы я шёл убивать трудовых людей другого языка, только из-за того, что стоящие друг друга Сталин и Гитлер чего-то не поделили между собой? Чтобы я шёл умирать за родину, за Сталина?
Никогда! Лучше поставьте меня к стенке или сгноите в тюрьме».
Как рассказывал потом генерал Лебедев, у него в тот момент предстали в глазах горящие избы деревни Югостицы и Великого Села, многотысячные колонны беженцев, переходящих по мосту через Лугу, спасаясь от наступающей дивизии СС «Мёртвая Голова». Эти бесконечные телеги и тележки со скарбом, собранным второпях. Лица затерроризированных немецкими воздушными бандитами русских женщин и детей. Он вспомнил улицы голодного и холодного Ленинграда. Эти нарезки хлеба, которого и хлебом назвать трудно. Бесконечные буржуйки, которые и топить собственно нечем кроме старых газет и книг.
Вскочив со стула, он в ярости потянулся к кобуре, забыв, что оставил револьвер в проходной. Вскочил и бывший дивизионный комиссар. В его чёрных с характерной поволокой глазах горела лютая ненависть.
В этот момент вошёл хозяин кабинета. Мгновенно оценив обстановку, он скомандовал:
«На выход!»
Шествие возглавил бывший дивизионный комиссар. За ним понуро потянулись остальные. Вдруг у самой двери замыкавший шествие приостановился и, резко развернувшись, встал по стойке смирно. Затем громко и отчётливо сказал:
«Прошу направить меня на фронт рядовым, я русский человек…».
Тут же рядом с ним вырос и ещё один. Четверо ушли.
Вначале в первых числах июня, 96-я танковая бригада прибыла в район южнее Тулы. Её организационно подчинили находившейся в резерве Ставки ВГК 3-й танковой армии генерала Романенко и ввели в состав формируемого 15-го танкового корпуса генерала Копцова. В командование бригады, кроме полковника Лебедева, входили начштаба майор Лозин и начальник политотдела батальонный комиссар Коротков. Первое время бригада пополнялась людьми и техникой. Личный состав занимался боевой подготовкой. 15-го июля бригада поступила в распоряжение Брянского фронта и своим ходом передислоцировалась в село Агничное Орловской, ныне Тульской, области. 30-го июля 1942 года ей отдаётся приказ занять позиции у посёлка Каменка (Тербунский район Липецкой области), готовясь к наступлению в составе 7-го танкового корпуса.
ЖАРКОЕ ЛЕТО СОРОК ВТОРОГО ГОДА.
К весне 1942-го года после разгрома немцев под Москвой наступательный порыв Красной армии затих. Обе противостоящие стороны на центральном направлении перешли к обороне. Советские вооружённые силы на тот момент ещё уступали противнику и по своей численности, и по технической оснащённости. Готовые резервы и крупные материальные ресурсы в то время у нас отсутствовали. Поэтому главнейшей задачей, вставшей перед руководством страны, было срочное формирование в тылу новых стратегических резервов всех родов войск. Успехи нашей промышленности позволили Верховному Главнокомандованию создавать новые корпуса и армии, оснащая их новейшей по тому времени материальной частью. За весну и первую половину лета Ставке удалось мобилизовать людских ресурсов и заготовить оружия и техники на десять общевойсковых армий и двадцать танковых корпусов. Кроме того, было образовано две танковые армии. Естественно, для надлежащего обучения всех этих воинских контингентов требовалось время и место.
Все стратегические резервы по решению Ставки были сосредоточены между Тулой, Воронежем, Сталинградом и Саратовым, так как Ставка и Генеральный штаб посчитали наиболее опасными орловско-тульское и курско-воронежское направления. Заметим, что основные железнодорожные магистрали этого региона проходят с севера на юг, из центра на Украину и Кавказ.
Одновременно было решено сосредоточить к концу весны значительную часть резервов Ставки в тылу Брянского фронта. К середине мая в его состав были включены четыре танковых корпуса, семь стрелковых дивизий, одиннадцать отдельных стрелковых бригад, четыре отдельные танковые бригады и большое количество артиллерии. Кроме того, за этим фронтом закреплялась 5-я танковая армия из резерва Ставки, которая предназначалась для нанесения мощного контрудара на случай наступления противника в данной полосе.
Очевидно, танковые корпуса, а уж, тем более, танковые армии не готовят для локальных ударов, если уж только не подопрет крайняя нужда. Очевидно, этому фронту изначально была уготована особая роль в стратегических замыслах Сталина и Ставки. Чтобы уяснить эту роль, посмотрим на ход событий на советско-германском фронте весной и летом 1942-го года.
С марта 1942 года по начало июня советским командованием были проведены три наступательных операций: на Северо-западе, в районе Демянска, в Крыму, в районе Керчи, и на Юго-западе, в районе Харькова. Все они закончились неудачно. Особо болезненными были результаты сражения под Харьковым, где в окружение попали 250 тысяч советских солдат и офицеров. Все попытки нашего командования деблокировать окружённую группировку ни к чему не привели. Лишь 22 тысячам человек удалось вырваться из котла – остальные погибли или были взяты в плен. Но неудача неудаче рознь.
Главными причинами Демянской и Керченской неудач было ещё некоторое количественное и качественное превосходство немцев. Большинство офицеров, унтер-офицеров и солдат немецкой армии в этот момент обладало весьма высоким профессиональным уровнем. Высок был и их наступательный дух, почти такой же, как и в начале войны, который к тому же поддерживался жаждой отомстить русским за прошедшую трудную зиму. Наши же воины в этот период лишь усваивали уроки первого года войны. Командование было занято поиском наиболее оптимальной структуры вооружённых сил. Сказывался также не до конца ещё преодолённый нашей эвакуированной на восток промышленностью «танковый» кризис.
В Харьковской же катастрофе всё это дополнилось особой «инициативой», проявленной командованием Юго-западного фронта в лице командующего Тимошенко, члена военного Совета Хрущёва, начальника штаба Баграмяна. Получив разрешение Ставки на проведение частной операции в направлении Харькова, эти лихие командиры решили явочным порядком превратить её, за спиной Верховного командования, в стратегическое наступление. Для этого они уже в ходе сражения стали выклянчивать у Ставки дополнительные силы, утверждая, что всё у них складывается прекрасно, а какие-либо опасения по исходу операции просто не уместны. Более того, по свидетельству Жукова, Хрущёв, будучи идейным вдохновителем этой авантюры, продолжал нагло лгать об успехах, даже тогда, когда войска Паулюса и фон Клейста, прорвав фронт, вышли в тылы нашим наступающим войскам. Что это было, непроходимая глупость или откровенное предательство, типа измены Павлова 1941 года? Наверняка, будущие историки ещё разберутся в этом вопросе, когда будут подняты засекреченные до сих пор документы.
Почти месяц после Харькова немецкое командование выдерживало стратегическую паузу. И лишь в самом конце июня 1942 года оно проявило свои, задуманные ими ещё в марте, стратегические планы. Эти планы предусматривали мощное наступление на Воронеж, с целью уничтожения советских сил в междуречье Дона и Волги и взятия Сталинграда. Тем самым оно обеспечивало с севера и северо-востока войска направленные на захват нефтяных промыслов Кавказа. Для выполнения всех этих планов группа армий «Юг» была разделена на группу «А» фельдмаршала Листа и группу «Б» фельдмаршала фон Бока. На первом этапе Воронежу и Сталинграду уделялось особое внимание, поэтому ударную силу немцев на этом направлении составили их отборные войска: 6-ая полевая армия генерала Паулюса, взявшая два года назад Париж, а так же, прославившая себя своими действиями в 1941-ом году, 4-ая танковая армия генерала Гота.
Как и предполагала Ставка и Генеральный штаб, Брянский фронт оказался на самом левом фланге немецкого наступления и первым принял на себя удар. Прорвав нашу оборону, Гот устремился к Воронежу, ворвался в город и завязал тяжёлые уличные бои. Пройдёт ещё полтора месяца и уже Паулюс таким же образом ворвётся в Сталинград. К чести советских войск ни Воронеж, ни Сталинград были не сданы. Немцы втянулись в этих городах в затяжные и кровопролитные бои за каждый квадратный метр, за каждый бугорок. Вот тут-то их первоначальный наступательный порыв стал иссякать.
Но танки Клейста, не теряя времени, стартовали из района Донбасса. Не встречая сильного сопротивления, войска Листа в очередной раз захватили Ростов и вышли на кубанские и ставропольские просторы. 21-го августа егеря из «Эдельвейс» водрузили над Эльбрусом флаг со свастикой. Это был, по существу, последний успех немцев в выполнении своих амбициозных планов. Не оправдался их расчёт и на «пятую колонну» на Кавказе, состоявшую, прежде всего, из чечен и ингушей. Хотя горские банды насчитывали свыше 15 тысяч человек, тем не менее, органы госбезопасности и воинское командование сумело их нейтрализовать.
Возникло огненное полукольцо от Воронежа до Сталинграда, далее на юг до предгорий Кавказа, а оттуда на запад до Новороссийска. Удерживать его немцам с каждым днём становилось всё труднее. Слаборазвитая дорожная сеть при чрезмерной удлинённости коммуникаций и неимоверная протяжённость линии фронта привели к распылению сил, которые и без того ежедневно и неумолимо таяли. В конце концов, немцам пришлось пойти на крайние средства – снять с флангов Сталинградского выступа немецкие части, заменив их итальянцами, румынами и венграми, а высвободившиеся силы бросить в топку Сталинграда, где собственно и решалась судьба всей летней кампании 1942-го года. Ибо его потеря для немцев грозила перерасти в крупную катастрофу для всей группы армии «Юг».
Если посмотреть непредвзято на действия немецкого Верховного командования в этот период, то невольно приходишь к мысли, что оно повторило Харьковскую авантюру Хрущёва-Тимошенко, но ещё в большем масштабе. Гитлеровцы сами залезли в расставленную им мышеловку, беспредельно растянув линию фронта и свои коммуникации, оставив за своей спиной без особого внимания собранные советским командованием свежие и неплохо подготовленные армии.
Особые комментарии здесь не требуются. Окружение и разгром немцев под Сталинградом, это лишь часть плана Ставки по уничтожению прорвавшегося врага, в котором Брянский фронт блистательно сыграл роль стены, прикрывавшей инкубатор и тренировочный полигон наших стратегических резервов. А когда настал момент, и эти резервы были задействованы, то оказалось, что свыше полутора миллионов немецких, итальянских и венгерских солдат нашли свою могилу между Волгой и Доном, между Воронежем и Кавказом. Не менее полумиллиона из них попали в плен. К сожалению, только из-за нерасторопности командования, 7-ой танковый корпус Ротмистрова не смог поставить в развернувшейся драме заключительный аккорд. Ростов и Батайск ему вовремя взять не удалось, что позволило части захватчиков унести ноги из капкана.
ИЮЛЬСКИЕ БОИ. ГИБЕЛЬ КОМАНДАРМА.
Бои 1942-го года на Брянском и Воронежском фронтах проходили, по сути, на одних и тех же рубежах. Но необходимо различать июльские, августовские и сентябрьско-декабрьские бои.
В июльские дни, когда танки Гота рвались на восток и юго-восток, ещё существовала прямая опасность, что немецкая 4-ая танковая армия, форсировав Дон, повернёт на север, туда, где были сосредоточены стратегические резервы Ставки. Чтобы не допустить этого, была брошена в бой, ещё не до конца подготовленная, 5-ая танковая армия Лизюкова. В августовские же дни, когда эта опасность миновала, а танки Гота, двигаясь правым берегом Дона, продвигались на юг, Ставка потребовала уничтожения «землянской» группировки врага только для того, чтобы удержать в этом районе как можно больше сил немцев, не дать ими усилить сталинградское и кавказское направления.
Но вот наступила осень. Сталин с удовлетворением наблюдал, как лучшие солдаты фюрера гибли, прежде всего, на руинах Сталинграда, а также у Грозного, у Владикавказа, у Новороссийска. Поэтому, набравшись максимумом терпения, Ставка ожидала, когда наступательный дух врага спадет окончательно, а фланги наступающей группировки предельно ослабеют. На Брянском же фронте в это время установилось относительное затишье. Советские воины использовали его для боевой учёбы.
Но вот когда утром 19-го ноября грохот артиллерийской подготовки под Сталинградом возвестил миру, что для фашистских захватчиков настал час возмездия, на заранее выбранные ударные позиции в районе Верхнего и Среднего Дона стали выходить отдохнувшие соединения, горящие жаждой боя и подготовленные в тылах Брянского фронта.
Центральным событием июльских боев был ввод в сражение 5-ой танковой армии.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и коротко рассказать о судьбе командарма-5 генерал-майора Александра Ильича Лизюкова.
В начале 1935 года в городе Павловск Ленинградского ВО была сформирована на базе 6-го тяжелого танкового полка 6-я танковая бригада имени Кирова. Командование ею было возложено на известного, в те годы, А.И. Лизюкова. На тот момент он, по праву, считался советским танкистом №1, досконально знавший и вверенную ему технику, и способы ее применения, автора книги «Борьба с бронесилами» (М, 1927). В сущности, и Шарль де Голль, и Гейнц Гудериан явились лишь его последователями в разработке стратегии и тактики действий бронетанковых сил.
Танковые части, которыми командовал Лизюков, считались в Красной Армии лучшими, а личный и командный состав их наиболее обученными, хорошо ориентировавшимися в боевой обстановке. Достаточно указать, что механик-водитель Федор Михайлович Дудко стал зачинателем стахановского движения в танковых войсках, а в Финскую войну стал первым танкистом Героем Советского Союза (посмертно). Два командира танковых батальонов 6-й бригады Лебедев В.Г. и Опарин В.А. стали генералами танковых войск. За успехи в боевой подготовке комбриг А.И. Лизюков был награждён орденом Ленина. Один из батальонов, которым командовал тогда майор Лебедев, имел в своем составе 10 именных танков с надписями и барельефами Сталина, Ворошилова, Жданова и других членов Политбюро. С 1934-го по 1937 год батальон два раза в году выезжал из Ленинграда на парады в Москву.
8 февраля 1938 года Александр Ильич был арестован особым отделом и военной прокуратурой Ленинградского ВО. 26-го марта был арестован так же майор Лебедев. На первом допросе, 6-го апреля, выяснилось, что им обоим инкриминировались преступления, предусмотренные статьям 58-1 пункт «б» и 58-8, 58-11 УК РСФСР, а именно: участие в антисоветских, террористических и вредительских организациях, участие в антисоветском военном заговоре в РККА, в деятельности, направленной на подрыв ее боевой мощи. Поводом для ареста послужили предполагаемые связи Лизюкова с руководителями антисоветского военного заговора, возглавляемого Тухачевским. В частности, имя Лизюкова было названо одним из его участников бывшим начальником Автобронетанкового управления РККА и начальником вооружений РККА Халепским.
Кроме того арестованным был представлен целый перечень обвинений, отраженных в протоколе заседания партийного актива бригады от 27-го марта 1938 года. Тут были указаны: срыв боевой и тактической подготовки в бригаде, выведение из строя танков Т-28 путем проведения так называемых «экспериментальных» прыжков через препятствия на учениях, умышленная постановка на консервацию совершенно небоеспособных танков. И прочее, и прочее... Центральное место в этом перечне занимала попытка совершить террористический акт в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства на военном параде 7-го ноября 1937 года.
А дело было так. Во время прохождения в парадном расчете перед мавзолеем Ленина в головном танке бригады, носящем имя Сталина, на мгновение заклинило управление, и машина стала надвигаться на памятник Минину и Пожарскому. Благодаря мгновенной реакции механика-водителя танка Федора Дудко машине была возвращена управляемость, и танки бригады успешно завершили свое прохождение. На приеме в Кремле, после парада, оказалось, что руководство страны даже не заметило этого происшествия. Лизюков сам рассказал о нем Ворошилову, чем вызвал смех в зале. Но кто-то воспринял произошедшее иначе.
За обоих арестованных стал хлопотать лично их знавший нарком обороны К.Е. Ворошилов. Но, к сожалению, большую роль в их судьбе сыграли характеристики партийного бюро Ленинградского ВО подписанные 3-го апреля 1938-го года секретарем партбюро Никандром Евлампиевичем Чибисовым.
Так, в характеристике на майора Лебедева сказано:
«Партийно-политического контроля не любит, критику не любит и боится ее, не самокритичен, и свои ошибки упорно не признает…»
Однако в преамбуле характеристики присутствуют ключевые слова:
«Политическая подготовка хорошая, партии и Советской власти предан».
Именно эти слова в характеристике на Лизюкова отсутствовали. И это при почти дословном совпадении обоих текстов. Запомним это обстоятельство.
К концу января 1939 года оба арестованных были не только освобождены, но и восстановлены в партии и в званиях. Затем майор Лебедев отличился в Финскую войну и был награжден орденом «Красного Знамени». Полковник же Лизюков в 1941-м году отличился в боях под Смоленском и под Москвой. Он одним из первых танкистов во время Отечественной войны он стал Героем Советского Союза. Естественно ему, уже получившего звание генерал-майора танковых войск, и было поручено сформировать одну из первых советских танковых армий (5-ю). Ему же и выпала участь первым испытать этакую силищу непосредственно в бою.
Об обстоятельствах этого опыта пишет Василевский.
«К исходу 2 июля обстановка на воронежском направлении резко ухудшилась. Оборона на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов оказалась прорванной на глубину до 80 км. Фронтовые резервы, имевшиеся на этом направлении, были втянуты в сражение. Ударная группировка врага грозила прорваться к Дону и захватить Воронеж. Чтобы помешать этому, Ставка передала из своего резерва командующему Брянским фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову две общевойсковые армии, приказав развернуть их по правому берегу Дона на участке Задонск — Павловск и обязав Голикова взять на себя руководство боевыми действиями в районе Воронежа. Одновременно в распоряжение этого фронта передавали 5-ю танковую армию. Вместе с танковыми соединениями фронта она должна была нанести контрудар по флангу и тылу группировки немецко-фашистских войск, наступавшей на Воронеж.
В ночь на 3 июля корпуса 5-й танковой армии заканчивали сосредоточение к югу от Ельца. Немедленный и решительный их удар по врагу, рвавшемуся к Воронежу (обращаю внимание – где Елец, а где Воронеж, Н.Л.), мог бы резко изменить обстановку в нашу пользу, тем более что основные силы этой фашистской группировки, понеся уже довольно значительные потери и растянувшись на широком фронте, были связаны боями с нашими войсками.
Однако танковая армия никаких задач от командования фронта не получила. По поручению Ставки мне пришлось срочно отправиться в район Ельца, чтобы ускорить ввод в сражение танковой армии. Предварительно по телеграфу я передал командующему армией и командованию Брянского фронта приказание немедленно приступить к подготовке контрудара. На рассвете 4 июля я прибыл на командный пункт фронта. Уточнив обстановку, выяснив, что можно было бы дополнительно привлечь из фронтовых войск к участию в контрударе, мы вместе с начальником штаба (фронта, Н.Л.) генерал-майором М. И. Казаковым направились на КП командующего 5-й танковой армией генерал-майора А. И. Лизюкова. Здесь, произведя вместе с командармом и начальником штаба фронта рекогносцировку, я уточнил задачу 5-й танковой армии: одновременным ударом всех ее сил западнее Дона перехватить коммуникации танковой группировки врага, прорвавшейся к Дону, и сорвать ее переправу через реку. С выходом в район Землянск — Хохол 5-я армия должна была помочь войскам левого фланга 40-й армии отойти на Воронеж через Горшечное, Старый Оскол.
В тот же день я получил указание Верховного Главнокомандующего не позднее утра 5 июля быть в Ставке в связи с тем, что осложнилась обстановка на правом крыле Юго-Западного фронта. 6-я немецкая армия вышла здесь к Каменке и развивала удар в южном направлении.
Создалась угроза тылам не только Юго-Западного, но и Южного фронтов. Отдав вечером 4 июля указания о порядке ввода 5-й танковой армии в сражение и об организации взаимодействия артиллерии и авиации, возложив ответственность за осуществление задания на командарма и штаб фронта, я отбыл в Ставку.
Но, как показал дальнейший ход событий, 5-я танковая армия задания не выполнила. Ее командование, не имея опыта в вождении таких танковых объединений, на первых порах действовало не совсем уверенно, штаб фронта ему не помогал и фактически его работу не направлял; не было поддержки со стороны фронтовых средств усиления — артиллерии и авиации. Поэтому одновременно мощного удара танков по флангу и тылу ударной группировки врага достичь не удалось. Правда, 5-я танковая армия отвлекла на себя значительные силы врага и тем самым позволила другим войскам Брянского фронта выиграть несколько дней, необходимых для организации обороны Воронежа».
А вот что вспоминает начальник штаба Брянского фронта генерал Казаков.
«Организацию контрудара взял на себя Генеральный штаб. В ночь на 4 июля командующий 5-й танковой армией генерал-майор А. И. Лизюков получил из Москвы директиву, обязывающую его лично ударом в общем направлении Землянск, Хохол километров 35 км юго-западнее Воронежа перехватить коммуникации танковой группировки противника, прорвавшейся к реке Дон на Воронеж; действиями по тылам этой группы сорвать ее переправу через реку Дон.
А утром 4 июля прибыл начальник Генерального штаба А. М. Василевский и в моем присутствии на КП 5-й танковой армии уточнил поставленную перед ней задачу.
Успешный ввод в сражение этого мощного войскового объединения мог существенно повлиять на обстановку под Воронежем. К сожалению, массированной танковой атаки не получилось. Танки вступали в бой из колонн по методу ввода в готовый прорыв с выделением передовых батальонов (примерно по два батальона от корпуса). В итоге наступление танковых корпусов свелось, по существу, к действиям только передовых батальонов.
Наступательные действия 5-й танковой армии продолжались фактически до 7 июля. Она отвлекла на себя помимо 9-й и 11-й танковых дивизий еще и другие войска противника. Однако разгромить основные его силы западнее Воронежа нам не удалось.
Первый опыт боевого применения танковой армии оказался неудачным. Начались разговоры о непригодности такого оперативного объединения вообще. Истинные же причины неудачи, на мой взгляд, были в другом: в неумении. Это умение пришло позднее.
Руководство действиями 5-й танковой армии осуществлял непосредственно Генеральный штаб, и формально мы не несли ответственности за ее неудачи. Но справедливости ради не могу не заметить здесь, что, если бы командованию и штабу Брянского фронта была отведена в данном случае иная роль, если бы нас тоже привлекли к руководству контрударом, ход событий от этого вряд ли изменился».
Разве не очевидно, что Василевский, посланный Ставкой специально для такого значимого события как ввод в бой целой танковой армии, что-то указав, под благовидным предлогом самоустранился. А чтобы снять с себя ответственность за провал операции, все свалил на «неуверенность командования армией и отсутствие помощи со стороны штаба фронта». Более того, чтобы навести в еще большой степени «тень на плетень» он становиться инициатором следующей Директивы Ставки:
ДИРЕКТИВА СТАВКИ ВГК № 170488
Командующему 5-й танковой армией и командующему войсками Брянского фронта
о неудовлетворительных действиях 5-й танковой армии
9 июля 1942 г. 04 ч 15 мин
5-я танковая армия, имея перед собой противника не более одной танковой дивизии, третий день топчется на одном месте. Части армии из-за нереши¬тельности действий ввязались в затяжные фронтальные бои, потеряли пре¬имущество внезапности и не выполнили поставленную задачу.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Немедленно приступить к выполнению поставленной задачи и категорически потребовать от командиров корпусов решительных действий, смело обходить противника, не ввязываться с ним во фронтальные бои и к исходу 9.07 выйти к югу от Землянска на тылы группировки немецких частей, действующих против Воронежа.
2. Исполнение донести.
По поручению Ставки Верховного Главнокомандования А. ВАСИЛЕВСКИЙ
Штаб же фронта и, прежде всего, его начальник тоже «умыли руки». Как говорят наши братья украинцы, «я, не я, и хата не моя».
Итак, что же было. 4-го июля генерал-майор Лизюков получил указание Ставки нанести силами своей армии контрудар с севера на юг в общем направлении на Землянск во фланг и тыл группировки немецких войск, наступающей на Воронеж. Для обеспечения успеха армия была усилена 7-м танковым корпусом генерала Ротмистрова. К сожалению, операция была слабо подготовлена. И командующий фронта, генерал Голиков, и Генштаб, в лице самого Василевского самоустранились от этой работы и бросили все на самотек. А ведь только срочная передислокация более трёхсот танков своим ходом из-под Ельца к Воронежу, сама по себе, крупная самостоятельная операция, в которой Генштаб и штаб фронта обязаны были принять участие.
Поэтому удар получился не бронированным кулаком, а растопыренными пальцами. В спешке, т.к. истекали сроки отданной директивы, корпуса вступали в бой без предварительной разведки, по частям, по мере их подхода к передовой. Первым 6 июля пошёл в бой 7-й танковый корпус. Через два дня – 11-й танковый корпус. Наконец 10 июля – 2-й танковый корпус. Армия понесла большие потери. Говорить, что она не выполнила поставленную перед ней задачу да же не приходиться. Гот и не собирался форсировать Дон. Но бои с 5-ой танковой армией задержали его танки у Воронежа больше, чем на неделю, чем, в сущности, сорвали и без того «напряжённый график» его наступления на юг. А это не мало. Другими словами, здесь был заложен первый камень в победу под Сталинградом.
15 июля 5-я танковая армия директивой Ставки была расформирована. Генерал Лизюков был назначен командиром 2-го танкового корпуса. Конечно же, это было понижение по должности. Но, учитывая, что осенью 1942 года ту же судьбу едва не разделила и 3-я танковая армия, то в этом действии Ставки нельзя видеть что-то направленное лично против командарма. Верховному командованию в этот момент показалось, что время таких крупных танковых образований ещё не подошло. Но, по-видимому, для Александра Ильича это было сильным моральным ударом.
22-го июля 1942-го 148-ая танковая бригада из корпуса Лизюкова ушла в бой в направлении села Медвежье, и связь с ней потерялась. В целом было известно, что 148-ая танковая бригада попала в окружение и ей на помощь Лизюковым выдвигалась 27-ая танковая бригада. Утром 23 июля 1942 года на КП корпуса прибыл временно исполняющий обязанности командующего Брянским фронтом генерал Чибисов. Да, да, тот самый Никандр Евлампеевич, который в уже тогда далеком 1938-м году написал на Александра Ильича нелестную партийную характеристику. Состоялся тяжёлый разговор, в конце которого Чибисов хлопнул по столу кулаком:
«Где ваши танки генерал? Вы или трус, или предатель!»…
После такого разговора с командующим, Александр Ильич дал указание ускорить введение в бой 27-ой танковой бригады, а сам вместе с полковым комиссаром Ассоровым, сел в танк KB и без всякого сопровождения пошёл на прорыв к своим окружённым бойцам. Впоследствии выяснилось, что танк Лизюкова попал в противотанковую засаду у урочища Сухая Верейка и был подбит. Из экипажа танка спасся лишь водитель-механик, который в дальнейшем попал в госпиталь, а, далее, затерялся среди миллионов советских солдат воевавших с врагом. Так же стало известно, что немцы и не догадывались, кто погиб 23 июля под огнём их противотанковых пушек.
Известие о гибели генерала исходило от Катукова, якобы лично наблюдавшего его последний бой. К весне 1943-го года эти сведения, в целом, подтвердились, и 2-го июля 1943-го года был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении имени Героя Советского Союза генерал-майора А.И. Лизюкова 1-му Саратовскому Краснознаменному ордена Красной Звезды танковому училищу.
К чести генерала Чибисова, очень уважаемого в то время генерала, необходимо сказать, что свою вину за гибель Лизюкова он полностью возложил на себя, о чем с горечью рассказал Виктору Григорьевичу Лебедеву в личной беседе.
АВГУСТОВСКИЕ БОИ. ПРИКАЗ №227.
17 июля 1942 года началась Сталинградская битва и с этого дня сражение под Воронежем приобрело особую окраску. Василевский вспоминает:
«Войска Воронежского фронта и левого крыла Брянского фронта в течении лета и осени 1942 года вели активные боевые действия, с тем чтобы не позволить врагу снимать с этого направления силы для переброски их под Сталинград».
Обстановка была критическая. Об этом свидетельствует приказ Народного Комиссара Обороны №227 от 28 июля 1942 года , получивший известность как приказ «НИ ШАГУ НАЗАД». В приказе сказано:
«Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского Союза – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги...
Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв...
Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило…
Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять свою Родину...
Таков призыв нашей Родины.
Выполнить этот приказ – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.
После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель - покорить чужую страну, а наши войска, имеющие цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.
Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?
Я думаю, что следует
Народный комиссар обороны
И.СТАЛИН».
В последние годы, с легкой руки фальсификаторов истории Великой Отечественной войны, стало «модным» стыдиться Приказа №227. Однако, честные люди прекрасно понимают, что армия есть армия. В условиях идущей жестокой войны на уничтожение, навязанной нам Гитлером, пожалеешь одного – погибнут тысячи. И, конечно же, для защиты этих тысяч уместны и трибуналы, и заградительные отряды, и штрафные батальоны.
Непосредственным толчком к принятию этого приказа послужил случай произошедший на Брянском фронте 29-го – 30-го июня 1942-го года, когда танки Гота начали таранить нашу оборону. В этот момент 24-я немецкая танковая дивизия корпуса Гейма прорвала вторую полосу обороны 40-й армии и двинулась в направлении Горшечного. При появлении в районе расположения командного пункта 40-й армии ее передовой группы, командующий армией, генерал-лейтенант М. А. Парсегов и его штаб, без уведомления командования фронты в панике бежали, бросив на произвол судьбы свои войска, а так же часть документов, в том числе и оперативного характера. К сожалению, это был не единичный случай безобразного отношения больших командиров и к своим обязанностям и к своим подчиненным.
Здесь же необходимо уточнить, будь на месте Сталина, например, Жуков, генерал Парсегов лежал бы расстрелянный где-нибудь в канаве. Сталин же, зная командарма как в общем храброго офицера с которым случился просто нервный срыв, не мог позволить себе так бросаться людьми. Парсегов был переведен на Дальний Восток, а затем своими умелыми действиями в боях с японцами полностью реабилитировал себя.
Тем временем вступивший в командование Брянским фронтом генерал Рокоссовский своей директивой от 3-го августа 1942-го года за №0036/оп поставил задачу перед «38-ой армией (генерал Чибисов) во взаимодействии с частями Воронежского фронта (организованного 9 июля 1942 года и действующего на левобережье Дона, Н.Л.) в период с 10-го по 17-ое августа уничтожить землянскую группировку противника…».
По данным разведки на этом участке фронта советским войскам противостояли четыре немецкие пехотных дивизии стоящие плечом к плечу в одну линию (340-ая, 385-ая, 387-ая и 377-ая), а в оперативном резерве находились одна пехотная дивизия (68-ая) и одна танковая (11-ая). Считалось, что указанные немецкие соединения и плюс 9-ая танковая дивизия, принимавшие участие в июльских боях на этих же рубежах с 5-ой танковой армией и оперативной группой Брянского фронта (которой тогда временно командовал генерал Чибисов) понесли большие потери, от 40 до 50 процентов. При этом разведка докладывала, что немецкое командование, учитывая результаты прошедших боёв и недостаток сил, наступать на указанном участке фронта не собирается, а будет упорно обороняться, для чего интенсивно проводит инженерные работы по укреплению своих рубежей. В частности, в оперативных документах 38-ой армии сохранились показания пленных о приказе командира 387 пехотной дивизии: «…обороняться до конца, при прорыве русских танков оставаться на месте и продолжать борьбу до последнего патрона…ни шагу назад...»
Наши наступающие войска согласно той же директиве были построены в четыре боевых группы. Правое крыло армии имело задачей максимально сковать противостоящие ему силы немцев. Оно было представлено 8-м кавалерийским корпусом и поддерживалось артиллерией 106-ой стрелковой бригады. Три других боевых группы, правая, под командой генерал-майора Ротмистрова, центральная, под командой генерал-майора Лазарева, и левая, под командой генерал-майора Катукова, наносили врагу основной удар.
В составе группы Ротмистрова наступали: 7-ая мотострелковая бригада, которая взаимодействовала с 3-й гвардейской танковой бригадой, 229-ая стрелковая бригада с 86-ой танковой бригадой и 248-ая стрелковая бригада с 96-ой танковой бригадой. Группа Ротмистрова была усилена пятью артиллеристскими полками и четырьмя полками «катюш», имея задачей, по мере движения через деревню Малая Верейка на Землянск, разгромить 340-ую и 385-ую пехотные дивизии немцев и овладеть рубежом Михайловка, Малая Верейка, Землянск, Перлевка, Русская Гвоздевка.
В составе центральной боевой группы, группы Лазарева, наступали 12-ая мотострелковая бригада с 53-й танковой бригадой, 237-ая стрелковая дивизия с 59-ой танковой бригадой и 349-ая стрелковая дивизия с 160 танковой бригадой. В её задачу входило нанести удар правым флангом из района Озерка, прорвать фронт противника в районе Высочино и с ходу овладеть рубежом Гремячье, Лебяжье, в дальнейшем развивая наступление на Сомово, Чистую Поляну, Малую Верейку.
В составе левой боевой группы, группы Катукова, наступали 167-ая стрелковая дивизия совместно с 89-ой танковой бригадой, 1-ая мотострелковая бригада с 1-ой гвардейской танковой бригадой и 104-ая стрелковая бригада с 49-ой танковой бригадой. Они должны были нанести удар в направлении Каверье, прорвав фронт у Большей Верейки выйти на рубеж Чуриково, Каверье, Скляево, развивая наступление на Русскую Гвоздевку.
10-е августа 1942-го года.
Командующий Воронежским фронтом К.К. Рокоссовский 8-го августа, учитывая неполную готовность войск к наступлению, перенёс его начало с 10-е августа на 12-ое.
11-е августа 1942-го года.
Группа Ротмистрова в этот день провела частную операцию по улучшению своих позиций. Начав её в 16.30, войска сразу столкнулись с серьёзным сопротивлением. Противник задействовал в обороне практически всю свою артиллерию, что сказалось на темпах продвижения, а также привело к большим потерям в живой силе и технике. Особо пострадала 229-ая стрелковая бригада, потерявшая около 600 человек. Общие потери группы составили до тысячи человек и 60-и танков.
В августовских боях 96-ая танковая бригада имени Челябинского Комсомола получила своё боевое крещение. Вначале в первых числах июня, она прибыла в район южнее Тулы. Её организационно подчинили находившейся в резерве Ставки ВГК 3-й танковой армии генерала Романенко и ввели в состав формируемого 15-го танкового корпуса генерала Копцова. В командование бригады, кроме полковника Лебедева, входили начштаба майор Лозин и начальник политотдела батальонный комиссар Коротков. Первое время бригада пополнялась людьми и техникой. Личный состав занимался боевой подготовкой. 15-го июля бригада поступила в распоряжение Брянского фронта и своим ходом передислоцировалась в село Агничное Орловской, ныне Тульской, области. 30-го июля 1942 года ей отдаётся приказ занять позиции у посёлка Каменка (Тербунский район Липецкой области), готовясь к наступлению в составе 7-го танкового корпуса.
11-го августа 96-ая танковая бригада, действуя совместно с 248 отдельной курсантской стрелковой бригадой, провела свой первый бой в районе села Перекоповка (Семилукский район Воронежской области), наступая из района села Каменка. Об этом бое генерал Лебедев вспоминал:
«Первый бой бригада вела, будучи приданной 7-му танковому корпусу, которым тогда командовал генерал Ротмистров, под наблюдением сопровождавшего бригаду заместителя командующего 3-й танковой армии генерал-майора Рыбалко. У деревни Вислая Поляна танки бригады прорвались вглубь обороны немцев на 12 км, но из-за отсутствия общего успеха в наступлении вынуждены были отойти и занять оборону».
12-е августа 1942-го года.
12-го августа в 5.00 после тридцатиминутной артиллеристской подготовки и бомбового удара по выявленным опорным пунктам противника началось общее наступление. К вечеру согласно Отчету боевых действий 38-й армии выявилось:
«1. Задача дня не выполнена ни одной оперативной группой.
2. Недостаточные данные о системе обороны противника отразились на эффективности артиллерийской обработки переднего края. Артиллерия не имела в достаточном количестве выявленных целей в опорных пунктах и на переднем крае обороны противника, что послужило причиной медленного продвижения пехоты, а так же больших её потерь.
3. Благодаря бомбардировочному удару противника, проходящему с небольшими перерывами, наступление пехоты и, особенно, танков было весьма медленным (немецкая авиация имела в тот момент серьёзное преимущество в воздухе, Н.Л.).
4. Не зная истинного положения на фронте, штабы оперативных групп, дезинформированные снизу, доносили о продвижении передовых подразделений как о действиях всей частью (ложная информация от Ротмистрова о занятии рощ у Восточной Ивановки).
5. Взаимодействие родов войск на поле боя осуществлялось слабо.
6. Общие потери свыше 4-х тысяч убитыми и раненными. Потери танков – 60 машин, что с потерянными за 11-е августа, составляет около 100 машин или четверть всего состава танков первой линии».
12 августа 96-я бригада с исходных позиций предприняла атаку со стороны с. Перекоповка на юг в направлении с. Малая Покровка, чтобы отбить у врага и удержать стратегическую высоту 214.6 (3 км южнее Перекоповки). Взять высоту не удалось.
13-е августа 1942-го года.
Описание боевых действий 38-й армии свидетельствует, что итоги наступления 13-го августа, вновь были неутешительные. Продвижению войск мешали сильный заградительный огонь вражеской артиллерии, обилие минных полей на подходах к опорным пунктам обороны противника, господство немецкой авиации в воздухе, а также слабо налаженное взаимодействие родов войск и неудовлетворительное руководство боем штабами оперативных групп. Общие потери наступающих войск за 13-е превышали потери первого дня. Особенно большие потери были у Ротмистрова. Лучше всего дела обстояли у Катукова, чьи войска сумели значительно потеснить противника (от 3-х до 5-ти км). Для развития успеха командующим фронтом была отдана команда, в ночь с 13-го на 14-е августа передать Катукову 150-у танковую и 253-ю стрелковую бригады.
13 августа 96-я бригада продолжила бои за высоту 214.6. Однако и здесь произошла осечка.
14-е августа 1942-го года.
При подведении итогов за прошедший день стало ясно, что наступление правой группы и центра заглохло. Войска этих групп увязли в отражении мощных контратак противника. Продвижение же группы Катукова замедлилось возросшим сопротивлением.
96-я бригада весь день отражала атаки врага, время от времени переходя в контратаки.
15-е августа 1942-го года.
В этот день три из четырёх оперативных групп отражали яростные контратаки немцев. Выяснилось, что имеющиеся у противника силы были подкреплены подошедшими 22-й танковой и 57-й пехотной дивизиями. Их немецкое командование собиралось направлять к Сталинграду, но вынуждено было вернуть назад. Лишь войска группы Катукова, преодолевая сопротивление врага, продолжали наступать на деревни Рубцово и Каверье. В этот день был зафиксирован факт предательства. Командир 253-ей стрелковой бригады, полковник Бабенко, пытался перейти на сторону врага. Предатель был остановлен офицерами штаба бригады, оказал вооружённое сопротивление и был убит в перестрелке.
В ночь с 15-го на 16-е августа командующий фронтом, видя безуспешность проведённых атак, дал команду всем войскам, участвующих в наступлении, перейти к обороне.
Накал боев иллюстрирует своими воспоминаниями Михаил Ефимович Катуков .
«Правее 1-го танкового корпуса занял исходное положение 2-й танковый корпус. Рядом действовал 7-й танковый корпус под командованием генерал-майора П. А. Ротмистрова, правее его – 11-й танковый корпус генерал-майора И. Г. Лазарева. Наши танковые корпуса готовились к контрудару в общем направлении Землянск – Гремячье с задачей прорвать вражескую оборону и выйти к Дону западнее Воронежа. Готовились мы со всей ответственностью: машины приводились в порядок, подвозилось горючее и боеприпасы. Правда, разведка переднего края обороны противника показала, что враг на этом участке создал мощную глубоко эшелонированную оборону. Сведения были малоутешительные. Они наводили на мысль, что наступление будет протекать в тяжёлых условиях и может привести к потерям.
Прежде чем бросать машины в бой, необходимо подавить огневые точки врага. Но для этого у нас не было ни артиллерии, ни авиации.
Однако приказ есть приказ.
4 августа (М.Е. ошибся в дате, дело было 12-го августа, Н.Л.) с группой штабных командиров я стоял на своём КП, размещавшимся в полуразрушенном амбаре на окраине села. Над широкой равниной, над которой ещё висели клочья тумана, поднялось солнце. Оно казалось огромным и кроваво-красным. Непрерывно гудит зуммер, и телефонист передаёт мне трубку: командиры частей и подразделений докладывают о выходе на исходные позиции для атаки.
Но вот утреннюю тишину взорвал грохот артиллерийской канонады. Налёт артполка стрелковой дивизии, действовавшей на нашем участке, продолжался минут пятнадцать, а когда затихло, загудели танковые моторы. Части корпуса пошли в атаку.
Танки не успели пройти и сотни метров, как равнину покрыли столбы взрывов. Противник встретил атакующие танки шквальным артиллерийским огнём.
Рядом со мной беспокойно покусывал губы М. Т. Никитин (начштаба корпуса, Н.Л.).
– Смотрите! – крикнул он. – Танки горят! Но я уже видел и сам: над пятью нашими машинами колыхались чёрные космы дыма.
– Разве это артналёт? – сказал я. – Огневые точки остались неподавленными! Пожгут фрицы наши танки.
И, действительно, огонь противника был убийственным; он вёл его с хорошо замаскированных позиций.
Мне стало душно. Я расстегнул ворот гимнастерки и не успел вытереть взмокший лоб, как раздался крик: «Воздух!» Сквозь жёлтую завесу пыли видно было, как стремительно наползают на передовые позиции несколько звеньев «юнкерсов». Звенья сделали круг и обрушили весь свой бомбовый груз на позиции артиллерийского полка. Прошу соединить меня с командиром полка, но связь не работает. Неужели мы остались без огневой поддержки?
Пока я пытался связаться с артиллеристами, над полем появились новые звенья «юнкерсов». На сей раз, они обрушились на атакующие танки. Не прошло и получаса с начала наступления, а на поле уже пылало с десяток наших танков. Ясно, что атака захлебывается.
Но в эту минуту раздался звонок из штаба взаимодействующей с нами 4-й (по-видимому, 104-ой, Н.Л.) стрелковой бригады. Она наступала на левом фланге вдоль берега Дона. Здесь стрелки и танкисты прорвали оборону противника и рывком продвинулись на 4 километра. Приказываю перебросить на этот участок одну из бригад, чтобы развить и закрепить успех, и в напряжении жду результатов. Но, к сожалению, и здесь противнику удается остановить наше продвижение. Все попытки атаковать ни к чему не привели. Наступление на придонском участке застопорилось.
Прибывший офицер связи из соседнего 2-го танкового корпуса, который наступал правее нас, сообщил, что и соседи тоже потерпели неудачу.
До середины августа танковые корпуса во взаимодействии с 38-й армией Воронежского фронта пытались прорвать оборону противника. Но все наши попытки не увенчались успехом. Единственно, чего мы добились – это врезались маленьким 4-километровым клином в расположение гитлеровцев на левом фланге нашего корпуса, на правом берегу Дона».
96 отдельная танковая бригада в ходе боев с 11-го по 15-е августа, согласно записи заместителя командующего БТ и МВ подполковника Войцика нанесла противнику следующий ущерб: уничтожено офицеров – 10, унтер-офицеров и солдат – 725, лошадей верховых и артиллерийских обозных – 35, пулеметов лёгких и станковых – 15, пушек – 28, танков – 2, бронемашин – 2, легковых машин – 1, грузовых – 1, штабных – 3, самолетов – 3 . При этом всего за 5 дней в бригаде 68 человек пропали без вести, были убиты и сгорели в танках 47 человек. В «Донесении о безвозвратных потерях» напротив многих фамилий в графе «Когда и по какой причине выбыл» записано: «Убит во время атаки», а в графе «Где похоронен» – «Сгорел в машине на поле боя».
ВЫВОДЫ…С ВЫВОДАМИ.
Комок к горлу подступает и наворачиваются слезы, когда читаешь фронтовые документы того времени. Это какой же мощью должен был обладать германский вермахт образца лета 1942 года, что целое созвездие советских танковых генералов, чьи имена сейчас звучат как песня, Катуков, Ротмистров, Лазарев, возглавляемые лучшим полководцем Великой Отечественной войны Константином Константиновичем Рокоссовским, так и не смогли в августовских боях ничего сделать, увязнув в позиционных боях. А с другой стороны, какой же внутренней мощью обладал советский, точнее русский народ, чтобы, в конце концов, сломать этому вермахту хребет.
В заключение цитированного ранее Отчета боевых действий 38-й армии были сделаны общие выводы.
«1. Задача поставленная войскам 38 армии по выходу на рубеж Голосновка, Долгое, Землянск, Перлевка, Русская Грозневка не выполнена.
2. Основными причинами невыполнения задачи является:
Противник.
а) Сильная и глубокая оборона противника, имевшая 2-3 ранее подготовленных рубежа опорных пунктов, с большим количеством деревоземляных сооружений, противотанковых мин и противотанковой артиллерии.
Одним из рубежей прочной обороны являлся нами подготовленный в свое время и усиленный немцами Воронежский обвод.
б) Учитывая важность этого рубежа обороны, прикрывающей фланг и тыл Воронежской группировки противника, оборона проявляла исключительное упорство в бою (автоматчики, пулеметчики, минометчики оставались в тылу наступающих войск и продолжали сопротивляться), переходя часто в контратаки.
в) Противник располагал весьма выгодной местностью для использования огня своей артиллерией и минометов (хорошо укрепленные и замаскированные огневые позиции с большим и дальним обзором артиллерийских наблюдательных пунктов).
г) Авиация врага, хотя и немногочисленная, но хорошо прикрытая скоростными и маневренными истребителями, работала с ближайших площадок пикировщиками и бомбардировщиками, сутками, в течение почти всего светлого времени, с небольшими перерывами воздействовать на наши боевые порядки, значительно задерживала темп продвижения.
д) Частые контратаки подошедших резервов, под прикрытием ударов авиации и поддерживаемые исключительно сильным минометно-артиллерийским огнем.
Наши войска.
а) Недостаточность и малочисленность пехоты, в связи с крупными потерями не только в период операции, но и до нее.
б) Наша артиллерия не могла располагать такой же удобной местностью, как противник, в смысле управления артиллерией. Нормальное удаление огневых позиций от пехоты и танков не могло быть проведено из-за совершенно открытой местности, наблюдаемой и поражаемой противником. То же надо сказать и в отношении наблюдательных пунктов. В силу этого дистанция стрельбы была велика и с наблюдательных пунктов не наблюдались обратные скаты врага.
в) Пехотные и танковые соединения имели личный состав (командиры и бойцы) необстрелянный, как например, 229, 248, 250, 253 стрелковые бригады, 86 и 96 танковые бригады в бою были первый раз и попав под сильный минометно-артиллерийский огонь и удар авиации, недостаточно обученные, действовали весьма нерешительно, медленно, нарушая на каждом шагу взаимодействие и неся тяжелые потери.
г) Малочисленность поддерживающей авиации и слабая подготовленность и неопытность ее кадров не позволили сорвать авиационные удары врага по нашим боевым порядкам, а так же систематически подавлять опорные пункты противника.
д) Взаимодействие родов войск, хорошо отработанные до начала операции, с начала динамики боя нарушались, как внутри подразделений, так и особенно в период авиационных ударов врага.
В виду сильного противотанкового сопротивления врага танки стремились выиграть бой за счет продвижения пехоты, всячески отставая от последней, а пехота так же ввиду сильного артиллерийского огня оглядывалась на танки.
Самоотверженная работа авиации и артиллерии в большинстве случаев не смогла провести пехоту и танки в глубину обороны противника. Исключением является ОПГ генерала Катукова, где проработанное до боя взаимодействие всех родов войск, сохранилось и в динамике.
е) Управление боем со стороны командования и штабов ОПГ было неудовлетворительным, в силу чего отсутствовал маневр войсками на поле боя, не был налажен контроль за выполнением боевых приказов войсками и за их положением в ходе боя, что приводило к запоздалым или не соответствующим обстановке решениям. Командование ОГ, будучи танковыми начальниками, больше уделяло внимание танковому бою и эвакуации подбитых танков, чем вопросам взаимодействия боем в целом.
Быстрая потеря управления в динамики боя в звене батальон-рота.
3. Успех ОПГ генерала Катукова своевременно не был поддержан вводом крупных сил пехоты и танков, хотя это и предусматривалось планом операции, а ввод в бой 253 стрелковой бригады и 150 танковой бригады, ввиду подброски противником на этот участок резервных частей, не дал нужного результата…»
Вот так, по крупицам, но с большими жертвами накапливался бесценный боевой опыт. Сталин, сжав свою волю в кулак, ждал. Но и не терял времени. Армия «обкатывалась», чтобы как следует умывшись кровью, а другого выхода не было, приступить по настоящему к разгрому наглого врага. Всю осень и начало зимы, с 13 августа по 15 декабря 1942 года, 96-ая бригада вела оборонительные бои у села Каменка, будучи подчинённой 38-ой армии. За это время и танкисты, и пехотинцы, не теряя время даром, учились воевать, тщательно анализируя совершенные в предшествующих боях ошибки.
Но вот пробил час и 15-го декабря бригада получает приказ сосредоточиться в селе Николо-Варваровка Воронежской области для подготовки к прорыву немецкой обороны в районе села Щучье, действуя в составе 18-го отдельного стрелкового корпуса Воронежского фронта. . Но это уже другая история.