Кейлот проснулся, когда солнце уже ярко светило в небе, а его ослепительные лучи уверенно пробивались сквозь заметно поредевшие кроны – надежное свидетельство того, что зловещая громада Мрачного Леса наконец канула в прошлое. Воин попытался прикинуть, который сейчас час, однако не преуспел в этом занятии и пришел к выводу, что все равно проспал непозволительно долго. Лютто и Ватто сидели в сторонке и о чем-то тихо переговаривались. На земле, возле выложенного из камней круга для костра (в центре которого возвышалась теперь лишь горка пепла) лежали две длинные жерди. В недалеком прошлом они могли оказаться молодыми деревцами, которые на свою беду произрастали вблизи от того места, где путники устроили привал.
- Это предназначено для нашего перехода через болото? – осведомился Кейлот, смутно поминая слова Ватто, произнесенные накануне.
- Совершенно верно, - кивнул южанин. – Я взял на себя смелость позаботиться и о вас.
- Благодарю тебя, Ватто. Но в своем стремлении позаботиться обо мне, ты, кажется, кое о ком позабыл.
- Разве?
- Тут две жерди, а нас трое.
- Все правильно, господин. Одна – для вас, другая – для меня. А Лютто…
- А Лютто позаботится о себе сам, - заявил его брат. – У вас была возможность удостовериться в неординарных способностях Ватто. Держу пари, что мои слова вы принимали за чистое бахвальство.
Кейлот качнул головой, опровергая сказанные слова. Но мысленно согласился с ними. Да, он считал Лютто хвастуном. Поскольку не верил, что тому станет под силу пройти по воздуху, перепрыгивая с одного облака на другое. Впрочем, до недавнего времени он пребывал в полнейшей уверенности, что ни одному человеку не дано явить из ладоней огонь. И, как видно, немало в этом ошибался.
- Я докажу вам, что мои слова – это совсем не хвастовство.
Они выдвинулись в путь через пятнадцать минут. Часть времени ушла на то, чтобы уложить и увязать вещи. Часть – на то, чтобы уничтожить следы костра. А львиная доля потраченного времени понадобилась, чтобы Ватто показал Кейлоту, как следует управляться с жердью. На первый взгляд, ничего сложного в этом не было. Южанин крепко ухватил жердь посередине. Нижний ее конец упирался в землю у его ног.
- Когда удостоверитесь, что почва у вас под ногами достаточно крепка, начинайте пробивать себе проход, - и Ватто совершил жердью несколько движений, напомнивших Кейлоту раскачивание маятника. – На самом деле, никакого видимого глазу прохода не возникнет, но грязь в том месте, где вы растолчете ее жердью, станет менее плотной, и вы сможете пройти.
- Спасибо за науку, Ватто.
- Поблагодарите, когда доберемся до опушки. А пока, во имя небес, держите жердь крепко.
И они тронулись. Поначалу местность вокруг оставалась прежней. Ноги путников все так же по щиколотку увязали в грязи, в воздухе звенела капель, а перед глазами висела тонкая водяная взвесь. Любая попытка сравнить ее с каким-либо из известных атмосферных явлений потерпела сокрушительную неудачу. Крохотные подрагивающие бисеринки, прозрачные, как и дождевые капли, низвергались с небес, но отчего-то не достигали земли и не скапливались там в безразмерные лужи. Вместо этого они принимались выписывать в воздухе крутые спирали и умопомрачительные зигзаги. Проследить за их стремительным полетом было совершенно невозможно, а едва Кейлот предпринял такую попытку, озадачившись природой этого странного дождя, как его нога провалилась в скрытую под грязью яму, и воину пришлось всем телом навалиться на жердь, чтобы кое-как сохранить равновесие. Палица затрещала и угрожающе прогнулась, но выдержала его вес и не сломалась.
- Ох, черт! Хорошее же начало! – выругался воин, мигом позабыв о загадочном явлении.
- Осторожней, господин! – крикнул Ватто, оборачиваясь. – Болото Роншейн углубляется порогами. Прощупывайте почву перед тем, как ступить. Потом пробивайте себе дорогу.
- Ладно, ладно, - проворчал Кейлот. – Не впервой уже пробираться через болота. Только… - его левая нога присоединилась к правой, и далее воин побрел по колено в грязи. – Только в обычных болотах не приходится пробивать себе никаких проходов.
- Зато грязевое болото не пытается вас засосать.
- А что же тогда оно делает?
- Оно вас обездвиживает, чтобы существа, населяющие его глубины, могли вами полакомиться.
- Звучит многообещающе, - Кейлот стиснул зубы, чтобы вытащить ногу из вязкой грязи и сделать ею очередной шаг. Жилы у него на шее натянулись, точно канаты.
- Не вышагивайте, как цапля, - окликнул его Ватто. – Не вытаскивайте ноги из грязи, иначе через час лишитесь всех сил.
Кейлот прислушался к совету южанина и не без труда подтянул левую ногу к шагнувшей вперед правой.
- Проход, проход! – напомнил ему Ватто. - Работайте жердью, господин!
- Однако здесь надо еще приноровиться…
Кейлот заскрипел зубами. Меньше всего ему сейчас хотелось исполнять роль неспособного ученика, но без этого, видимо, никак было не обойтись. Воин покрепче ухватил жердь, воткнул ее в грязь перед собой и начал работать палицей, как маятником. Пытался повторить урок, преподанный ему Ватто. И судя по тому, что последующие шаги дались ему намного легче, сделал он все правильно. Теперь следовало соблюдать заданный ритм и не отставать от южан.
- Давайте мне свой заплечный мешок, господин, - предложил Лютто. Кейлот поднял голову и увидел, что парень возвышается над ним на добрых пять дюймов, хотя раньше едва доставал воину до плеча. При первой встрече Кейлот пришел к выводу, что южане вообще очень мелкий народец, но сейчас он готов был в корне пересмотреть свое мнение. Воин опустил глаза и сразу понял, в чем заключалась причина такого быстрого роста. Там, где ноги Кейлота по колено уходили в грязь, подошвы сапог Лютто оставляли лишь легкие следы.
- Как ты это делаешь? – удивился рыцарь, вытаскивая руки из лямок заплечного мешка, чтобы передать его Лютто. У того на одном плече уже висел собственный мешок, на другом – поклажа Ватто. Заплечный мешок Кейлота он за лямки подвесил себе на левый локоть. И несмотря на такой груз, по-прежнему оставался на поверхности.
- Не знаю. Как-то получается, - пожал плечами Лютто, и его губы украсила легкая лукавая усмешка.
- Ты левитируешь? – Кейлот слыхал, что такое возможно, но еще никогда не видел собственными глазами парящего в воздухе человека.
- Нет, господин. У меня, видимо, полые кости.
- Голова у тебя полая, - проворчал Ватто.- Хватит болтать. Иди вперед и разведывай местность.
Лютто метнул в спину брата колючий взгляд.
- Ладно, я пойду, - сообщил он Кейлоту. – Ваш меч, господин?
- Если не возражаешь, мой меч останется со мной.
- Вы не потеряете его?
- Не волнуйся, он надежно закреплен, - и Кейлот пару раз хлопнул себя рукой по бедру.
- Как знаете, - и Лютто поспешил дальше, погромыхивая кастрюльками и чугунками, которые лежали в мешке Ватто. Кейлот проводил его восторженным и отчасти завистливым взглядом. А когда опустил глаза, то увидел нечто такое, что на мгновение отняло у него дар речи. Лютто ушел, но на грязи остались отпечатки его сапог, которые оказались весьма примечательны, как и все то, что так или иначе было связано с братьями-южанами. Рельеф подошвы изображал остров и восходящее из-за него солнце. Прямые лучи полукругом расходились по небу, а волнистые линии внизу являли собой плещущиеся воды. Вроде бы ничего необычного… Кейлот прищурился. Определенно, зрение у него было уже не то, что раньше, поскольку, присмотревшись, он вдруг обнаружил, что на отпечатке отображен вовсе не остров, а спина кита. Кейлоту даже удалось различить приоткрытый глаз морского чудовища. Но стоило воину расслабить зрение, как глаз исчезал, а кит снова превращался в остров. Струя воды, бьющая через отверстие в спине, превращалась в раскидистую пальму. В конце концов, грязь потеряла форму, которую ей придала нога Лютто, и отпечаток исчез. Кейлоту оставалось лишь подивиться подобной иллюзии и пообещать себе, что в следующий раз он уж точно разгадает эту странную загадку.
В середине дня троица осилила еще один порог и побрела уже по пояс в грязи. Точнее побрели только Кейлот и Ватто. Лютто же без помех преодолевал одну милю за другой, не чувствуя ни усталости, ни угрызений совести. Кейлот наловчился орудовать жердью не хуже Ватто, но все равно плелся позади, потому что его старые суставы сильно уступали молодым коленям южанина. Помимо всего прочего, окружающая местность также таила в себе немало препятствий для непосвященного и неопытного человека. Взять, к примеру, солнце, которое нещадно припекало с небес и иссушало вязкую поверхность болота, превращая ее в тонкую корку. Толщина ее была незначительной, но приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы оббивать эту земляную пародию на лед, ибо выдержать вес человеческого тела она не могла, а идти мешала. К счастью, в скором времени небо заволокли тучи, и эта досадная проблема разрешилась сама собой.
Не давали покоя и крохотные существа, которых Кейлот поначалу принял за парящие в воздухе водяные бисеринки. О том, что они являют собой настоящих назойливых паразитов, воину предстояло убедиться в самом скором времени, когда невиданные насекомые облепили лицо и осыпали его многочисленными укусами.
- Во имя небес, что это за напасть такая? – воскликнул Кейлот, с трудом преодолевая желание коснуться пальцами иссохшей, воспаленной кожи. Ощущение того, что от единой легкой усмешки его лицо может растрескаться, словно старая гипсовая маска, крепло с каждой долей секунды.
Лютто в этот момент находился далеко. Ответил ему Ватто:
- Это снакты – водяные пчелы. Вместо нектара они собирают росу… ну, или человеческий пот, - когда он обернулся, Кейлот увидел, что лицо южанина покрыто крошечными красноватыми изъязвлениями. Видимо, от снактов ему тоже хорошенько перепало.
- Ватто, у тебя…
- Да, я знаю. Чувствую.
- Есть от этой напасти хоть какое-то спасение?
- Есть, - кивнул южанин, - не потеть.
- А что-то более осуществимое? – спросил Кейлот, оценив его сарказм короткой усмешкой, которая грозила исполосовать его лицо кровавыми ранами. Но естественно, ничего подобного не произошло. По крайней мере, Кейлот этого не почувствовал.
- Обмазаться жиром. У меня есть немного. Собрал в свое время, когда понял, что нам непременно придется пройти по этому маршруту. Но это на ночь.
- На ночь?
- Ну да. Если вы думаете, что в ночное время снакты объявляют о перемирии, то глубоко заблуждаетесь.
- А где же мы будем ночевать? По пути мне не встретилось еще ни одного островка.
- Скорее всего, на дереве… Вы же умеете спать на деревьях?
- Хм, не могу с уверенностью сказать о том, чего никогда не делал раньше.
- Придется попробовать. И лучше бы вам не свалиться.
Кейлот тяжело вздохнул, осознав, что грядущая ночь с большой вероятностью может оказаться для него бессонной. Он остановился, чтобы перевести дыхание. На ладонях взбухли кровавые мозоли. Лицо, усеянное изъязвлениями, зудело и ныло. Снакты тучами носились над головой. Шевелить распухшими губами было больно. Капель, звенящая в воздухе, прибавила в громкости. Ей вторило журчание ручейков, которые стекали по стволам деревьев. И что-то еще… Прислушавшись, Кейлот различил протяжное заунывное пение, перемежающееся горестными стенаниями. Мороз мигом пробежал по коже, и Кейлоту невольно вспомнился рассказ Ватто о привидениях.
«Не может быть, - успокаивал себя воин, - это все досужие сплетни».
Кейлот поднял глаза, в попытке отыскать источник леденящего душу воя, и вздрогнул, обнаружив на одной из ветвей гигантского питона. Его тело двумя десятками колец обвивало толстую ветвь, голова свешивалась вниз, а у безгубого рта танцевал тонкий расщепленный надвое язык. Немигающие глаза горели зловещим зеленым огнем. Вид оказался весьма жутковатым, но стоило воину опустить глаза и скользнуть мимолетным взглядом по бугристой коре, как он тут же отыскал зрелище куда более загадочное и удивительное, чем это. Поначалу разрозненные отрывки видения никак не желали складываться в единую картину, но через мгновение воин осознал, что глядит вовсе не на побуревший и распухший от воды древесный ствол, а как будто заглядывает в чью-то гневную и насупленную физиономию. При всем желании Кейлот не мог сказать, что именно натолкнуло его на подобные размышления: сучковатый обломок, заменяющий созданию нос, беловатые пятна, похожие на полуслепые глаза, из которых непрестанно сочилась вода, или продольные борозды в коре, напоминающие длинную, одеревеневшую бороду? Как бы там ни оказалось, но воин готов был поклясться, что краем глаза уловил слабое движение, как будто древесное лицо в безмолвном негодовании поджало губы и сдвинуло кустистые брови. Слезящиеся глаза глядели на чужестранца с такой жгучей ненавистью, что воин кожей ощущал этот испепеляющий взгляд.
- Какие-то проблемы, господин? – спросил Лютто, неожиданно возникая у Кейлота за спиной.
- Мне кажется, будто я вижу лицо на стволе… - нерешительно начал тот, вполне ожидая, что южанин просто беззлобно посмеется над происками его разыгравшегося воображения и пойдет дальше.
Однако Лютто воспринял его слова совершенно серьезно:
- Вам станет легче, если я скажу, что тоже это вижу? А еще скажу, что ему совсем не нравится такое пристальное внимание к его скромной персоне. Давайте отойдем подальше, пока вам не отвесили оплеуху одной из веток.
Кейлот предпочел последовать совету южанина, хотя не имел никакого представления, о чем тот вообще толкует. И только через десяток нелегких шагов, когда странное дерево осталось позади, воин отважился задать южанину очередной вопрос.
- Что это было, Лютто?
- Это проклятая душа, принявшая облик дерева.
- О! Значит, когда-то оно было человеком?
- Они, - поправил его Лютто, многозначительно приподнимая брови. – Они были людьми. Это дерево – не единственное такое в своем роде. Когда-то давно это был небольшой народец, пренебрегший клятвами и теперь расплачивающийся за свое предательство.
- То-то я и гляжу, что вокруг как-то неспокойно.
- Слышали чьи-то стенания, господин? – уточнил Лютто.
- Вот именно. Сначала я подумал, что это капель, но потом решил, что даже плеск воды не может воссоздать заунывное рыдание.
- Потому-то этот лес и зовется Лесом Плача.
- Что тут произошло?
- Это очень длинная история.
Кейлот остановился, хотел было поплевать на свои ладони, но оглядел большие кровавые мозоли и передумал. Лютто шел рядом, обвешанный кладью, словно навьюченный мул, оставляя позади себя странные следы, на которых остров становился китом, а кит – островом. Над головами у путников вились снакты. Ежеминутно какая-нибудь из водяных пчел со шлепком опускалась на кожу Кейлота или Лютто, и они отгоняли ее взмахом руки. Видя, как машет руками Ватто, становилось понятно, что его донимает та же проблема.
- Насколько я понимаю, впереди у нас еще предостаточно свободного времени, так почему же не развлечь себя интересной историей?
- Хорошо. Тогда слушайте.
Лютто начал:
- Лес Плача некогда – а на самом деле очень давно – являлся южной половиной Мрачного Леса. Но в отличие от северной, южная была населена людьми. Селение не носило никаких конкретных названий, себя эти люди никак не величали, поэтому все называли их просто – лесными жителями. И последних это прозвище вполне устраивало. Домов они не строили, а рыли себе землянки. Питались ягодами и корешками. Жили мирно, никуда не вмешивались и ни с кем не воевали. А к востоку отсюда находился крупный город Роншейн...
- Так называется это болото.
- Откуда вы знаете?
- Ватто не раз упоминал это название.
- Да, сейчас оно и впрямь распространилось на болото. Но вы перебили меня, господин.
- Извини, Лютто.
- В Роншейне тоже жили люди, и общество у них было построено куда лучше, чем у лесных жителей. Может, это был не самый великий город всех времен и народов, но довольно долгое время его название являлось символом процветания, роскоши и богатства. Земляные недра под городом изобиловали рудоносными жилами. Роншейнцам понадобилось совсем немного времени, чтобы это понять. Вскоре тамошняя местность пестрела не только домами и монументами, но также вышками и шахтами. Жители добывали уголь, цветные металлы, золото, серебро… В общем, все то, на чем можно недурно заработать. А землю свозили на склоны Хрустальной Горы.
- Зачем?
- Чтобы заглушить блеск хрусталя. Вы что, думаете, будто люди, которые протянули руки ко всем ценным ископаемым, не знали, что живут рядом с настоящим сокровищем? Ну, еще бы не знать! Каждый год они добывали там тонны хрусталя, а чтобы ни с кем не делиться, как могли маскировали гору снаружи. Но прежде всего жители Роншейна возвели высоченный земляной вал вокруг города. Им они отгородились от востока и севера, и частично от юга. Оставили только путь к Хрустальной Горе. Туда они отправляли тачки, груженные землей, а обратно приходили обозы с хрусталем. Каково, а? Держу пари, что этот Южный Тракт по эффективности не уступал легендарному философскому камню, вот только был чересчур громоздким – шутка ли, несколько десятков миль? Так вот, открытым оставался и путь на запад, в Мрачный Лес. Роншейн не торговал с лесными жителями – он отдавал им многие ценности бесплатно. Невиданная щедрость по тем временам! Да и по нынешним тоже… Но и это роншейнцы делали неспроста. Во-первых, они хотели, чтобы лесные жители помалкивали о Хрустальной Горе. Ибо тогда слухи о ее существовании приравнивались к мифам. А во-вторых, рассчитывали заручиться поддержкой соседей. На город часто нападали степные кочевники, привлеченные слухами о несметных богатствах Роншейна, и горожане хотели, чтобы в случае опасности жители леса пришли им на помощь. Лесные люди ответили согласием и со спокойной душой продолжали принимать подарки. А чего тревожиться, если восточный и северный валы были настолько велики, что один вид отбивал всякое желание их штурмовать? Вот лесные жители и благоденствовали за счет Роншейна, уверенные в том, что за многие сотни лет у них не возникнет необходимости платить по счетам.
Роншейн и Мрачный Лес, можно сказать, побратались. В центре города был воздвигнут большой бронзовый колокол, как символ нерушимой дружбы. И было объявлено, что, покуда колокол молчит, лесные жители могут спать спокойно. Но если вдруг огласит округу своим звоном, то они тут же должны оставить все заботы и примчаться на выручку. Колокол действительно молчал многие годы. Некоторые закоренелые скептики уже начали сомневаться, а сумеет ли он сослужить свою оповестительную службу, когда наступит такой час? Но, как оказалось, с колоколом все было в порядке. А в чем не мешало бы удостовериться, так это в преданности лесных жителей.
Однажды случилась беда. Роншейн продолжал истощать земные недра. Под городом образовалось столько полых пещер и ходов, что в один из дней земля не выдержала, и Роншейн провалился. Было очень много раненных и погибших. А те, кто не пострадал, просто не могли ничего сделать – так мало их осталось. Тогда кто-то начал звонить в колокол, призывая лесных жителей на помощь. Но те не откликнулись на зов. Они попрятались по своим землянкам, чтобы потом сослаться на то, будто не услыхали набата. Но на самом деле бронзовый колокол не только блестяще выполнил свою задачу, но и перевыполнил ее, ибо звон его на сотни миль прокатывался по округе и был прекрасно слышен даже под землей. Так что вероломным жителям леса не оставалось ничего другого, как скорчиться на полу землянок и затыкать уши пальцами. Через некоторое время набат оборвался. Произошло это когда клочок земли, на котором был воздвигнут колокол, низвергся в глубины. И тогда воцарилась тишина. Лесные жители покинули свои убежища и подняли головы к небу. Там пламенел багровый отсвет пожаров. Земля дрожала, над лесом катился грохот рушащихся домов, а крики и стоны людей звучали так же громко, как и звон бронзового колокола.
Когда через два дня малочисленная делегация Роншейна прибыла в поселение лесных жителей, чтобы спросить с последних за предательство, те нашли в себе наглость ответить, что договор между ними касался исключительно набега кочевников, и уж никак не относился к стихийным бедствиям. Глава делегации сплюнул себе под ноги – а это страшный знак, когда чужестранец плюет на твою землю – и сказал:
«Тогда будьте вы прокляты!» - и вся группа отбыла, не проронив более ни единого слова. Куда они ушли, никто не знает и по сей день.
Через сорок дней, на сороковую ночь после гибели Роншейна, спящих лесных жителей вновь разбудил звон бронзового колокола. Испугавшись, они не стали покидать своих землянок. А зря. Потому что гигантский оползень – та самая земля, которую роншейнцы годами свозили на Хрустальную Гору – сорвался со склонов и устремился вниз. Грохоча и сминая все на своем пути, мчался он прямиком на Мрачный Лес. И через несколько минут схоронил под собой и деревья, и землянки, и находившихся в них людей. Некоторое время несчастные еще смогли прожить в своих обиталищах – еды и питья хватало. Да только воздух быстро заканчивался. И, в конце концов, все они умерли страшной смертью, убивая друг друга за каждый глоток воздуха, синея на глазах, когда он начинал подходить к концу. Через несколько часов землянки превратились в могилы.
Однако история на этом не закончилась. Десять лет на месте южной половины Мрачного Леса простиралась неприглядная пустошь. Но по истечении этого срока на поверхность начали пробиваться ростки деревьев. Боги позволили вероломным лесным жителям покинуть свои обиталища, но не в человеческом обличье, и даже не в бесплотной форме духов и привидений, а в облике деревьев. И объявили им тогда боги, что расти предателям здесь тысячи лет, пока они вновь не услышат звон бронзового колокола. Но на месте Роншейна образовался огромный котлован, а за десять лет его наполнили дожди и подземные воды. Так что к востоку отсюда теперь простирается не город, а озеро. Пресловутый бронзовый колокол лежит на самом дне, похороненный под обломками зданий.
И поняли лесные жители, что оставаться им деревьями до скончания времен. Начали они плакать и стенать. И вдруг обнаружили, что слезы размачивают почву. Зародилась тогда у них в сердцах неожиданная и несмелая надежда, что если они как следует постараются, то слезами своими размоют землю, сошедшую в виде оползня, обнажат входы в землянки и выпустят на волю свои неприкаянные души. Вот с тех пор и упорствуют.
А проезжающие мимо караваны и кочевники, которые лицезрели это странное явление, переговариваясь, все чаще упоминали Роншейн и его страшное проклятье. Так к болоту и пристало новое прозвище. Его тоже начали величать Роншейном.
Кстати, мрачные истории о привидениях не обошли стороной и озеро, ибо жадность, которой славились несчастные жители Роншейна, также не относится к перечню человеческих добродетелей, равно как и клятвопреступление. Когда дует ветер и водная поверхность покрывается рябью, по округе разносятся крики и стоны. А в особо ясную и жаркую погоду, когда припекает солнце, на берегах озера появляется соль, хотя вода в озере пресная. Некоторые смельчаки, которые отважились подойти к кромке и унести по соляному кристаллу, потом с удивлением обнаруживали, что это и не соль вовсе, а хрусталь. Правда, вскоре судьба отворачивалась от них, и смельчаки эти умирали странными и загадочными смертями, вдали от тех мест, где раздобыли свои удивительные находки.