Сразу после окончания 10-го класса мне посчастливилось поступить на геологический факультет Ленинградского Государственного Университета. Именно посчастливилось, потому что моя общая подготовка, а культура - в особенности, оставляла желать лучшего. Это для боровичской школы я был почти отличником (даже одно время красовался на школьной доске почёта), а на фоне однокурсников, особенно ленинградцев, был конкретным лаптем.
Думаю, что боровичский лаптизм остался до сих пор. Ничего не поделаешь - корни, хотя на родине периодически слышал:
- Ты уже не наш, говор не тот, нахватался культуры в своих столицах…, даже матом не говоришь!
Но это было гораздо позже, а поначалу я радовал однокурсников местечковыми интонациями и словечками, начитанностью «Дюмой» и Жюлем Верном (это были главные хиты боровичских библиотек, которые ещё и сложно было найти), доставал знанием современной музыки в тех объёмах, что доползали из столиц до нашей глубинки.
Чёрно-белый телевизор, «глухое» радио (полное отсутствие каких-либо высоких и низких частот), убогий, в плане живописи, краеведческий музей, тоскующие учителя музыки и рисования, родители, не понимавшие ни живописи, ни другого классического искусства.
Мама про оперу по телевизору:
- Ну, разве можно этот голос назвать красивым? Посмотри на её лицо, сейчас треснет от натуги, что же так вымучивать, это ж не натурально!!!
Папаша:
- Это Ольга? С усами и такими габаритами, как у Мани Филипповой? Ей по роману 18 лет, а эта удивляется, что её ребёнком зовут. Эти два придурка, Ленский и Онегин, нашли из-за кого стреляться.
У отца было хорошее чувство юмора. Иногда в сумеречных тонах.
Можно было в таких условиях быть образованным человеком?
Вот я им и не был, удивлял однокурсниц пренебрежением к классической музыке, театру, музеям (сборища бесполезных малеваний), и прочей упёртой демагогией, так характерной для этого возраста.
- Грачёв, не пори чушь.
- Сходи хоть раз в Эрмитаж, потом высказывайся по поводу живописи, да и то не стоит.
Эта дремучесть не мешала мне просвещать окружающих рассказами о Боровичском крае, я считал себя знатным краеведом, и мне было обидно, что почти никто не слышал про такой город:
- Мои родичи из наших лесов ягоды и грибы заплешницами таскают!
- Че-ем? Это как?
- Ну, короб такой с верёвкой, плетёный из дранки, за плечами носят…
- По названию больше подходит "за плешью".
- Не у всех же есть плешь, поэтому - за плечами.
- А вот эта ягода, морошка, она как растёт?
- На болотах, каждая ягода на своей цветоножке, вот это варение, попробуй его с чаем, делается из маслят, а компот из ещё твёрдых ягод.
- Чего ты заливаешь, маслята – это грибы.
- Ну да, только у нас так и совсем спелую морошку называют.
Первое время требовался перевод некоторым употребляемым мною терминам, с небольшим удивлением я пояснял, что такое заколенники, лавы, лалоки или крошево. Уже потом, чтобы не переспрашивали, я говорил: болотники, мостки через ручей, десна и специально приготовленная на зиму капуста.
Сама атмосфера Университета, города и более «цивилизованное» окружение не могли не повлиять на мою дремучесть. Вопрос однокурсницы:
- Как ты относишься к Гойе?
- Неплохой гитарист, но играет не ту музыку, что я слушаю.
- Вот пень, я тебя про художника спрашиваю!
На следующий день мне была назидательно дана для прочтения книга Лиона Фейхтвангера «Гойя, или Тяжкий путь познания».
Мои новые местные друзья-однокурсники давали читать книги, о существовании которых в Боровичах не подозревали даже учителя литературы. Может я и загнул, но в библиотеках их точно не было. В этом я уверен, так как в них (и в детской, и во взрослой) имелся своеобразный «блат» после того, как мама переплела и сделала новую обложку вусмерть учитанной библиотечной книге. Библиотекарши прослезились и мне стали доступны самые дефицитные, а соответственно, самые зачитанные книги. Удалось прочитать всё, что было Александра Дюма, Жюля Верна, Томаса Майн Рида и даже Джека Лондона. Мама читала то, что я приносил, у неё в детстве такой возможности не было, и ремонтировала книги.
Благодаря однокурсникам я узнал про Фолкнера, Стейнбека, Харпер Ли, О’Генри, Булгакова, Конецкого, Стругацких и многих-многих других. В советское время существовал жуткий дефицит практически всего, хороших книг тоже. На полках книжных магазинов красовались многотомные издания прикормленных писак, повествующие о строительстве коммунизма, от которых челюсти начинало сводить уже на предисловии. Но в Ленинграде существовал хотя бы чёрный рынок, где можно было за существенные деньги купить что-нибудь достойное. Так как я жил в общежитии, мы обменивались прочитанным и информацией у кого можно попросить чего-нибудь почитать. Как и везде тогда, существовали очереди. Чтобы «достать» «Обитаемый остров» А. и Б. Стругацких, я ждал 3 месяца, это была их первая, прочитанная мной книга, прочитанная взахлёб... В моей группе «гидрогеология» было больше ленинградцев, чем общежитских, мне повезло с мужским (а с женским - особенно) контингентом, все любили книги и охотно делились ими для чтения. Ганс однажды где-то нашёл самиздатовские «Гадкие лебеди» и «Сказку о тройке» тех же Стругацких. Обе книги были им перепечатаны дома на печатной машинке отца в 4-х экземплярах и за пиво распределены среди нас. Пожалуй, это были самые популярные цитатники в этой моей компании.
Моё перевоспитание началось: ленинградские хорошисты Бахус, Игорюня, Вовка (Ганс), Витька и примкнувший к ним Соловей, подсовывали книги, читанные ими, вызывали на дискуссию, заставляли думать и спорить. Спасибо вам, парни!
Другая компания – ядро из ребят моей комнаты, девчонок из двух особенно дружественных комнат и несколько примкнувших особей обоих полов из менее монолитных коллективов.
Три моих соседа были друг другу друзьями детства из каспийского города Шевченко: Димка, Шурик и Стас. Они также были на голову выше меня в плане воспитания и школьной подготовки. Я с ними познакомился на месячных курсах перед вступительными экзаменами. Впечатления Шурика:
- Сидим на физике, впереди, в зелёной олимпийке, небритый чувак умные вопросы задаёт, на вид лет тридцать. Думаю, что я здесь делаю? Не сдам я экзамены, или по конкурсу не пройду, а оказалось, что ты даже младше меня на полгода.
Ребята в своё время были сагитированы поступать на наш факультет заезжим профессором кафедры ядерной геофизики. После удачного поступления их родители сочли благоразумным отблагодарить товарища хорошим шматом паюсной чёрной икры (из осетровых). Но идейно воспитанные комсомольцы не знали, каким образом даются взятки или благодарности. Профессор остался без икры! Полтора месяца наш завтрак сопровождался бутербродами с этим жутким дефицитом.
- Ничего себе, жизнь студента… - прокомментировала моя мама.
Мы учились в разных группах, расписание занятий иногда предполагало кому-нибудь ездить ко второй паре, а кому-то к первой:
- Олежа, ты больше будильник около Шурика не ставь, он его быстрее выключает, чем мы просыпаемся, сегодня еле успели на последнюю электричку (перед перерывом, уходила от Старого Петергофа в 10-44)
Я пытаюсь быть деликатным человеком, не всегда получается, правда. Завтракаю: чай и неземной вкус неведомого ранее бутерброда с чёрной икрой. Напротив, через стол, открывается один Димкин глаз: «Чавкать-то зачем?». Я, также молча: «Прости, вкусно больно…» (интересно, как три последних слова перевести на английский язык без потери общего смысла?).
Наша комната была размером в 16 квадратных метров, имела 4 шкафчика, железно-сетчатые кровати, два стола, книжные полки и разбитые стены нежно-поносного цвета. После заселения мы решили её обустроить.
Для прикрытия дыр в штукатурке из Дома Книги были притащены агитплакаты, я иногда по утрам просыпался и вздрагивал от сурового взгляда женщины в красной косынке, призывавшей сдавать кровь, или от не менее ласкового взгляда красноармейца, который грозил винтовкой и звал на Юденича. Был куплен утюг, электрочайник и полный набор всевозможной посуды. Мы, домашние мальчики, наивно полагали пользоваться этим достаточно долго. Посуда начала пропадать практически сразу, утюг свалил от нас недели через три, электрочайник был спалён в соседней комнате однокурсников, их позвали слушать новую песню в холл. Эпоха романтизма закончилась тогда, когда мы со Стасиком припёрли из магазина 20 кг польской картошки в крафтовом мешке:
- На две недели на четверых, плюс гости, должно хватить…!
Ага, «щас»!
- Ребята, у вас картошка есть? Дайте пару штук…
- Вон там, в углу, в мешке.
- Привет! Слушай, тебя, кажется, Олег зовут? Я тоже Олег, только с геохимии. Сказали, что у вас картошка есть, дай на жарёху, к нам девки в гости приходят.
Новости по пятиэтажному строению разносятся быстро, через три дня я обнаружил на дне мешка две последних жертвы вколоченного с детства чувства взаимопомощи и отсутствия меркантильности.
- Парни, выручайте, кружки нужны. Верну обязательно, я рядом, через две комнаты живу.
Думаю, за редким исключением, это происходило со всеми. Девчонки в плане домоводства были более основательными, но их хозяйства со временем так же разорились. Ревизии и экспроприации в чужих комнатах эффект давали, но ненадолго. Круговорот вещей в общаге остановить было невозможно.
У меня за пять курсов ушли: две вспышки к фотоаппарату (одна – подарок ребят на день рождения), две гитары (на одну из них полностью сел однокурсник Шура Гришин) и куча разной посуды. Это нельзя называть воровством, это – студенческое братство, никакого злого умысла не было в помине, раздолбайство и всеобщая любовь к жизни.
Мы определили порядок комнатной жизни, сменных: дежурный, повар, делегат по приглашению в гости девчонок, ну и так далее...
Днём рождения нашей университетско-общежитской компании следует считать 19 сентября, День Рождения Шурика. Этот парень..., абсолютно выдающийся,... личность! За несколько дней жизни в общаге познакомился со всеми! Он первым из нашей комнаты определился с любимой женщиной и первым женился, но до этого:
На время уборки комнаты трое ненужных составляющих двигалось в гости, в буфет или просто гулять... В одно из дежурств Шурика мы, почему-то, вернулись все одновременно. Шура стоял по середине комнаты с открытым флаконом мужского одеколона "Леопард" (подаренного коллективом на День Рождения) и нервно дёргал носом, принюхивался.
- Саша, Ты куда успел оприходовать треть одеколона, Ты что, его пьёшь?
- Отвалите, это мой одеколон, чё хочу, то и делаю..., чем-нибудь пахнет?
Мы принюхались, пахло одеколоном и каким-то неприятным запахом...!
- Это кошачья моча! - мужественно констатировал Шурик.
- Саня, мы же кота в комнату не пускали...
- Я тоже, но после того как у нас позаимствовали половую тряпку, мне пришлось её попросить у девчонок из 149, а они: "Конечно, бери, она у порога, перед комнатой лежит...". Мне и в голову не могло прийти, что в неё "ходят" все коты и кошки общаги.., я это понял, когда тряпкой помыл почти весь пол...!
На истребление запаха ушёл не только Санин одеколон.
На втором курсе на освободившееся место Шурика (он решил сменить дислокацию, хотя всё равно потом ошивался в нашей комнате), поселился Саша. Наш новый однокурсник, переживший академический отпуск. Он был после армии, подготовительного отделения (год учёбы до поступления на 1-й курс) и года работы на Севере. Основательный, серьёзный и более старший товарищ (может и взрослый, но наивный, в смысле общаги, что крайне было удивительно). Для органичного вливания в устоявшую жизнь комнаты им был пожертвован в общий котёл целый вьючник (ящик) разнообразной посуды. Я до сих пор помню его крики через месяц:
- Это что такое? Где тарелки? Где кружки?
- Саня, при Тебе девчонки приходили и просили посуду, ты сам разрешил, там Анжелка была!
- Анжелка была? Ну ладно, это как-то мозги поплыли, а я что, разрешил всё забирать?
- Ну, мы не знаем, это же твой ящик… был!
- Прощаю всё, но где моя чайная ложечка, что прошла ИСский геологоразведочный техникум, армию, подготовительное отделение, первый курс и север, где вас, тараканов, не было?
- Сань, Ты где видел, что бы тараканы мешали сахар чайными ложечками?
- Это Твои почитательницы спёрли! Там была какая-нибудь надпись?
- Ну, вы загнули, нет, конечно! Не было!
- Шурик, успокойся. У нас всё впереди…! Когда-нибудь поселится очередной первый курс…! – Мы начинали становиться общежитскими циниками.
Я был одним из немногих, которым до отчего дома несколько часов на поезде, поэтому, бывал на родине чаще, чем один – два раза в год, как большинство моих однокурсников. Мама в обратную дорогу всегда нагружала меня пирогами, банками с компотами, вареньями, соленьями…, она знала вкусы моих соседей по комнате и каждому персонально делала пирог.
Я приезжал достаточно поздно, в двенадцатом часу ночи, но мой приезд в общагу из дома ждали всегда:
- Стасик, вставай, моя мама передала тебе пирог с черникой.
- Не встану, я уже зубы почистил.
В нашей комнате собиралась толпа из дружественных комнат, и остальным однокурсникам было пофиг, что Стас уже лёг спать, чувствуя угрозу пирогу с черникой, он вскакивал с кровати:
- Фиг с ними, с этими зубами, ещё раз почищу….
Димка после моего приезда деловито разбирал мамины гостинцы и под сердитые реплики девчонок, невозмутимо прятал банки с маринованными и солёными грибами:
- Это не еда, это закуска!
Основная часть моих друзей-однокурсников была с югов, на первом курсе я возмущался их пренебрежительным отношением к помидорам: они их жарили совместно с куриными яйцами! Благоговение к помидору как к экзотике у меня пропало после посещения Средней Азии, где сей, почти дефицит моего детства, продавался по 10 копеек за килограмм и вёдрами сушился на зиму на крышах домов аборигенов.
Первые два курса меня удивляло, возмущало, а потом нравилось пренебрежение друзей к варенью и компоту из морошки. Вкуснее этой ягоды на свете нет. Где-то на четвёртом курсе (после производственной практики на приполярных территориях) они её распробовали:
- Так, морошку от Грачёва отбираем, нечего, дома наешься!
До сих пор мои университетские друзья вспоминают мамины гостинцы, особенно пироги. Это меня радует, Достойная Женщина при жизни не получила того внимания и слов, которых заслуживала, в том числе от меня по глупости и по возрасту, зато осталась добрая память моих друзей! А при её жизни был подаренный однокурсниками (точнее однокурсницей, но от всех) торт, когда наша группа проходила практику в Боровичах. Это маму растрогало, и она напекла пирогов для нашей группы, что поселилась в общаге местного техникума. Вёз эти пироги я, захожу на дислокацию, наши уныло пьют чай:
- Гуси, гуси…
- Чего? Олег, ты с дуба рухнул на родине?
- Нет, чтоб ответить: га-га-га. Я вам пирогов принёс. Жрать хотите?
- Да-Да-Да!!!
По мере продолжения нашей учёбы состав моей комнаты в общежитии незначительно начал меняться, на 3 курсе женился Шурик, почти сразу был окольцован Димка. До пятого курса нас осталось трое: Стасик, Саша и я. В начале пятого курса "свалили" в женатики и эти двое. Пятикурсникам полагалась комната на двоих (каждому нужен рабочий стол для дипломной работы), поэтому ко мне подселили однокурсника Серёгу Бритвина, минералога, отличника, кучерявого потомка крымских греков (это моё мнение). Очень хороший, но святой человек, гений (без подковырок). Серёга был призёром всесоюзной олимпиады по химии, готовился к международной олимпиаде, на 1 курсе он делал замечания нашему преподавателю по общей химии Хрипун М.И. Она с ним соглашалась и спрашивала: "Что Вы делаете на геологическом факультете?". Моя однокурсница однажды спросила: Кто будет великим из нашего курса? Я ответил: Стасик - член-корреспондент, Академик - Бритвин.
Мне ничего не мешало шутить над новым соседом при всём моём безмерном уважении к его талантам: захотел - освоил гитару, каратэ - у него всё получалось. Серёга, наверное, первым дарил однокурсницам живые розы (не всем, конечно), они не оценили.... Все его достоинства не мешали мне шутить:
Предпосылки:
* На пятом курсе соседние комнаты состояли из девчонок младших курсов, парней у них почти сразу забирали в армию, это было не справедливо, но кто ж меня слушает....
* Серёга увлёкся фармакологией (все его полки в комнате были уставлены книгами типа "словарь по органической химии")
* Серёге очень нравилась первокурсница из соседней комнаты Ирина;
На очередной вопрос гостьи:
- Олег, тут столько книг по химии... Зачем?
- Не обращай внимания, Серёга изобретает новое противозачаточное средство!
- И..., как, получается?
- Спроси у него...
И ведь спрашивали:
- Эту новость тебе Грачёв подсказал? Умеет же врать человек, не краснея и даже не ухмыляясь...
Я сижу за столом и напряжённо работаю над дипломом, заходит Серёга:
- Меня кто-нибудь спрашивал? - как только можно "рассеянно"
- Да, Ирина из соседней комнаты тобой интересовалась! Ушёл, прошло десять секунд:
- А-А-А, ...мать..., чтобы я ещё раз тебе поверил...?
На следующий день (была зимняя сессия) Серёга пришёл после завтрака:
- Серёж, Ирина заходила, у неё какие-то трудности по химии, сходи, помоги барышне...
- Врёшь!
- Ну не хочешь - не ходи!
Когда он ушёл, я предпочёл скрыться... Доверчив человек... Я, конечно, потом выслушал всё, но уже не в таком запале.
Одна из самых неплохих моих шуток с участием Серёги (опосредованно) закончилась ночью, когда я уже спал:
После зимних каникул Серёга в феврале 1987 г. на две недели уехал по своим дипломным делам на Ковдорский рудник. Заходит однокурсница:
- Олег, а где Бритвин?
- Ты чего, не знаешь? Он защитил диплом и уехал работать по распределению, в Ковдор!
- Как защитил диплом? Защита же в июне!
- Чего ты удивляешься? Он уже всё сделал и досрочно сдал, увлечённый своей профессией человек...
- Вот гад, обманул меня...
Она была так расстроена, что я подумал "Неужели жениться обещал?". Подумал и забыл. Через несколько дней ночью, где-то часа в два, я проснулся от сотрясения собственного тела, моё плечо теребил однокурсник Дима Егоров, ещё один гений нашего курса:
- Олег, это правда, что Бритвин уже защитил диплом?
- Дима, тебе это обязательно ночью выяснять?
- Да, для меня это очень важно!
- Серёга тебя тоже обманул?
- Почему...? нет...! Ну так...?
- Успокойся, я пошутил, он уехал каменный материал описывать из коллекции Ковдорского рудника, в марте должен появиться.
Оказалось, Дима поспорил с кем-то, что первым на нашем курсе напишет и сдаст дипломную работу, она подходила к концу и тут ему сообщают, что Бритвин уже защитил диплом. Для амбициозного Димы это было ударом, по цепочке информаторов он выяснил первоисточник и застал его спящим в моей кровати. Я потом долго не мог уснуть, размышляя над тем, какими кучерявыми могут быть последствия шуток. А Дима всегда и во всём хотел быть первым: кандидатская диссертация - его первая защищённая на курсе, он же стал первым доктором наук, правда, по философии... Молодец, можно гордиться такими разносторонне развитыми однокашниками.
На следующий день прибежала однокурсница с воплями "Я тебя в следующий раз убью", но с явным облегчением, что Бритвин ещё сдержит своё слово.
Студенческое общежитие геологов Университета: 198904, Ленинград, Старый Петергоф, улица Халтурина,дом 15,корп.1, к. 135, пять лет это был мой дом.
После окончания Университета я ещё года три туда приезжал из Сибири: ностальгия и горечь утраченного счастья, с каждым разом становилось тоскливее и тоскливее от того, что учёба продолжалась всего 5 лет. Правда, некоторые особи умудрялись учиться по 10 - 15 лет, регулярно вылетая и восстанавливаясь, но это точно был не мой путь.
Все свои ощущения я потом нашёл в гениальном стихотворении:
Геннадий Шпаликов:
"По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
..."