Рассказ счастливой женщины

Максим Рузский
Максим РУЗСКИЙ


РАССКАЗ  СЧАСТЛИВОЙ  ЖЕНЩИНЫ


1.


Когда мы с мужем решили пожениться, а это было еще до первой нашей близости, он поставил мне странное условие:
- Лера, - сказал он. – Я хочу договориться с тобой об одном очень тонком моменте. Если ты его примешь, то мы поженимся.
- А если не приму?
- Тогда жениться не будет никакого смысла.
- Почему?
- Потому, что тогда мы проживем заурядную жизнь, и любовь неизбежно угаснет в нас, как и во всех молодоженах примерно через три года.
- Я слушаю твое волшебное условие, - сказала я, глядя в его карие глаза с искренним обожанием.
- Лера, во время нашей близости ты должна будешь полностью подчиняться мне, что бы я ни потребовал от тебя.
- Ты собираешься меня терзать?
- Нет, главное в том, что прелюдия у нас должна длиться не менее получаса, а лучше и целый час.
- Что за прелюдия?
- Ну, поцелуи всякие.  Буду трогать тебя везде, где захочу, гладить.
- Но я не вытерплю так долго, мне вскоре захочется отдаться тебе, я думаю.


В то время я вообще ничего не знала, и Иван был бы у меня первым.


- Очень захочется, но ты должна терпеть, пока я сам не выпущу тебя из своих рук и не подведу к постели.
- А смысл? – спросила я.
- Смысл есть.


Мне, конечно, не очень хотелось мучиться ожиданием так долго. Я сама еще ничего не понимала. Только знала по рассказам подруг, что на эту «прелюдию» у людей отводится обычно не более минуты, пока они раздеваются. Но я так любила Ваню, что согласилась.


Этого оказалось мало.


Он достал из портфеля специальный документ, чтобы я его подписала.
В удивительном договоре были перечислены многие требования на весь период близости с ним. В нем значилось «не вырываться», «не отворачиваться», «не кричать», «не хватать за руки» и много-много других конкретных условий.


- Все не так ужасно, - успокоил он меня. – Эти ограничения действуют только, пока  мы не соединимся.
- А когда соединимся? – спросила я, уже не смущаясь темой странного разговора.
- Тогда можешь делать все, что захочешь.


Как сейчас помню, с каким страхом я подписывала этот документ. Он был отпечатан на машинке. У него была сверху замысловатая шапка, как на министерских бланках. Все условия были написаны в столбик красным шрифтом – короче, эта бумага испугала меня всерьез. На всю свою жизнь я подписывалась под полной зависимостью от мужа, под разрешением целый час мучить меня, как ему заблагорассудится.


Но он вдруг достал и другой договор, как он сказал, встречный. В нем уже он подписывался не причинять мне боль,  не обладать мной более двух часов, следить за моим дыханием и много других, сразу не понятных мне ограничений, которые он обещает строго соблюдать в часы нашей близости.


- А ты не заигрался в бюрократию?  - спросила я его тогда.
- Нет, эти бумаги нам очень пригодятся, - ответил он. – По крайней мере, в начале, пока мы не изучим друг друга полностью.
- Ты женишься на мне, чтобы меня изучать? – удивилась я невольно.
- Знание – сила, - таинственно ответил он мне.


2.


В первую брачную ночь я с лихвой вкусила все эти запрещения. Он не разделся и мне не позволил раздеваться. Поначалу он даже не лег, а поставил меня перед собой и стал целовать так же, как при наших свиданиях. Он нежно целовал меня в губы, а потом в шею, как я и привыкла. Незаметно он расстегнул ворот моей блузки всего на одну пуговицу и, оголив немного плечо, поцеловал в то место, где плечо переходит в шею. Этот поцелуй я помню и сейчас: долгий, но такой же нежный, он был внезапным, и мне хотелось, чтобы он не кончался. Помня договор, я стояла перед ним, как солдатик.


Он взял мои руки, завел их мне за спину и заставил меня скрепить их в замок, заведя пальцы одной руки в пальцы другой.
- Это знак полного твоего послушания, - пояснил он.
И тогда он впервые погладил это место последнего поцелуя пальцем.
- А это зачем? – спросила я.
- Это я ищу в тебе эротические точки, - ответил он тихо и загадочно. – В женщине есть много точек, которые подхлестывают ее желание. Мужчину охватывает страсть от одной мысли. Но женщина не так проста, и если в ней не найти эти местечки, то она не возбудится по-настоящему, даже если и думает, что уже готова себя отдать.


За разговором Иван медленно расстегнул вторую пуговицу моей блузки. Теперь он смог приоткрыть мое плечо и поцеловал его уже со спины, как-то хитро изогнувшись надо мной. Это тоже мне понравилось, но когда он еще и потрогал место своего поцелуя пальцем, проведя по мне, как по котенку, я вся вздрогнула перед ним, и меня пронзило слабым электрическим током, как бьет от ручной электростатической машины в кабинете физики.


Он это заметил и еще раз прильнул губами к этому месту, чтобы запомнить его.
- Это точка? – спросила я его.
- Да, видимо, - ответил он, довольный своей находкой.
Так он долго целовал меня везде, где пока мог достать, постоянно возвращаясь к моему лицу и повторяя тот первый, наш главный поцелуй в губы.  Через некоторое время, я вдруг услышала тихий удар колокола.
- Что это? – удивилась я совершенно незнакомому и неожиданному звуку.
- Это я принес с собой таймер: небольшой колокол, а под ним часовой механизм от будильника. На оси минутной стрелки я закрепил храповичок на шесть зубьев. Каждые десять минут с зуба срывается боек на пружинке и ударяет по колоколу. Получается приятный звук.
- Зачем это?
- Это сигнал, что следующую одежку с тебя можно снять.
- Но на мне целых пять одежек, - быстро посчитала я.
- Ну и хорошо. Сейчас я сниму с тебя блузку.


И Ваня начал раздевать меня.


Такое медлительное раздевание по удару бездушного механизма, потрясло меня. Я уже было сомневалась, что он меня вообще разденет, и мне понравилась неотвратимость того, что, в конце концов, я буду им обнажена. Когда он отложил в сторону блузку, я осталась в маечке, в лифчике под ней, джинсах и трусиках.


Теперь Иван целовал мои руки. Он брал руку, и целовал ее не спеша сначала с тыльной стороны, потом сзади и, наконец, спереди. Каждый поцелуй он сопровождал ласковым поглаживанием. Но в его действиях не было системы. Он целовал руку то возле самого запястья, то, вдруг, у шеи, то в сгибе. Предвидеть эти его метания было невозможно.
- Почему ты так непоследователен? – спросила я.
- Если ты начнешь предчувствовать, куда я тебя поцелую, то может возникнуть ненастоящая точка, потому, что ты будешь ожидать прикосновения в этом месте. Это все испортит.
- Что все? – не поняла  я.
- Самую глубочайшую любовь, которую я подготавливаю, моя радость, - сказал он. – Думаешь, мне легко сдерживать себя? Но я полон решимости понять тебя всю, моя прелесть. И не единожды мне придется это делать, поскольку все еще зависит он твоего настроения, времени года и погоды.
- Ну, это ты уже преувеличиваешь!
- Не знаю. Разберемся со временем, - и он вдруг приподнял мою маечку на спине и поцеловал меня в поясницу, в самом центре, над крестцом.


Я вскрикнула.


Тогда он поводил там пальцем, но мне не стало особенно приятно, и он вернулся обратно к рукам. На руках он нашел не менее трех точек, от прикосновений к которым во мне вскипало желание. Он уже хотел перейти к моим подмышкам, но тут ударил колокол.
- Ложись на живот, - велел он мне и убрал подушку.


Когда я легла, то поняла, что на мне уже нет майки. Я вытянула руки к спинке кровати и с наслаждением ожидала от Ивана новых прикосновений.


«Неужели прошло уже двадцать минут?» - подумала я и почувствовала, что он расстегивает замок лифчика. Он исследовал мою спину так же невинно, как трогают друг друга дети, играя в доктора. Но я с радостью принимала его поцелуи в неожиданных местах и обязательные поглаживания. Причем теперь он нарушал порядок: то сначала поглаживал новое место, то сначала целовал его. Этот новый метод осмотра заставил меня уже полностью расслабиться и бросить думать о его планах. Они просто пропали. Он бросался, если так можно сказать, на то, что нравилось ему в данный момент. Как он потом мне признался, он  был потрясен красотой моего тела.


И снова за этой игрой я не заметила, как прошло десять минут, и ударил колокол.


Чтобы снять лифчик ему пришлось протянуть его подо мной вниз, и освободить от лямок мои руки. В этой возне я помогла ему, но он  сам приподнял меня, чтобы вытащить такой дорогостоящий предмет одежды и повесить его передо мной на спинку кровати. Он понимал, что я должна видеть его неповрежденным.


Я ожидала, что Ваня перевернет меня и набросится на мою беззащитную грудь. Но не тут-то было.

- Я никогда не думал, что ты так прекрасна со всех сторон, - признался он мне. – Это кощунство, овладеть тобой, не поцеловав тебя везде, где только можно.
И он продолжил свое изучение моей спины.


Только через три минуты он перевернул меня на спину и еще долго целовал меня над грудью и под ней, как бы не решаясь, прильнуть губами к самой груди.


Но грудь он не забыл, и совсем перед четвертым колоколом, он усадил меня и почти съел сосочки. Мне было приятно, что никакой боли при этом не было, настолько нежно он все это проделал.
Колокол ударил, и он стал расстегивать мои джинсы. Мне пришлось лечь на спину и дать ему стянуть с меня штаны. То, что он не сразу догадался поднять молнии у щиколоток, меня развеселило.


Теперь с ногами, также медленно, как с руками, он стал производить свое непредсказуемое исследование. Когда он находил волнующую меня точку, то я тоже старалась запомнить ее, поскольку знала, что запоминается не более пяти отдельных, несвязанных, фактов. Но Иван был хитрее. Он потом легко указал мне все эти найденные места и прибавил, что запоминал их, замечая последовательность или симметрию, иногда центральную.


- Ты хорошо знаешь аналитическую геометрию? – спросила я.
- Скорее черчение, - улыбнулся он. – не координаты же запоминать!


Я точно помню, что за этими словами он быстро разделся сам.


После последнего, пятого колокола, он стянул с меня трусики и начал проверять все точки подряд. Он вертел меня на кровати и каждый раз спрашивал:
- Она?
Мне ничего не оставалось, как честно отвечать ему. При этом я терпела уже не его медлительность, а сжигающее меня желание к мужу, которое возникло сразу после первого колокола и росло, все следующие сорок минут.  Теперь я так хотела своего Ваню, что задыхалась от страсти. У меня участилось дыхание и стало быстрее биться сердце. Но я чувствовала, что Ваня не напрасно кладет иногда руку мне под грудь. Он следил за моим состоянием.


Последнее испытание было еще слаще.


Он надел мне на ноги тапочки и поставил меня на пол. Я стояла перед ним тонкой обнаженной тростиночкой, дрожала от вожделения, но это пока не было заметно.
Ваня стал еще раз трогать найденные на мне эротические точки, а я, уже  не в силах сдержаться, приседала и покачивалась, пока ему не пришлось поддержать меня.


Тогда он взял меня за руку и торжественно подвел к кровати, как вводят в храм для бракосочетания.


Я помнила из договора, что первую позу могу выбрать сама, и ринулась на кровать, не в силах унять сладострастную дрожь.


3.


Когда потом я слушала подруг, то понимала, насколько они несчастны. Они с восторгом рассказывали мне про своих мужей, как те в нетерпении и с силой набрасываются на них, а я еле сдерживала улыбку, зная, что женщину надо долго и внимательно  подготавливать к любви.  Настоящего мужчину ведет в этом не животная страсть обладания, а утонченное желание доставить любимой самое изощренное, божественное наслаждение, недоступное непосвященным.


Запись смолкла.


- Голос какой-то знакомый, - сказал Игорь.
-  Это моя мама, - ответила Катя. – Давным-давно, на моем дне рождения, она рассказала это нам с подругами. Мы тогда же и записали все на магнитофон. А уже потом весь поток списал.
- Поэтому девочки и не позволяют нам ничего?
- Поэтому.


20130326