X. Раскаиваются ли женщины?

Роберт Рем Человеческая Трагедия
Роберт Рем
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
трилогия
© 2009 – 2012

Книга вторая
ВРЕМЯ ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЯ,
или
Ночь могущества

роман

ЧАСТЬ I
ПРОПАСТЬ РАЗРАСТАЕТСЯ




X
Воинственная римлянка и «Сестра Керри».
Раскаиваются ли женщины?

     Если бы он продал машину, у него в руках могла бы оказаться внушительная сумма – несколько сотен тысяч рублей. Он мог бы, наконец, позволить себе поехать к женщине. Но все же к этим продажным девочкам ему ехать больше не хотелось. В целом, он потерял интерес к сексу, вернее, не столько к самому сексу, сколько к наигранным чувствам и сексу без души, который те даруют. Да и сам он, честно говоря, забыл уже, как им занимаются, не знал, как к нему теперь относиться: он чувствовал в нем немалую фальшь и отсутствие духовного удовлетворения.
     Секс с проститутками более понятен, чем секс с обычной женщиной. Проститутка получает за это деньги, здесь все просто. Ты можешь в соитии с ней выразить свои чувства и заплакать от счастья и близости: ты уйдешь и тебя забудут. Даже если над тобой посмеются, то ты этого не будешь знать. Но здесь ты сможешь подарить любовь и излить свои самые нежные чувства другому человеку. Находясь же с обычной женщиной, ты не будешь знать, искренна сейчас она с тобой или нет, и что она выкинет через несколько дней или через годы совместной жизни? Может, она хочет от тебя получить материальную защиту себе? Ты не можешь пролезть в ее голову и выявить искренность. Но даже если ее различишь, то искренность эту можно убить в секунду! И настанет ее противоположность. Но больше ты уже ничего не различишь, ибо женщина умеет скрываться, она все свои мысли держит в себе: ты никогда ее не узнаешь! Она все сделает ради своей выгоды.
     Артур перечитывал это потрясающий роман Теодора Драйзера «Сестра Керри», снова зачитываясь им. Впервые он прочитал его в двенадцать лет, также как «Мастера и Маргариту» и «Театральный роман» Булгакова. Чуть позже, полгода-год спустя, он залпом прочел «Войну и мир». Подумать только: он уже в двенадцать-тринадцать лет читал такие глубокомысленные произведения, тронувшие его настолько, что фразы из них глубоко засели с тех пор у него в мозгу: некоторые из них он помнил даже сейчас.
     «Как ни странно, – читал Артур, – но, несмотря на чувства, которые Керри питала к Герствуду, ему не удалось подчинить ее себе. Она слушала, улыбалась, одобряла его намерения и все же окончательно не соглашалась. Очевидно, Герствуду не хватало силы воли, а страсти его – той мощи, которая отметает в сторону разум, разбивает вдребезги все теории и доводы и на время отнимает всякую способность логического мышления. Почти каждому мужчине дано раз в жизни зажечься такой могучей страстью, но обычно это бывает лишь в молодости, и тогда возникает счастливый союз. Герствуд, человек уже зрелый, не сохранил огня юности, хотя и был сейчас охвачен пылкой, безрассудной страстью. Эта страсть была достаточно сильна, чтобы вызвать в Керри влечение к нему, пожалуй, даже чтобы заставить ее вообразить, будто она любит его. Это нередко случается с женщинами, и причиной тому служит их склонность к любви и жажда сознавать, что они любимы. Желание быть под надежной защитой, стать предметом нежных забот, встречать во всем сочувствие – неотъемлемая черта женского характера. А если к этому примешивается еще природная эмоциональность, то женщине бывает трудно отказать мужчине, и поэтому ей кажется, что она влюблена».
     Артур сам удивлялся тому, в каком раннем возрасте он прочитал этот роман Драйзера, и даже помнил свои мальчишеские чувства: как тогда ему было жалко красивого и элегантного Герствуда, порвавшего с холодной и безразличной женой, без конца выуживавшей у него деньги – ради любви Керри, которой он так и не добился. Из-за своей страсти он пошел на преступление, в подвыпившем состоянии выкрав из сейфа деньги хозяев бара, в котором был управляющим, а затем стремительно упал на дно, стал бездомным и в конце концов покончил с собой, отравившись газом в ночлежке.
     Друэ Артур не помнил. Его характер и роль он вспоминал сейчас.
     Казалось даже, что всю эту историю написал не столько сам Теодор Драйзер, сколько он, Артур, как будто был ее автором. Или, быть может, главным героем, на которого были спроецированы зрелые мысли и черты характера самого писателя.
     Артур словно чувствовал себя Друэ и Герствудом в одном лице – так много было у него схожего с ними. Ему даже нравились имена, которые дал им автор. Казалось, что-то было в характере Артура и от того и от другого. Он чувствовал, что постиг в жизни такую же страсть, как Герствуд – оставшийся, в конце концов, в одиночестве, не удовлетворив ее, – и был чем-то схож в своем прежнем молодецком поведении и искренности с Друэ, с которым поступили несправедливо. Но с ним общее у Артура было, вероятно, одно: он раньше тоже желал «скакать» и нравиться другим. Он хотел успеха и красивой жизни, но успех и красивая жизнь обошли Артура стороной. Драйзер великолепно показал в романе, как та, которая способствовала трагедии этих мужчин, даже не поняла, что повинна в этом, и взваливала ответственность за все на них.
     В большей степени Артур чувствовал себя теперь глубокомысленным Эмсом. Хотя все трое – Друэ, Герствуд и Эмс – это набор характеров, и характеры эти в большей или меньшей степени присутствуют, вероятно, в каждом человеке, возможно, в разном возрасте.
     С Герствудом – который от желания найти хоть какую-то работу во время своей безработицы решил попробовать дело вагоновожатого – Артур снова переживал те моменты, когда тот вел конку. Артур читал о его попытках вести трамвай во время забастовок вагоновожатых, недовольных длинным, двенадцатичасовым рабочим днем и заработной платой менее двух долларов в день. Те считали его штрейкбрехером. Бастующие устраивали вылазки в Бруклине, когда тот еще был пригородом Нью-Йорка, заваливали рельсы мусором, били стекла трамвая камнями, вступали в схватку с полицейскими, нанятыми владельцами транспортной компании для сопровождения и охраны временщиков, какими стали для них такие как Герствуд.
     «Скэб!» – кричали ему бастующие, когда тот в сопровождении полицейских вел вагон. – «Сойди с вагона, приятель, ведь ты не станешь отнимать хлеб у голодных?» – «Послушай, приятель, мы все такие же рабочие, как и ты. Будь ты настоящим вагоновожатым, и с тобой обращались бы, как с нами, тебе тоже, полагаю, было бы обидно, если бы кто-то занял твое место, не так ли? И ты бы не хотел, чтобы кто-то лишал тебя возможности добиваться своих прав. Верно, друг?» – «Будь мужчиной, друг, и сойди с вагона! Помни, что мы боремся только за кусок хлеба, – это все, чего мы хотим. У каждого из нас есть семья, которую нужно кормить»…
     В наше время такими же скэбами многие считают приезжих гастарбайтеров. Они отняли у местного населения их работу и доход, довольствуясь убогой жизнью и скудным заработком, который им предлагают владельцы компаний, желающие сэкономить на рабочей силе в целях снижения себестоимости своего производства, выполняемых работ или услуг и получения наибольшей прибыли. Эти люди приехали из тех мест, в которых по их собственной или чужой воле жизнь превратилась в мучения – чаще всего из-за политических и экономических амбиций властной и деловой верхушки, скрывающей их за лозунгами о свободе и независимости, и из-за потворства всему этому самонадеянных, но в итоге оставшихся в дураках людей. Устремляясь в крупные города, они готовы жить в помещениях, не предназначенных для проживания, питаться кое-как и чем придется, отсылать часть своего заработка домой своим семьям, пока те в течение нескольких месяцев находятся без своих кормильцев, прозябать на холоде; они поступают на работу «по отворачиванию и наворачиванию» крышек бензобаков подъезжающих на заправку машин в надежде при этом получить на чай, но ничего не получив, в злобе захлопывают эти баки, бормоча под нос непонятные ругательства и в душе ненавидя местное население за якобы их скаредность и жадность.
     Когда однажды Артур заправлял машину, он ощутил на себе проявление этой злобы и зависти со стороны одного такого приезжего: он ничего не дал на чай работнику бензоколонки и в ответ получил от него раздраженный жест, взгляд, полный злобы и ненависти, и ругательства себе под нос. Артур ведь ничего ему не сделал – а только был владельцем хорошего автомобиля иностранного производства, который заработал своим трудом.
     Они, вероятно, пользуются услугами проституток, которые в том числе и для их нужд поставляются из других местностей, и извращаются над женщинами. Потом к этим проституткам вынуждены идти нормальные люди, у которых нет семьи или женщины, ибо чувства последних преломляются через стремление выгодно себя продать нужному человеку, способному устроить им безбедную и по возможности веселую и удобную жизнь.
     Однажды Артур поднимался на лифте в компанию одного из своих клиентов, и две девушки обсуждали каких-то молодых людей. Одна из них на вопрос другой о том, какой из парней ей больше нравится, произнесла: «Глеб мне больше нравится, он такой веселый, шутит, а тот напротив, весь какой-то мрачный, занудливый».
     Потом, когда Артур передал этот диалог матери, она покачала головой, не одобряя слова этих девчонок. Что делать, молодость любит веселье!
     У местного населения, наблюдающего как меняется лицо их города, даже мыслей уже не возникает о несправедливости такого положения и о том, куда это положение может привести. Они устали от этих мрачных раздумий и стараются утопить себя в мыслях о развлечениях, которые методично внедряет в их умы современная информационная система.
     Однажды по дороге в магазин Артур встретил знакомого, который раньше был охранником руководителя организации, где работал Артур. Тот – мужчина внушительных размеров – сидел в беседке со своей супругой: они разговаривали, и на лицах обоих отражалось беспокойство, озабоченность.
     – Мы, прежнее поколение, были мыслящими, интеллектуальными людьми, – говорил этот человек о своей профессии, и Артур чувствовал, как ему тяжело и как он переживает за нынешнее положение дел в стране и столице. – Нам можно было поручить ответственные дела. Мы могли просчитывать шаги, предугадывать поведение других. Нынешние же охранники приехали из других городов. Им положили зарплату вдвое меньше, но они, во-первых, мало что умеют, а во-вторых, унесут ноги из передряги, не будут рисковать своей жизнью за эти деньги. Качество услуг, профессиональный уровень охранников намного снизился.
     Повсюду говорится, что местное население не хочет работать, ссылаются на алкоголизм и наркоманию. Это – ложь. Хотя некоторые и требуют для себя слишком многого, но основная масса людей хочет работать. Однако им не предлагают вознаграждение, достойное их образования и навыков. Пусть даже кто-то в данный момент не хочет работать по каким-либо психологическим и другим причинам; при соответствующих общественных условиях он рано или поздно захочет, и его не будет никто заставлять, он сделает это по доброй воле без принуждения. Это великолепно описано в книге «Как вырастить ребенка счастливым»…
     Нужда толкала Герствуда заняться хотя бы такой работой – ремеслом вагоновожатого. Он тогда изрядно натерпелся и в итоге убежал прочь. Он, бывший управляющий изысканным баром, завсегдатаем которого были знаменитости, под влиянием безудержной страсти к женщине, не способной прояснить относительно себя, любит она или нет (но на всякий случай ответившей на его чувства), оказался на задворках жизни, и судьба неуклонно гнала его вниз, топила. А ведь своим первым театральным успехом эта женщина, которая стала причиной его падения, была обязана именно Герствуду, ибо именно он своей невидимой влиятельной рукой в те времена, когда был весомым и уважаемым человеком, создал Керри первый успех и зародил мысли о театральной карьере в ее прелестной, но глупой головке.
     Керри стала актрисой, успех которой был создан газетчиками, оттого был недолговечен, а Герствуд – нищим, когда та от него ушла, и просил сначала хотя бы какой-нибудь работы, а затем от безысходности – подаяния.
     Артур читал: «…– Не поможете ли вы мне, сэр? – сделал он последнюю попытку. – Я умираю с голоду. – А ну тебя! Пошел прочь! – ответил прохожий. – Стану я помогать всякому отребью!.. Герствуд засунул в карманы покрасневшие от холода руки. Слезы выступили у него на глазах. “Это верно, – сказал он себе. – Я теперь отребье! Когда-то я чего-то стоил. Тогда у меня были деньги. Что ж, пора это кончать!”… “Сколько людей лишали себя жизни, – думал он. – Стоит лишь открыть газ – и все кончено. Что мешает и мне так поступить?”»...
     Этот мужчина, пострадавший от собственной страсти, безразличия общества и от обстоятельств, терпел лишения, нужду, заболевал и вконец истощился, перестал бороться за жизнь. «Стоит ли продолжать?» были его последними словами, произнесенными в то время, когда Керри, сидя в теплом уютном гостиничном номере с книжкой Бальзака «Отец Горио», разговаривала с глупой соседкой, актрисой, о морозной погоде и трудностях бездомных, и в то время как его жена вместе с дочерью, «надменность которой была порождена богатством», и «обеспеченным» зятем готовилась к отплытию в Рим. «Стоит ли продолжать?» – чуть слышно пробормотав себе под нос эти слова, он растянулся во всю длину на кровати в ночлежке, в то время как запах газа наполнял комнату.
     Иногда смотришь на современных «нищих» и удивляешься. А являются ли они на самом деле такими? Некоторые из них сделали нищенство своей профессией. Существует даже организованная преступность, контролирующая их. Некоторые из нищих даже хорошо одеты. Они входят в метро, хромая или делая вид, подвернув ногу в нужном направлении, и просят на операцию, на детей, или, поскольку их обокрали, на билет до дома, который находится в другом городе; а было время, когда, одевшись в рясу, просили на строительство неизвестного храма с соответствующим отдающим «святостью» названием.
     Многих из нас посещают такие мысли. Мы не принимаем этих людей. Общество гонит их прочь.
     Когда в последние дни октября еще можно было после ванны перед сном стоять на балконе и потягивать чай, Артур стоял и наблюдал. Как обычно, было уже темно. Внизу какая-то нищенка лазала по мусорным урнам у подъезда. На ней было надето зеленое пальто, напоминавшее солдатскую шинель. За плечами висел рюкзак, набитый до отказа, в левой руке – большая черная сумка, а в правой – палка, которой она рылась в мусоре. Не найдя ничего из того, что искала, она направилась к другому подъезду. Затем – к третьему, и так пересмотрела все урны. Потом она направилась к большим мусорным бакам.
     Такую картину видишь часто, если наблюдаешь. Если, конечно же, хочешь наблюдать и хочешь видеть.
     В советское время такой картины не было. С бродяжничеством боролись. В стране рабочих и крестьян безработицы не было!
     Мы в детстве, когда учились в советских школах, всегда боялись этих жутких картин, особенно фотографий улиц американских городов, на которых были изображены бездомные, ночевавшие под картонной бумагой в лохмотьях с шапкой на тротуаре для милостыни, и проходящие мимо них хорошо одетые люди. Мы все считали, что там жестокий бесчеловечный капитализм!
     В начале девяностых к нам пришел этот пресловутый капитализм. Вернее, мы решили его построить. Но теперь мы должны были построить капитализм «с человеческим лицом».
     Но оказался он отнюдь не «с человеческим лицом», а «с лицом монстра». Этот построенный капитализм оказался во много раз хуже американского в начале двадцатого века, ибо был посажен на непригодную почву: нам было передано чуждое семя. Это все равно что женщина вступает в половые отношения с нелюбимым мужчиной или насильником. Но она терпит. Мы были отброшены на столько лет назад! Мы висели в пропасти, а теперь скатываемся в нее под звуки веселого смеха над шутливыми выступлениями артистов и звезд шоу-бизнеса из телевизионных передач. Ныне многие люди на Дальнем Востоке норовят перекочевать на Запад, а сам край вымирает. Заводы распродаются на металлолом. «За державу обидно!», «А главное, что дитям нашим после нас останется?!» – Артур помнил скорбные слова рабочих с Дальнего Востока, которых показали в одной злободневной политической передаче.
     Многие молодые люди в то время лишились молодости, а взрослые – обеспеченной жизни и старости.
     Когда Артур однажды на уроке в школе беседовал с Алексеем Быковым, своим школьным приятелем, с которым они сидели за одной партой, тот ему замечал, что его родители сумели скопить семьдесят тысяч рублей – еще тех советских денег! Было это в конце восьмидесятых.
     – Представь себе, – говорил он, – здорово обеспечили свою старость!
     – А мои скопили десять тысяч, – отвечал Артур, тоже полагая, что что-то на старости лет у его родителей тоже будет на сберкнижке.
     Но денежная реформа, проводимая бездушными циниками, лишила наших родителей спокойной старости…
     Современным людям это все надоело. Они никому не желают помогать. Им даже вбили в голову мысль о том, что если ты кому-то помогаешь, давая милостыню, – это таким образом проявляется твоя жалось к самому себе: «Не дай бог, мне оказаться в таком положении!» Некоторые думают: «Зачем я буду помогать? Есть государство, оно и должно заботиться о бедных; обратитесь в центры социальной защиты, благотворительные организации, там вам помогут! Нет, ведь ходят, просят. Надоели, оборванцы!» Среди таких «оборванцев» встречаются калеки в военной форме. Некоторые из них просят подаяния в метро, некоторые устраивают концерты, собравшись вместе, и поют песни о несчастной судьбе военного бойца, о несправедливости жизни и судьбы. Именно этих людей власть бросила на бессмысленную войну, на которой они лишились своих частей тела – кто рук, кто ног – а затем беспардонно бросила на произвол, давая им лишь подачки из казны, а те, не имея поддержки, стали прозябать остаток своих дней, борясь с нуждой. При всех сладких, но лживых речах политиков, судьба этих людей – не продолжение жизни, а жизнь в ожидании смерти и постепенное скатывание в пропасть материальной и моральной деградации. Они как спортсмены: их успехи и их тела, их помощь были нужны в свое время, – но и тех и других забыли потом. Успех и слава – это уличная женщина; она помнит только о деньгах, а о людях забывает.
     Жены некоторых из этих военных становятся проститутками – идут на панель, чтобы обеспечить семью, их мужья лишь горько смотрят им вслед от безысходности: с этим человеческим безразличием, в этой жизненной гонке, в которой господствуют волчьи законы, они не могут им помочь ничем, даже если тело было бы способно, и они могли бы обеспечить семью при соответствующих условиях; но общество их не примет: оно отвергает калек и не создает им условий для жизни.
     А в это время шуты гороховые из телепередач своими нелепыми шутками пытаются развеселить глупую публику, не отличающуюся от стада баранов ничем, кроме одежды: публика безудержно хохочет, а люди на сцене получают барыши за это якобы искусство, называемое знатоками новомодным течением в сфере эстрадной деятельности.
     «Такие люди фюреру нужны!» – как любил язвительно замечать тот самый одноклассник Артура, Алексей Быков, глядя на то, как бывший германский диктатор обходит строй мальчишек, которых потом бросали защищать Берлин в годы войны. «Обыкновенный фашизм» – этот фильм должен увидеть каждый. Обыкновенный фашизм происходит и сейчас: в мире много «горячих точек».
     Вот еще одно выражение: «Горячая точка». Оно вуалирует истинный смысл слов и положение вещей. Это не горячая точка. Это называется войной!!!
     «Вы хотите быть такими людьми, поставляемыми на войну? – думал Артур. – Вспомните фильм “Четвертое июля” и вам станет ясно, что нужно делать».
     Стоит прочитать о военном в отставке, капитане из «Сестры Керри», который пострадал от недостатков социального строя, стал религиозен и помогал другим страждущим, хотя сам нуждался. Он стоял на улице вечерами и к нему подходили бродяги. Он выстраивал их промозглым зимним вечером на мостовой, а сам как предводитель становился напротив и обращался к уличным прохожим:
     «…– Видите ли, джентльмены, у этих людей нет ночлега. Вы понимаете, что спать им где-то нужно, не могут же они лежать на улице! Мне нужно двенадцать центов, чтобы оплатить ночлег одного из них. Кто даст мне двенадцать центов?.. Джентльмены, что-то у нас вяло подвигается сегодня! У каждого из вас, наверное, есть постель, а как же быть с этими людьми?»
     Артур однажды заговорил с матерью о том, почему одни работают в офисах, а другие – возят отходы?
     – Мам, откуда берется талант, он дается свыше или это в генах? – спросил он.
     – Дается свыше, – ответила мама.
     – Но ведь у каждого есть таланты.
     – Да, у каждого.
     – Почему же тогда люди их не развивают, а работают непонятно за что и непонятно на кого?
     – Потому что ленятся, – просто ответила мать.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/26/2215

Вернуться к предыдущей главе: http://www.proza.ru/2013/03/25/2193