фото из интернета, к сожалению не знаю автора, но очень благодарна ему, что создал удивительное фото, так прекрасно иллюстрирующее рассказ.
(Персональная победа в 4м туре литературного конкурса "Команда"- Алиса Манки "Заостренный подбородок" http://www.proza.ru/2013/05/08/2117.
В общем зачете - 1 место команды.)
Когда Полина позвонила в дверь, оббитую добротным тёмно-коричневым дерматином, где-то внутри защемила тоска. Она нахлынула волной, словно ждала объект, в котором есть пустота, дабы заполнить её собой. Тоска эта была ноющей, холодной и пронизывающей до самой глубины. Она и раньше охватывала Полю у этой двери, со знакомыми с детства потускневшими гвоздиками... Где-то слева внизу всё ещё сохранилась дырочка, из которой много лет назад Полина вытащила один, тогда новый и блестящий, чтобы обменять у подружки на бусинку лилового цвета…
По ту сторону двери послышались шаркающие шаги, какой-то шум и щелчок выключателя.
– Живой, – выдохнула Полина и опустила взгляд на коврик перед дверью.
Он никогда не думал, что жизнь пройдет так быстро. Суета, работа, семья... Казалось, впереди много времени, а тут на тебе. Как говорится, встречай почётную старость.
Он не любил вспоминать времена, когда дети были маленькими. Он совсем не помнил их, словно их стёрла память, как яблоня освобождается от спелых яблок, оставляя на ветках лишь немногие, самые крепко приросшие плоды. Больно. Помнил только, что много работал, уставал и приходил ночами, когда девочки уже спали… Вспоминал как Мила, его жена, полусонная, закутанная в тонкий халатик, аккуратно открывала дверь, а потом заботливо кормила его... что-то рассказывала про детей и про пережитый день... Как её маленький заостренный подбородок упирался в его плечо и она мгновенно засыпала, а он гладил её волосы и наслаждался таким родным запахом… Помнил, как родилась Поленька, любимая внучка, первая и такая похожая на Милу. То же лицо, тот же характер. Даже жесты – точь в точь.
– Привет, дед! Почему так долго не открывал? – заговорчески зашептала Полина, просовывая голову в щель.
– Поля! Ты? – испугался он, не спеша распахивать дверь.
– Ну а кто же ещё придёт к старому грубияну, который не впускает в дом ни одного человека.
Полина решительно вошла и обняла деда. Она коснулась его шеи подбородком, чмокнула куда-то в сторону и похлопала по спине. Дед не спеша, робко поднял руки, чтобы обнять в ответ, как Полина уже отвернулась и прошла в комнату.
«Грубияном» его называла только она, ей разрешалось. Он никогда не церемонился с женским домашним коллективом, кроме внучки, за что и получил прозвище, а Полина полную свободу поведения с дедом.
Всё детство она провела в этой квартире. Все главные события дворовой жизни выбалтывала ему, дергая за усы, и он был счастлив, что она дарила шанс заново воспитывать девочку, окунаясь в сокровенный детский мир, раз не хватило времени на своих… После похорон Милы Поля какое-то время пожила с ним, чтобы научить его хотя бы вовремя есть и принимать лекарства, а потом ушла, ибо молодость не самая лучшая подруга брюзжанию старости. Он не настаивал, прекрасно сознавая, что жизнь продолжается, что надо учиться жить самостоятельно, без опеки. Что теперь придётся быть более собранным и отвечать за себя полностью. Тяжело.
Однажды, он перепутал таблетки и заплакал. Он подошёл к комоду Милы, на котором стояла вазочка со старыми жемчужными бусами и уже прогоркшей помадой, опёрся локтями о край, и стал тихо причитать, что ему трудно учиться жить заново… А потом в дверях появилась Мила. В том самом белом пальто, в котором он, молодой инженер, увидел её впервые и без памяти влюбился.
– Не плачь, Ники, - сказала тогда Мила. – Я не оставлю тебя.
С тех пор она приходила к нему, когда его жизненный оптимизм заканчивался.
– А ты молодец, деда, проветриваешь. Только уборку надо сделать, пыли много.
Полина подошла к тёмным занавескам и ловко задёрнула их, чтобы угомонить солнечный луч, высвечивающий пыль в комнате.
– Я плохо вижу, Поленька, – промямлил дед, присаживаясь в кресло у двери.
Девушка обошла большой круглый стол, стоящий посередине комнаты, и задержала взгляд на старой фотографии Милы. Молодая Мила широко улыбалась, наклоняя слегка голову направо, руки прятались в карманах белого пальто, а на голове пестрел платочек с восточным орнаментом.
– Бабушка очень красивая, правда, дед?
– Да. Она была необыкновенной... Только я понял это, когда потерял её, – он тяжело вздохнул и уставился на Полину. – Ты-то как, внученька?
В голосе старика прозвучала не то мольба, похожая на сквозняк, вырывающийся из-под двери; не то неуверенность; не то страх собственному вопросу…
– У меня всё окей! Вот к тебе пришла, соскучилась страшно, деда, даже понять не могу, почему к тебе тянет, тоска прямо…
– Ничего, Поленька, этого нам не понять, почему тоска грызёт. Человек он, знаешь, такое существо, что не уняться ему никак. Всё рыпается, всё дергается чего-то…
– О чём это ты?
– Да так, бурчу по-стариковски…
Старик закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла, чтобы легче дышалось. В комнате было свежо, и свежесть эта была особенной, будоражащей, весенней. За окном послышалось щебетание птиц и чей-то крик. Кто-то кого-то звал домой.
– Дед, я хотела спросить… – Полина замялась, – бабушка к тебе ещё приходит?
– Приходит иногда, а что?
– Мне интересно, а ты действительно её видишь?
– Вижу, как тебя, Поленька.
– И говоришь с ней по-настоящему?
– Как с тобой и говорю…
– Дед, а я ведь не просто так здесь.
Полина подошла к нему и села на пол, складывая руки крестом на его коленях и упираясь в них острым подбородком. Больно.
– Догадываюсь… – старик заметно заволновался и заёрзал на месте.
– Тебя дочки решили в дурку упрятать. Весь день совещаются, когда это сделать – завтра или попозже... Помнишь, «скорую» тетя Оля вызывала, а ты раскричался и разогнал всех?
Старик кивнул. На его щеке, сбоку, появился мокрый след, заполняя глубокие морщины прозрачной жидкостью.
– Это был специальный врач, дед, и он вынес тебе диагноз. Плохой диагноз… А потом тётя Оля приценилась к квартирке, нашла съёмщиков и пришла к маме уговаривать избавиться от тебя, грубияна!
Полина встала и неуверенно начала кружиться на одной ноге, как любила делать в детстве, гуляя с дедом в парке, еле удерживая равновесие при возвращении на исходную позицию.
– И вот дед, принято решение: что ты сошёл с ума, разговариваешь с призраками, и места тебе нет в обществе нормальных людей, – громко, почти нараспев выкрикивала она, смешивая отчаяние, сочувствие и безнадежность чьего-то приговора.
– Твоя тётя Оля больно умная, – зло отозвался старик.
– Моя тётя Оля – твоя дочь... У тебя квартира в центре, а у неё – - кредиты. И у неё есть претензии к тебе, дед! Мало внимания уделял, говорит. Не видела тебя она, когда росла. Ну, прямо сиротой себя ощущала... Слова доброго не слышала от папы. Расхлебывай воспитание! – казалось, что Полина не может остановить собственное кружение.
Она почти истерично выкрикивала, как ещё виноват старик перед детьми, а он смотрел на неё и не понимал, что сейчас происходит перед его глазами…
Вдруг Поля резко остановилась.
– Нам надо что-нибудь придумать, дед, – выпалила она, – срочно придумать!
– Что же тут придумаешь, когда свои бьют под дых?
Старик встал и пошарил рукой в кармане брюк. Достал таблетки, выдавил одну и положил под язык.
– Я хоть и старый уже, но сильный, внучка. Я ещё могу то одолеть, чего многие не выдержат… Я такую жизнь прошёл, что этот заговор – тьфу, мышиная возня против моих переживаний. Уж я-то справлюсь...
– Отлично дед. Рада слышать! Вот за этим я и приходила… не сдавайся, никогда. Помнишь, как меня учил?
Полина нежно, едва касаясь, обняла старое тело, а потом нарочито ткнула подбородком прямо ему в грудь.
– Никому не давай себя в обиду, – сказала она серьёзно почти чужим голосом.
У старика зазвенело в ушах.
Когда он закрывал за ней дверь, она резко обернулась и упёрлась взглядом в его влажные глаза.
– Передавай привет бабушке. Скажи, что я любила её…
- Передам.
Старик сидел за столом, теребя в руках выгоревшее со временем чёрно-белое фото Милы. Он не знал, что ему делать. Не знал, что думать, о чём говорить с Милой, или дать волю эмоциям, чтобы освободиться от тисков, сжимающихся внутри... Мужчины не плачут.
– Полюшка... внученька, – вдруг отчаянно заскулил он, прикрывая рукой грудь, ещё помнящую след от заострённого подбородка, – за что же мне такое испытание на старости лет… какая ж неведомая сила тебя привела... лучше бы ты рассказала, какой изверг убил тебя… лучше бы ты позвала меня с собой…
Алиса Манки