В наушниках ария Иуды из старенькой оперы "Jesus Christ Superstar", настойчиво спрашивающего Спасителя. Взгляд скользит по мокрым страничкам томика Салтыкова-Щедрина, брошенного на помойке. Дома телевизор с ставшей привычной новостью из Лондона.
Вдруг господа Головлевы останавливаются под окнами. Первым из машины выходит глава семейства. Сухонький, подвижный мужичок открывает заднюю дверку авто. Появляется дородная женщина лет шестидесяти. В этот время её сын уже достает из багажника набитые пакеты и сумки. Семейство шествует к своему подъезду. В наушниках Иуда терзает своими вечными вопросами Христа, в телевизоре осиротевшее на короткое время далекое поместье. Ничего не изменилось. Эти господа словно слепые, ходят и ходят по вечному кругу, порой нагоняя тени предыдущих. И наслаиваясь, создают зыбкий образ вечного Жида. Наша Фата-моргана, заползающая в души правителей, путешествующая по векам, накрывающая Россию.
Порфирий Владимирович. Ты же не родился с генами сребролюбия. Она же, Арина Петровна, возможно и сама не желая, слепила твой образ. Приспособила тебя к этой жизни. Сама не понимая, что получается ещё хуже её. Она же сама приспособилась ко лжи, иезуитству. Почему мы должны обвинять её сына?
Время подлое. А Родина? Имею ли я право назвать и её? Но он же появился здесь, впитал этот лживый воздух, ощущая горечь жизни в молоке матери. Разве виноват он? Виновата его Родина. Та,от которой бежал и та, к которой стремился тринадцать лет. Зачем? Она же предоставила ему неограниченные возможности. С её помощью он получал из воздуха то, что он до последней минуты считал главным в своей жизни. То, что открывало для него впоследствии все двери.
Арина Петровна, иудушкин синоним Родины. Разве не с маменьки начинается восприятие окружающего мира? С её отрезанной, но оставшейся в сознании, пуповины, подчиняющей потомство. Она же создала условия для накопления первичного капитала. Не для одного Иудушки. Для всех этих, кто борется за власть. Для них это не ответственность и терзания совести за невыполненные обещания. Власть, как и для него, для них уже первично. Без власти они ничто. Самый сильный наркотик любого российского чиновника. Создающий иллюзию благополучия. Пуповина, отравляющая последующие поколения иудушкиным ядом. Загораживающая иудушек от душевных терзаний. И лишь в конце...
Иуда, перестав терзать Христа вечными вопросами, уходит получать свои сребреники. Мартовский морозный ветер перелистывает заиденевшую страничку вечного романа:
"— Надо меня простить! — продолжал он, — за всех… И за себя… и за тех,..."
Мелькает в поднявшейся метели: "На другой день, рано утром, из деревни, ближайшей к погосту, на котором была схоронена Арина Петровна, прискакал верховой с известием, что в нескольких шагах от дороги найден закоченевший труп головлевского барина".
Дворник-таджик подхватывает совковой лопатой измочаленную книгу и ловко закидывает её в полный дряни контейнер. И лишь тонкий шелковый шарф, вырвавшись, удавкой прихватывает ближний облезлый куст сирени.