Мими

Яна Голдовская
Она до сих пор вблизи, моя Мими. Хотя она вовсе не моя, - она всегда сама по себе...
Просто ей необходимо иногда, а, скорее, - почти всегда, изливать свои жалобы, свои беды и разочарования кому-нибудь...И я подхожу для этой роли, как никто, вернее,- подходила когда-то...
Но теперь, несмотря на то, что нахожусь сейчас по волею судьбы снова недалеко от неё, уже не выдерживаю прежних нагрузок.

Эту маленькую неутомимую женщину  я знаю пятнадцать лет.
Знакомство наше тривиальным не назовёшь...
В марте 1998 года, безумно соскучившись по дочери, я приехала в Германию, в старинный её университетский город Тюбинген, и остановилась в скромном отеле «Барбарина», что находился  почти впритык к аспирантскому общежитию, в крошечной квартирке которого поселилась моя девочка.
И, когда мы оживлённо переговаривались с ней перед стойкой регистрации этой самой «Барбарины», маленькая худенькая черноволосая женщина за этой стойкой внезапно всполошилась, зарделась, и  вдруг отчаянно-вопросительно спросила,- «вы — русские?»...
Так началась наша дружба с Мими.
По утрам, в почти безлюдной гостинице, она приносила мне кофе на столик в  маленьком холле, присаживалась рядом, и говорила, говорила...
В редкие свои свободные часы после работы ей хотелось показать мне самые красивые места в окрестноcтях, и тогда она везла меня на своей красивой машине в какой-нибудь древний прекрасный замок на горе...

Она была болгаркой, вышедшей вторым браком за немца, который оказался клиентом её процветающего турагенства в Варне.И переехала к нему в Германию, оставив и розы и море, и свой вполне благополучный маленький бизнес.

С Россией же её связывало студенчество в МГУ, и не только...
Выступив наивно по радио на какую-то правозащитную тему, юная болгарка была выслана на «химию» за Урал, где провела два или три года, пока её не вытащил оттуда болгарский посол.
Она до сих пор сохраняет любовь к советской музыке тех лет,- Ротару, Пугачевой,  и ещё многим другим, которая у меня вызывают искреннее удивление.
В те времена мы увлекались только западной музыкой.
Пугачёвой порадовались искренне,- это был  временной прорыв,- и музыка и слова тех первых её песен были гармоничны и чудесны, ну а потом всё вернулось на круги своя, постепенно смешавшись с мелодраматичной обычной попсой.
Но у Мими эта любовь осталась навсегда.
   
      После моего отъезда Мими стала близким человеком для моей дочери и её будущего мужа. И даже - посаженной матерью на их свадьбе через полгода.
Я не могла приехать,- просто не успевала поменять паспорт.
      Кто знал, что девочка моя не станет тянуть кота за хвост всякими гражданскими союзами?...Нет, брак, так брак, - сразу и навеки веков.
А я могла только бесконечно перелистывать чудесный альбомчик с их свадебными фотографиями, и потом, через год, когда уже родилась моя внучка, одну из этих прекрасных фотографий, увеличенную до плакатного размера, увидела в витрине того самого фотоателье г. Тюбингена.

      В то лето второго моего приезда мы очень часто виделись с Мими и её славным мужем Арменом, несмотря на то, что оба они работали, как проклятые, не гнушаясь никакой работой, особенно Мими...
Она перемывала горы посуды, убирала в том самом отеле, а по вечерам помогала мужу со всякими бухгалтерскими делами, да ещё нанималась параллельно и на всякую тяжёлую домашнюю работу к разным частным людям... И потом, когда в Германии уже не находилось хорошо оплачиваемой работы, она уезжала на заработки в Испанию - ухаживать  за немощными, но обеспеченными.
 
Её мечтой был - собственный дом.
Не снятые квартиры, не лишь бы что, нет,- только настоящий прекрасный ДОМ! Обставленный так, как хотелось бы только ей. Никакой ИКЕИ, ничего простецкого,- её дом должен быть «перфектным»,- ах, это любимое её слово!...Сколько раз оно её подводило, вернее, не оно, но стремление к нему.

      Да, мне удалось увидеть эту сбывшуюся мечту через несколько лет, когда после всех своих перенесенных физических катастроф, окольными путями я снова оказалась в Германии, чтобы увидеть теперь уже маленького своего внука.

Дом стоял на горе, окруженный розовым садом. Описать его  подробно не смогу. Да и ни к чему это...Этот дом был лучше любого на Беверли -хиллз,- и по экс-, и по интерьеру.
В нём не было тех больших свободных пространств, что так типичны для американских особняков. При всей своей роскоши он был и функционален и по-славянски уютен,- и антиквариатом, и цветочными вазами и полотняными скатертями-занавесями и пр. и пр...Всё в нём было - перфектно!
Мы обедали  на террасе за  большим круглым столом под  цветным зонтом в окружении цветочного изобилия...

У Мими всегда хватало времени на всё, - и на уход за домом, и на цветники, и на долгие пешие или велосипедные прогулки в близлежащиее леса и близстоящие горы.

   ... Через два года я узнала, что всё кончено. Кризис полностью разорил маленькую фирму-магазин электронных товаров Армена, он стал безработным, и содержать дом-мечту стало совершенно невозможным. Его пришлось продать.
Армен купил небольшую квартирку, полностью отремонтировал её сам, и даже нашёл какую-то малооплачиваемую работу, но всё же... А Мими снова «пошла в люди»,- и  почти три года она без отпуска и выходных жила в чужом доме, ухаживая круглосуточно за двумя престарелыми больными сёстрами.
Ей снова удалось скопить деньги на дом,- теперь уже в Болгарии,  в расчёте не на жизнь, а на старость...

Но как только она лишилась этой последней своей каторжной работы в январе нынешнего года, первый( полуподвальный) этаж её не шикарного, но вполне благоустроенного нового дома залило прорвавшейся водой, погубив и пол, и утеплённые стены, и белые ковры и белые кожаные диваны...

Сейчас  Мими снова в поисках работы.
И, хотя по-прежнему эта крошечная худенькая женщина может свернуть горы, её возраст уже слишком большая помеха для трудоустройства,- ей 62.

И самое ужасное то, что мне, оказавшейся здесь уже не временно, а как-бы до конца, уже не здоровой и отнюдь не весёлой, совершенно не хватает сил, чтобы поднять ей настроение, чтобы внушить надежду, чтобы самой стать такой, как раньше, на что она всё ещё надеется...

Держись, Мими!