Моему другу и научному консультанту Henri de Navarre посвящается.
На самом деле его фамилия другая, но он просил указать так. Давайте уважать его желание.
Профессор Рётеманн заметил таракана, когда тот влез на письменный стол.
В этом не было бы ничего необычного, если бы в доме профессора Рётеманна просто не могло быть ни тараканов, ни мух, ни домашних муравьев, и прочей подобной живности. Дело в том, что профессор Рётеманн был доктором палеонтологии, который всю жизнь посвятил не раскопкам, а лабораторным исследованиям найденных костей, и был очень чистоплотен – профессия обязывает. Кроме того, профессор страдал инсектофобией, поэтому вид любого насекомого вызывал у него не то чтобы ужас, но явное недоброжелательное отношение. И, естественно, профессор не реже раза в месяц вызывал специальную службу, которая тщательным образом травила возможных насекомых, которые имели несчастье проникнуть в профессорский домик.
Его небольшой дом стоял на невысоком холме, и был очень чистеньким и уютным. Профессор не был женат, поэтому служанка, приходившая к нему убирать и готовить по-утрам, содержала дом в полном порядке, а сам профессор был ужасающим аккуратистом в бытовых вопросах.
В этом домике профессор жил уже несколько лет после того, как покинул кафедру в университете, чтобы заняться, наконец, нефундаментальной наукой. Проще говоря, профессор изучал смысл жизни, но не в абстрактном, а в биологическом плане. У него была своя лаборатория, оборудованная различными современными приборами, а сама работа доставляла ему подлинное удовольствие.
Вот и сейчас профессор сидел за письменным столом, систематизируя полученные за неделю экспериментов результаты.
И тут появился таракан.
Будучи, как я уже сказал, человеком, брезгливым по отношению к насекомым, профессор сделал то, что сделал бы любой в такой ситуации.
Он снял с ноги тапочек и прибил таракана.
Однако, к вящему удивлению профессора, заведомо покойный таракан вовсе не превратился в бесформенную кучку биологического материала, а как бы смялся. То есть форма его осталась тараканьей, но слегка примятой сверху. Это было крайне необычно, потому что профессор ударил тапочком довольно сильно. Таракан был просто обязан размазаться по поверхности стола, как это и бывает в подобных случаях.
Кроме того, таракан начал искрить и потрескивать, и из него стала течь какая-то жидкость голубоватого оттенка.
Профессор ничего не понял, но заинтересовался. Теперь, когда стало ясно, что это не обычный черный таракан, он перестал рассматривать его, как насекомое, и, стало быть, с профессорской инсектофобией можно было повременить.
Профессор встал, обошел стол, и попытался разглядеть таракана поверх очков. Ничего толком не увидев, он взял с лабораторного стола пинцет и чашку Петри, дабы поместить останки таракана в более подходящую для исследований посуду. Заставить себя прикоснуться голыми руками к пусть и странному, но все же таракану, профессор не смог.
Подцепив таракана пинцетом, профессор понял, что это совсем не таракан. Потому что тараканы, как и почти все насекомые, должен быть мягким, а этот был совершенно жестким. Даже, пожалуй, металлическим.
С чашкой Петри и с положенным в нее «тараканом» профессор прошествовал к электронному микроскопу, который позволял делать фотоснимки исследуемого предмета.
Под микроскопом «таракан» выглядел абсолютно явным механизмом, похожим на таракана. Все это озадачило профессора Рётеманна не на шутку. Что же это такое может быть ? Профессор, как гуманитарий в душе, совершенно не имел представления о технологических открытиях, если только они не касались его любимого предмета – биологии.
Поэтому он решил привлечь к загадочному «таракану» внимание профессора Генриха, своего соседа, который как раз был инженером-технарем, как говорится, до мозга костей, и который в свое время предложил несколько изящных технических решений в космической отрасли. Уж он-то разберется, что к чему.
Профессор Генрих тоже был одиноким джентльменом, но наукой более не занимался. Он жил в нескольких километрах от дома профессора Рётеманна, и пытался смодулировать (абстрактно, в мыслях) возможные варианты развития человечества. Короче говоря, просто мечтал.
Профессор Генрих не имел у себя в доме нужных для исследования «таракана» приспособлений, а также не признавал современных видов связи. Поэтому профессор Рётеманн, сделав несколько фотоснимков необычного механизма, сел на велосипед (автомобиля у него не было), и поехал к профессору Генриху.
Приехав минут через двадцать, профессор Рётеманн застал профессора Генриха в глубоких размышлениях, что выражалось в отпитом бокале французского коньяка и клубах дыма из профессорской трубки, которые профессор Генрих и обозревал под потолком обеденной залы, пытаясь (абстрактно) представить себе теорию Большого Взрыва на окончательной стадии развития.
Тем не менее профессор Рётеманн прервал сии благостные размышления, положив на столик перед профессором Генрихом снимки, сделанные электронным микроскопом, и задав вопрос:
- Что это может быть, Генрих ?
Профессор Генрих мельком поглядел на снимки.
- Это таракан, профессор. – ответствовал он, отпивая из бокала глоток. – Причем прибитый чем-то тяжелым. Например, тапочком.
Как технарь, он просто констатировал факт, не вдаваясь в его изучение.
- Генрих, ну посмотри внимательнее. Какой же это таракан ?
И профессор Рётеманн ткнул пальцем в другие снимки, на которых явно просматривались свидетельства того, что это – НЕ таракан.
Профессор Генрих наконец соизволил вернуться из высоких эмпиреев на грешную землю, и уже внимательнее рассмотрел снимки. С каждым снимком глаза его все больше разгорались интересом. Потом он пересмотрел их еще раз, и еще.
- Какой размер у этого…механизма ? – наконец произнес он.
Слово было сказано. Профессор Генрих признал таракана механизмом.
- Какой ? Размер обычного таракана, - ответил профессор Рётеманн.
- Так не бывает, - сказал профессор Генрих. – Кому нужно делать механического таракана, и тем более, запускать к тебе в дом ?
- Я не знаю, кому и зачем, - ответил профессор Рётеманн. – Я увидел его на своем столе, подумал, что это настоящий таракан, и прибил его.
- Кто бы сомневался, - ответил профессор Генрих. – Ладно, а исследовать его ты не пытался ?
- Генрих, ну ты же знаешь мое отношение к насекомым. Я…Я не смог…
- А еще называешься биологом, - с ноткой превосходства заметил профессор Генрих.
- Генрих, поехали сейчас ко мне. У меня аппаратура, инструменты. Я тебе дам все возможности…
- Не могу.
- Почему ?!!
- Во-первых, у меня нет велосипеда. Во-вторых, моя машина в ремонте. А пешком пять километров мне тащиться неохота. В-третьих, таракан никуда не убежит. Ты его сломал. А в-четвертых, у тебя в сумке ноутбук.
- И что с того ?
- А то, что твою лабораторию делал я сам, если ты забыл. И у тебя там все роботизировано и управляемо на расстоянии.
- Я и вправду забыл, Генрих. Что ты предлагаешь ?
- У меня хоть и нет Интернета в доме, но твой ноутбук вполне работает от Вай-Фай. Так что давай подключайся к своей аппаратуре отсюда. А я пока абстрактно реконструирую появление газо-пылевых туманностей.
И профессор Генрих выпустил пару клубов ароматного дыма манильского табака из трубки.
Профессор Рётеманн, мысленно проклиная себя за недогадливость, достал свой ноутбук, подключился к Сети, вошел в виртуальное пространство своего дома и подсоединился к лабораторному компьютеру.
Действительно, профессор Генрих в свое время уделил достаточно внимания и инженерной смекалки, чтобы помочь своему другу с оборудованием. Он роботизировал и свел в одну локальную сеть все механические процессы в лаборатории, и теперь профессор Рётеманн мог управлять своей работой, находясь в любой точке Земли, где есть Интернет.
Разложив на столе ноутбук, и проделав нужные манипуляции, профессор Рётеманн подключился к своему лабораторному комплексу.
- Готово, Генрих, сказал он.
Профессор Генрих степенно положил газо-пыле-туманную курительную трубку на специальный держатель и подошел к столу.
- Так, посмотрим, что тут у нас, - сказал он, осторожно переключая клавиши на клавиатуре и действуя джойстиком.
На экране было видно, как манипулятор открыл чашку Петри, которая все еще лежала под электронным микроскопом и которую профессор Рётеманн предусмотрительно закрыл крышкой.
Таракан – или Не-таракан – все еще лежал в том же положении, в котором его оставил профессор Рётеманн. Только лужица под ним несколько увеличилась, и приобрела цвет синего металлика. И еще она булькала, что было ясно видно на экране.
- Что же это такое ?... – задумчиво произнес профессор Генрих. – Ты не видел, когда таракан двигался – у него был какой-нибудь выхлоп типа автомобильного ?
- Я не заметил, - честно признался профессор Рётеманн.
- Если нет, - вслух размышлял профессор Генрих. – То он работает на электричестве. При частичном разрушении корпуса могли быть повреждены аккумуляторы. Но электролит при вытекании не кипит, как мы видим здесь. Значит, это не аккумулятор. Что же может служить источником питания…. Профессор, вы температуру таракана измеряли ?
- Да я вообще его только в чашку Петри положил, и то с помощью пинцета. А потом сразу к вам.
- Хорошо, я понял. Так, заведем термометр.
На экране термометр с рабочей капсулой толщиной в кончик иглы направился к таракану.
Отметка температуры потрясла профессора Генриха. Она составляла 290 градусов по Цельсию.
- Этого не может быть, - пробормотал профессор Генрих.
- Чего не может быть ? – спросил профессор Рётеманн.
- Такая температура бывает только в ядерном реакторе, - ответил профессор Генрих.
- Может, термометр испортился ? Проверь еще раз, - посоветовал профессор Рётеманн.
Профессор Генрих так и сделал. Термометр показал 370 градусов.
- Боже мой, - сказал профессор Генрих.
- Что ?!
- Иди сюда, быстро ! – и профессор Генрих потащил профессора Рётеманна к счетчику Гейгера. Счетчик активно запиликал, а потом и заверещал. Его показания были равны 1.5 мЗ.
- Слава богу, не смертельно, - с облегчением сказал профессор Генрих.
- Ч-ч-что это такое значит ? – спросил профессор Рётеманн.
- Я ж говорю – в твоем таракане ядерный реактор. А ты хватанул дозу, когда разрушил его.
- И что теперь ?
- Теперь снова замерим температуру.
Термометр показал 560 градусов Цельсия. Сам электронный микроскоп начал плохо работать – экран зарябило, пошли помехи.
- Так. – произнес профессор Генрих. – Это уже очень плохо.
- Объясни.
- Наблюдается так называемый «концевой эффект». Протоны из обычных сделались быстрыми. Охлаждающие стержни, или что там у них вместо них, расплавились, и началась неуправляемая ядерная реакция. А это очень плохо.
- А почему микроскоп зарябил ?
- Действие радиации. Он же работает на электронном уровне. Протоны, разлетающиеся из реактора, воздействуют на окружающие электроны. А, ладно, все равно не поймешь.
- Что же делать ?
- Ты – быстро снимаешь всю одежду и лезешь под душ. Активированный уголь я тебе сейчас принесу. Запьешь коньяком. Сколько сможешь – столько выпей…
…Все было проделано за десять минут. Профессор Рётеманн, слегка пьяный, стоял рядом с профессором Генрихом в халате профессора Генриха, надетом на голое тело, наблюдал за грибовидным облаком над холмом, где еще секунду назад стоял его аккуратный домик.
А вместе они размышляли не столько о «таракане», сколько о том, какие объяснения им придется давать полиции и специальным службам обо всем произошедшем.
Впрочем, снимки сохранились…
Написано 25-26 марта 2013 года.