На днях первый канал порадовал страну фильмом «Кококо» режиссера Дуни Смирной. Ну что сказать. Некоторые особо романтические барышни счастливо уверены, что фильм «Кококо» – это кино про двух странных девушек за тридцать, одна из которых толстая, но умная, а вторая глупая, но с фигурой. Однако на самом деле это кино вовсе не про девушек с трудной сексуальной судьбой, у которых мужа нет, а тут еще и Ходорковского посадили. Нет-нет, девушки здесь вовсе не героини, а всего лишь расходный материал, антураж второго плана. Главное здесь – аккуратно вставленные умелой рукой режиссера малоприметные оппозиционные ловушки. Этакий бесконечный несанкционированный митинг по всем телевизорам страны.
И не надо удивляться. У нас уже были оставшиеся безнаказанными попытки под видом киноискусства втюхать стране провокационное дерьмо – фильм Алексея Учителя "Край" http://vorontsova-nvu.livejournal.com/419608.html яркий тому пример. В этом фильме пришедший с войны фронтовик продает свои боевые награды только ради того, чтобы купить тряпки немецкой девке, по русской земле едет победный поезд с немецким названием, а немецкая девка прижимает к ногтю переживших войну русских баб, и так далее. Вот из той же серии таких вот несложных антироссийских провокаций и фильм Дуни Смирновой.
Вообще забавно, как Дуня Смирнова умудрилась в одной скромной серии законспектировать и успешно продекларировать на всю страну абсолютно все тезисы наших заклятых друзей:
- свободу Ходорковскому,
- неподчинение законам России посредством организации несанкционированных митингов,
- Россия – это фашизм и враг Кавказа,
- циничное высмеивание материнских чувств,
- выказывание унижения и презрения к православным священникам.
*
Итак, фильм начинается с того, что некая Лиза, бездетная интеллигентка и рукопожатная оппозиционерка, возвращается из Москвы на поезде. К ней в купе подсаживается некая Вика, необразованная хамоватая девица из гущи народных екатеринбургских масс со склонностью к проституции и уютному домашнему очагу. У них крадут документы, они попадают в милицию, где, естессно, ужасно грубые менты пытаются запихнуть Вику в железную клетку. Лиза ее выручает и берет к себе жить. Вопрос: зачем? Дуня Смирнова удачно нагоняет на зрителя легкий маскировочный морок – дескать, добрая очень, вот и берет.
Однако есть в фильме и настоящий ответ, и он нисколько не скрывается. Да просто Лиза по профессии этнограф. А Вика, по выражению Лизы, это народ. Вот она и решила, взяв Вику к себе на постой, получше изучить живую народную особь.
С этого момента жизнь Лизы медленно превращается в ад. Противостояние интеллигенции и народа набирает свои кровавые обороты…
*
Но поначалу все очень даже ничего. Поначалу по уши засравшуюся в быту интеллигентку и оппозиционерку Лизу грубая и необразованная народница Вика погружает в чистоту кастрюль и полов, а также в аромат домашних котлеток. И поначалу Лиза даже радуется наконец-то отмытому чайнику и выскобленной до блеска кухонной плите – таких чистых вещей она не видела уже давно, признается Лиза.
Но вот беда – Лизе неудобно перед Викой. Нет, не за дикую грязь, которую увидел посторонний человек, – за эти мелочи вдохновенной оппозиционерке Лизе и в голову не приходит постыдиться. Ей неудобно за то, что она использует представительницу народа Вику в качестве уборщицы. В общем, Лиза долго мучается этим фактом, как вдруг однажды ей приходит в голову оригинальная мысль нанять уборщицу! И она ее нанимает. Но уборщицу быстро выгоняет Вика – по той причине, что уборщица моет плохо, без души.
Таким образом, режиссер Дуня Смирнова как бы дает нам понять, что возить говно за рукопожатными оппозиционерами – это как бы природная склонность русского народа, и не надо этому препятствовать, а надо всячески это поощрять.
*
Не обошлось в фильме и без извечной интеллигентской забавы – сладостного обсасывания тяжкой народной доли. Для этого Дуня Смирнова погружает нас в ночные посиделки героини с бывшим мужем под бутылку вина. С непременным чувством вины и легким оттенком раскаянья Лиза рассуждает на тему «мы и народ». И народ в этих рассуждениях выглядит, прямо сказать, чудовищно:
– Я последнее время думаю: как ужасно несправедливы мы к своему народу. Мы его просто не понимаем! – возвышенно восклицает Лиза. – Вот Вика. Она же и есть тот самый народ! Да, у нее ужасный вкус. Да, у нее хамские манеры. Да, она одевается как проститутка. Но при этом какая витальная сила! Какая она яркая! Сколько в ней всего намешано. Вот за этой внешней грубостью – там есть и житейская мудрость, и юмор, и жизнерадостность, способность выжить в любой среде.
– Как у крыс, – констатирует бывший муж героини.
– Фу, ну как тебе не стыдно, - благородно возмущается Лиза и переходит к любимой части классических интеллигентских страданий: – Неужели ты правда не понимаешь, что мы перед ними виноваты? Мы же с детства читали книжки, у нас были интеллигентные родители, нас водили в музеи, в театры, помогали поступить в университеты. А что видели они? Ты подумай, какая страшная судьба у этого народа!
Э-э…
Даже и не знаю, что вам сказать.
Ну что, прочувствовали страшную народную судьбу? Отметили тонкий режиссерский нюанс – не у нашего народа судьба, а судьба какого-то этого народа? А ведь это про нас с вами говорят! Это над нашей страшной судьбой - без книжек, без театров и музеев, без высшего образования – льет крокодиловы слезы Дуня Смирнова. Это про нашу жизнь без театров и книжек врет на голубом глазу госпожа режиссерша – и не краснеет.
Лично у меня было все – огромная по тем временам домашняя библиотека, билеты в театр и даже консерваторию, педагогический вуз. И таких, как я, девочек из простых семей с абсолютно нормальными судьбами я устану перечислять.
Так зачем же Дуня Смирнова так навязчиво внушает зрителям мысль, что русский народ – это только такая вот необразованная хамка Вика с какой-то там страшной судьбой, а другого русского народа как бы и нет?
*
Рассмотрим еще один интересный факт из жизни оппозиционной интеллигенции, буквально свившей в музее ядовитое рукопожатное гнездо. Первый рабочий день Лизы начинается с того, что в столовой к ней подходит какой-то гнусноватой внешности лысоватый очкастый мужичонка с серьгой в левом ухе и печально говорит:
– Любовь моя, ты подписала?
– Что подписала?
– Письмо в защиту Ходорковского. Ты не слышала? Его опять в шизо отправляют.
– Вот сволочи, – убежденно высказывается о путинском режиме главная героиня фильма, – я в Москве была, не знаю.
– Иди подписывай у Наташи
- Поем и подпишу. Слушай… – говорит Лиза с приятной улыбкой, – а Леньчик подписал?
– Подписал, – кокетливо отвечает мужичонка, – не сразу, конечно, но подписал. Вот Гаврилова – отказалась.
– Кто бы сомневался, – с презрительной холодностью реагирует Лиза.
А лысый с серьгой мстительно продолжает:
– Вот мы сегодня на кафедре вечером собираемся. Теперь уже для того, чтобы подписать письмо по поводу Гавриловой. Надо, чтоб ты рукой мастера прошлась.
Видите, как все просто у Дуни. Ты против Ходорковского? Затравим! Вот и Лиза насчет готовящейся расправы над неугодной Гавриловой нисколько не возражает, не видя в таких методах расправы ничего зазорного для интеллигентного человека.
*
Однако тема Гавриловой еще не закрыта. Чуть позже нам сообщается, что бывший муж главной героини выбил у этой Гавриловой для Лизы командировку в Гетеборг. На что следует гордый Лизин ответ:
–Я ничем не хочу быть обязанной этой партийной суке!
Хм.
Надо полагать, речь идет о партии власти?
*
Но не только Гаврилова не дает спокойно спать рукопожатным демократам. Мысль о России не оставляет их даже в состоянии сильного алкогольного опьянения. Вот, например, любопытная реплика Лизы в момент очередной домашней попойки:
– Я же последнее время смотрю только РЭН-ТВ, – с просветленной печалью говорит Лиза, – там хотя бы есть Осокин, Максимовская. Даже если они всю правду не скажут, они ж хотя бы намекнут! – со слезой в глазу и ноткой обреченности в голосе резюмирует Лиза.
Но выпить больше нечего, Вика давно уже спит головою в стол, и кадр меркнет.
*
Вообще пьет оппозиционная интеллигенция в фильме много, можно сказать – только и делает что пьет, каждую свободную минуту и по любому поводу. А после попойки мается похмельем и спит на рабочем месте. И это единственная правда, случайно вылетевшая из Дуни. Более того, это абсолютное новое слово в искусстве кинематографа.
Раньше-то как было? Раньше в задачу новорусских режиссеров входило смакование мерзостей пьянства именно в народной среде. А интеллигентской прослойке отводилась скромная роль непьющей страдалицы за судьбы мира.
И только Дуне Смирновой удалось отойти от этих грубых нелепых шаблонов. Интеллигенция, представленная Дуней как сплошь оппозиционная, от тотального безделья пьет как лошадь.
*
Не прошло и пяти минут, а уж перед нами очередная оппозиционная попойка, призванная на этот раз как бы продемонстрировать нам – вот, дескать, смотрите, как духовно, как дружно и весело наша рукопожатная интеллигенция проводит время. И это самый мерзкий момент в фильме, наглядно доказывающий, что для рукопожатных интеллигентов нет ничего святого, а уж слово «мать» для них и вовсе ругательство.
Тот самый Леньчик, который «подписал», пародийным голосом Эдиты Пьехи поет старую советскую песню («Вязаный жакет», муз. А.Долухонян, сл. Н.Доризо) о том, как в день 16-летия дочери мать вручила ей вязаный жакет, который она сама же вязала всю ночь, – солгав, что это подарок от отца, который их давно бросил.
Песня, конечно, довольно наивная, но, какая бы она ни была, главное в этой песне то, что она о материнских чувствах, о материнской самоотверженности – и можно ли над этим глумиться? Рукопожатные интеллигенты в лице Дуни Смирновой твердо отвечают: можно. И вот Леньчик допевает последний припев:
Ты о нем не подумай плохого.
Подрастешь - сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет вместе с нами.
Вот последнюю строчку припева – «Хоть давно не живет вместе с нами» – интеллигенты из музея и решили духовно изнасиловать, пустив ее по кругу. Каждый придумывает свою версию, одна гнусней другой: «просто он сильно пахнул ногами» – добавляет лысый с серьгой, «просто он щас ушел за грибами» – веселится Леньчик, «просто он был кретин и с усами» – вставляет кучерявая тетенька, «просто он стал встречаться с парнями» – креативно предлагает добрая Лиза.
Да уж… Однако этого набора гнуснятины лысому мужику с серьгой показалось недостаточно, и тогда он берет две последние строчки запева – самые пронзительные строчки, несущие в себе высокий духовный и воспитательный смысл, вот они:
Лишь любовь безгрешная, лишь родная мать,
Может так заботливо и так свято лгать
– и уродует их так, что хочется стошнить. Вот как усилиями рукопожатных интеллигентов эти пронзительные строчки звучат в глумливой переделке:
«лишь ближайший родственник, лишь родная мать
может так бессовестно и так нагло лгать».
И все мило смеются, всем нравится. И только недалекая необразованная Вика робко пытается защитить песню:
- Ну чего вы, хорошая же песня, - тихо говорит она.
Но на нее никто не обращает внимания.
*
А между тем в Питере проездом оказывается отец дочери Вики. Оказывается, у Вики есть дочь. Оказывается, Вика забеременела в 16 лет – рановато по советским, да и по российским меркам. Теперь дочке тоже 16, живет она у тетки в деревне. А на вопрос, почему у тетки в деревне, а не с матерью в городе, – слышится лишь невнятное бормотание, так и не получающее в фильме никакого объяснения.
Папа этой дочки был когда-то рок-музыкантом Валерием, теперь же стал православным священником отцом Валерьяном. Вот его-то и видит Лиза в своем доме сидящим за столом и вкушающим что бог послал.
Ну и, как говорится, ничто не предвещало. Но внезапно разгорается скандал – отец Валерьян выразил скромное возмущение тем, что, по выражению Вики, их 16- летняя дочь может сделать его дедушкой.
– Ой, Вика, о чем ты говоришь, ей всего лишь 16 лет! - опрометчиво возразил отец Валерьян.
На что вмиг разобиженная Вика, некогда также забеременевшая в 16 лет, причем от самого Валерия, напрочь слетает с катушек и, перестав выбирать выражения, пообещала треснуть батюшку бутылкой по башке (так и сказала), а потом и вовсе выгнала из дома со словами:
- Тошнит уже на твою постную рожу смотреть. Вали давай отсюда! Пожрал, попил – поковылял молиться! – после чего непотребно шлепает его по заднице, а потом, не давая ему как следует надеть обувь и пальто, за шиворот выпихивает его из квартиры, как шелудивого щенка.
Вам нравится? Мне нет.
Мне такое нарочитое унижение православного священнослужителя не кажется ни умным, ни смешным. Мне это кажется намеренным надругательством.
Но глумление над православным священнослужителем на этом не заканчивается. Вика возвращается за стол, махом выпивает рюмку водки и сообщает лизе:
- У матушки у его вот такая жопа!
Интеллигентная Лиза весело смеется.
*
Что еще интересного в этом фильме? Ну конечно, поход в кино. Будете смотреть – не пропустите. Поскольку умеет Дуня даже самый обычный поход в кино обернуть себе на пользу в своей непримиримой борьбе с путинским режимом.
Видимо, картина была про уничтожение боевиков на Кавказе. Тяжелейшая страница в новейшей истории России, когда страна неимоверным усилием ее руководителя была удержана на самом краю от развала. Камера застает двух героинь за обсуждением этой картины.
- А с другой стороны, – говорит Вика, – я этого героя понимаю. От хачей реально жизни нет. И то, что он его убил – так они и сами звери.
- Слушай, что ты несешь вообще? – возмущается Лиза в лучших традициях либералов и демократов. – Ты понимаешь, что это фашизм? Вот ты только что посмотрела про это кино. Вот как Гитлер уничтожал евреев – что евреи, что кавказцы, в данном случае это одно и то же.
- Не, ну я понимаю, – смущается Вика. – Но они же первые начинают.
- Первые?! – возмущается Лиза. – Тебе вообще никогда в твою голову не приходило, что это мы, русские, к ним пришли и навязываем им свои законы. А они, между прочим, нас не звали.
Таким образом, сохранение Россией целостности своей территории расценивается Дуней Смирновой как фашизм. Интересная теория. Особенно в свете последних вооруженных вмешательств Америки, Англии и Франции на территории совершенно чужих стран.
Не буду грузить текст историей, скажу только, что некогда Кавказ пытались контролировать помимо России еще Иран и Турция, и никогда Кавказ не смог бы оставаться неподконтрольным кому-либо, как и любая другая маленькая и слабая страна. Как Грузия сейчас – полностью подконтрольна США. Таким образом, включив Кавказ в состав своей империи, Россия обеспечила себе военное спокойствие на этих своих рубежах и безопасность своих торговых путей, а кавказским народам защиту и процветание. Ни одно кавказское племя не вымерло, не было уничтожено. Россия всегда была матерью народов – в отличие от Запада, давно набившего руку на жестоком уничтожении коренного населения в завоеванных колониях. И Дуне смирной это, конечно, прекрасно известно и без меня.
*
И, наконец, рассмотрим последнюю сцену из этого фильма, в которой Дуня Смирнова выводит нас на питерскую площадь – к памятнику Сахарову, на несанкционированный митинг оппозиции. В акции участвует не более 20 сотрудников музея, они разворачивают лозунги, рядом вьется человек с профессиональной фотокамерой.
На кумачевых полосках надписи: «Свободу МБХ», то есть Ходорковскому, – этот лозунг расположен как-то скромно, задним планом и чуть бочком. Второй лозунг «Власти! уважайте свою конституцию» – наводит на мысль, что это не просто несанкционированный митинг музейных бездельников и по совместительству полезных оппозиционных идиотов, а самое наглое его проявление виде ежемесячного нарушения российского законодательства в рамках антироссийской акции, проходящей 31 числа, которую неустанно курирует иностранный агент Людмила Алексеева.
И вот мы видим, как на площадь въезжает автобус, из которого выскакивают омоновцы – все в касках, с дубинками и щитами. Подумать только, целый автобус омоновцев против крошечной безоружной толпы, как бы внушает нам эту интересную мысль Дуня Смирнова. Вот она, страшная российская действительность со страшной народной судьбой, как бы снова и снова говорит нам Дуня Смирнова.
*
Чем же закончился этот шедевр оппозиционного киноискусства? А закончился он вполне символически. Мы же все прекрасно помним из истории, что русской интеллигенции всегда не везло с народом. Так случилось и на этот раз.
Представительнице русской интеллигенции Лизе, озабоченной придуманной ею самой страшной судьбой народа без театра и книжек, так надоедает представительница русского народа Вика, жертва этой самой придуманной Лизой страшной народной судьбы, что однажды на рассвете (часа в четыре, пожалуй) Лиза берет подушку и без всяких шуток пытается задушить безмятежно спящий народ, то есть Вику. Ну а что еще прикажете делать с таким никудышным народом, как бы резюмирует Дуня Смирнова, только и осталось, что убивать.
Однако народ на этот раз оказывается сильней, и Вика сбрасывает с себя взбесившуюся прослойку. Их забирают в милицию. Но и тут оппозиционная закалка дает себя знать – и раз уж убийство из-за угла не удалось, то следует прибегнуть к подлости. И тогда Лиза оговаривает Вику – и Вику помещают за решетку. Впереди у нее суд и тюрьма.
Но это еще не все.
Лиза вдруг передумывает и требует вернуть ей заявление и Вику – на дальнейшее перевоспитание, надо думать. Перепуганная Вика мечется за решеткой и умоляет ментов: «Не отдавайте меня ей, пожалуйста. Не отдавайте меня ей, пожалуйста. Не отдавайте меня ей».
Вот тебе и рукопожатная оппозиция. Вот, значит, на какие подлости она способна. И вот, значит, как способна она нападать – втихаря, ночью, из-за угла. Без всякого объявления. На мирно спящую, беззащитную, доверчивую жертву.
Ну и кто из нас после этого Гитлер, я вас спрашиваю?..