Война

                И. Рассказов.
                Война.
Слышите, как всё замерло? Нет-нет, вы только вслушайтесь в эту тишину, в эти последние минуты и секунды мирного времени. Сколько в них покоя и вместе с тем тревоги. Ещё ничего не произошло, а воздух пропитан запахом беды. Пока он еле угадываем, но стоит только начать и неудержимой волной хлынет в эту жизнь и пляска смерти запрыгает по головам людей. Так и только так порождение людских рук благодарит своих создателей в лице человечества за своё право быть. Чтобы «благодарность» не прошла не замеченной, побольше грязи и крови, побольше боли и слёз. Всего побольше: до хруста костей, до беспамятства, до безумного крика рвущегося в небо из человеческих глоток.
Я - война. Я та, что заставляет всех вас страдать. Без этого вам не осознать цену человеческой жизни. Вы породили меня, и я вам плачу за своё появление на этот свет. Плачу тем, что умею воспроизводить, а умею я многое.
Я забираю мальчиков у матерей. Краду всех без остатка. Даже те, кто остаётся в живых, уже потом, по ночам продолжает идти в атаку, прикрывая собой от пуль и разрывов ту пядь земли, которая стала для них частицей Родины.
Мальчики, мальчики, сколько вас я уложила в могилы, пропев над вашими головами последнюю колыбельную. В ней не было и никогда не будет ни нот, ни слов. Это страшная музыка немоты, где боль звенящей струной бьёт по плоти и опрокидывается небо и оно плывёт в человеческих глазах кровавыми пятнами.
Разные: молодые и пожилые, старики и совсем юные – всех вас я убаюкала: никого не оставила без внимания. Вы все для меня как дети и нет между вами разницы, и я не та мать, у которой кто-то ходит в любимчиках. Я всех вас люблю одинаково. Моя любовь холодная, но она поровну на всех и на правых, и неправых.
Я - война. Меня такой сделало человечество. Оно сумело возвести мою сущность на такую высоту, что даже у меня кружится голова. Я властвую над своими создателями, вселяю страх всем живущим на этой Земле. Мне нет равных ни в чём. Мир и тот сейчас стоит передо мной на коленях и уже никто-то, а я решаю: сколько убить и сколько покалечить. Я владею всем тем, что мне подарили люди и это – безграничная власть над ними.
Я учу убивать. Это легко. Сложнее когда надо убивать ради идеи. Их много. Какую выбрать на этот раз? Какие народы столкнуть лбами? И кому отдать победу потом?
 Убивать просто. Труднее остановиться. Это затягивает и надо знать меру. Мера должна быть во всём. Без меры может перестать существовать человечество, а это не что иное, как конец всему: жизни, миру, и мне. Вот поэтому бывают моменты, когда я прекращаю бойню. Все думают, что это людской разум берёт верх над необузданностью человеческих пороков и инстинктов. Нет, это совсем не так. Здесь я и только я решаю, когда объявить перемирие. Мне тоже нужна передышка. Послевоенная тишина – это что-то. Я люблю наблюдать, как люди, то есть вы подписываете очень важные документы, превращаясь из «врагов» на некоторое время в «друзей». Это всё показное. Человечество ещё не научилось друг другу прощать, а поэтому, как только подписи поставлены, сразу же начинается негласная подготовка к будущей войне. Молодцы, так держать! А я подожду – копите силы, рожайте и растите… Не думайте, что всё это время я буду не у дел. У войны всегда найдутся дела. Если не здесь, то в другом месте. Земля - планета большая: есть, где разгуляться. Да, и за могилами надо присмотреть. Сколько их разбросано повсюду? А сколько безымянных?
Я -  война. Бедой брожу по комнатам пустых квартир. Всматриваюсь в зеркала, завешанные покрывалами. Они ещё хранят тепло и образы ушедших в никуда. Я перебираю фотографии тех, кто больше никогда не вернётся в этот мир. Это их судьба. Судьба – это я. Мне уютно возле могильных надгробий. Радостно сидеть у изголовий плачущих матерей, сестёр, жён и невест. Я наслаждаюсь этой послевоенной тишиной, потому что знаю, пройдёт некоторое время, и запах беды тонкой струйкой начнёт просачиваться из прошлого, дурманя сознание людей. Заиграют марши и кованые сапоги начнут печатать шаги по дорогам земли. Дети, наигравшись в меня и умиравшие до этого понарошку, будут все, как один в общей массе идти умирать уже по-настоящему. Это непреложный закон всех времён: уметь умирать за что-то. Это «что-то» придумано людьми, чтобы оправдаться в собственных глазах за то, что они творят на этой земле с того самого момента, как почувствовали в себе силы убивать себе подобных. Только человечество способно было додуматься разделить Земной шар на куски, отгородившись, друг от друга границами, а потом уже драться из-за всего этого и время от времени терпеть поражения или одерживать победы. Глупцы. Как бы там ни было, но мне это на руку: пока всё это будет – я бессмертна. Я даже не представляю, что будет со мной, если люди однажды одумаются. А что если этот процесс уже начат, и меня ждёт безвластие и в скором времени забвение? Чур, меня, чур…
Я – война. Я сделаю так, что они всегда будут такими. У них никогда не исчезнет желание мстить. Звериные инстинкты и человеческие пороки, замешанные на жажде обогащения за счёт порабощения себе подобных, сослужит мне службу, и запах беды снова начнёт водить хороводы, вползая в мирную тишину. Я буду забирать мальчиков у матерей. Красть всех без остатка. Кто останется и вернётся, потом с израненной душой домой, сгорит в ночных атаках заживо в своих снах, уже после победы.
Я – война. Я беспощадна. Меня такой сделало человечество. Я умею помнить «хорошее» и за всё это плачу. Плачу горем. Его никогда не бывает много. Слёзы высыхают, память забывает, люди успокаиваются. Так не должно быть. Я – война и то это понимаю, потому что нельзя забыть мальчиков под гусеницами танков. Их глаза омертвевшие от вопроса: «За что?» А как выбросить из памяти старого солдата с распоротым животом, перебирающего в беспамятстве окровавленными руками свои внутренности? А санинструктора, совсем ещё девочку, которая с перебитым позвоночником просила Господа Бога о смерти? Тот её услышал и послал  к ней вражеского солдата. Пьяный, безусый он насиловал её тело, а потом пустил себе пулю в голову. Это всё я – война. Там, где я – очень трудно остаться человеком. Всё подобное мне вредно: мораль, нравственность… Мне это ни к чему. А людям? Им выбирать…
Судя по тому, как долго они воюют друг с другом, выбор ими сделан. Они выбрали меня: войну. Я благодарна им за это. Они не только вселили в меня веру в мою значимость в этом мире, но и распахнули двери в моё завтра, где опять я и только я буду разрубать очередной «гордиев узел», пачкая в крови всё, чего коснусь запахом беды.
Я – война. Я несу с собой горе. Я распинаю на могильных холмах матерей погибших солдат. Их стенания – это музыка самая любимая из всех, что звучит в траурных тонах над погребёнными. Даже когда истекают силы и слёзы превращаются в кровавый песок – эта музыка продолжает жить в стонах и шёпоте. Она бесконечна. Порой достаточно одной ноты: одной тягучей, от которой замирает сердце. Оно перестаёт биться и тогда наступает смерть, похожая на постскриптум.
Когда послевоенная тишина, убаюканная горем, вползает в осиротевшие квартиры, я успокаиваюсь. Слышите, как всё замерло? Нет-нет, вы только вслушайтесь в эту тишину. Если сильно захотеть, можно расслышать, как вздыхает земля – мать всех матерей. Ей тяжело нести на себе крест: вечный крест всех времён и поколений. Этот крест – быть одной могилой для всех. Сколько легло в её твердь и сколько  ещё стоит в очереди на погребение. Они стоят и не знают, за чем стоят. Так надо, чтобы не наступил хаос.  Во всём нужен порядок и этот порядок я: война. У меня всё расписано, как по нотам. Я знаю: кому и что делать на полях сражений. Люди иногда хитрят, хотят обмануть смерть: одни трусостью и предательством, другие геройством и какой-то непонятной бесшабашностью. Всё так, только себя не обманешь, и криком оглашая поле брани, бежит человечество навстречу своей смерти. Красивое зрелище: крик против пуль и снарядов. Этот крик потом ещё долго стоит в ушах, и он снова и снова снится, разрывая барабанные перепонки, преследуемый кошмарными видениями.
Вот от страха мочится в штаны молодой лейтенант. Ему стыдно  и он падает в грязь, чтобы никто не увидел его позора, не прочитал в его глазах испуг. Это его слабость – дело на войне привычное и многие могли бы про всё такое рассказать, да только не все вернулись… не все. А ты беги, беги лейтенант дальше. Жить со всем этим ты не хочешь и, размазывая слёзы по лицу, торопишься навстречу объятию со смертью. Я тебе помогу. Пуля стукается в мягкое тело и вот он уже улыбается: наконец-то «боевое крещение», наконец-то никто про него не скажет, что он слабак. Это, правда: никто не скажет. Более того, даже напишут, что погиб геройски. А какое же это геройство: в мокрых штанах бежать среди разрывов, неизбежно приближаясь к своей черте – последней черте, за которой неизвестность…
Что там? Никто из людей не знает. Я – война знаю, но не скажу. Неизвестность – это всё, что должно знать человечество про это. Пусть думает теперь о чём угодно: у кого, на что хватит фантазии. Люди разные. Разные в поступках и словах, но есть одно, что всех их роднит – это беспечность. Даже те, кто считает свои прибыли от побед и поражений в войнах, тоже стоят в тех нескончаемых списках на погребение. Делая деньги на мне, они приумножают зло. Мнимое благополучие оборачивается против них и летит под откос вся их жизнь. Ничто их не спасает: ни «надёжный» бункер, ни планируемое бегство на край земли – всё это напрасно, потому что от себя не спрятаться и не убежать. Где бы они ни объявились, я незримо буду стоять за их спинами. Так было, есть и будет. Другого человечество ещё не придумало взамен всему этому. Страх за себя, страх за свои богатства будет то и дело ворошить их сознание, и они начнут вооружаться. Когда есть это, о покое можно забыть, а если ещё и безумство развернёт свои крылья, считай, что опять всё пойдёт по кругу.
Диалектика? Люди напридумывали всяких слов в своё оправдание, а дело-то совсем не в них, а в мыслях и поступках. Я – война, институтов не заканчивала, но знаю, что пока человечество не перестанет заниматься словоблудием, ища объяснение всему происходящему на Земном шаре, всё будет так, как было  и раньше. Разница только в том, что средства уничтожения друг друга с каждым разом всё будут изощреннее и изощрённее и может так статься, что когда-нибудь от их применения уже некого будет хоронить. Некого, некому, да и некуда. Всё будет кончено. Я потеряю работу. Меня просто не станет.
Аминь.
                Ноябрь 2006 г.