Захарьин раскрыл журналы и стал показывать матросу, что и как следует записывать. Один журнал был предназначен для отчёта о работоспособности аппаратуры, её исправности в ходе проверки, там же должны были фиксироваться все возможные неисправности и их исправления. В другой непосредственно вписывались все данные, которые эта аппаратура определяла, по своему непосредственному целевому назначению, точнее пеленг сигналов, запись переговоров военных баз и кораблей стран НАТО в определённом стратегическом секторе. Как объяснил Захарьин эта уникальная система обнаружения, уже не работала в должной мере при его предшественнике. Все сведения, которые вписывались в отчёты, были мягко сказать просто вымышленными, да и не было команд сверху вести постоянное наблюдение за противником. Поэтому не существовало и контроля. Владислав Захарьин за своё время службы только пару раз запускал в ход этот механизм, так полностью и не разобравшись, как он работает и на что он способен. Чтобы создать видимость службы и своей боевой вахты он регулярно вписывал придуманные данные, по образцу своего предшественника для отчёта. По какой причине прежний начальник этой лаборатории оставил пустые страницы в журналах, было не ясно. Захарьин в Службе «Д» имел репутацию ответственного человека, поэтому эти пробелы в документации он старался исправить любым способом. Вообще, он любил, когда вокруг него был порядок, тем более на боевом посту, не исполнять корабельные правила и плевать на всё как это делали многие его сослуживцы, шло в разрез с его честью.
Виктор Шумков вроде бы всё понял – это была нудная переписка, составление отчётности, обычная завуалированная показуха – наследство прошлого. Он вспомнил, что подобным занятием на заводе занималась его тётя, писала липовые отчёты о якобы исправной и стабильной работе ЭВМ. На самом деле оборудование, которое тестировала эта машина, уже не производилось, а прежняя система документооборота ещё работала, требовали отчёты, и они писались с привычным рвением. Виктор вспоминал так же, как переживала тётя, за то, что уникальные технологии, на которые было затрачено столько времени средств и сил стоят в бездействии и ржавеют, или попросту растаскиваются начальниками, превратившимися в нуворишей.
Лаконично объяснив Шумкову, что и как надо делать, Захарьин поинтересовался - «не хочет ли тот остаться на сверхсрочную службу ещё на год». Виктора такое предложение ввело в крайнее изумление, он чуть было не расстроился и, словно отмахиваясь от злого духа, покачал головой и ответил решительно твёрдо, что «нет».
- Ладно, чего я спрашиваю, кто сейчас служить хочет, да ещё сверхсрочную?
- Не знаю, может, кто и хочет, те, для кого это призвание – заметил Шумков.
- Желание матрос Виктор Шумков, желание. Вот тебя призвали, а ты служить не хочешь, для тебя только бы скорей дембеля дождаться, верно.
- Не буду скрывать – это правда, мне учиться надо!
- Да, что эта учёба, вот я выучился, получил военную профессию, звание, рисовал себе радужные перспективы, а случилось так, что теперь вынужден прозябать здесь в этой глуши и разгребать всё это дерьмо, которое оставил после меня мой предшественник. Справедливо это что ли?
- Думаю, что нет – ответил Виктор.
- Вот и я считаю тоже, что не справедливо. Тебе армия расстроила твои светлые планы, а мне приносит пока только одно разочарование. Но служить матрос Шумков надо, пусть у нас в армии не всё хорошо. Но, если не будет этой самой армии, не будет нашего государства, а оно у нас самое большое, пусть уже не то, что было раньше. А я выбрал его, несмотря на то, что родители мои в Молдавии остались.
Виктор ничего не ответил. В разговоре наступила пауза, которая дала Шумкову сделать некоторые выводы. Лейтенант Захарьин напомнил ему Марьина. Только в отличие от несостоявшегося офицера морской авиации, во Владиславе Захарьине ещё горел огонёк веры, были силы служить и бороться с собственными сомнениями.
- О чём задумался матрос Шумков?
- Когда «Алтай» выйдет в боевой поход?
- Не знаю…. Давно уже собирается, только вот неисправностей много: корпус накренился градусов на пять где - то, с аппаратурой проблемы и ходовая часть не в порядке.
- Понятно.
- Это хорошо, что понятно. Лучше не ждать, чего хочешь, меньше разочаровываешься – заулыбался Захарьин.
- Мудро сказано товарищ, лейтенант – похвалил Захарьина Виктор.
- Только проку от этой мудрости нет никакого, ты тоже, как я погляжу очень умный, так что будь осторожен. «Всё горе», как сказал ещё Грибоедов «от ума». А я бы добавил, что от его количества, чем его больше, тем серьёзнее проблемы. Так, что заруби себе это на носу матрос Шумков, глядишь, и легче служить станет… Ладно пошли ко мне, покажу тебе свою каюту и каюты офицеров нашей Службы.
Моряки закрыли лабораторию, спустились по трапу, палубой ниже и направились в носовую часть корабля. Каюта лейтенанта Захарьина располагалась на правом борту, она была двухместной, но присутствие второго обитателя ничего не выдавало. В отличие от кубрика она была отделана в тёплых кофейных тонах. Такая же, как у капитана - лейтенанта Данилюка - командира их боевых постов, только у него она походила на склад, напичканный разными коробками ящиками и рундуками молодых матросов. У Захарьина другое дело, не находилось ничего лишнего. На баке стоял небольшой магнитофон, на полках книги, зарубежная и отечественная фантастика, и специализированная литература о морском деле. В полуоткрытом встроенном шкафу висела шинель. Обстановка была простой, всё блестело чистотой и не было того затхлого запаха, который Виктор помнил по каюте Данилюка.
- Ну, вот здесь я обитаю - сказал лейтенант – Теперь ты знаешь, где меня искать. Некоторые офицеры и мичмана заставляют убирать свои каюты молодых матросов, я этого не делаю. Как правило, после этого ощущается нехватка спирта, да и чего другого, сигарет например. Здесь, на корабле даже спичка цену имеет. Служба у молодых такая, постоянно искать чего – ни будь надо. Ладно, матрос Шумков, свободен, иди в кубрик. Дорогу найдёшь?
- Найду – неуверенно произнёс Виктор, но в его глазах Захарьин уловил растерянность.
- Пошли, провожу.