Заспорили о женщинах в компании чиновников городского управления.
- Нет-нет, господа, и не спорьте, - горячился делопроизводитель Слуцкер, - cамая красивая дама в нашей, простите, дыре, - жена сапожника Петрова! Я положительно влюблён в неё, господа!
- Ха-ха-ха! Так в чём же дело? Положите её! Детопроизводитель Слуцкер... да у Вас сама фамилия уже...
- В нашем, простите, городе... самая красивая дырка у жены сапожника, позор.
- Господа, прошу не касаться фамилии! Фамилия… это не то. Это фамилия.
- Неслыханно. Он её никуда не выпускает. Это преступление против общества.
- Вы знаете, я думаю...
Здесь делопроизводитель даже спустился на шёпот, для пущего эффекта.
- Что он её даже не...
- Ну, это Вы хватили.
- Ха-ха-ха, он же сапожник! Сапожники питают естественную антипатию к дыркам.
- "Разрешите, мадам, заменить мужа Вам, если муж Ваш уехал по делам"...
- Он холодный сапожник.
- Господа, когда её увижу, так у меня брюки трещат.
- Бедный, бедный детопроизводитель.
- Слуцкер, вот для Вас зацепка. Дарья Михайловна каждый день ходит в церковь, а на обратном пути на рынок. Вот вы и...
- Всё, Петровой капут.
- Ну, а пока суп да тело...
- Ха-ха-ха, браво!
- Не съездить ли нам, господа, к мадам Жужу?
- Отличная идея!
- Пожужжим, господа!
Через неделю в доме Петровых зазвонил телефон. В трубке хихикали, потом изменённый голос сказал:
- Рогоносец и дурак! Над тобой смеются все сапожники!
Короткие гудки... Петров с минуту простоял неподвижно, взявши себя рукой за кончик носа. На другой день он увидел жену с делопроизводителем Слуцкером, Слуцкер в двух руках тащил сумки. Они подошли к калитке… Отодвинув край занавески, сапожник смотрел. Вот делопроизводитель опустил сумки на землю. Взял руку мадам Петровой и поцеловал в запястье, высоко поднеся руку к губам...
Сапожник Петров зажмурился... Открыл глаза, услыхав, что скрипнула калитка. Жена быстрой походкой шла к дому, сумки в обеих руках. Слуцкер, тощий, в очках, с усмешкой провожал Дарью Михайловну взглядом, акцентируясь на нижней части женского тела. Когда жена сапожника вошла в дом, делопроизводитель повернулся и ушёл не спеша, руки в карманах брюк...
Петров снова сел за работу и застучал молотком.
Начиная с этого дня, он стал провожать Дашу в город и обратно, хотя это было и неудобно: много времени терялось... На второй день после обеда в дверь позвонили. Открыв, Петров увидел Слуцкера.
В руках делопроизводитель держал поношенную пару обуви. Износ был велик, требовалось сменить подошвы, сделать новый каблук, прострочить рант... Большая работа, не меньше недели. Ну, и цена соответствующая. Выгодный заказ. Когда мастер подсчитывал, на бумажке карандашиком, возможный барыш, из прихожей до его ушей долетели топот ног и приглушённый смех... Потом стало тихо... Хлопнула входная дверь. Супруга вошла, красная, растерянная, ушла в комнату... Сапожник взял себя двумя пальцами за самый кончик носа и подёргал в раздумье.
События стали развиваться по Гоголю. Каждый день заказчик наведывался узнать, не готов ли уже заказ. Наученный горьким опытом, хозяин стал сам провожать беспокойного заказчика до двери, чему тот был не рад.
Противоядие изобрели через пару дней.
Зазвонил телефон, и сапожник отправился в соседнюю комнату. Вернувшись спустя минуту-другую, он нашёл жену и Слуцкера, одинаково красных, как из бани. Петров твёрдой рукой принял делопроизводителя за ворот и протащил его через все покои, после чего отправил интригана за порог. Тем временем Дарья Михайловна успела восстановить порушенную гармонию платья, но ещё не цвет лица.
Пару обуви, почти готовую, Петров выбросил в окно вслед злобно ругавшемуся, недовольному Слуцкеру.
Чиновники городского управления вознамерились починить всю имевшуюся у них обувь. Сапожник, заваленный заказами, стучал молотком не переставая. Он мысленно подсчитывал прибыль, и от одной мысли о такой сумме начинал ёрзать на табуретке...
Нет необходимости говорить, что каждый чиновник, сдавши в починку штиблеты, или получив выполненный заказ, считал своим долгом напоследок, "на сладкое", так сказать, слегка пошутить с красавицей сапожницей. Тем более, что великая занятость уже не позволяла строгому супругу Дарьи Михайловны самому провожать заказчиков.
И однажды чуть не случилось то, в результате чего вырастают пышные рога на голове... кое у кого. Оно бы и случилось, если б не друг-чиновник, со своими ботинками ввалившийся в прихожую к Петровым в тот самый миг, когда темечко у сапожника уже начинало, того... В подробности мы не будем вдаваться, всё понятно и без подробностей.
Вошедшим не вовремя, как на грех, оказался сам бургомистр. От увиденного у отца города отвалилась челюсть и вывалился из рук свёрток с ботинками.
В ответ прогремел гром и сверкнула молния, пусть с небольшим опозданием, в углу, за вешалкой... Голые женские ноги, ликвидировав временную разобщённость, вышли из-под насильно навязанной им юрисдикции и опеки, и опекун воленс-ноленс был вынужден предоставить опекаемой особе свободу и независимость.
Чем особа и воспользовалась незамедлительно: каблучки простучали по коридору, и в дверь, с такой пулемётной скоростью, что муж-сапожник только позавидовал бы...
Смущаясь, чиновник поднял обронённый отцом города свёрток и подал ему в руки. К удивлению бургомистра, удачливым опекуном красотки оказался самый молодой служащий управления, Люлькин. У самого ещё молоко на губах не обсохло, а поди ж ты!
- Застегните брюки, - сделал замечание подчинённому бургомистр. - Стыдно-с!
Но стыдно дураку Люлькину не было. Напротив, молокосос так и лучился от гордости. Да и знал, знал он, что выговор в его адрес есть пустая и неискренняя формальность: завидует старый хрен... а сам бы тоже не отказался. В своих догадках Люлькин был, разумеется, очень близок к истине.
В конце лета по традиции городское управление устраивало праздник урожая. Были приглашены и Петровы. Сапожник надел костюм с галстуком, мадам пришла с обнажёнными плечами, правда, скромно повязав косынку... Сегодня должна была решиться её судьба. Чиновники договорились друг другу не мешать, а работать совместно, в одном направлении. А там уж кому первому повезёт.
Муж своей жены, то ли что-то прослышал, то ли почувствовал, но практически не отпускал её от себя. Водил, как собачку на поводке. Когда начались танцы, чиновники взяли реванш. Они наперебой приглашали Дарью Михайловну, то на польку, то на мазурку, а то и на короля танцев, вальс, и она, несмотря на опасность, польщённая и гордая таким вниманием, не отказывала никому. Петров хмурился и мрачнел: он совсем не умел танцевать и был вынужден стоять у стены, испытывая муки ревности...
Вот, мужья настоящие и будущие: учитесь танцам, учитесь, пока не поздно! А не то суждено и вам смотреть, как посторонние мужики мнут бока вашей супруге.
Примерно через час объявили перерыв. За это время бока сапожнице намяли изрядно... Все танцы, будь то мазурка или вальс, заканчивались одинаково, именно: кавалер уводил даму подальше от мужниных глаз, поглубже в толпу, и там уже распускал не стесняясь руки. Впрочем, примерно так поступали со своими дамами почти все кавалеры. Нравы провинциального города N ничем не отличались от московских...
Когда, взволнованная и порозовевшая, жена вернулась наконец в общество хмурого мужа, к ним подошёл распорядитель праздника, чтобы передать господину Петрову настоятельное желание господина бургомистра немедленно увидеться и переговорить с ним по весьма важному и неотложному делу...
Петров ушёл следом за распорядителем наверх. Тут снова загремел оркестр, пары закружились, меняясь отражениями в зеркальных стенах. А жена сапожника, Дарья Михайловна Петрова, как и следовало ожидать, оказалась по другую сторону зеркал, в небольшой комнате, с делопроизводителем Слуцкером наедине. В одночасье она лишилась косыночки, но отчаянно метнулась к порогу, оттолкнув стоящего у неё на пути, усмехающегося мужчину в очках.
Распахнув рывком дверь, мадам Петрова увидела тесно сплочённую группу поддержки. Один из них погрозил ей пальчиком:
- Ни-ни... Низ-зя-а!
Обняв за талию, Слуцкер развернул жену сапожника к себе. Он перестал усмехаться: лицо его сделалось мрачным и злым... Одним махом Слуцкер подхватил её под коленки, понёс бегом в комнату, Дарья Михайловна вынужденно, чтобы не упасть, ухватилась ему за шею... Дверь за спиной закрылась. Усаженная на небольшой овальный столик красного дерева у стены, мадам Петрова заревела...
Делопроизводитель не мешкая, но без ненужной здесь спешки, суеты, поднял на женщине платье, расстегнул брюки:
- Ну что, киса? Поиграем? Сидеть, сиде-еть...
Бургомистр говорил что-то несущественное, неудобопонимаемое, тянул время и смотрел на часы. Сапожник Петров трогал пальцем кончик носа, кивал... Мужское достоинство двигалось внутри его жены, совершая естественный процесс познания…
- Итак, Вы сами видите, что нужды и потребности широкой общественности, вот хотя бы нашего скромного и небольшого городка, не всегда и не во всех случаях абсолютно совпадают с интересами одной конкретной личности. Это следует понимать, в этом следует отдавать себе отчёт! Порой эта личность и сама не знает в точности, каковы её интересы, и думает, что они не совпадают с нуждами и потребностями общественности, тогда как в действительности дело обстоит с точностью наоборот.
Столпившиеся у приоткрытой двери мужчины толкаются и хихикают, как дети, они с глумливыми лицами заглядывают туда, а там женщина дёргает беспорядочно воздетыми ногами; яростно тянет за плечи навалившегося, сопящего, мычащего чиновника... Все зрители дышат хором, как один большой, возбуждённый самец... Они следующие на караоке.
- Мудрость жизни, господин Петров, и состоит в том, чтобы в таких важнейших вопросах, как выбор приоритетов, довериться коллективу! Всецело положиться... В нашем случае, что касается поведения Вас и особенно Вашей супруги, общественность решила, что... В общем, сейчас Вам самое лучшее – вернуться к себе домой и постараться, ну... расслабиться как-то, что ли... Посмотрите телевизор! Музыку послушайте, что-нибудь из классики... оперу, ну, Верди... Вы поймите, мы же не людоеды.
Жену доставили на автомобиле в четыре утра.
Автомобиль, плюющийся и чадящий плохим бензином, свернул за угол ближайшего дома. Дарья Михайловна ушла в ванную и долго сидела там, по горло в пене. Потом вытерлась насухо, переоделась, и они позавтракали.
Всё уже было готово: чемоданы, её картонки со шляпами...
Солнце поднялось над крышами и шпилями вчерашнего городка.
Петров и его жена вышли на гребень холма, когда за их спинами прогремел первый раскат грома.
Любопытная, как все женщины, она оглянулась...
Сапожник, не повернув головы, шёл всё той же размеренной, немного усталой походкой, пока не спустился с холма к дороге. Здесь он поставил на землю чемоданы, положил картонки со шляпами. Уселся на самый большой чемодан и в раздумье медленно поднёс руку к самому кончику носа...
2013.