И. Рассказов.
Человек, который не умел летать.
(документальная повесть о музыканте…)
Я рассматривал его и ничего не находил такого, что могло расположить меня к дружеской беседе, но и молчать дальше не имело смысла. Сашка, барабанщик группы, которая второй месяц безуспешно подыскивала себе соло-гитариста в коллектив, прервал паутинистую паузу и сказал:
- Вот… про него я говорил.
- Ну? – мои губы дрогнули.
Сашка заходил по кабинету, стараясь пройти между мной и пареньком лет семнадцати. Было ощущение, что он всё уже давно решил и просто хотел поставить меня перед фактом, мол, этот и только он, да и другого желающего стать музыкантом, ну просто, если верить его настроению, в природе на данный момент не существовало. Сашка он такой – ему всегда было больше всех надо, а тут ещё и проснувшаяся огромная тяга к музицированию. А собственно ничего странного в этом нет, а тем более, когда тебе светит армия, а по ночам снятся сверстницы. От всех этих «заморочек» лекарство одно – чем ни будь себя занять. Вот музыка и появилась на горизонте Сашкиной жизни. Ладно, если бы так, а то теперь этот неугомонный барабанщик собирает вокруг себя вот таких же, как он сам потерянных одногодок, чтобы изобрести что-то своё.
Много их сейчас система рассовала по подворотням, загнала в подвалы, украсив фасады административных зданий лозунгами типа: «Дети – наше будущее». Ну, против этого нечего возразить, если бы каждый день не видеть лица пацанов. Все они будто вылеплены с одного образца. Смотришь на них и ничего уже не видишь кроме немого протеста, прописанного внутренним осознанием своей ненужности там, где для них власть заготовила на все вопросы уже готовые ответы. Плохие это ответы – подогнанные под идеологию. Вот против этого и поднимались те, кому прочили в передовицах газет «счастливое детство».
- На гитаре играешь? – спросил я паренька.
- Нет, но желает научиться, - за него ответил Сашка. – Да? – и тут же бросил взгляд на своего протеже.
Тот кивнул и посмотрел на меня взглядом затравленного хомячка. Карие глаза были чуть на выкате и блестели, будто смазанные растительным маслом.
- Пьёшь? - поинтересовался я.
- Пью, - признался паренёк.
Меня это нисколько не удивило. В этом возрасте бутылка лучший друг и собеседник.
- Придётся бросить, - сказал я.
- Бросит, бросит, - опять влез Сашка и улыбнулся. – Мы же с ним вместе в одной «каблухе» на поваров учимся.
«Причём здесь это? – подумал я. – Где бы вы ни учились, к вашим годам пора знать, что водка – это зло. Ладно, хоть тормоза ещё в порядке».
- Покажи руки, - попросил я паренька.
Тот протянул мне свои ладони.
«Н-да, а ручки-то работяги. Как такими пальцами по грифу гитары бегать? Кисть зажатая… Видно часто приходится кулаками махать. А куда сейчас без этого? Силу уважают. Это потом начинают присматриваться и прислушиваться, а сначала…» - рассуждал я про себя.
- Ну, ладно попробуем. Предупреждаю, что может не получиться. Гитара – это не лопата и к ней надо найти подход… свой – индивидуальный.
Сашка встрял, шмыгнув носом:
- Найдёт. Правда, Серёга?
- В твоём распоряжении целое лето, - продолжил я. - Времени у меня много свободного. Будем заниматься каждый день, а в сентябре встанешь в группу, если конечно у тебя получится. Понятно? Фамилия как?
- Филатов, - паренёк облегчено вздохнул и добавил: - Серёга.
Лето пролетело на одном дыхании. Оно всегда так делает: напылит, нажарит и убегает, мелькая длинными зеленоватыми ногами, а люди, почерневшие от солнечных лучей, остаются в окружении всяких консервирований в ожидании Нового года, чтобы 31 декабря замереть перед телевизорами, вслушиваясь в бой курантов.
Мы, как я и обещал Сергею, занимались каждый день. Дом пионеров, где располагалась студия «Эксперимент», пустовал. Дети отдыхали в загородных лагерях под ритмы «Ласкового мая», нежились под присмотром бабушек и дедушек по деревням или колесили с родителями по просторам необъятной Родины. Кабинеты для занятий, покрытые палью, дремали, так сказать, набирались сил. Без этого никак нельзя, а то можно сойти с ума от этой орущей армии будущих строителей коммунизма.
Сергей на редкость оказался усидчивым. Уже через месяц он сносно переставлял аккорды и не те, которые играют пацаны вечерами во дворах, пародируя «Машину времени» ломкими голосами, а более сложные – с барэ. Ноты мы тоже прошли быстро. Их всего-то семь, да плюс пять, о которых знают не все, уверовав, что есть только: «до», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си». У нас всё так: на уровне начальной школы, а капни глубже и полное разочарование. А всё почему? Привыкли жить, не вдаваясь в подробности. Так ведь легче, да и голова свободна, а раз свободна, то значит и ты свободен. Какое это заблуждение, я вам скажу. Да и не свобода это, а «анархия». Тем не менее, всё это присутствовало тогда и продолжает присутствует сегодня, а мы живём, и делаем вид, что мы на этой планете самые-самые…
Чтобы знать, с какого конца браться за дело, а музыка, бесспорно, таковым является, пришлось насесть на теорию. Ну, с нотами разобрались без особых усилий, а вот техника игры хромала на обе ноги. Были дни, когда я терял всякую надежду и про себя ставил крест на Сергее, мол, каждому дано то, что дано: «А у тебя парень с этим делом проблемы и проблемы ощутимые. Смышлёный ты, а руки не те… С такими пальчиками путь в музыку закрыт».
Сергей об этом ничего не знал и продолжал штурмовать свою высоту. Он пёр, как бык и порой становился замкнутым, склоняясь над гитарой, пытаясь заставить свои пальцы слушаться темпа. О чём он думал в такие минуты, я не знаю. Может, вспоминал мать, которая пласталась на двух работах и, узнав о его увлечении гитарой, зудила по вечерам:
- Ну, какой из тебя музыкант? Не было отродясь в нашей родне этих белоручек. Вон учишься на повара и будет с тебя…
Серёга сначала отмалчивался, а потом стал отбиваться:
- Мне что опять начать пить?
- Бог с тобой. Это я так… Играй, если нравится, - мать отступала.
Серёга ворчал:
- Не было, не было… Раньше не было, а теперь будет.
На этом и расходились.
Забегавший в студию то и дело Сашка допытывался у меня:
- Как процесс?
- Идёт. Кое-что сдвинулось с мёртвой точки, - отвечал я.
- Игорь Геннадьевич, вы уж постарайтесь…
- Да что я? Не мне же с вами играть, а вот ему.
Сергей слушал нас, но в разговор не вступал, медленно водя пальцами по грифу гитары. Сашка приставал к нему:
- А ну, покажи - чему научился?
Сергей, сопя, извлекал звуки на инструменте.
- Молоток! Определённо с тебя кое-что получится. Ты только не ленись. Пойми Серёга: я в тебя верю и потом нам без соло-гитариста кранты. Я - барабанщик, Богжарёв Санёк басист… Ну, Троицкий, тот вокалист и гитара у него для виду висит, а вот ты… Это же так классно!
- Я понял, - Сергей опять уходил в себя, отгораживаясь от Сашкиной болтовни гаммами.
Сентябрь возвестил о своём приходе торжественными школьными линейками с фанфарами и барабанным боем. Мамаши первоклассников, с покрасневшими от слёз глазами, готовы были прямо сейчас усесться за парты вместе со своими чадами. Оно всегда так, а потом, уже в средних классах, их мальчики и девочки начнут курить, конечно, не все, но начнут. А ещё в их карманах появятся любовные записки и первые синяки под глазами, потому что красивых девочек мало, и за них надо биться после уроков на задах школы. Так было всегда: у взрослых своя жизнь, у детей – своя. Кто об этом не догадывается, живёт и делает вид, что всё это не так. Зачем же от этого открещиваться, если все мы через это прошли?
В один из воскресных дней я пригласил всю группу на первую репетицию. Богжарёв, буркнув мне: «Здрасте», нацепил бас-гитару и занялся разминкой пальцев, уставившись в окно. Он всегда такой неразговорчивый – больше слушает. Барабанщик Сашка с порога стал балагурить, стараясь разговорить Троицкого Сергея. Тот внимал ему, бесцельно тыкая указательным пальцем по клавишам пианино.
- Я вот про что подумал, - Сашка, взяв плоскогубцы, полез за барабаны. – Надо Филатову придумать «позывной».
- Зачем? – Троицкий оживился. – Вдруг обидится?
- Ну, тогда тебе…
- Мне не надо. Я уж, как-нибудь, обойдусь.
- Нет, ты послушай, - Сашка нагнулся под барабаны, что-то там подкручивая. – Вот как вас с ним различать?
- Не понял.
- Ну, ты - Серёга и он…
- А как мы вас с Богжарёвым различаем? У вас тоже имена похожие…
- Ну, с нами просто: я – Мелкий, а он – Санёк.
- По фамилиям надо, - Троицкий ткнул пальцем в клавишу чёрного цвета.
- Это долго, - Сашка приподнялся из-за барабанной установки.
- А куда нам торопиться? – Троицкий нажал сразу несколько клавиш.
- Тебе может и некуда, а мне весной в армию. Неохота, а надо.
Богжарёв подал голос:
- Не тебе одному неохота. Я как вспомню про неё, у меня волосы с башки начинают сыпаться.
Я не вмешивался в разговор. Всё это у меня было уже позади и их переживания – это вполне нормальная реакция на то, что два года ты будешь в «кирзачах» топтать эту землю вдали от родного дома и не дай Бог тебе это делать в Афгане.
Появился Филатов. Запыхавшись, ввалился в кабинет. Сашка отреагировал тут же:
- А вот и Боня… Все знакомы? Тогда официальная часть на этом закончена.
Мы переглянулись. Похож… И действительно, что-то было в нём такое, отчего прозвище данное Мелким сразу же прилепилось к Сергею
Богжарёв пожал широкую ладонь Филатову. Это смахивало на сцену из старого кинофильма «Встреча на Эльбе». Троицкий держался несколько независимо, потому что до недавнего времени считал себя гитаристом под номером один, а тут ещё кто-то появился. Сашка умел его ставить на место, мол, есть голос - пой, а как научишься бренчать, будешь играть, а пока води по струнам как умеешь. Тот не обижался, а потом у него и характер был не занозистый. Когда узнал про Филатова, не стал устраивать сцен и теперь держался просто, как будто рос с ним в одном дворе.
- Ну, что порвём поклонников драйвом? – он хлопнул Сергея по плечу.
Тот улыбнулся и кивнул.
Первая репетиция показала, что играть они могут. Конечно, не так быстро как хотелось и мне, и им, но время ещё было, чтобы чего-то добиться. Всё же это лучше, чем в подворотнях «пить из горла», да хватать сверстниц за интимные места.
Встал вопрос: «Где брать песни?» И тогда я попробовал изобретать «колесо» прямо во время репетиций. Делалось это примерно так: задавался музыкальный квадрат и под него «лепилась» мелодия и тут же набрасывались слова. Речь не шла о каком-то там шедевре - надо было заставить ребят поверить в себя и они поверили. Сначала поверили, а потом кто-то принёс из них стихи Натана Злотникова, и я пропел на форсированном звуке: «На круге холодном и чистом чураясь удач неудач, идёт человек с коромыслом качается, будто циркач…» Повисла пауза. Мы все почувствовали: это то, что надо.
А дальше всё завертелось: песни рождались, чуть ли не на каждой репетиции. Троицкий старался из всех сил, раздирая свои голосовые связки. От умеренных по темпу композиций мы постепенно подошли к рок-н-роллу. Вот где началась работа… Сашка, если у кого-то не получалось «коршуном нависал» над беднягой. Чаще это случалось в отношении Филатова, который уже отзывался на своё прозвище – Боня и вообще, не претендуя ни на что, делал своё дело честно, но не так быстро, как того требовали создаваемые песни.
Осень пролетела, осыпав с деревьев на землю пожелтевшую листву, перемешав её с грязью размокших от дождей дорог. Мои «металлисты», как я их с любовью называл про себя, взрослели прямо на глазах. Наверное, это так и должно было случиться, потому что пели не всякую «лабуду», пропагандируемую идеологами по линии министерства культуры, а то, за что могли и наказать, вспомнив про непорочность уже начинавшей трещать по швам системы социализма.
Зима укутала степной край снегом и морозы стали диктовать свои правила моде, а мы будто выключились из всего этого и репетировали, оглашая Дом пионеров поздними вечерами необычными текстами. К нам прислушивались, но не лезли с советами, хотя намёки делали, мол, не торопите историю.
Эх, молодость! Ну, а когда ещё можно себе позволить крикнуть во всё горло, да ещё в микрофон, что так жить нельзя? Вот-вот… и мы кричали, а точнее пели, и был в этом такой полёт над бездной прошлого, где столько загубленных судеб, обманутых надеж. Мы хотели жить иначе. Нам не мешали и только изредка говорили, мол, «всё возвращается на круги своя» и как бы вам не пришлось «сушить сухари» за свои «опусы». Что-то медленно «возвращается». Тут так: или не хочет, или не дают. Ну, насчёт «сухарей» - это был явный перебор, поскольку никому не было дела до нас. Страну шатало из стороны в сторону, и мы на этом фоне не представляли никакой угрозы отмирающему и без нашего участия строю. Ведь, если верить всему тому, что было до всех государственных преобразований на планете Земля, то тогда жилось намного легче, чем сейчас. Конечно, сейчас это не проверишь, а хотелось бы, чтобы потом всех этих разжиревших властителей мордой и прямо в дерьмо. Зачем? А чтобы помнили, откуда все мы вышли на этой земле. Что-то стали забывать – отгородились шельмы от народа и рассылают циркуляры, мол, надо жить так и так. А если не хочется по бумажке жить? Здесь всё смешалось: и Афганистан, и полутёмные подвалы, где ребятня устраивала неформальные «качалки», и драки район на район, и многое-многое другое, что уже пустило корни, оставив свой грязный след в биографиях подрастающих мальчишек и девчонок.
Во всём этом жили и мы, но нам удалось сделать шаг вперёд и тот, кто захотел, потянулся за нами вслед. По городу поползли слухи, что есть такая группа, которая не боится говорить правду. Какая чушь, господа-товарищи. Правду всегда страшно говорить, ибо не знаешь, что, или кто поставит на тебе «крест». Да и какая в этом была наша заслуга, если по большому счёту в наших песнях звучали стихи поэтов, которым удавалось каким-то образом прорываться сквозь рогатки цензуры в одиночку. Мы же всего лишь были посредниками между ними и теми, кто не знал, куда идти дальше.
Как-то за всем этим и не заметили, как весна растопила остатки ноздреватого снега, и зелень брызнула из всех щелей. Мы потянулись к людям. Нам захотелось для них спеть. За этот год удалось только один раз протащить через газету короткую информацию о группе, и теперь надо было двигаться вперёд. Куда? Подальше от вранья и безделья.
Случай подвернулся, как только майские праздники отбарабанили перед трибунами стройными рядами последователей коммунистов. Чувствовалось, что всему этому скоро придёт конец. Позвонили из городского отдела культуры и попросили привезти какой-нибудь коллектив, чтобы в рамках празднования Дня пионерии дать концерт. Предстояло выступать в городском саду имени Кирова.
Приехали, выгрузились, подсоединились и сыграли. Мальчики и девочки с растопыренными взглядами слушали наши песни. Что до них дошло, а что осталось навсегда недоступным, мы не знали, да и какая разница, а тем более у барабанщика уже лежала повестка в военкомат, да и басиста настойчиво «приглашали» пройти медкомиссию.
Как поётся в одной старой песне: «Были сборы недолги…» Успели сделать несколько черновых записей прямо с репетиций всего того, что сумели накропать за это время, так сказать на память и полетели хлопчики выполнять свой долг перед Родиной. Сашка попал в Польшу, где охранял аэродром, который был построен немцами ещё во время войны. Иногда удавалось барабанить в гарнизоном клубе на танцах. Богжарёв служил в ракетных войсках. Троицких Сергей оказался в рядах МВД. Сергей Филатов, по прозвищу Боня, сумел уклониться от всего этого, пролежав в психиатрической больнице несколько месяцев, изображая из себя дурака. Ему поверили.
Прошло какое-то время, прежде чем я встретился с Сергеем. Точнее будет сказать, он сам на меня вышел, придя как-то в студию. Я уже не помню, чем был занят, но когда он появился, все дела побоку и мы сели поболтать. Оказалось, что всё это время он не выпускал гитару из рук. Показал свои достижения. Меня это впечатлило.
- Что думаешь делать дальше?
- Хочу группу собрать, - ответил Сергей.
- А что играть будете?
Он помялся. Видно не хотел сразу всё выкладывать. Я его понял так, что всему своё время.
После этой встречи о нём не было никакого слуха и вдруг… Да, это было зимой – в городе заговорили о группе, которая со сцены кроет власть матом. Наверное, это было круто, но чаще, а сегодня это уже не секрет, к таким приёмам прибегали, когда нечего было сказать. Я отнёсся к этому с иронией, а потом узнал, что это и есть Боня и его группа «Лысые игрушки». Когда он вновь пришёл в студию, его было не узнать. Он уж не выглядел затравленным хомячком. Глаза блестели, но этот блеск уже не имел ничего общего с растительным маслом. Держался он с вызовом, мол, вот какой я, а вы все там же где и были. Я не хотел с ним дискутировать, поскольку эйфория она проходит и остаётся, как правило, после неё, горький осадок или вообще ничего не остаётся – одна пустота.
- Вы слышали? – спросил он меня.
- Слышал, - ответил я.
- Ну и как?
- Что именно?
- Наш протест. Как вам?
- Никак.
- А вы знаете, нам отключили микрофоны, когда мы пели.
- Это вы отделались «малой кровью», - пошутил я. – Могли и настучать вам по головам за такие дела.
- А мы бы им ответили.
- Чем?
- Кулаками.
- Дурное дело не хитрое.
- А вот вы никогда не подниметесь. Так и будете во всё этом сидеть: детишки, музыка, сопли всякие…
- Не плюй в колодец, ибо дорога длинная, и пить обязательно захочется.
- Я потерплю.
- Хозяин – барин. А что вы играете?
- Музыку в стиле «панк-рок», - сказал Сергей и взял гитару. – Слушайте, разве можно играть на таких «дровах»? Вам, Игорь Геннадьевич надо отсюда выбираться. Есть люди – помогут с деньгами.
- Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
- Не верите мне?
- Почему же? Может всё и так, как ты говоришь, только за всё надо платить… или сейчас, или потом.
- Это предрассудки. Вот взять меня… Ну, кто я против вас? А знаете, сколько у меня сейчас поклонников?
- Дело молодое…
- Я в таком кайфе, что словами не передать.
- Не заиграйся, смотри.
- А чего там? Я хочу известности, славы…
- Так она бывает и со знаком «минус». Судя по разговорам, ты уже в минусах.
- Отрицательный результат тоже результат.
- Надолго ли?
- А как повезёт… Я же игрок.
- Почитай Достоевского.
- Я сам себе Достоевский. Знаете, какие я тексты пишу?
- Догадываюсь, - я усмехнулся.
- Так вам рассказывали? Ну, и что? Мат – это тоже часть нашей культуры.
- Это ты неаккуратно загребаешь. Не нахлебайся, смотри.
- Ничего, не потону… Я же не дурак, чтобы добровольно себя подставлять. Я так скажу вам, что живёте вы не правильно. Вот поэтому вы здесь, а я уже там.
- Ну, раз так всё у тебя прекрасно, от меня-то что надо?
- От вас? Ничего. Я так зашёл…
- Похвастаться? Так давай поживём ещё чуток, а там глядишь, и арифметикой займёмся, и сложим все удачи и неудачи твои и мои, авось истина и проступит во всей красе.
- Смеётесь?
- Иронизирую. Ну, если у тебя всё ко мне, позволь заняться делами земными. У меня скоро репетиция с ребятами.
- Понял. А послушать можно?
- Не сегодня.
Он ушёл, а я задумался. Его приход можно было расценить и так, мол, мне хорошо, но что-то не так. Ну, то, что о группе «Лысые игрушки» стали говорить в городе – это понятно, поскольку в воздухе уже витало настроение - всё разрушить. Собственно это уже страна на себе прочувствовала, когда с высоких трибун объявили: «Перестроимся и заживём, как люди». Теперь докатилось и до музыки. Конечно, надо было что-то менять, но с чего начинать никто толком не знал, а поэтому каждый решал сам. Вот и Боня подсел на это. Замечу, что трудное это дело – тянуть там кого-то из болота. Трудное, но как бы добавил вождь пролетариата Владимир Ильич Ленин: «Архиважное...»
Если бы такое случилось в столице – это одно дело, а тут в провинции, где на степных просторах свободной земли столько, что хоть японцев расселяй – совсем другое. Тут воздух другой, да и люди здесь живут с оглядкой, а поэтому всё пошло не так. Сначала посыпались запреты на выступления, а потом и вообще обложили участников группы «Лысые игрушки», как волков флажками. Когда такое случается, ещё какое-то время шумиха мешает найти правильное направление для движения, а потом всё встаёт на свои места, и ты уже знаешь: кто ты и чего стоишь. В разных частях города на стенах домов появились надписи, мол, мы любим «Лысые игрушки». А что дальше? Ничего…
Спустя какое-то время Сергей опять переступил порог студии. На этот раз он уже не бравировал своим успехом. Его просто не стало. Что-то в его поведении было настороженное. Он будто ждал, что я сейчас ему напомню прошлый наш с ним разговор. Зачем? И так всё понятно: надавали по соплям и теперь ему надо где-то отлежаться, а лучше собраться с мыслями, а уже потом действовать. Сергей потоптался у порога не решаясь пройти.
- Чего встал? Проблемы за горло взяли?
- Взяли.
- Ну, с твоей известностью – это семечки, - я усмехнулся.
- Да я знаю, но нам негде репетировать, а народ ждёт от нас продолжения.
- И?
- Так вот я насчёт репетиционной базы пришёл поговорить. Место найдётся для нас? Мы заплатим.
- Даже так? И сколько же мне с вас содрать? У вас денег-то наверно немеренно… А?
- На жизнь хватает.
- Хватает? А чего же сюда? Вам тогда прямая дорога во дворцы культуры. Их у нас в городе уже пять штук построили.
- Нам туда нет хода.
- Да, хорошо вы «помахали кулаками». Хоть задели, кого или так только месили воздух?
- Заденешь их, - Сергей скривил губы. – Их вон сколько, а нас всего-то… Так пустите или…?
- Пущу, но у меня одно условие: матом в этих стенах не ругаться.
- А как же тогда нам петь? У нас же тексты того…
- А вы под «ля-ля». Мне что из-за вас ещё с работой распрощаться? Мозги-то пора включать…
Придя к соглашению, уже на следующий день Сергей привёл в студию всех своих музыкантов. Выглядели они вызывающе: какие-то нелепой расцветки пуговицы, пришитые на одеждах, булавки, лоскуты. Я ещё спросил их:
- Кто это вас так потрепал?
- Система, - ответил парень с перебитым носом.
Как оказалось – это был басист группы Карпеев по кличке Кастет. Сергей стал представлять своих музыкантов. В первый же репетиционный день они ухитрились спалить усилитель и порвать струны на гитаре. Я не вмешивался. В следующий раз Сергей решил попеть за вокалиста. Получилось плохо. Он это почувствовал и стал плясать вприсядку, сильно стукнув гитарой об пол. После репетиции я его подозвал и спросил:
- Когда начнёте репетировать?
- Так мы уже начали, - ответил он, и я почувствовал от него запах спиртного.
- А это зачем?
- Так для куража.
- Я тебя не собираюсь учить жить, но за две репетиции я не услышал ничего такого, ради которого можно вот так веселиться. Это бездарно…
На это он ничего не сказал. Целую неделю они пропадали, и я уже подумал, что запал у «панков» закончился. Как я ошибался. Это был воскресный день. В студии я находился один. Появился Сергей в сопровождении Кастета.
- Нам надо с вами поговорить, - буркнул Боня.
- Я вас слушаю.
- Нас не устраивает звук, - начал он.
- Что ещё вас не устраивает?
- Нам нужна свобода…
- Получите, - я вытащил из стола деньги, которые они дали за месяц вперёд. – Теперь вы свободны.
Сергей не ожидал такого поворота. Затоптался и произнёс:
- Вы нас не так поняли.
В разговор полез Кастет:
- Слушай, а хочешь, я здесь устрою маленький кавардак? Мне, как бывшему боксёру – это не составит большого труда.
- Как говорил мой покойный дед: «Милости прошу», но от себя добавлю, что бывшие боксёры и не состоявшиеся музыканты – это не самая лучшая характеристика для человека, вступающего во взрослую жизнь. Вы уже не дети и я могу: и тебя, и вот его, - я кивнул на Сергея, - в шесть секунд определить на больничную койку.
Кастет сплюнул себе под ноги. Это уже был вызов. Моя рука потянулась к металлической стойке. Сергей, увидев это, схватил своего напарника за рукав и потащил к выходу. Кастет упирался:
- Пусти... Я ему башку оторву.
Мне удалось себя сдержать. Я видел, что всё это была бравада, а точнее, беспомощность, которую Кастет хотел прикрыть собственным криком.
После этого инцидента ничего не было слышно ни о Сергее, ни о группе «Лысые игрушки». А тем временем вернулся из армии Сашка, который привёл два года назад в студию Боню. Узнав про все наши с ним перипетии, сказал:
- Дурак. Видно зря он в армию не пошёл. Там бы ему быстренько вкрутили недостающие детали в голову.
- А может это и хорошо, что не пошёл? Вон как его гражданка подломила, а в армии «не у тёщи на блинах». Там могут и не те детальки вкрутить.
- Могут, если слюни пускать будешь.
Этой же осенью объявился Сергей. Был он какой-то тихий. Пришёл, поздоровался и без предисловий попросил прощение за последний свой визит. Я кивнул, мол, всё это мелочи и задал ему вопрос:
- Чем занимаешься?
- Пытаюсь записать свои вещи. Слышал, что у вас появилось оборудование…
- Есть такое дело… Появилось.
- Ну, так можно будет у вас записаться? – Сергей посмотрел на меня и добавил: - Песни без мата.
- А куда же он подевался?
- Это всё в прошлом: и мат, и группа...
- Не сошлись характерами?
- И характерами тоже. А вы разве не слышали? У нас вокалист повесился.
- Причина?
- Крыша поехала. Ну, я подумал и разогнал всех, да и захотелось чего-то большего, а у них на уме только выпивка.
- Выходит: прозрел?
- Получается, что так.
Целый месяц мы писали первый магнитоальбом Сергея Филатова по прозвищу Боня. Просиживали в студии до поздней ночи. Вы не поверите: он ему обошёлся по тем деньгам всего в пятьдесят рублей. Когда работу закончили, на его песни местные телевизионщики стали снимать клипы и гонять их по местному каналу «Планета». Сергей воспрял духом и решил ехать покорять столицу. Узнав, что я везу в Москву свою маленькую воспитанницу для участия в телевизионном конкурсе «Золотой ключик», попросил там показать его магнитоальбом. Он так и сказал:
- А вдруг понравится?
Та зима 1994 года выдалась морозной. Я пробыл в столице около десяти дней. Записи Сергея дал прослушать московским «панкам». Те посмеялись, мол, тексты ещё ничего, но сама музыка сильно попахивает «попсой». Собственно так я ему и передал, когда вернулся из столицы. Боня помолчал, а потом сказал:
- Придётся самому туда наведаться, да разъяснить этим недоумкам кое-что…
- Опять кулаками будешь махать?
- Зачем? Я теперь учённый. Пока вас не было, опять команду собрал. Кстати, помните Рифа? Он у вас, когда ещё пацаном был, на барабанах учился.
- Фазлеев Рифкат что ли?
- Он самый. Так вот сейчас сыграемся и наведаемся в «белокаменную». Хочется себя показать столице.
- Ну, пока молодые, отчего же не рискнуть?
И они рискнули. Уже на следующий год по весне группа «Лысые игрушки» отправилась в Москву. Жизнь себе бежала дальше и каждый день столько всего подбрасывала интересного, что это событие как-то затерялось в круговерти информации и дел. В конце лета случайно столкнулся на задней площадке троллейбуса с Боней и Рифом. Поболтали. Риф стал расписывать, как они оторвались в столице. Сергей больше молчал, а Фазлеева всё надирало и надирало. Он так громко рассказывал об успехе группы, что люди вокруг нас стали на нас поглядывать с интересом.
- Вы знаете, как нас там принимали? Мы там как дали…
- Так чего вернулись, раз всё так хорошо? – спросил я Рифа, почувствовав в его голосе какую-то фальшь, прикрытую бравадой, мол, вот какие мы, а вы тут ничего про нас не знаете.
Я посмотрел на Сергея. Тот отвёл взгляд. Я всё понял, что не всё так радужно, как говорит Риф.
Уже потом, глубокой осенью, зайдя в студию, Боня рассказал мне всю правду о пребывании группы «Лысые игрушки» в Москве. Получалось так, что им там было хорошо первую неделю, когда они решили поиграть в подземном переходе. Выходцы из Африки набросали им доллары, и им показалось, что это начало, но оказалось, что продолжения никакого не будет. Тут же откуда-то появились накаченные мальчики и сказали, что за место надо платить и выставили им такой счёт, что в подземные переходы они решили больше не соваться. Стали искать клуб, чтобы там поиграть для столичной молодёжи. Долго искали. Им повезло: хозяйка одного заведения дала им возможность пару раз сыграть перед своими завсегдатаями. «Лысые игрушки» хотели большего, но пока получалось только так. Деньги закончились, и надо было где-то подрабатывать, чтобы снимать квартиру. Цены уже начинали кусаться, а быть у кого-то на ролях мальчиков для постели им не хотелось. Устроились грузчиками. Целыми днями что-то куда-то перевозили, а вечерами усталые и голодные валились с ног. Тут уже было не до музицирования. Хозяйка квартиры, перезревшая особа грозилась их выгнать на улицу, если те не будут её ублажать. В конце концов, им это надоело, и они вернулись в родные края.
Москва после триумфа «Ласкового мая» никого к себе не подпускала на пушечный выстрел. Ей ничего не надо было, а точнее надо, но чтобы это не мешало жить, ибо в её понятии «жить» - значит, делать деньги. Деньги платили в первую очередь за «попсу». Формат музыки группы «Лысые игрушки» не попадал под это определение, а, следовательно, её отодвигали в сторону, где наслаждались ею единицы, если вести пересчёт на сотни тысяч людей, сходящих с ума по всему такому.
Когда Сергей мне всё рассказал, я спросил его:
- И как теперь?
- Думаю засесть за написание альбома, но без своих музыкантов. Я в столице послушал тамошних панков – есть чему поучиться, а мои «единомышленники» не хотят этим заниматься. Им хочется всё и сразу. Вот ещё Риф, может быть, а так больше никто не потянет. У меня же требования выросли не только к себе, но и к окружающим.
- Может, нужна помощь?
- Сейчас ещё пока в раздумьях. Не определился…
- Я тут запускаю один проект. Можешь в нём засветиться. Называется – «Студия «Эксперимент» представляет». Цель: показать разные коллективы, играющие у нас в городе. Уже поступили первые заявки на участие. Среди них группы - «Личная собственность», «Массаракш»…
- Что играют?
- Да всё, что умеют.
- Интересно. А может попробовать? Послушают, да вспомнят «Лысые игрушки». Только я буду, если буду, один… без группы.
- Ну, это тебе решать. А чего без группы-то?
- Устал я решать их проблемы. Каждый мнит из себя непонятно что, да и с каждым разом найти понимание становится всё труднее и труднее. Мы же меняемся. Вот и я уже не выпячиваю своё панковское нутро. Панк я только на сцене, а в жизни я другой.
Я ещё подумал: «А ведь он правильно сказал – «меняемся» мы».
Проект «Студия «Эксперимент» представляет» заинтересовал в первую очередь молодых исполнителей. Собственно, другого и не следовало ожидать, поскольку официальным лицам, отвечающим за работу с подрастающим поколением и молодёжью, тогда было не до этого. Они «делили портфели», набивая карманы подешевевшими деньгами.
В воскресные дней, когда жизнь в стенах Дома пионеров замирала, я проводил такие неформальные концерты для любителей послушать что-то отличное от «Ласкового мая». В маленькую рекреацию набивалось, как правило, человек сто пятьдесят. Сидели прямо на полу - стульев на всех не хватало. Это никого не смущало, а тем более в те годы найти помещение, чтобы никто не мешал вот так посидеть и просто окунуться в мир звуков и необычных текстов, было большой удачей. Чисто символическая плата за билет, охрана из студентов мединститута и полное понимание момента, когда ты никому ничего не должен, а вокруг тебя узнаваемые лица.
Собственно, всё шло, как шло, и вдруг заявился Кастет бывший бас-гитарист группы «Лысые игрушки». С ним притащился ещё кто-то с большим чемоданом. Их пропустили без всяких осложнений. Я сидел на звуке и видел, как Кастет покосился на меня, не решаясь подойти. Видно последняя с ним моя встреча его научила осторожности. Он уже не махал кулаками. Даже если предположить, что он пришёл за реваншем, то я знал, что ему в этом плане ничего не светит.
Группы выступали по очерёдности. Все они были не похожи друг на друга. Всё правильно – никакой причёсанности и одинаковости. «Личная собственность» продемонстрировала хорошую сыгранность. Тексты их композиций были на голову выше всех остальных участников тусовки, которые, каждый по-своему дополнял всё это зрелище. Публика торжествовала – им было хорошо. Когда появился Боня и исполнил старую свою композицию, Кастет заорал вдруг матом, мол, мы ещё покажем этим американцам. Это не входило в планы мероприятия: устраивать политический митинг. Пришлось вмешаться охранникам. Кастета вывели просвежиться. На какое-то время воцарился порядок. Снова зазвучала музыка и исполнители стали сменять друг друга. Группа «Массаракш», облачённая кто, во что горазд так неистово изображала из себя «панков», что зрители почувствовали себя почти свободными и стали приплясывать. Нормальная реакция на то, что тебе нравится. Я ещё подумал, что всё повторяется. Это уже было в моей жизни, когда вышел диск Давида Тухманова - «По волне моей памяти» и мы студенты музыкального училища готовы были купить его за любые деньги и слушать, слушать, не переставая, впитывая в себя необычные гармонии и стихи.
Уже под самый конец всей этой тусовки ко мне подошли охранники и сказали, что в одном из кабинетов Кастет и его напарник напоили некоторых из зрителей принесённой в чемодане водкой и подрались между собой. Я дал команду: «Действуйте». Упирающихся возмутителей спокойствия, прежде чем выдворить за пределы Дома пионеров взяли в охапку, и повозили по полу, где они успели изрядно нагадить, поскольку даже у «бывших боксёров» случается несовместимость желудочного сока со спиртным. Кастет упирался, насколько ему позволяли силы, но охранники, получавшие за это деньги, спеленали экс-музыканта группы «Лысые игрушки» и выволокли на улицу, где тот заявил, что он состоит в партии ЛДПР и сейчас сюда приедут жириновцы и сделают всем плохо. Ему поверили и дали по тыкве, пообещав добавить, если он ещё раз повысит голос.
После мероприятия, когда все зрители разошлись, остались музыканты групп «Массаракш» и «Личная собственность» и мы, засучив рукава, стали приводить в порядок помещение Дома пионеров. Только так мы могли на этой базе что-то делать
вопреки официальным установкам чиновникам от отдела культуры о борьбе с музыкальными направлениями в среде молодёжи. Замечу, что рук никто не выкручивал и арестов не производил. Всё, на что были способны коридоры власти, в условиях нарождавшейся демократии, так это просто развесить на всех углах знаки запрещающие думать и говорить в разрез с официальными установками сверху. Ещё несколько раз мне удалось провести такие концерты, а потом наступило затишье. Надо было искать что-то новое. Группа «Массаракш» засела на студии и под моим присмотром стала готовить к записи свой первый магнитоальбом. Творческие процессы – это всегда споры, это всегда компромиссы, это всегда уход одних и приход других. Собственно, всё так и случилось: после нескольких месяцев репетиций, группа стала распадаться. Кого-то забрили в армию, кто-то решил собрать свою команду. Это всегда так случается, когда речь идёт о самом главном для тебя, а тебе только-только исполнилось чуть больше двадцати.
На какое-то время среди «панков» наступил полный штиль. «Гопники», устраивавшие с ними кулачные разборки, поскучнели. Собираясь на «городской бирже» среди постарелых тополей в привокзальном парке, распивали спиртное, закусывая маслянистыми пирожками с рисом. Если удавалось, приставали к одиноким прохожим, но это было уже не то – тянуло на подвиги и снова шли район на район, только бы обратить на себя внимание властей. А что власти? И без этого хватало работы, а тем более, когда в магазинах пустые полки и очереди горожан с талончиками на продукты. Докатились…
С Сергеем мы встретились спустя несколько лет. К тому времени он обзавёлся семьёй, женившись на моей воспитаннице, гитаристке, исповедовавшей музыку в стиле рок-н-ролл. У них родился сын. Дети - это всегда прекрасно, но это я так считал тогда и считаю до сих пор. У Сергея на этот счёт было своё мнение. Он был не многословен, но мне с первых минут разговора с ним стало ясно, что семья его тяготит. Выяснилось, что у него нет работы, и в будущее он смотрит уже не так радужно, продолжая лелеять надежду, что придёт «богатенький дядя» и даст ему требуемую сумму для раскрутки. «Дядя» всё не приходил, а Сергей продолжал ждать, иногда собирал команды, пытаясь удивить в очередной раз под усталую публику. Такие проекты существовали недолго. Как он сам сказал, понимание среди музыкантов стало встречаться очень редко, да и поклонники очень быстро уходили к другим засветившимся музыкантам. К этому надо прибавить то, что Боню не хотели подпускать к себе уже известные в городе группы. Их осталось не так уж и много, но они ещё были и Сергей с его панковским настроем не вписывался в их круг.
Боня снова попросился на репетиционную базу студии, чтобы сыграться с новыми музыкантами, которых набрал буквально с улицы, как он сам выразился. Я со стороны наблюдал за ними. Это уже были люди зрелые, и ничего в них не было от желторотых «панков». Тем не менее, Сергей гнул свою линию, что пора всколыхнуть город и всё такое… Прорепетировали они недолго. На этот раз музыканты не захотели слепо следовать за ним и потребовали конкретной работы, а, следовательно, и заработка, поскольку у всех были семьи, а это означало, что жёны устраивали им дома после каждой поздней репетиции «разборы полётов». Нервы не железные, а поэтому жить в таком состоянии, да ещё и безропотно давать себя вести непонятно куда, стало причиной ухода, сначала бас-гитариста из команды, а потом и вокалиста. Очередной состав группы «Лысые игрушки» рассыпался.
Чтобы выговориться или просто пожаловаться на свою судьбу, Сергей, приняв несколько рюмок в себя, пришёл ко мне и заявил:
- Это вы виноваты в том, что я такой получился…
- Не понял.
- Я ничего не умею, кроме того, что играю на гитаре.
- Разве это плохо, что я тебя научил этому?
- Да. У меня нет денег, а у меня семья… Я не могу собрать музыкантов, потому что у них тоже есть жёны и дети и их надо кормить. Кто нам заплатит за то, что мы есть?
- Странная философия. Если следовать ею, то получается - я тебя должен обеспечить работой. Так?
- Да.
- Отлично. Бери тряпку, мой полы.
- Я музыкант.
- Это ты сам придумал или кто-то тебе об этом сказал? У тебя же нет образования… Ты повар по диплому. Иди к плите и твори.
- Это не моё. Я хочу играть. Почему у вас всё так, а у меня никак? Почему?
- Это моя профессия. Этому я учился девять лет и вот уже пятнадцать лет работаю, не меняя ничего в том, что вокруг меня. Я не стремлюсь к славе. Мне не нужна известность… Это для меня не столь важно. Ты другой и избрал путь отличный от моего, а поэтому всё что ты прошёл и ещё пройдёшь будет принадлежать только тебе и никто и никогда не будет виноват в этом. Только ты один… Слышишь?
Сергей ничего не ответил. Встал и ушёл.
Уже позднее я узнал, что Сергей не ладил с женой. Они расстались. Боня устроился звукооператором в киноконцертный зал «Союз», где иногда подрабатывал на дискотеках, развлекая подрастающее поколение децибелами. Когда стал глохнуть, поскольку у этой профессии есть оборотная сторона медали, решил пойти учиться на компьютерщика. Он и раньше мечтал собрать свою домашнюю студию, и творить в одиночестве, выбрасывая в Интернет время от времени свои «опусы». Иногда принимал участие в каких-то конкурсах, как бывший экс-лидер группы «Лысые игрушки». После одного из таких выступлений его отходили резиновыми дубинками стражи правопорядка. По его словам, им не понравился его прикид. По другой версии уже очевидцев, Боня был пьян и материл налево и направо всех, кто подворачивался ему на пути, за что собственно его и отходили.
Всё это время он поддерживал связь только с барабанщиком группы – Рифом. Это был единственный человек, который его понимал. Даже когда Рифа какие-то отморозки избили до потери памяти, заставив проваляться долгое время после этого на больничной койке, стало ясно – больше ему никогда не удаться сесть за барабаны. Причина была одна: мозг стал сбоить. Риф пробовал устроиться как-то в этой жизни: торговал овощами на базаре, подрабатывал каким-то агентом… Боня узнав про это, захотел ему помочь и решился ещё раз собрать музыкантов, и начать всё заново. Задумка не удалась. Было потерянно время, да и осмысление реалий к нам, как правило, приходит с опозданием. У нас часто так случается.
Сергей позвонил мне, после выхода моих публикаций в одной из областных газет. Речь шла о создании в городе рок-клуба. Собственно речь шла о том, чтобы это понятие не подменяли чем-то усреднённым, поскольку в последнее время всё чаще стали спекулировать на этом, пытаясь протащить какие-то проекты против наркотиков и всего подобного. На волне такой якобы свободы и понимания ситуации, замалчивалось самое главное, что до сих пор в городе нет своего рок-клуба. Немногочисленные молодёжные группы репетировали на квартирах, поскольку Дворцы культуры свои помещения сдали под всевозможные офисы коммерческих структур.
Мы встретились с Сергеем в студии. Теперь она располагалась на базе педагогического колледжа. Вошёл, осмотрелся… Я сразу же отметил про себя, что он постарел.
- Как ты? – спросил его.
- Творю. Мои песни гоняют по «Русскому радио».
- Поздравляю.
- Я теперь работаю совсем в другом ключе… Всё больше с электронным звуком.
- Экспериментируешь?
Он кивнул и сказал:
- Ещё я стал петь. Долго разрабатывал голосовые связки…
- Получается?
- А вы послушайте… Я тут сбросил на мини-диск несколько композиций.
Я поставил. Зазвучала музыка. Да, это была музыка с его гармониями, с его мелодиями.
- Растёшь, - похвали я. – Теперь надо двигать в столицу.
- Здоровья нет, - улыбнулся Сергей.
Я окинул его плечистую фигуру и спросил:
- И какой недуг тебя посетил?
- Неверие.
- Это серьёзное заболевание. И что говорят врачи?
- Я сам себе врач: водочка, фрукты и молодая тёлка с попкой, как у Мадонны.
- Денег хватает?
- На это хватает.
- И на тёлку?
- Эта даёт бесплатно. Влюбилась до одури…
- Так женись?
- Маленькая она ещё… Всего шестнадцать, да и зачем я ей нужен со всеми своими заморочками. У меня же к тому же справка, что я того, а от этого и не везде берут на работу. Семье нужен кормилец, а не гитарист. Кстати, звонили из Москвы, приглашают работать.
- Ну и?
- Так неверие у меня.
- А может плюнуть на это «неверие», да и рвануть тебе? Ты ещё молодой и успеешь оседлать свою удачу.
- Молодой я по годам, а по сознанию пора уже собираться в путь… последний.
- Ты это серьёзно?
- А чего ждать? Моя бывшая уже замуж вышла. Сын устроен, да и какой я ему пример? Свою личную жизнь не хочу менять. Сидеть и ждать, когда старость повалит на кровать…? Не хочу. Да, Риф вам привет передавал.
- Как он?
- Голова побаливает, а так держится, но на музыке поставил крест. Жаль… Хороший был барабанщик.
- Вы на день рождения объединения приходите с ним, - пригласил я. – Мы тут немного пошумим на сцене. А хочешь, я и тебя в программу вставлю?
У Сергея глаза загорелись. Он весь приосанился и произнёс:
- А что? Мне есть что показать. А кто приходит из бывших? Санёк Валиновский бывает?
- Бывает.
- Интересно с ним встретиться. Это ведь он меня к вам привёл. Помню, как он орал, мол, пальцы ленивые у меня. Сейчас он удивился бы моей технике.
Уже через месяц состоялся отчётный концерт эстрадного объединения «Эксперимент». Зал был набит до отказа. Шутка ли, за все годы существования объединения через мои руки прошло более пятисот ребят. Теперь многие из них водят ко мне своих детей и эти начинающие «звёздочки» каждый год выплёскивают на своих пап и мам, бабушек и дедушек своё мастерство. Как правило, в этих концертах принимают участие и выпускники, кто избрал своей профессией музыку. На этот раз на сцену вышел Сергей Филатов. Те, кто его знал, с интересом ждали, что он выкинет на этот раз. Боня под прицелами их взглядов чувствовал себя несколько скованно, но это продолжалось только до тех пор, пока не зазвучала фонограмма. Что-то щемящее полезло в душу и зал замер. Он пел о любви и без всякого мата, и всё стало понятно – это композиция была о драме одинокого человека, который просто растворился в пространстве.
Когда все зрители разошлись и остались самые-самые - мы сели за «рюмку чая». Я поставил на магнитофон сохранившиеся каким-то чудом старые записи, и мы ударились в воспоминания. Голос Троицкого Сергея, который сейчас служил в Москве в МВД, выводил на высоких нотах: «На круге холодном и чистом чураясь удач неудач, идёт человек с коромыслом качается, будто циркач…»
Сашка барабанщик сказал:
- Как будто только вчера всё это было. Помнишь Боня?
Сергей кивнул. Сидели допоздна: вспоминали, пели под гитару, мешая всё когда-то напетое в один большой котёл. Я смотрел на них и будто листал свою жизнь, задерживаясь то на одной странице, то на другой, всматриваясь в повзрослевшие лица своих воспитанников. Сколько всего и разного было тогда и сколько нового пришло с ними сегодня сюда. Вот они сидят, и понимаешь, что когда-то и один, и другой могли просто остаться в стороне от музыки. Этого не случилось и, слава Богу!
В 2008 году Сергей мне позвонил где-то в августе. У него на выходе был новый проект, и он его хотел протолкнуть на Запад. Судя по его словам, всё шло как надо, и даже был покупатель. Я его поздравил с удачей. Потом мы долго с ним болтали о всяких пустяках, и он пообещал ко мне забежать, чтобы прицениться к акустической системе, которую я решил продать. Мы сговорились с ним на начало сентября, но он так и не пришёл.
Следующий звонок был уже ближе к новому году. Голос Сергея был какой-то приглушённый. Судя по всему, он был под градусом. Говорил пространно и без всякой связи перескакивал с одной темы на другую. Мы проговорили где-то с час.
Суматоха предновогодних дней отогнала всё нехорошее и я, как и все готовился встретить Новый 2009 год. Последний день декабря мне показался каким-то лишним, и я решил никуда не ходить и просто проспать всё торжество, чтобы быстрее всё начать «с белого листа». Скажу сразу, что «проспать» удалось, здесь большого ума не надо, а вот первого января начать всё «с белого листа» - увы… не получилось. Глаза открыл – всё тоже, только снега не было. В этом году зима что-то намудрила и в наших степных широтах его почти не было. Осмотрелся и понял, что никакого «белого листа» не наблюдается. Кое-как продремал неделю у телевизора, иногда выбираясь на работу, и просиживал там перед монитором компьютера, который посетили вирусы, парализовав работу студии. Ничего не хотелось делать.
После десятого января спеша на работу, столкнулся на улице с бывшим своим соседом Денисом, у которого на студии записывался в последнее время Сергей, и он мне сообщил, что…
Я не поверил: Боня покончил с собой, прыгнув с моста на автостраду где-то в Южном посёлке.
«Зачем? У него же всё шло хорошо? Может его кто-то, а не он себя сам? В городе любят «шалить», а особенно там, где простирается частный сектор. И почему он оказался в Новый год на безлюдном мосту? Был ли он там один или…? Сколько вопросов и нет на них ответов. Какое это горе - престарелым родителям узнать, что их сын… Ну, почему? Неужели всё так было плохо, и он не хотел об этом никому говорить. Не оставил записки. А собственно, что это изменило бы? Ничего… Его не стало, потому что он не умел летать. Боня хотел подняться над всеми… Получалось не всегда так, как придумывалось, а поэтому разбег всегда был у него длиннее приземления. Теперь-то что об этом рассуждать, когда он там, а мы все пока здесь. Нет и всё-таки это страшно – шагнуть в неизвестность…»
Денис мне всё говорил, а я стоял и представлял, как Сергей шагает через ограждение. Он всегда стремился вверх, а тут вниз…
«Наверное, был пьян в стельку… Трезвым бы он не решился на это» - размышлял я.
Голос Дениса откуда-то издалека сообщил:
- А Риф сходил к Боне на похороны и повесился.
- И Риф? – у меня пропал дар речи.
Сознание стало сопротивляться услышанному. Я вспомнил, как Риф на отчётном концерте просидел в самом углу в натянутой вязаной шапочке натянутой по самые глаза. Он тогда так и не остался на посиделках. Видно ему было трудно себя ощущать среди всех нас. Что-то ему мешало вновь стать прежним. Мозг ограждал его от воспоминаний, и он ушёл...
Теперь нет ни его, ни Бони. Как всё несправедливо.
Весь день после этих новостей пошёл насмарку. Вечером обзвонил всех ребят, сообщил о случившемся. Что-то нехорошее, непонятное вползло в жизнь. Я ещё подумал: «Если бы у Сергея были крылья, он обязательно смог жить дальше. Увы, крыльями его Создатель обделил».
Спустя какое-то время полез в Интернет. Отыскал сайт группы «Лысые игрушки». Послушал песни, записанные Боней в разные годы, и мне захотелось поболтать с ним о жизни без всякой назидательности, как это бывает порой у людей, кто идёт к одной и той же цели, но разными дорогами, даже не подозревая об этом.
Аминь.
Май 2009г.