- Да всего-то две с половиной тысячи! - Нина раздраженно хлопнула дверью. Все внутри нее дрожало от злости. До выпускного оставалась неделя, и платье для него у Нины имелось, но... То платье было перешитым, маминым, и довольно стареньким, а тут, как назло, подружки затащили ее в магазин, и на глаза Нине попалось оно — идеальное платье. Задорно-оранжевого цвета, немного нелепого покроя, и с оттопыренными карманами — но оно было очаровательно. Оно было создано для Нины и оставалось только объяснить это матери. Точнее, отчиму, но с ним Нина почти никогда не говорила сама. Любви между ними не было, дружбы тоже, а была взаимная неприязнь — Нина помнила отца и счастливую маму рядом с ним, а отчим помнил, что она это помнила. Вот и держались наособицу. Семье на пользу это явно не шло.
Впрочем, сложно сказать, что могло бы пойти этой семье на пользу. Отец ушел от Нины и ее матери, когда Нине было пять. Мать ее, Катя, с тех пор так и не пришла в себя. Раньше она была веселой, певучей рукодельницей, теперь же стала молчаливой тенью, и быт ее теперь волочился уныло и однообразно, лишь на лице застыло слегка удивленное выражение. Нина иногда думала, что мать все еще удивляется тому, как бездарно и безрадостно проходит ее жизнь. Отчим, Игорь, не добавлял Кате радости, пожалуй, и она сама не могла бы сказать, что вообще ей дает этот брак, кроме иллюзии не одиночества. Игорь был туповатым, жестким и эгоистичным, пару раз поднимал на жену руку. «Наверное, пытался ее расшевелить», — привычно фантазировала-раздумывала Нина, не решаясь откровенно заговорить с матерью. Достаток в семье, пожалуй, был, но без ведома Игоря не тратилась ни одна копейка, а он был скуп на все, кроме своей машины, чрезвычайно. Мать с отчимом никогда не спорила, и против воли его не шла — вот Нина и осталась без нового платья.
- У, ненавижу. - Зашипела Нина в потолок, сжимая в руках подушку, словно пытаясь задушить кого-то с квадратной головой. - Ненавижу, ненавижу, ненавижу. - Ненавидеть Нине было не привыкать, она проделывала это упражнение регулярно — за семейным ужином, например, повторяла, как матру, про себя, быстро глотая еду. Или глядя на подружек и одноклассниц, которые болтали со своими родителями, веселились, гуляли вместе с ними. Нина привыкла ненавидеть как минимум двух людей в день.
А тут еще это платье. Нина видела его в витрине всякий раз, как шла домой из школы. Платье дразнило. Оно вызывающе светилось оранжевым светом на манекене, на котором было надето. Его невозможно было игнорировать.
До выпускного оставалось два дня, когда по дороге домой Нина увидела, что на манекене уже другое платье. Она влетела в магазин и чуть не расплакалась он облегчения, когда узнала, что такие же платья ее размера еще есть, хоть и сама не понимала, что ей с этого за польза.
Дома Нина долго умывалась, глядя на себя в зеркало и раздумывая над тем, где бы раздобыть денег. В момент, когда уже стало ясно, что решения нет, ее взгляд зацепился за маленькое золотое колечко, лежащее на раковине. Мать мыла сантехнику и сняла обручальное кольцо. «Продать цыганам. Платье купить, переодеться в него уже в школе. На меня никто не подумает», - все эти мысли бились в голове Нины, пока она выходила из квартиры, и брела к рынку, где крутились цыгане. На мгновение ей стало совестно, но она отогнала праведные мысли вместе с мыслью, что отчим не простит раззяве-жене потерю обручального кольца.
На рынке пестрая толпа цыган сразу же обступила, закрутила, заворожила Нину. Когда она окончательно растерялась, старая цыганка заставила остальных замолчать и приторно-ласково спросила:
- Что тебе, девочка?
- Вот... - Севшим голосом ответила Нина, доставая драгоценный тонкий ободок из кармана.
- Э, девочка, да это не золото! - Старая цыганка поплевала на кольцо, поскоблила его, потерла. - Это позолота, сто рублей за него могу дать!
Пестрая толпа снова закружила Нину, а потом внезапно рассеялась. Она и сама не поняла, как осталась без кольца, куда делись цыгане и что делать с теми ста рублями, что она держала в руке. Несчастная, она медленно пошла домой.
На ступенях подъезда Нина столкнулась со злым, пьяным отчимом. Грязной лапищей он заехал Нине по щеке, буркнув ругательство, и торопливым зигзагом отправился прочь. Нина с замиранием сердца вошла в подъезд. Около ее двери толпились, шушукая, соседи. «Ну конечно, опять нажрался и орал» — вяло подумала Нина. Соседи, расступившись перед ней, затихли. Нина вошла в квартиру и сразу же увидела лежащую на полу кухни маму. Взвизгнули зашедшие следом соседские тетки, бабка из квартиры напротив громко спросила: «Убил-таки, ирод? За кольцо?» Нина вздрогнула и обернулась. В зеркале прихожей отразилась бледная девочка с красной пятерней на щеке.
И не было ни платья, ни выпускного. Были похороны, были вопросы полицейских, были поминки. Поиск работы вместо поиска университета. Оформление бумаг. Был страх, что отчим вернется. Были девять дней. Были сорок. Было оцепенение и дежурные слезы. А чувств не было. Но лишь в середине осени Нина решила, что пора разобрать мамины вещи. И почти сразу же нашла на полке красивый пакет с приклеенным стикером, на котором было написано: «Ниночка, поздравляю с окончанием школы! Надеюсь, тебе понравится мой подарок.»
Пакет выпал из рук Нины. Из пакета, прямо на пол, выскользнуло платье с бестолково оттопыренными карманами, дурацкого покроя и нелепого, конусно-оранжевого цвета.