Глава 2. Шаги по земле

 
   
     Глава 2. Наш детский труд победами в боях оплачен был.
 
      
     Настал день, когда моя детская мечта воплотилась в жизнь.
Заместитель начальника механического цеха нашего завода подвёл меня к большому токарно-винторезному станку ДИП-200 и сказал:
- Учёба твоя закончилась.  Квалификационной заводской комиссией тебе присвоен, несмотря на пятнадцать неполных лет, третий разряд токаря. Поздравляю с первой профессией и вступлением в рабочую семью! Береги достоинство этой семьи, как зеницу ока. А теперь подойди ближе к станку, я посмотрю: достанешь ли ты до всех ручек суппорта станка. Вижу, что не достанешь, и
зажать деталь в патроне не сможешь. Не огорчайся - это не беда, дело поправимое. Сейчас распоряжусь, чтобы сделали отличный стеллаж под ноги.-
   - Здесь рядом Степан работает, - продолжил он и показал рукой на близстоящий станок, - я договорился с ним, чтобы взял шефство над тобой. Сейчас Степан на обеде, а придет, познакомься с ним.  Парень он добрый и токарь классный.-
               

      Степан оказался действительно добрым парнем и отлично владел  токарным делом.   Его высокая квалификация стала причиной  отказа в добровольном желании уйти на фронт в действующую армию.
      Мы быстро подружились и Степан Разин, такую знаменитую фамилию и
имя носил он, многому быстро научил меня и не только токарному делу.
    Через месяц работы мне перестали возить из литейного цеха ещё теплые  заготовки снарядов для токарной обработки.
    На моём рабочем столе появились заготовки деталей штоков наводки 120-миллиметрового полкового миномёта.  Для нарезки на таком штоке  специальной упорно - конической  резьбы требовался   уровень  специальности седьмого токарного разряда .  Война сократила сроки подготовки специалистов.  Мы, подростки, учились  находу и заменили тех рабочих завода, которые ушли на фронт.   
       Я был увлечён работой, когда за своей спиной услышал голос Янка:   - Выключай станок, твой сменщик в раздевалке переодевается, сейчас придет .-
       Закончив нарезку резьбы на последней заготовке, я остановил станок и , обернув ещё горячую деталь ветошью, чтобы не обжечь руку, положил её на рабочий стол, где лежали одиннадцать таких же деталей.
- Дневную норму выполнил на сто двадцать процентов! – с некоторым ехидством, но безобидно заявил Янка.
- Для двенадцати миномётов, из которых будут бить фашистов. – не без гордости ответил я Янке, и добавил: « А где мы сегодня спать будем? На дворе, который день подряд, морозы более тридцати градусов, в общежитие возвращаться холодно, да и  топить там нечем.  Опять в цеховой траншее спать будем?-
- Разве есть другие предложения? – удивился Янка. Я там, на большие отопительные  трубы доски положил, а  на них наши телогрейки постелил. Комфорт, как в лучших гостиницах Калифорнии. Правда, крысы там бегают без стеснения, но это житейские мелочи и обращать на них внимания не стоит.- посоветовал  он и, положив свою руку  мне на плечо, -добавил, -пойдём, друг, покурим. Меня сегодня один раненый фронтовик  махорочкой «самосадом» угостил. Он к  начальнику нашего цеха приходил после госпиталя.  Бывший рабочий цеха. Подошел ко мне и говорит: «Здравствуй, сынок! Как станочек мой работает?  Какие детали на нём делаешь? Я  на этом станке десять лет отработал. Завтра снова на  фронт в Сталинград уезжаю, и не знаю смогу ли когда-нибудь ещё на нём поработать?»
- Я выключил станок,- продолжил рассказ Янка, - и мы с ним познакомились. Звать его Матвей Степанович. Потом он вынул кисет с махоркой, мы свернули по «козьей ножке», и подымили.
    Напоследок Матвей Степанович подарил мне табачный кисет и сказал: « Будешь сворачивать «козью ножку», сынок, помяни меня добрым словом.»
У нас с Янком местом перекуров был литейный цех,  в котором в зимние морозные дни всегда было тепло.   На куче горячего песка, освобожденного из литейных форм с отлитыми болванками  мин и снарядов, всегда можно было согреться, а заодно покурить и побеседовать.
    - Ты слышал, что под Сталинградом идут тяжелые кровопролитные бои? - спросил меня Янка, -  говорят, за Волгу фашистов пропустить нельзя. Приказ Сталина: «Ни шагу назад !»
Вон видишь, две женщины грузят на тележку ещё горячие после литья заготовки мин ?
Это «гостинцы» для гитлеровцев.  Я этих болванок на своём токарном станке по 30 штук за смену обрабатываю. Могу и больше, только заготовок не хватает. Как ты думаешь, когда война закончиться и кто побе-
дит? – спросил он, - ведь немец до Волги уже дошёл.  Янка затянулся дымом самосада и выпуская его, серьезно взглянул на меня.
- Да, я об этом всегда думаю и нисколько не сомневаюсь, что победа будет за нами.
   Наша пословица гласит : «Русский мужик долго запрягает, но быстро и далеко едет.»
-Я тоже так думаю, что победу одержит советский народ, но обойдется она нам дорого, согласился Янка, - и, бросив потухший окурок в песок, добавил, - пойдем заканчивать рабочую смену и устраиваться на ночлег.-

               

    Траншея, с отопительными и водоснабжающими трубами, а также с электрическими кабелями и прочим оборудованием,  находилась под главным проходом нашего цеха и тянулась до его конца. Сверху траншею закрывали чугунные прямоугольные плиты, которые открывались при ремонте. Последняя плита у самой стенки цеха имела сделанную кем-то ручку из скрученной проволоки и могла без особого труда подниматься.  Это был вход в наше «волшебное подземное царство» - так окрестил его Янка.  Вниз траншеи можно было спуститься по железной лесенке и там ходить по ней во весь рост. Тусклый свет обеспечивался кое-где висевшими электролампочками с выключателем на входе.  Не только мы, подростки, но и взрослые рабочие цеха нередко ночевали в этой траншее после 12-ти часовой смены. Одна наша Люся никогда не опускалась в цеховую траншею, так как очень боялась крыс, которые облюбовали тоже в ней своё жилище.
- Вот мы и дома, - сказал я, обращаясь к своему партнёру по ночёвке.  Янка поправил свою телогрейку на лежанке из двух сбитых досок и с удовлетворением ответил: «Тепло, почти светло и главное мухи не кусают потому, что здесь их нет: они все подохли.»
       Работая, стоя у станка по 12-ти часов, в свою юношескую пору,  я не чувствовал усталости, но стоило где-нибудь прилечь после работы на отдых, как из  рук и особенно из ног начинала выходить приобретенная за рабочий день усталость.  И от этого они гудели и  ныли, а тело
расслаблялось и вместе с головой погружалось в крепкий сон.
         Мы быстро заснули на своих дощатых постелях, и мне приснился сон, что зубной доктор  вырывает мне здоровый зуб. Я сопротивляюсь,  хочу объяснить ему, что зубы у меня не болят, но не могу этого сделать. От бессилия я проснулся. О ужас, что я вижу !  У меня на груди сидит на двух задних лапках серая громадная крыса и смотрит мне в лицо своими черными бусинками -  блестящими глазками.  Сначала я подумал, что ещё сплю и вижу другой сон. Но вот наши взгляды встретились, и стало ясно, что это не сон.
     Незваная гостья опустилась на все четыре лапки и прыгнула к моему подбородку. В следующую секунду боль пронзила мою нижнюю губу. Протянув руку к зверьку и схватив  за спину, я с силой отбросил его от себя.  Кровь побежала по подбородку, и я понял, что крыса напала на меня и прокусила нижнюю губу.  Пришлось разбудить Янка, вылезти  из траншеи, и обратиться за помощью к дежурному врачу заводского медпункта.
      На следующее утро в заводской столовой меня увидела Люся и хихикнув спросила: « Я слышала, что ты ночью в траншее с крысами целовался ?» Мне стало приятно, что именно Люся первая заметила мою опухшую, смазанную «зелёнкой» губу и я, с трудом открывая рот, ответил: - Что делать, Люси, если ты не научилась целоваться до сих пор?-
 Она расцвела в улыбке, хитро посмотрела на меня и парировала:
 - Откуда, Маратик, ты знаешь, чему я научилась и что умею, если ты
 до сих пор это не пробовал? А, зря!  Дай я посмотрю, что за ранка у тебя,- Люся по-женски легонько потянула меня за рукав к себе и уже с участием моей детдомовской сестренки спросила: « Очень больно ?»
-Нет, не очень.- 
 Нагнувшись,  она поцеловала меня в щеку и добавила: « Мой поцелуй целебный:  твоя ранка заживёт быстрее».
   Ей очень давно хотелось меня поцеловать, и этот случай представился.
  Так я оценил  поцелуй влюбленной в меня девушки.
   -Что-то ты, Пахомова, сегодня в приподнятом настроении. Радуешься, что меня крысы чуть не съели?- сострил в шутку я.
 « Нет, я не радуюсь, а сожалею, что они тебя не съели », поддержав шутку, ответила Люся.  Но дело не в тебе. Разве ты не слышал сегодня утром последние известия по радио? Наши войска под Сталинградом вчера 2-го февраля 1943 года полностью закончили окружение фашистов и одержали победу.  Радуюсь я, что и мой труд вливается в победу моей Родины,- изменив стих Владимира Маяковского, пропела Людмила Пахомова и выбежала из заводской столовой.