Тихо гасли звезды в предутреннем небе, с которого уже стекали серые ночные сумерки.
Если здесь, на Камчатке, уже занимался новый день, то на родине Степана, в далеком Дагестане жизнь проходила в другом временном поясе, отставая на целые десять часов.
И в те самые минуты, когда Степан Агеев все дальше и дальше уходил от своей части, в родном его посёлке, в сельском клубе, крутили индийский фильм. Хоть и смотрели его все, не меньше чем по три раза каждый, зал был переполнен. Да и куда еще пойти вечером, не дома же сидеть. И потом, фильм для молодых только повод уединиться. А самое интересное после кино. Гурьбой шли по сельской улице и расходились по парам то к одной, то к другой калитке. Так и Лиза в этот вечер шла из сельского клуба с приезжим механизатором. Когда он, на прошлой неделе, в первый раз пригласил её в кино, сидели тихо, лишь слегка прикасаясь, друг к другу плечами. На другой день, в этом же клубе он, будто случайно, взял её руку.
Сегодня, когда он поцеловал её в щёку, она лишь улыбнулась в ответ. Вадим, так звали этого механизатора, осмелел настолько, что стал приглашать её к себе, объясняя, как незаметно, с соседнего двора, можно пройти в комнату, которую он снимает.
- Не-а, мотала головой Лиза, - мать узнает, убьет.
- Да не узнает никто, - щекотал её ухо усами Вадим, и прижимая к себе.
Бабка Анастасия перекрестившись на икону, висевшую в углу, уже собиралась ложиться спать, как с улицы донесся чей-то смех и громкие голоса.
- Ишь ты, не угомонятся никак, дня им мало – шлепая босыми ногами по скрипучему дощатому полу, она подошла к окну.
- Никак Лизка, это же надо, ну, чертовка, ну, погоди ,- говорила Анастасия, прислоняясь к холодному оконному стеклу, и провожая цепким взглядом удалявшуюся группу парней и девчат, среди которых Лизка Коноплева, бывшая Степкина одноклассница и, все в их посёлке об этом знали, - невеста его.
Вспомнилось Анастасии, как уходил Степан в Армию, Лизка от него в тот день ни на шаг не отходила. Будто жена с мужем прощалась. Все в обнимку, да в обнимку. Глазища у Лизки, - ну, точно как у коровы , у мужиков от таких глаз на душе не спокойно. Посмотрит такая, и в раз окрутит. А Степан-то, стоял ,– рад радешенек, и всему, что Лизка ему говорила – верил. Даже когда в автобус садился, не о ней, об Анастасии, беспокоился, а о Лизке этой, прямо так и сказал: - Ты, бабушка, если что о Лизе позаботься.
– Как же, жди, вон о ней уже заботятся другие, - проворчала она вслух и лишь когда Лизка с хахалем своим скрылась за поворотом, отошла от окна. Пошаркала ногами, нашла тапочки, медленно опустилась на стул, чувствуя, как защемила грудь острая боль.
Было у Анастасии три сына. Без мужа растила их, поднимала на ноги. Мужика своего потеряла во время войны, в самом конце. Старшенький, Владимир, в 16 лет умер, простыл на морозе, вначале думала, отойдет, а потом, за несколько дней на глазах её стаял от двустороннего воспаления легких . Другой сын, Глеб, после армии поехал на заработки куда-то в Сибирь, первое время писал, даже деньги присылал, а потом, как говорится, ни слуха от него, ни духа. Знающие люди надоумили объявить розыск, это после того, как целый год не получала от него весточки, да ничего этот розыск не дал. Пропал Глеб, жив ли, нет ли, только считай, уже лет двадцать как ничего о нем не знает. Тем временем беда подстерегла и младшего – Василия, – попал он в аварию, привезли домой всего искореженного. Жена у Василия и прежде не ахти, какая хозяйка, после смерти мужа и вовсе опустилась, пить стала, о ребенке вовсе и не думала. Забрала бабка Анастасия Степана от Варвары к себе, а её саму и на порог не пускала, хоть и осуждали её за то в посёлке, но была она непреклонной. А все ж, какая – никакая, а мать она всегда матерью останется. Тянулся к ней Степан, жалел её. Догадывалась об этом Анастасия, вроде как терпимее стала, да и сама Варвара, вроде как, изменилась.
Года за два, как Степану в Армию уйти, увезла Варвару “скорая”, а через сутки, не приходя в сознание, она и умерла.
Вспомнилось все это Анастасии, и почувствовала она как одиноко и пусто в её доме. Поднялась со стула, накинула на плечи теплую шаль, вновь подошла к окну. Белыми змейками стлалась поземка по плотному снегу. Скрипели, покачиваясь, мерзлые ветви, утопая в сугробах, мрачнели серые хаты. И вдруг будто почудилось, словно кто-то протянул к окну руки, вгляделась, а это Степан, в гимнастерке солдатской навыпуск стоит за окном, бледный, на лице ни кровиночки и молча тянется к ней, словно о чем-то просит.
- Господи! – перекрестилась Анастасия, - и вдруг, во весь голос закричала как над усопшим: – Степан! Степка … родненький ты мой... - повалилась на колени и зарыдала навзрыд, оплакивая и мужа и сыновей своих и тоску по внуку, за судьбу которого так неожиданно стало ей страшно.