Бабушка

Борис Кунин
Двое мужчин молча стояли у скромного памятника на одном из городских кладбищ. Отец и сын. Худощавый высокий мужчина средних лет с рано поседевшей головой и внимательными карими глазами и коренастый зеленоглазый молодой брюнет.

Стояла середина весны. Ласковое солнце заботливо согревало всё вокруг. В ярко-зелёной молодой листве увлеченно чирикали воробьи. Природа продолжала своё вечное движение.
Отец курил, глядя куда-то вдаль. Сын внимательно рассматривал фотографию на памятнике.

- Папа, а почему сейчас я не вижу нигде старушек с такими лицами?

- С какими это – такими? – отец не сразу оторвался от своих мыслей.

- Ну, я не знаю. С такими вот одухотворёнными, благородными. Нынешние старушки всё-таки другие: постоянно чем-то озабоченные, иногда раздражённые без видимой причины, - юноша мучительно искал нужные слова и не находил. – Даже моя бабушка совсем другая, хотя она просто замечательная и я её очень люблю.

***

Сколько Игорь себя помнил, бабушка Шура всегда была рядом. То есть, она вернулась в родной город ещё до его рождения, прожив почти четверть века с мужем на Украине. Но любимого человека не стало, и маленький, утопающий в садах городок как-то сразу стал ей чужим. Да и сестра настойчиво звала к себе.

И вот после двух лет грусти и одиночества – на то, чтобы завершить все необходимые дела и собрать нехитрые пожитки, ушло, как это ни странно, так много времени – её опять окружали родные лица.

К тому же оказалось, что врачи в последние месяцы всё более настоятельно советовали её младшей племяннице родить ещё одного ребенка, но делать ей это совершенно не хотелось. В семье рос любимый всеми сын и внук, и этого казалось достаточно. И обычно молчавшая во время подобных семейных «разборок» тётя – зачем лезть со своим уставом в чужой монастырь – вдруг горячо поддержала рекомендации врачей. Пообещав, что все заботы о ребёнке возьмёт на себя. С первого дня его жизни и до тех пор, пока хватит сил и здоровья.

В общем, в новой трёхкомнатной квартире в центре города, которую получили от завода родители, когда Игорю исполнилось три года, он всё время был с бабушкой. Получив около полугода назад серьёзное осложнение после двустороннего воспаления лёгких, малыш почти непрерывно болел и нуждался в постоянном уходе. 

Мама же оставаться дома с больным ребёнком не хотела, объясняя это негативным отношением начальства к таким работникам. На самом же деле, как узнал Игорь, уже став взрослым, мама всегда любили только своего первенца – его старшего брата Сергея. А второго ребёнка родила, скорее малодушно уступив настойчивым просьбам бездетной тётки, нежели вняв рекомендациям врачей. Родила, «поигралась» немного, а когда он тяжело заболел, полностью передоверила её заботам. Ни сил, ни – особенно! – желания постоянно возиться с больным ребёнком у молодой ещё женщины не было.

Мебели в новой квартире первое время практически не было: стол на кухне, шкаф, кровать в родительской спальне и детская кроватка Игоря. Старший брат ещё жил у дедушки с бабушкой: ему нужно было закончить четвёртый класс. Бабушке Шуре сестра тоже советовала пожить пока у неё, но та не согласилась. И спала почти четыре месяца на старой скрипучей раскладушке рядом с кроваткой своего любимца.

Иногда – буквально пару часов в сутки: внук задыхался во время острых приступов болезни, и бабушка несколько раз за ночь приносила из аптеки кислородные подушки.

Подолгу советовалась с врачами и знакомыми, что приготовить малышу, чтобы было вкусно и питательно, но не вызывало аллергии. Ведь даже запах мёда мог спровоцировать сильнейший приступ удушья, не говоря уж об апельсинах, лимонах, клубнике и многом другом, чем обычно старались побаловать в те годы даже здоровых, а уж тем более больных детей.
Разумеется, что при таком состоянии здоровья ребёнка, ни о каком детском саде и речи не могло быть, и бабушка с внуком целые дни проводили вместе. Родители большую часть дня были на работе, старший брат – в школе, а старый и малый были предоставлены сами себе. Телевизор в доме был в те годы большой редкостью: источником развлечения служило только радио. Да ещё газеты. Но газеты бабушка Шура читать почему-то не любила. Им она предпочитала книги и многочисленные письма от друзей и младшего брата, который в то время был директором школы-интерната недалеко от Минска. К старшему брату и сёстрам, жившим в этом же городе, они иногда ходили в гости. Когда позволяло здоровье обоих.

А ещё бабушка часто и охотно рассказывала внуку о своей жизни. Она родилась в первый год ХХ века в многодетной и потому не очень богатой семье польского шляхтича и русской мещанки и за долгие годы повидала многое. Пережила обе мировые войны, революцию. Кстати, судя по её воспоминаниям, первая мировая война и революция оставили в памяти жителей далёкого от обеих российских столиц провинциального города не так уж и много. Да, жизнь как-то изменилась. И нельзя сказать, что в лучшую сторону. Если до 1917 года восемь братьев и сестер на 20 копеек могли вволю наесться сладостей, то после и деньги стали другие, да и сладости – тоже. Родные братья её отца сразу после революции уехали в ставшую независимой Польшу и больше о них никто ничего не слышал. А в остальном… Четырёх классов Реального училища, оконченного ещё в царские времена, вполне хватало, чтобы найти тихую, спокойную работу. А практически абсолютной грамотности и чёткости почерка и через пятьдесят лет могли позавидовать иные выпускники филологических факультетов.
Вторая мировая война запомнилась, конечно же, намного лучше и подробнее. Два года, прожитых в оккупированном немецкими войсками украинском городке, никак нельзя было выбросить из жизни. Даже при всём желании. Хотя особо резких оценок и категоричных  выводов бабушка Шура тоже не делала. Просто говорила о том, что видела и пережила сама.
Да, прятались по погребам и силосным ямам от бомбёжек во время немецкого наступления в 41-ом. А потом – во время их отступления в 43-ем. Да, всё это время немецкие солдаты жили практически в каждой хате. А потом ещё и итальянские. Но и те, и другие были из обычных полевых частей. Партизан в окрестностях городка не было и каратели к ним не заглядывали. А солдаты были обычными людьми. Только надолго оторванными от своего дома, от привычной жизни. И говорили на чужих языках. Ещё немцы, пожалуй, были более чистоплотными, педантичными и менее импульсивными, чем их итальянские коллеги. Естественно, любое выступление против оккупационных властей наказывалось однозначно и жестоко. Ведь кругом шла война. Однако обычных мирных жителей без нужды не терроризировали и без последнего куска хлеба не оставляли. Но так было в этом, конкретно взятом, небольшом украинском городке. А где-то было совершенно иначе.

Младший брат бабушки Шуры – партизанский связной в Белоруссии – едва остался жив, а уж здоровье подорвал очень качественно. Его первая жена-еврейка с двумя детьми, как ушла пешком в конце июня 41-го к родственникам в Киев, так и сгинула где-то. Вместе с сыном и дочерью…

Лишь много лет спустя Игорь понял, что же  действительно отличало бабушку Шуру от большинства людей того поколения. В ней не было озлобленности, жесткости. От неё всегда исходил какой-то внутренний свет. И любовь. Любовь к людям и жизни вообще. И ещё глубокое понимание своего предназначения на этой земле. Она должна была оставить после себя след, свое продолжение.

Нет, она не была идеальной, как и все люди. Иногда ссорилась с племянницей из-за главенства на кухне. Плакала, когда её кто-то обидел. Но в конфликтах своего воспитанника с матерью бабушка Шура неизменно сохраняла внешний нейтралитет, высказывая собственное мнение Игорю только с глазу на глаз. И не так уж часто, кстати, была на его стороне.

Бабушка была в курсе всех дел своего любимца, прекрасно знала многих его друзей и подруг. И ко всем относилась одинаково приветливо, не разделяя их на тех, кто ей нравился или не нравился. Оставляя, впрочем, за собой право на собственное мнение об этих сначала мальчишках и девчонках, а потом – юношах и девушках. Она иногда знала многое из того, о чем родители её внука долгие годы даже и не подозревали.
Нельзя сказать, что бабушка Шура как-то специально занималась воспитанием Игоря. Она просто жила, как считала правильным, не боялась высказать своё мнение даже по самым щекотливым вопросам. Единственное,  она обычно делала это очень корректно и тактично. Иногда – наивно. С точки зрения молодого поколения. Её уже взрослый, двадцатилетний внук, в первый момент мысленно усмехнулся, когда после поездки в лес с палаткой на несколько дней (и, естественно, ночей) вдвоем с девушкой, бабушка, глядя ему в глаза, абсолютно серьёзно спросила: «Вы что, стали с ней мужем и женой?». В ответ внук отрицательно покачал головой. Явно удовлетворенная этим, бабушка заговорила о чём-то другом. А внук запоздало сообразил, что в её лексиконе просто нет выражений типа «заниматься сексом», не говоре уже о чём-нибудь «покруче». Она, вообще, была единственным человеком в его жизни, никогда не употреблявшим не то что ненормативной лексики, но и просто откровенно вульгарных выражений. И прекрасно обходилась без этого. Видимо, в царской России давали хорошее образование и воспитание. Даже за четыре года.

Сама чуждая лжи, бабушка безгранично верила своему воспитаннику. И он старался не потерять её доверия. И всегда говорил бабушке правду. Может быть, не всегда – всю. Но иногда рассказывать абсолютно всё совсем не обязательно даже и самым близким людям. А врать бабушке просто не было необходимости. Она все понимала правильно и реагировала адекватно. Это мама, узнай тогда об этой поездке вдвоём, вполне могла бы навесить на ни в чём неповинную, абсолютно ей не знакомую, девушку какой-нибудь «подходящий», по её мнению, ярлык. А бабушке Шуре вполне хватило одного вопроса с честным ответом, чтобы в дальнейшем считать избранницу своего любимца достойной, если не её любви, то уж уважения, как минимум.

Да, последние двадцать лет она прожила не зря. Наверное, это были самые счастливые для неё годы. Не имевшая возможности из-за больного сердца растить собственных детей, бабушка Шура всё отдала этому своему единственному внуку. Она учила его читать, понимать по часам. Встречала первоклассником из школы. Вместе они победили тяжелую болезнь. Кто знает, не будь она всё время рядом с Игорем, чтобы вовремя подать кислородную подушку или вызвать скорую помощь, как бы закончился очередной приступ удушья?..

И вот внук вырос, окончил школу, поступил в институт. Скоро собирается жениться. Об этом, кстати, бабушка Шура узнала в семье первой. Ей очень нравилась стройная привлекательная девушка, с которой почти год встречался Игорь. Впрочем, бабушке понравилась бы любая избранница своего внука, но именно в этой она сразу и безошибочно распознала ту единственную половинку единого целого, которое по её мнению и должны составлять муж и жена. Перед Богом и перед людьми.

А приблизительно через полгода после свадьбы внук сказал ей, опять же первой в семье, что у них с Наташей скоро будет ребёнок. И на всю жизнь запомнил бабушкины слова: «Вот теперь я могу спокойно умирать. Ты вырос. У тебя есть своя семья. А я свое дело сделала».

***

Игорь крепко прижал к себе сына. Погладил рукой его волосы. Они были такие же густые и жесткие, как у отца. Только – без седины. А вот глаза – бабушкины, бабушки Шуры… Цвета весенней травы.

Потом посмотрел на фотографию.

Бабушка никогда его не обманывала. Не обманула и тогда. Через месяц после того памятного разговора она тихо умерла, немного не дожив до своего восьмидесятилетия.

Игорь не поехал тогда на кладбище. Он бесцельно бродил несколько часов по нарядному весеннему городу и никак не мог смириться с мыслью, что бабушки больше нет рядом. И уже никогда не будет.

А в декабре этого же года у них с Наташей родился сын. Так часто бывает в жизни, что горе и радость идут рука об руку. Год смерти одного близкого человека стал годом рождения другого, столь же близкого и родного.

Наверное, у каждого отца сын является его продолжением. Стоявший рядом с Игорем молодой мужчина был ещё и продолжением этой, показавшейся ему столь необычной, пожилой женщины, увы, смотрящей на них сейчас только с фотографии на простом памятнике из мраморной крошки.