Почему ни при чем? Потому что в 80-х годах прошлого века в репертуаре варьете города Р. не было такого номера. Двери открыты, заходи пожалуйста в любой день, кроме понедельника. Кушай, деньги плати, наслаждайся искусством. У кого деньги были, те, значит, заходили. Фокстрота не требовали, требовали шампанского. Один раз даже пробка из бутылки, выкинутая давлением газа, попала точно в лоб певице Ларисе. А Лариса, между прочим, не просто с улицы пришла, а лауреат конкурса в Юрмале. Ее там сам Лев Лещенко обругал, поэтому она третье место заняла.
Лариса после пробочной канонады не упала ни телом ни духом. Стояла на маленькой круглой эстрадке, совсем рядом со столиками, пела песню. Потому что снаряд в одну воронку дважды не падает, хорошо, что не в глаз, завтра будет новый день.
Певцы тоже люди. В смысле, все разные бывают. Взять хотя бы Геннадия В., в опере поет, а ночью, опять же, к нам, поправить материальное положение. Ну, тут вам не храм искусства, поэтому можно не молиться, а пошутить. Геннадий расхаживал по гриммерке и исполнял хабанеру хорошо поставленным голосом: "У любви, как у пташки крылья, ее нельзя, б**ть, никак поймать..." Не фокстрот, нет. Но смешно.
"Невозможно переодеваться, такая грязь здесь, ноги каждый день приходится мыть!" - сетовала певица К. Правду вам говорю - некоторые моются только после переодеваний за кулисами. Тоже смешно.
А еще есть особый талант - сам поет, сам танцует. Опять не фокстрот, ничего здесь не поделаешь. Фокстрот не еврейский танец. Смешно уже было, хватит, не стоит представлять, как можно танцевать фокстрот под «Хава нагила». Тем более, что можно, вообще-то, но это не наш случай. Фокстрот - парный танец, а артист широкого профиля Альберт С. выступал соло. Пел, приплясывал, все свое национальное, веселое, костюмированное. Радостно смотреть. В перерывах между выступлениями, певец Альберт задавал певице Ларисе один и тот же вопрос:"Когда же ты станешь моей?" Ларисе не нравилась жена Альберта, она была полновата и неухожена. Поэтому Лариса всегда отвечала : "Никогда."
Да-с, фокстроту не суждено появиться в рассказе, потому что даже мы, артисты балета, исполняли другие номера, чарльстон, например. Но важнейшим из искусств для нас является не вокал и танец, а что? Кино и цирк! Кино в варьете не показывают, извините. Остается цирк.
Цирк приехал в город и днем давал представления для народа и детей. А по ночам те артисты, что без верблюдов выступают и женщину не пилят, пристроились в наш вертеп. Ну, с верблюдами их бы не взяли, верблюды воняют. А женщину пилить тоже надо аккуратно. Вдруг ей срочно захочется замуж, а половинок-то уже две. На которой жениться, я спрашиваю?
Воздушные гимнасты тоже не вариант. А то вдруг пот с них в тарелки капать начнет. Пот конечно, не муха, попробуй докажи, но скандал может получиться.
Поэтому взяли змееборца. Номер такой - человек борет змея. Человек маленький, сантиметров сто шестьдесят, змей большой, тоже сантиметров сто шестьдесят, приблизительно. Человек сверху мускулистый, поэтому предстает с голым торсом. Внизу человек имеет тоненькие ножки, одетые в трико. Змей живой, но вялый, у него зимняя спячка и бороться ему неохота.
Человек под музыку выносит змея, забирается на круглую светящуюся эстрадку, стоящую вплотную к столикам. Потом человек начинает наматывать индифферентно висящего змея на свой голый торс и разматывать обратно. Так повторяется несколько раз, после чего человек слезает с эстрадки и удаляется. Сидящие вблизи могут наблюдать борьбу, сидящие поодаль заняты едой, музыка звучит плавная, можно расслабиться и поговорить, ожидая очередного выхода Ларисы.
Однажды змей поел. Он периодически принимал пищу, засовывая в себя целую курицу, потом месяц переваривал. Во время процесса пищеварения курица внутри змея образовывала заметное утолщение, чем выдавала свое местонахождение. Наблюдая изо дня в день за ее перемещением, можно было прогнозировать дату очередного обеда и идти покупать новую жертву.
Но, как оказалось, не все в жизни змеев поддается прогнозу. Змеи внезапны в своих проявлениях. И плевать хотели на график выступлений.
Приходит артист вечером на работу, тащит змею с утолщением. Все собрались, погладили животное. Разошлись готовиться, одеваться, гримироваться. Начался концерт, Геннадий спел романс, девочка-йог показала свой номер. И вдруг!!! Раздался душераздирающий крик, кричал Альберт. Может, Лариса, наконец, ответила согласием? Но нет! Альберт стоял за кулисами один и смотрел в зал. Он уже не кричал, а, задыхаясь от хохота, громко шептал:"Уходи! Иди на коду!"
Лучше бы это были верблюды. В зале, на эстрадке, цирковой борол змея. Змей плевал на график, то есть, на расстоянии 50 сантиметров от ближайшего столика, вываливал из себя естественным образом абсолютно белоснежные ровные циллиндрические кусочки, бывшие когда-то курицей. Кусочки жутко воняли, даже за кулисами стояла невыносимая для творческого человека атмосфера. Цирковой, пренебрегая обстоятельствами, продолжал обматываться змеем.
Люди за кулисами ползали на четвереньках. В перерывах между приступами смеха, кто-то иногда пытался призвать ответственного работника важнейшего вида искусства, но тот мужественно выполнял свой долг артиста, может, он хотел умереть на сцене, может, боялся, что не заплатят, уйди он раньше. Закрутив и раскрутив змея положенное количество раз, человек все-таки прошествовал за кулисы. "Это естественный процесс, нечего смеяться" - гордо сказал он и ушел. Больше его никогда не видели.