Я познакомилась со своим будущим свекором в 1954 году, во время первых гастролей театра Комеди Франсэз. Мой друг Саша Косякин пригласил меня к себе домой посмотреть спектакль этого театра, транслировавшийся по телевизору. Мы тогда были школьниками, старшеклассниками. Мне очень хотелось пойти в гости к Сашиным родителям, тем более что телевизора у нас тогда не было. Но меня смущало среди прочего еще и то, что я не знала французского языка. Саша меня успокоил, сказав, что его папа прилично знает французский и будет переводить. Я позавидовала другу. Я никогда не жила с папой, а Саша часто говорил о своем отце. Я пошла.
В маленькой пятнадцатиметровой комнате на Басманной около телевизора КВН с линзой для увеличения экрана собралось много народа. Вся Сашина семья: мама, папа, бабушка, младшая сестра и соседи, да и мы с Сашей. Но места хватило на всех.
Александр Родионович мне очень понравился. Он напомнил мне известного ленинградского артиста Василия Меркурьева, был прост, весел, обаятелен, действительно прекрасно переводил весь мольеровский спектакль.
Позже я узнала, что Александр Родионович родился в 1906 году в простой семье в городе Балашове Саратовской губернии на Волге. В семейном архиве сохранилась «выпись из книги записи рождения за 1906 год». В 1925 году эта «выпись» была выдана Александру Родионовичу для поступления в высшее учебное заведение. Из этого документа следует, что 11 февраля 1906 года в семье крестьянина Родиона Степановича и Татьяны Егоровны Косякиных родился сын Александр. Здесь имеется в виду, что Родион Степанович сам не крестьянствовал, а принадлежал к крестьянскому сословию. В городе Балашове он работал сцепщиком составов на железной дороге.
Родион Степанович рано умер – как рассказывал мне свекор, он много курил, болел чахоткой. На Александра Родионовича это произвело сильное впечатление. Тогда он дал себе слово никогда не курить. И слово сдержал. Он не только никогда не выкурил ни одной папиросы, он не позволял себе ни минуты находиться в одном помещении с курящими людьми. Свекровь рассказала мне как-то, что даже находясь на совещании у министра Александр Родионович мог попросить разрешение покинуть кабинет, если кто-то из присутствующих начинал курить. И меня поэтому поразил диагноз, поставленный лечащим врачом умирающему свекору в 1974 году. Врач сказал нам, что легкие больного находятся в таком состоянии, как будто он курил всю свою жизнь. Что тут скажешь?
Я знала его мать, Сашину бабушку, Татьяну Георгиевну. Так звали ее в семье, хотя настоящее отчество ее было Егоровна. Из личного листа по учету кадров, который Александр Родионович заполнил в 1964 году, я узнала, что Татьяна Егоровна родилась в селе Красовка Саратовской губернии в 1883 году. Маленькая милая старушка, она с осени и до весны жила в семье сына, а летом переезжала к дочери Валентине, чтобы ухаживать за внучкой. На лето в семью Софьи Семеновны и Александра Родионовича переезжала мать моей свекрови Татьяна Аркадьевна Рыкова.
Татьяна Егоровна в те годы уже была очень старой женщиной, почти ничего не видела, но пока держали ноги, хлопотала по дому. Она умерла в возрасте девяноста с небольшим. Ее сын Александр Родионович умер спустя два года после смерти матери. Было ему тогда 68 лет.
Татьяна Егоровна любила на праздники выпить рюмочку-другую водочки. Потом она как-то очень смешно всплескивала ручками и начинала петь: «Сама садик я садила (хлоп в ладошки), сама буду поливать!» При этом она внимательно следила, чтобы все за столом слушали ее, не разговаривали. «Сама милого любила (хлоп в ладошки), сама буду забывать!» Все смеялись. Было весело. Татьяна Егоровна любила своих внуков, особенно Сашу, ведь он тоже был Александром, как и ее любимый сын. Только она звала его не Сашей, а Шуриком, так ей больше нравилось.
Когда я как-то рассказала ей, что Саша принес домой старую рамку для картины, которую нашел на улице (муж прекрасно рисовал, у меня и здесь в Германии целая галерея его картин, а с рамами всегда проблемы), она не удивилась. Бабушка рассказала мне, в свою очередь, что Шурик и раньше в детстве очень любил ходить по помойкам, выискивать там всякие детали и все тащить в дом. Тогда бабушка Таня скорее грела воду и отмывала внука и все то, что он никак не хотел выкидывать, а собирался для чего-то приспособить.
Я не могу забыть Татьяну Егоровну в последний год ее жизни. Она совсем ослепла, сидела весь день в кресле одна. Ждала сына с работы. Они горячо любили друг друга. Алексанр Родионович приходя с работы домой, первым делом справлялся у матери, как она себя чувствует, как прошел день. И Татьяна Егоровна никогда ни на что не жаловалась, не хотела огорчать сына. А было ей в тот год совсем не сладко. Софья Семеновна, моя свекровь, тогда уже не работала, была на пенсии. У нее всегда было много друзей, она редко днем сидела дома.
Татьяна Егоровна весь день проводила одна: сын на работе, внучка-студентка в институте. Мы с Сашей и детьми жили с моими мамой и тетей, работали и редко могли навещать старушку. Я как-то спросила Софью Семеновну, как же Татьяна Егоровна обходится без нее, когда она надолго уходит из дома, кто кормит бабушку?
«Сама кушает – спокойно ответила свекровь, – у нее нет зубов, поэтому я варю ей пельмени из пачки, и получается и первое и второе. Она это любит».
Александр Родионович, выходец из крестьянского сословия, сумел получить два высших образования, владел двумя иностранными языками – французским и английским, стал кандидатом технических наук, прекрасно рисовал, писал стихи и пьесы. Безусловно он был самородком, одаренным от природы человеком. Однако по моему мнению и обстоятельства его жизни сыграли тут свою положительную роль. Мне кажется, он принадлежит к тем людям, которым революция в России в значительной мере помогла стать тем, кем он стал. А возможно я не права. Революция тут ни при чем. Талантливый человек проявит себя в любых обстоятельствах.
Трудовую деятельность Александр Родионович начал четырнадцатилетним подростком. С 1920 по 1924 годы он работает сначала переписчиком, а затем и почтальоном в почтовом отделении города Балашова.
Четырнадцатилетний Саша Косякин вместе с закадычными друзьями Николаем Артамоновым и Борисом Дьяковым, членами кружка «Пробуждение», решили издавать свой рукописный литературно-художественный журнал под интригующим названием «Волна стремления».
Передо мной экземпляры №1-5 этого журнала. На обложке акварельный рисунок моего будущего свекра – бушующее море и гордый парус. Эпиграф к содержанию журнала: «Жизнь и поэзия – одно!» (Жуковский) заставил меня удивиться и улыбнуться. С этой строкой у меня связано другое такое милое воспоминание.
16 марта 1956 года я получила в подарок на свое девятнадцатилетие от друга Александра Косякина, сына Александра Родионовича, двухтомник Адама Мицкевича. На суперобложке Саша написал мне:
«Жизнь и поэзия – одно!»
Изрек давно
Старик Жуковский.
Ты, знаю, любишь жизнь чертовски,
Как лишь тебе одной дано.
Вот уж действительно, яблоко от яблони недалеко падает!
Вернемся к «Волне стремления». На первой странице 11 заповедей (а не 10) кружка «Пробуждение». Очень нравятся мне эти заповеди. Среди них: порядок и опрятность; твердость в исполнении всякого хорошего намерения; трудолюбие; сдержание гнева; незлопамятность; не презирать. И только под двумя я не смогла бы подписаться: под первым номером – молчаливость и под восьмым – смирение. Молчаливость не для меня. Я люблю говорить. В любом разговоре я легко войду в тему, приведу примеры. А мой Саша действительно был немногословен, умел слушать. Для него первая заповедь отца была приемлема.
Моя бабушка, когда я рассказала ей, что собралась выйти замуж за Сашу Косякина, удивилась: сможет ли он долгое время терпеть мою болтовню? Он смог в течение 25 лет.
Так что же волновало тогда весной 1920 года совсем молодых четырнадцати-пятнадцатилетних подростков?
Вот стихи Александра Косякина в первом номере журнала:
Дума
«Я думаю о том, что ждет меня всей жизни.
Добьюсь ли я того, к чему всю жизнь стремлюсь,
Прославлюсь ли когда в своей родной отчизне
Когда того, что думаю, добьюсь?»
Я долго не могла понять смысла первой строчки, пока не поняла, что всей – это два слова «в сей».
А вот «Памятник» – стихи его друга Бориса Дьякова в номере втором:
Стоишь и стой ты память славы,
Стоишь ты горделив собой.
И память всем возобновляешь,
Своей задумчивой главой
(12.11 20 г.)
Меня совершенно потряс рассказ Николая Артамонова во втором номере журнала (орфография и пунктуация соблюдены авторские):
«В жаркий летний день по дороге которая вела к реке шли два мальчика ловить рыбу. Пришедши на реку они расположились на крутом берегу. Насадив на крючок.......мальчик закинул удочку. Долго ждать не пришлось, вскоре поплавок нырнул и мальчик вытащил окуня. Но к несчастью он поскользнулся и он упал в воду. Плавать этот мальчик не умел и другой тоже. Утонул бы мальчик, если б по близости не проходил еврей возвращавшийся с работы. Бросив пилу он бросился спасать мальчика, и благополучно спас. Не призирайте и вы товарищи ученики иноверцев они такие же люди как и мы.
25 янв.20г.»
Ну что тут сказать? Слов нет и не надо!
Все очень хорошо каллиграфическим почерком написал Боря Дьяков в предисловии к четвертому номеру журнала, обращаясь к своим читателям. Смотрите:
«Прошу читателей не смеяться над нашим журналом «Волна стремления». Вам дорогой читатель может быть покажется, что здесь не складно написано. А потому прошу обратить внимание на следующее, что мы лишь только в первые выпускаем журнал. Если же вы будите не долюбливать наш журнал то прошу его не принимать. Нам конечно приятно будет слышать, что наш журнал читают. Мы добиваемся своего, т.е. развития, а потому нельзя с нас взыскивать. Наш юный ум развивается. Мы спешим вперед туда, туда к светлому будующему.
Товарищи! Читатели прошу серьезнее прочитать наш журнал, после чего в вас наверное засветит огонек пробуждения!
Боря Дьяков»
Отнесемся и мы серьезнее к этому любопытному изданию далекого двадцатого года прошлого века.
Надо сказать, что авторы журнала, Артамонов, Дьяков и Косякин, пронесли свою дружбу через всю жизнь.
Когда в ноябре 1958 года мы поженились с Александром Косякиным-младшим, Александр Родионович захотел познакомить своих старых друзей с невесткой. И вот в один прекрасный вечер я прихожу домой из института, я училась тогда уже на пятом курсе, и меня знакомят с пожилой парой: тем самым Николаем Артамоновым и его супругой. Буквально через пять минут Софья Семеновна позвала меня на кухню, помочь ей в приготовлении ужина. Минут через пятнадцать я вернулась в комнату. Около свекора уже сидели две пары. И все пятеро они с улыбкой смотрели на меня. И тут я опростоволосилась, дала маху! Должна сказать, что у меня всю жизнь был и остался среди других один ужасный недостаток. Я плохо запоминаю лица. Мне нужно какое-то время общения с человеком, чтобы запомнить его лицо. Короче, я вошла в комнату и поняла, что я должна подойти и представиться вновь пришедшей паре, а я, убейте меня, не помню, с кем познакомилась десять минут тому назад. И я подошла, по закону подлости, все к тем же Артамоновым. Опозорилась сама и подвела милого Александра Родионовича. Но что было, то было...
Участие в журнале дало свои плоды. В 1923-1925 годах Александр Родионович работал сначала корректором, а затем и репортером в городской газете «Борьба». На фотографии 1924 года групповой портрет редакции этой газеты. Косякин сидит крайний справа. Сохранился экземпляр газеты за 11 декабря 1923 года. На первой странице среди других материалов подборка о политической жизни в Германии. Жителей города Балашова на Волге беспокоит «развал социал-демократии в Германии», увеличение там рабочего дня до 10 часов в сутки. Они пытаются помочь немецкому пролетариату. Лев Питаевский, например, вносит «в помощь германскому пролетариату одну пятирублевую облигацию выигрышного займа серии 04№1567588». Это начинание поддерживает еще группа товарищей. На второй странице читаем стихи семнадцатилетнего юноши Александра Косякина:
В комсомол
Как моря вечно шумная стихия,
Как Ниагарский водопад могучий
Волнуют грудь порывы молодые
Души мятежной, молодой, кипучей
Душа в нужде и горе закалилась,
Я юн. Как утро радостен и молод.
Цветут в душе нетронутые силы,
Чтоб развернуться в стане комсомола.
И я в ряды непобедимой рати
От рабства жизни, горя и заботы
Иду с открытым, юным сердцем брата,
Иду с кипучей жаждою работы.
Не мне судить о художественных достоинствах этого стихотворения. Но молодой кипучий энтузиазм его автора так характерен для этого поколения!
Александр Косякин, красивый, обаятельный парень-комсомолец смотрит на меня с фотографии 1925 года. Теперь он – репортер газеты «Известия» в Саратове. Конечно же, активный комсомолец. На фотографии этого же года бюро общезаводской комсомольской ячейки в городе Саратове. Крайний справа сидит Александр Косякин.
В 1926 году он едет в Москву, чтобы получить образование и поступает в Московский государственный университет на международное отделение факультета «Советское право». 19 августа 1930 года он получает свидетельство об окончании университета по специальности юрист-международник. А затем в течение некоторого времени работает литературным сотрудником ИНО ТАСС. В 1932 году стал коммунистом.
Казалось бы, молодой человек выбрал свою дорогу, получил прекрасное образование. Но Александр Родионович на этом не успокоился. Он понимал, что стране нужны инженеры, и уже в сентябре 1931 года он, не прекращая работать, поступает (по-видимому на вечернее отделение) Московского нефтяного института. В мае 1935 года он успешно заканчивает и этот вуз и получает специальность инженера-химика-технолога по переработке нефти.
После окончания второго института он начинает работать старшим инженером в Наркомате нефтяной промышленности, а с 1941 года и до конца жизни – в системе Министерства авиационной промышленности, как специалист по авиационным маслам.
Перед окончанием нефтяного института Александр Родионович познакомился со студенткой этого же вуза Софьей Рыковой – моей будущей свекровью. Сегодня я могу себе представить, какая это была красивая пара. Обаятельный с типично русской внешностью блондин с голубыми глазами и женственная яркая брюнетка с огромными карими глазами, типичная еврейская молодая женщина из Бессарабии. Знакомые звали ее Кармен. Александр Родионович полюбил Софью Семеновну. Его огорчало в ней только одно – она ярко красила губы.
Однажды свекор признался мне в этом. Он сказал, что я нравлюсь ему в частности и потому, что не крашу губы. Еще бы мне красить! В свои двадцать лет я выглядела совсем девочкой. Маленькая, худенькая, с косичкой вокруг головы, мне только не хватало красить губы. Так вот он тогда в институте сказал Софье, что у них может быть многое, если она не будет красить губы. Думаю, что какое-то время Софья Семеновна так и поступала, иначе как бы родился мой муж, Александр Косякин-младший?
Он родился первого августа 1938 года, и тогда посмотреть на него пришел балашовский друг отца, тот самый Николай Артамонов.
А чере год с небольшим в ноябре 1939 года у Косякиных родилась дочка Ирина. И опять в гости зашел Николай. Только на этот раз он не знал о рождении девочки. Маленький Саша в это время гулял с дедушкой Семеном Львовичем. Николай заглянул в детскую коляску, увидел двухмесячного ребенка и очень удивился. «Что это, Александр, – спросил он друга, – прошло больше года, а ребенок совсем не вырос?» То-то было смеху!
В 1941 году Александр Родионович на фронт не попал. Он работал тогда на предприятии авиационной прмышленности, имел бронь и вместе с семьями других сотрудников его семья эвакуировалась в город Молотов (теперь Пермь). Жили трудно, как и везде в стране в те страшные годы. Голодали. Софья Семеновна рассказывала мне, что маленький Саша вечером прятал под подушкой кусочек черного хлеба, чтобы съесть его ранним утром.
В 1945 году Александр Родионович был награжден орденом Красной Звезды за работу в авиационной промышленности и медалью за Победу в Великой Отечественной Войне.
Оба его брата, старший и младший, погибли на фронте. На старшего Николая пришла похоронка, а в мае 1949 года Александр Родионович на свой запрос в Щербаковский районный военкомат о судьбе младшего брата Виктора получил извещение о том, что его «брат рядовой Косякин Виктор Родионович 1918 года рождения, уроженец города Балашова, находясь на фронте, пропал без вести в феврале 1942 года».
Александр Родионович очень переживал гибель братьев. Ему хотелось, чтобы род Косякиных продолжился, и он не однажды говорил с сыном, чтобы тот постарался родить ему внука: «Теперь только от тебя, Саша, зависит, чтобы не окончилась наша фамилия».
Александр Родионович был замечательным отцом. Несмотря на серьезную работу на производстве, он всегда находил время для занятий с детьми. Свекровь показала мне однажды дневник, который ее муж вел ежедневно в течение нескольких лет, наблюдая за своими ребятами. Это была удивительная тетрадь. Отец анализировал все поступки детей за день и ставил им на полях плюсы или минусы в зависимости от их поступков. В конце недели на семейном совете вместе с детьми все записи обсуждались и каждый получал поощрительные или штрафные баллы. Например, мне запомнились такие записи:
«Сегодня Ирочка нагрубила бабушке – »
«Сегодня Саша съел Ирину кашу – »
«Сегодня Саша нарисовал яблоки в вазе + »
и т. д.
Он обожал своих детей и никогда, ни при каких обстоятельствах их не бил и никому не позволял этого делать.
Однажды шестилетний Саша совершил нехороший поступок. Он украл из сумки бабушки Татьяны Аркадьевны деньги. А было так. Саша вышел во двор погулять, а жили они тогда в Басманном тупике в одной пятнадцатиметровой комнате. Он вышел, а там какой-то большой мальчик собрал около себя малышей и стал их уговаривать принести ему из дома деньги. А он на эти деньги купит в магазине много игрушек и раздаст их малышам. Еще шла война, и с игрушками у всех была напряженка.
Саша знал, где у бабушки лежат деньги. Он думал, что если он берет их не только для себя, а и для других ребят во дворе, то это хорошо. Он зашел в комнату, родители были на работе, бабушка хлопотала на кухне. Саша взял сумку, в доме от детей ее никогда не прятали, достал деньги и отдал их тому старшему мальчику. Тот был таков.
Вечером Татьяна Аркадьевна стала спрашивать дочь и зятя, не брали ли они у нее денег, она собралась пойти в магазин, смотрит, а денег-то нет. И тогда Саша сам признался, что деньги взял он. Все были потрясены. «Почему же ты не попросил у бабушки, а взял, да еще без спроса, да еще все деньги, что мы оставили ей на продукты? Значит, наш сын – вор? Этот поступок не должен остаться безнаказанным!» Александр Родионович взял ремень. Все притихли. Отец незаметно кивнул жене, чтобы она вышла в кухню. Потом вышел сам, возвратился и сказал сыну: «Мама очень огорчена, она плачет, ей тебя жалко. А мне жалко маму. Поэтому я бить тебя не буду, не буду ради мамы, ты понял?» Саша понял. Конечно, Александр Родионович не мог себе позволить ударить ребенка.
1 сентября 1945 года, уже после войны, отец повел семилетнего Сашу в школу в первый класс. Оба были счастливы. Александр Родионович подошел к учителю, принимавшему первоклассников, чтобы представить ему сынишку, который вдруг оробел. И тут к неописуемому удивлению отца, учитель грозно поглядел на испуганного ребенка, погрозил ему пальцем и неожиданно изрек: «учись хорошо, а то я тебя съем!» Я прямо остолбенел, рассказывал мне Сашин папа, каков педагог?
Я понимаю, что эта история закончилась хорошо. Саша был тихий, серьезный мальчик. Думаю, он вел себя хорошо, и никто его не съел.
Зато его младшая сестренка Ира росла такой озорной, что от нее не было покоя никому, ни в школе, ни дома. В школу то и дело вызывали родителей. И ходил в школу всегда отец. Я думаю, педагоги, общаясь с таким милым человеком, постепенно переставали гневаться и на его дочь.
Через много лет Александр Родионович, так же как и своих детей, стал обожать внуков.