И. Рассказов
Сказки для Полюшки.
1.Девочка-сопелочка.
Жила-была девочка. Такая кроха, что когда Солнышко по утрам заглядывало в её кроватку, то подолгу оставалось с этой птахой наедине, забывая, что на земле у него есть ещё и другие дела. Всё казалось ему, что этой кнопочке не хватает тепла. Ну, что на это сказать? Солнышко тоже может ошибаться, поскольку у этой крошки были и мама, и папа. Это были добрые, жизнерадостные люди, мечтавшие в тайне души стать когда-нибудь птицами. Люди – они такие: всё чего-то мечтают. И это здорово! У каждого человека должна быть мечта, а иначе вся жизнь в один миг может превратиться в старую потрёпанную газету, забытую непонятно кем в саду под проливным дождём.
Так вот, эта девочка смотрела на окружавший её мир как-то по-особенному. Как-то у неё получалось видеть то, что для многих оставалось недоступным. Такое случатся у маленьких, когда они рождаются в любви. Жаль, что всё подобное всё реже стало случаться на земле.
Её родителям повезло: они встретились на этой планете, а ведь могли и разминуться и тогда… Ой, уходите прочь дурные мысли. Кыш… кыш…
Да, девочка с первого своего дня рождения была окружена заботой близких ей людей. И мама, и папа зависали над своим первенцем, дивясь её сообразительности. Они глядели на неё во все глаза и никак не могли понять, откуда им явилось такое чудо. Оно же встречало всегда их улыбкой и эти её карие глаза, как у мамы, источали столько света, что даже в пасмурный день в комнате было всегда тепло и уютно. Она ещё не умела говорить, но по её взгляду можно было понять следующее: «Привет! А вот и я!» Это чем-то напоминало пароль, мол, я – это я, а вы - мои родненькие. В такие минуты папа брал её на руки и прижимал это существо к своей щеке. Ей нравилось касаться его лица. Она тут же запускала в его причёску свои маленькие пальчики и те начинали путешествовать в волосах, изображая из себя паучка – такого махонького и доброго, заблудившегося в чаще леса. Мама любовалась своими любимыми и шептала тихо-тихо, почти про себя: «Я вас люблю…»
Словами всегда трудно что-то похожее выплёскивать на бумагу. Всё это подобно волне, которая накрывает вас с головой, и вы хотите полной грудью вдохнуть и вам всё кажется, что этого будет недостаточно, чтобы понять весь смысл происходящего с вами.
Девочка всё это видела и только улыбалась, глядя на то, как её родители купаются в этом потоке света, а те, как малые дети, тянулись к друг другу губами, забыв о всяком приличии. А собственно, о каком приличии может идти речь, когда сердца бьются в такт и он, и она парят над всем этим миром, даря друг другу мгновения вечности? В этом танце любви они были неповторимыми. Дочурка тянула к ним свои ладошки, и это походило чем-то на руки дирижёра, просившего музыкантов играть тише, мол, видите – люди целуются. И тогда папа подхватывал своих кареглазых девочек и взмывал в высь. Он мог это себе позволить, потому что слишком долго он жил взаперти, отгороженный от всех, но явилась она, и всё изменилось: мир перестал быть однообразным. Это произошло не сразу, а как-то постепенно: и были чужие косые взгляды, и зловещиё шёпот, и зависть, и многое другое. Временами темнота наваливалась на глаза, и глухой стон нарушал тишину мрака.
Теперь всё это было позади, и они кружили в пространстве, забыв про плохое. Мама считала вполголоса: «Раз, два, три…» Музыки не было слышно, но она была в душе каждого из них, и от этого таинство происходившего завораживало. Он вспомнил, что ещё раньше она пыталась его научить этому танцу, а он, как нерадивый ученик, топал ногами всё куда-то не туда, думая только о том, чтобы коснуться её щеки своими губами. Ещё он хотел на этот счёт – «раз, два, три» подобрать слова, а чтобы те не разлетелись брызгами во все стороны, придумал мелодию, и у него получилось нечто сказочное.
А девочка улыбалась, курлыча на языке, который на этой планете понимают только дельфины. Ей было хорошо. Это всегда так, когда есть и мама, и папа. Она ещё подумала, что это и есть счастье… большое человеческое, о котором мечтают все земляне. Когда-нибудь она обо всём этом им расскажет, а пока только так: касаться своим пальчиками родных лиц и парить вместе с ними на счёт – «раз, два, три…»
Когда день, наигравшись солнечными красками, уступал место ночи, и та вечерними сумерками развешивала шатры времени, подсвеченные небесными светилами, в доме зажигали свет. Это был совсем другой свет непохожий на солнечные всплески, но он тоже был добрым, потому что разгонял сумрак по углам. Под его аккомпанемент хорошо было засыпать, а если ещё мама или папа напоют что-нибудь красивое, то можно просто улететь далеко-далеко и увидеть всё-всё, что пожелает душа. «Раз, два, три...» Глаза слипаются и… вот ты уже там, где пролегает линия горизонта. Тебе уютно – сон на мягких лапах подкрался к изголовью и стал колдовать тихо-тихо и родной голос прошептал на выдохе: «Спокойной ночи, родная…»
Тишина уселась у детской кроватки. Ей здесь спокойно. Девочка уснула. Её носик посапывает. Папа улыбнулся, прислушиваясь к маленькому паровозику. Мысленно прижал тёпленькое тельце к себе, посмотрел на кареглазку, свою жену, подарившей ему это маленькое чудо.
- Что? – она потянулась к нему.
- Наша девочка-сопелочка отправилась в дальние страны, - сказал он, обнимая жену. – Пусть ей повезёт, как нам…
- Пусть, - кареглазка коснулась губами его щеки.
Тишина хотела кашлянуть, но передумала… Эти люди такие непредсказуемые…
А жизнь продолжалась. Время безжалостно отщипывало секунды и минуты, напоминая живущим, что они здесь не навсегда.
Мужчина обнял кареглазку, приподнял и стал кружить её под счёт – «раз, два, три…»
2. Про любовь.
Ему было много лет. Ей чуть больше двадцати. Он стоял на середине горы. Она только-только преодолела первый свой подъём.
Кругом всё жило своей повседневностью, прокручивая одно и тоже кино: на работу – с работы и так изо дня в день, по нескончаемому кругу в одном направлении. Он, наблюдая за всем этим, так и говорил, что, идя вперёд, мы приближаемся к своему концу. Она смеялась на это и твердила, что жить они будут долго и счастливо. Ей этого хотелось очень и она раскинув руки летела к нему навстречу, где бы они не находились и даже когда оказались в разных городах за тысячи километров друг от друга и тогда она продолжала к нему лететь, а он…
А он ждал. Что ещё оставалось делать тому, чьи крылья давно были сданы в ремонт? Насколько? Судя по всему – надолго. Такое случается в нашей жизни: сдал и ждёшь, ждёшь, а мастер, то запил, то прихворнул, а то и вовсе помер. Ну, последнее встречалось крайне редко. В основном мастеровые «подсаживались на стакан». Знаете ли, такое хобби: выживу – не выживу. У них хобби, а у кого-то ожидание превращалось в пытку.
Каждое утро он поднимался на гору, нависавшей скалистым краем над морем и глядел в сторону горизонта, размытого глупыми дождями. Всё хотел рассмотреть знакомую точку. Точнее не точку, а многоточие. Они так с ней договорились, что сначала будут три точки, а потом появится она. Иногда ему казалось, что он видит эти точки, но когда становилось чуть светлее, понимал – обманулся. Корил себя за самообман и уходил с горы, подняв воротник куртки. Там наверху было ветрено – царили странствующие потоки, приносившие нелепые слухи. Они-то и нашёптывали ему про плохое. Не верил, но след от сомнений всё же оставался еле различимым рубцом где-то внутри. Не успел оглянуться, а этих рубцов набралось множество, и каждый день ожидания её, всё прибавлял и прибавлял их. Чтобы не сойти с ума, продолжал верить и твердил как молитву её слова: «Ты сильный… ты дождёшься меня».
Так продолжалось долго. Сколько? Очень долго. Если всё пересчитать на секунды, этих маленьких «тиков» было столько, что если все их построить в затылок друг за другом, то можно обогнуть весь земной шар. Собственно, когда ждёшь, над этим не задумываешься, поскольку все твои думы там… у горизонта.
А точек всё не было. Ему казалось, что вот-вот они появятся - глаза слезились от напряжения, а их всё не было. Иногда, охваченный отчаяньем, хотел сделать шаг и полететь туда, где она. А что дальше? А дальше, как у людей: обнять, прижать и не отпускать.
Никогда, никогда?
Никогда, никогда…
Навсегда?
Навсегда…
Отчего же раньше этого не происходило?
Точного ответа на этот вопрос не знал даже он. Он не знал, но нашлись те, кто знал или делал вид, что знал. Этим «пророкам» человеческих судеб было всё по плечу: и распять, и опорочить, и многое другое. А что ещё было ждать от тех, кого Создатель обошёл своим вниманием? Как? Очень просто – сделал несчастными. Сделать-то сделал, а жить оставил. Конечно, что это за жизнь, когда счастье улетело навсегда в дальние страны, а ты стоишь весь такой правильный и улыбаешься через силу, мол, всё у меня хорошо.
Как-то что-то подобное из этого списка подкралось сзади, когда он стоял на горе, и сказало, что она не вернётся к нему. Странное ощущение – никого рядом нет, а ты с кем-то ведёшь спор и чувствуешь, что тот, кто стоит за твоей спиной, против тебя. Оглянулся… На него смотрели глаза незнакомой женщины. Попробовал отмахнуться от видения, но особа не исчезала. Вот тогда он, напрягая голос, чтобы его было хорошо слышно, сказал:
- Я не верю вам.
Женщина скривила губы в усмешке и произнесла:
- Это уже не важно.
- Она вернётся, - его голос начинал вибрировать.
- Будьте реалистом – она вас не любит.
- Неправда.
- Вы для неё умерли.
- Это ложь.
- Хотите доказательств?
- Хочу.
- Пожалуйста… Вам сколько лет? Она молода, свободна и потом вы сами её от себя отпустили. Впрочем, это меня не касается. Всё, что могу сказать: вы для неё пройденный этап.
- Я? Пройденный этап? – он растерянно посмотрел на женщину.
Та пошевелила потрескавшимися губами:
- Это жизнь, сударь...
Он опустил голову. Его глаза натолкнулись на пропасть лежавшую у его ног. Мысли напряглись, как будто приготовились к прыжку в неведомое… Потом произошло что-то невероятное – он шагнул. Особа улыбнулась, видя, как его тело стало падать вниз. Непроницаемая тишина поглотила все звуки – мир замер. И вдруг раздался прощальный крик, того, кто уходил из этой жизни, устав ждать:
- Я её… люблю!
Женщина постояла над краем, что-то пошептала и исчезла.
Ни на следующий день, ни потом уже никто не поднимался на эту гору.
А однажды, это случилось ближе к весне, со стороны горизонта показались точки. Их было ровно три… Они следовали прямиком к горе, на которой когда-то стоял он. Вслед за ними прилетела птица: красивая и сильная. Она кружила: то взмывала вверх, то почти касалась крылом каменистой вершины горы.
Одни люди, глядя на её танец, почему-то решили, что она просто отбилась от стаи и теперь пытается отыскать своих. Другие же считали, что это та, которую ждал он. Эти так в это уверовали, что сочинили легенду об этой непонятной любви – человека к птице. Каждый раз пересказывая её, что-то добавляли от себя. Были и такие, кто поговаривал, мол, это вовсе была и не птица, а… Собственно, теперь-то что об этом говорить, когда всё осталось в прошлом?
- Кажется, уснула, - он склонился над детской кроваткой, потрогал детский лобик.
- Ты… я тебя люблю, - она прижалась лбом к его спине. – Спасибо, что ты меня дождался. Просто хочется плакать от счастья, что мы с тобой не разминулись…
Он повернулся к жене, заглянул в её карие глаза и прошептал:
- Я никогда тебя больше не отпущу от себя. Слышишь?
3. Про не рождённых детей.
Не спрашивай меня, кто они такие: эти не рождённые. Это тайна взрослых и если они решили, пусть так оно и будет. Они же считают, что это правильно, когда где-то на нашей планете есть всё это. Вот именно, что где-то… А если вдуматься, то это сейчас повсюду, а они делают вид, что это наговоры и не более.
А давай я придумаю остров и чтобы на нём жили все не рождённые дети и ни одного взрослого рядом? Ты спрашиваешь: «Почему без них?» А зачем они им, если сумели их предать? Ну, для них больших и уверенных в себя это вполне нормально: предавать. Они давно привыкли ко всему подобному и не считают это преступлением. Почему я про это заговорил? Мне всё чаще стало казаться, что ты и есть эта самая не рождённая… девочка-сопелочка.
Когда-то давно, я столько о тебе мечтал, что свыкся с мыслью, что всё так и будет: ты, мама и я. Увы, всё получилось, только со знаком «минус». Вот-вот, ты меня, кажется, понимаешь: мы расстались с твоей мамой. Она уехала далеко-далеко. Куда? Отсюда не видно. Это где-то на краю земли, а может и ещё дальше. Почему она это сделала? Я пытался найти ответ на этот вопрос, а потом устал и начал забывать её глаза, руки, губы. Нет, кое-что всё же зацепилось за меня, но это была такая малая крупица нашего с ней прошлого, что я перестал её ждать. Сейчас ей хорошо – она мечтает о тёплом свитере светло-серого цвета и думает, что вот-вот произойдёт чудо, и она будет утопать в его объятиях, уткнувшись, как когда-то своим носиком в шерстяные узоры. Как давно это было…
Кем я только не был за это время: и Дедом Морозом, и «белым верблюдом», и сказочником, и просто запутавшимся человеком с планеты Земля. Тебе интересно? Ну, об этом я расскажу как-нибудь. Когда? Пока не знаю.
Так вот, время всё расставило по своим местам, и теперь нет надобности - бежать в обратную сторону, да и не догнать того, что помахало мне рукой, мол, встретимся в следующей жизни. А будет она эта самая следующая жизнь? Вот так я и живу: думаю и что-то пишу время от времени. А вдруг когда-то ты всё же родишься и прочитаешь это? Интересно, сможешь меня угадать в толпе? Узнаешь ли? Наверное, у тебя будут всё же мамины глаза… карие и носик кнопочкой, и губы, как два крылышка бабочки, сидящей на цветке. А походка моя: прямая, а когда у тебя на душе начнут вызванивать колокольчики, ты будешь ходить, подпрыгивая, как на пружинках…
Ну, так что… остров придумывать? Я сделаю так, чтобы на нём никогда не плакали дети и чтобы по ночам в колыбельках им снились только добрые сны. Что ты спросила? Сны про пап и мам? А зачем? Да и не получится у меня так. Лучше всё же на этом острове обходиться без предателей, да и нет им места там, где свет. Это не я придумал. Это ещё до меня кто-то сказал.
Итак, на чём я остановился? Так вот, на том острове все не рождённые дети будут засыпать под звуки… Вот незадача. А кто же их там будет укладывать спать? Кто споёт им: «Баю баюшки…?» Надо что-то придумать. А может пусть их укладывают звёзды? Они такие манящие и всегда излучают свет. Ну, точно и пусть они же и колыбельные поют. Ну, с этим справились… А кто будет поправлять им одеяло и целовать на прощание в лобик? А кто будет вставать ночами, и прислушиваться к дыханию маленьких человечков? Кто всё это будет делать? Ну, можно пригласить всяких фей, но это не выход. Феи путешествуют по сказкам – им и без того хватает работы.
Что-то моя затея с этим островом получается какая-то не такая. Как считаешь? Ой, да ты уже спишь, а я тут болтаю. Баю баюшки…
В приоткрытую дверь заглянула молодая женщина… Спросила шёпотом: «Ну, и где ты на этот раз завис? Опять придумал не весть что?»
Я оглянулся. Она стояла, как когда-то, только теперь была ещё красивее…
Декабрь 2009 г.