И. Рассказов.
Не отправленные письма.
1. Середина горы.
«Ну вот, сбылась мечта идиота: жил себе, жил и нате вам полтинник… Получите – распишитесь, как говорят почтальоны, протягивая телеграммы в двери, мол, кто-то вас помнит и надо бы всему этому соответствовать. Ведь и слова-то говорят приветливые и смотрят так на тебя, будто всё знают заранее про твою жизнь. А чего там знать? Ну, круглая дата: в начале пятёрочка – на конце нолик. Как подумаешь, что столько прожил, мурашки начинают себя проявлять. Не спится им и мне с ними за компанию что-то маетно. Вот так устроен человек: ему бы радоваться, что без единой царапины прошёл этот путь, а он грусть-печаль в гости зазвал. А всё почему? Так скучно. Выдумщик… Откуда этой скуке быть? Да и с царапинами намудрил: на теле их нет – это факт. Ну и что, а вот на душе их не пересчитать. Всё хотел через себя пропустить и до пропускался: рубец на рубце. Иногда хочется вдохнуть полной грудью, а они эти самые рубцы и не дают этого сделать. Прокашляться бы, да так, чтобы один раз отмучиться, а потом жить до самого конца без всяких долгов. Как же, дадут пожить: то один, то другой и всех надо выслушать. Что у меня такое на лбу написано, что все они ко мне идут со своими горестями? Вроде человек я не скучный и умею радоваться, когда повод есть или просто за компанию с погодой, а они всё идут и идут и норовят «в жилетку поплакаться». Мне бы их отвадить, а язык не поворачивается. Вот сижу и слушаю их всех, скучаю. Они-то поговорят и уходят, а я-то остаюсь: кому-то надо охранять их страхи и тайны. Хотя и никакие это не тайны, а просто ворох новостей, не попавших в сводку жизни. Так-то и ничего – перетерпеть можно, но лучше всё же без всего этого. Порой начнёшь вспоминать про своё, а тебе дорогу перебегает чужое. Ты его гонишь, а оно как будто нарочно встанет и не уходит. Сколько из-за этого хороших мыслей растерял. Сейчас бы уже книгу написал бы, а так средненькое только выскакивает из-под пера. Собственно, и читать некому по большому счёту: всё куда-то спешим. Думаем, что где-то там, где нас нет - нас ждут, а раз ждут, то уже хорошо – не то, что здесь. Чудаки… Никак не можем понять, что хорошо только там, где нас никогда уже не будет.
Вот взять, к примеру, меня: ведь я тоже из этого племени. Спрашивается: «Куда бегу?» Так я и не скажу. Дни в календаре вычёркиваю, радуюсь, как полоумный, мол, время летит. Дурак и нет у меня другого имени. А зачем мне вообще оно, если вычёркиваю зимы и вёсны? Ну, куда я спешу? К своему концу? Однозначно. А как же те секунды и минуты? А как же те слова и взгляды? А как же все те, кого хочу забыть и не забываю? И ведь всё это мне уже не принадлежит, а всё думается, что ещё не вечер. Точно полоумный… Сейчас у всего этого другой хозяин, а я сам по себе. Мне не отвоевать ушедшее у прошлого. Теперь сертификат на обладание всем этим только у него и владеть всем этим ему до бесконечности.
Эх, была бы моя воля, шагнул бы в обратную сторону. Странное желание: никогда не плыл по течению – всё против, а тут, чтобы вернуться в прошлое надо, оказывается, по течению. Вот и получается, что плыть-то плыву, а всё равно относит меня назад. Прямо путаница какая-то: стремлюсь вперёд, а на деле с каждым днём приближаюсь к своему концу.
Стоп, дальше ни шагу. Зачем раньше времени панихиду заказывать? Всего-то «середина горы». Это, если вдуматься, только-только разбег состоялся. Осталось только оттолкнуться и… Ага, главное чтобы ноги не подогнулись. Вон в последний раз любовь притулилась бездомной собачонкой, а я и поверил, мол, неужели Создатель смилостивился надо мной. Сначала поверил, а потом кричал, как раненный зверь. Кричал так, что оглох – перестал себя слышать. Хорошо, что зима холодом приложилась, а то так бы и упал замертво с разинутым ртом. Душа, как почувствовала холод, клубком-то и свернулась. Устала она биться в объятиях безнадёги. Душе-то летать хотелось, а ей давай «доброжелатели» крылья выламывать, да всё с угрозами. Вот она ползком-то, затаив дыхание, и чтобы никому на глаза не попасться и пробовала вырваться на свободу. Сама ползёт, а над ней прошлое шепчет: «Всё будет хорошо… Ты сильный…» Враньё всё это. Не может быть хорошо там, где после всего остаётся пепел, да и потом, сколько времени уйдёт на то, чтобы восстановить равновесие, никто не скажет. Не скажет, потому что не знает. И тайной это не назовёшь, и знать не будешь, если даже подкупишь всех масонов мира. Всё, что будет тебе под силу, так это ждать. Ты сам почувствуешь, когда срок подойдёт, только надо себя суметь услышать. Так разве я не понимаю? Понимаю, а слух-то пропал. Как её не стало: и он, и чутьё, и всё, что раньше было моим, куда-то исчезло. И что мне прикажете делать? Опять стучаться в её двери, мол, что-то забыл или наврать что-нибудь… Нет, стучаться туда, где «инквизиторы» развели костры и сунули в них твои чувства – это абсурд. И туда дороги нет, и бездомной собакой не хочется быть: приласкали, а в дом не пустили. Интересно: много таких, как я? Наверное, много… и бредём мы по этой жизни и ничего не слышим.
Да, сбылась мечта идиота – оглох на самой середине горы…»
2. Из настоящего в прошлое.
Ну, здравствуй, брат… Понимаю, что так не бывает: писать письмо самому себе, да ещё в прошлое и всё же пишу.
Сейчас здесь, где я, зима. Снег валит такой, что впору объявлять «военное положение», а до весны рукой подать. Она уже так близко, что можно разглядеть её контуры, пробитые солнечными лучами в снежных заносах. Собственно, и морозы отступили, и уже не пощипывают лицо. Устали они держать оборону, да и пора им в дорогу. Всему свой срок на этой земле…
Так, о погоде написал… Теперь о главном. Знаю: тебе сейчас не до меня. Когда оказываешься в объятиях одиночества, многое из того, что раньше не замечал, само просится на постой. Ты сейчас шаришь глазами по сторонам в надежде, что кто-то станет для тебя «спасательным кругом». Я вот что тебе на это скажу: не торопись «опускать флаг». Уж кому-кому, а мне это хорошо известно: сам четыре года назад шагнул в неизвестность. Зная тебя, прошу, не бросайся в первый подвернувшийся омут с головой. Лучше пережди. Поверь – потерь будет намного меньше. Заклинаю, если к тебе подойдёт кареглазое чудо, не спеши прикасаться к ней. Чтобы она не говорила, как бы не смотрела на тебя, не реагируй. Сможешь устоять – уцелеешь. Если дашь себе слабину, пропадёшь. Ну, то, что потеряешь покой – это полбеды. Главное: ты навсегда останешься с ней даже тогда, когда тебя она предаст.
Как это будет? Я сам ещё ничего не понял, но то, что это будет – это факт и от него не открестишься. И земля будет уходить из-под ног, и первое время будешь кричать от боли. Нет, слёз не будет, а вот криком наешься так, что рот порвёшь. Сердце превратится в кусок застывшей вулканической магмы, и ты захочешь его вынуть и забросить подальше от себя. А зачем оно тебе такое, если молчит?
А ещё ты будешь заново учиться дышать. Конечно, найдутся помощники, но долго это не может продолжаться и ты, глядя на все их попытки, захочешь просто уйти от всех, чтобы никто не видел тебя таким. Нет-нет, не слабым, а одиноким. Вот такие мы с тобой: не умеем жить в обнимку со своими отражениями. Нам-то и надо всего одну единственную и чтобы всегда была рядом.
Скоро будет ровно четыре года, когда всё это случилось: она подошла и осталась… Брат, сейчас февраль и пока там, где ты, сейчас всё только-только на старте, а вот в марте… готовься. Сделай над собой усилие – пройди мимо. Я прошу – не клади себя добровольно под нож судьбы. Обмани её проклятую, растворись во времени или затеряйся в толпе, а лучше поднимись в небо. Там тебя она не достанет. Я на себе это проверил. Конечно, всё это частности… Жаль, нет мне дороги в прошлое, я теперь всё сделал бы не так. Как? Гнал бы от себя её. Думаешь не смог – кишка тонка? После того, что она со мной сделала, справился бы. Не веришь? И правильно делаешь… Сидит она во мне занозой до сих пор. Нет, жить можно, но как-то не по-человечески всё это: слишком много недосказанного и с этим приходится мириться.
Вот поэтому гони её от себя. Гони…
Жизнь, она ведь подобно вспышке: свет, тепло, а потом сумрак. Так зачем усугублять? И потом ребёнок она и ей самой всё это в диковинку: вбила себе в голову чёрти что. Она вбила, а ты поостерегись во всё это верить, да и обманет, и будешь лодкой без парусов тыкаться в чужие берега. Это сейчас понимаешь, а тогда всё в розовом цвете было: и первое касание, и взгляды, чем-то смахивающие на заговорщицкие, и слова… Сколько их было и все о будущем. Не верь. Не будет ничего. Да, я поддался на это и бежал за ней, сломя голову и качал на руках, и напевал ей на ушко самые красивые мелодии. Где теперь всё это?
Я признаюсь тебе, что сам наступил на эти грабли, но ты уж будь умнее: пережди. Пусть она себе плывёт дальше, а ты не мешай ей. Ведь разлука бьёт по обеим сторонам вёслами.
Вот взять, к примеру, меня теперешнего: всё получается и хоть завтра в «разведку» и желающих быть при мне «радисткой» столько, хоть кастинг устраивай, а она стоит перед глазами и понимаю, что без неё не вернусь я из этой самой «разведки», кто бы со мной рядом там не был. Чертовщина какая-то… А ведь хочется, как у людей и чтобы каждое утро слышать дыхание любимой у своего виска, и ощущать себя частью вселенной.
Ладно, заканчиваю… Не знаю, получишь ты это письмо или нет, но на всякий случай нацарапаю тебе свой будущий адрес. Думаю, пока решишься ответить, я буду уже на небе. Туда и пиши.
3. Размытое дождём.
Странно: столько лет прошло, а тут всё, как тогда: поваленные деревья, побеги крапивы, и вся земля плотно укрытая опавшей листвой. Стоять бы над всем этим и просто молчать. Всё уже сказано, и больше добавить нечего. Как долго тянется время. Еле уловимые шорохи и листва, пожелтевшая от старости, осыпается на землю.
Осень… Сколько их уже было безымянных, безликих. Вот и дождь пожаловал. Это его работа – моросить и он моросит, мелкими каплями выцеливая на деревьях последнюю листву. В этом году бабье лето так и не смогло пробиться к земле через плотные шторы серых туч. Что-то в природе пошло не так. Видно и там бывают свои сбои.
Тишина… Когда-то здесь случались удивительные события: приходили двое, готовили на костре мясо, вели разговоры, смеялись… Вот именно: смеялись. Здесь никогда не было слёз. Наверное, это одно из немногих мест на земле, где возбранялось плакать. Вон и остатки шалаша, который строили, чтобы укрыться от дождя. А потом всё изменилось и больше никогда они не смогли сюда прийти вместе. Костровище заросло молодыми побегами деревьев. Земля затягивает раны, а на душе всё по-прежнему: пусто.
Интересно, она сюда заглядывала? Вот меня тянуло всегда, но страх почувствовать себя слабым не давал сделать этот шаг. Иногда подкатывало желание, и уже хотел окунуться в прошлое, посидеть в одиночестве – собрать все свои воспоминания вместе, да разгладить на их лицах первые морщинки, но в последний момент откладывал. Всегда находились дела, и опять куда-то спешил, отмеряя остаток жизни, радуясь и огорчаясь непонятно чему.
Дождь. Он всегда кстати. Тогда тоже выстукивал по опавшей листве, а нас кружило на счёт: «Раз, два, три…» Откружило…
Нет, не приходила она сюда. Наверное, её уже нет. Если так, то зачем я здесь? Покаяться? Перед кем и за что? Всё в прошлом и многое уже за чертой горизонта, куда так и не дошёл караван, везущий воду для умирающих от жажды – погонщики сбились с пути.
Странно: столько лет прошло, а тут всё, как тогда, за маленьким исключением: её нет. Такое ощущение, что дождь размыл её след в этой бесконечности, где так легко было когда-то и так трудно сейчас, когда понимаешь, что потерял её навсегда.
Февраль 2010г.