Как меня тогда не посадили? Я не знаю. Уже сколько времени прошло, а я и сейчас, когда вижу милиционера, начинаю смущённо улыбаться, и делаю реверанс. Меня и за реверанс уже три раза в отделение забирали, а вот до прошлого моего, пока не докопались. И если докопаются когда-нибудь, то смотреть мне на небо в клеточку. Это точно.
И, главное, идея то не моя была, это Мишкина была идея. Он мне говорил: «Не боись, Дениска, всё будет нормалёк»! Да. Будет. Мне теперь от этого «нормалёк» всю жизнь от милиции прятаться. Но, всё по порядку.
Работали мы с Мишкой на одном военном заводе, секретном. Вход на территорию завода строго по пропускам, сумки все проверяют, карманы выворачивают, никаких свободных действий, одним словом. А мы с Мишкой в одном цехе работали, с 8 утра до 5 вечера, безвылазно. А уж если отпроситься куда надо, и выйти за территорию завода, то про это и думать забудь. Надо десять заявлений написать и у всех их подписать; так набегаешься по кабинетам, что уже и забудешь, зачем отпрашивался.
И, вот сидим мы раз с Мишкой в курилке, и разговор ведём о том, как нелегка жизнь работника оборонного предприятия.
- Это не жизнь, Денис, - говорит Мишка, - с утра до ночи мы вкалываем тут, а радостей жизненных никаких нет. Удовольствий, говорю, мало. Вот если бы «дюзнуть» по стаканчику, оно и работать бы стало веселее, и время бы быстрее пролетело, ты как на это смотришь?
- Я, – говорю, - Миша, «дюзнуть» никогда не отказывался. Но, где взять? Ты место, что ли, какое знаешь?
- Нет. Какое тут место. Может и есть где, да только кто же тебе расскажет?
- Так надо, - говорю, - с собой приносить.
- Это как же?
- Можно, допустим, - говорю, - в термосе пронести. А спросят на проходной: мол, чего там? Сказать: щи, мол, несу. На обед. Жена наварила.
- Так сказать можно, только щи на обед взаправду как проносить? В штаны себе наливать? Нет, это всё не то. Надо чего-то здесь придумывать, на заводе. Может брагу поставить?
- Ишь ты, Миша. А в чём ставить то?
- У меня канистра в кладовке есть. Алюминиевая.
- Ладно, - говорю, - а прятать где? В кладовке не оставишь, там холодно, она бродить не будет. Да, и могут найти, и выжрать. Туда полцеха шляется.
Миша задумался.
- Давай, - говорит Миша, - на улице спрячем. Вон жара, какая стоит, она быстро дозреет.
- Не, - говорю, - не пойдёт. Найдёт кто-нибудь. Увидят, канистра стоит, ничейная, и, враз утащат. Не вариант.
- Давай её прикопаем где-нибудь, - говорит Миша, - а после, уже готовую, достанем и употребим.
- А «гнать», - спрашиваю, - где будем?
- В литейном – отвечает Мишка. – Аппарат простенький сварганим, а потом, в литейном цехе, в печке закипятим, и готов продукт. Да, в крайнем случае, можно и не «гнать». Можно и брагой обойтись. Ты пьёшь брагу, Денис?
- Я, Миша, всё пью. Ну, давай попробуем.
На следующий день мы с Мишкой несли по целой сумки сахара. На всякий случай купили «рафинад» в кусочках, чтобы не вызвать подозрений. На вопрос охранника на проходной: «Вы чего, брагу, что ли, ставить?»; бодро ответили: «На весь цех сахара купили, ребята просили, чай пить». Сухие дрожжи пронесли в носках.
Когда все разошлись на обед, мы с Мишей начали готовить: достали и помыли канистру, налили туда воды, положили сахар, дрожжей, Мишка ещё сухих апельсиновых корок из дома приволок, их туда тоже закинули. Запечатали канистру плотно, и пошли на улицу. Вышли, огляделись. Жара страшная, все, кто уже пообедал, расселись в тени, под деревьями, на лавочках.
- И чего дальше? – спрашиваю – Куда канистру тащить, и куда её прятать?
- Погоди, - отвечает Миша, - подумать надо. Неси её за угол цеха, там южная сторона, там жарче. А я пока за лопатой сбегаю.
Зашёл я за угол цеха, и стою, Мишу жду. Пришёл Мишка с лопатой, и говорит:
- Я всё придумал. Ты видел, вон, за теми кустами собачья будка стоит?
- Видел, и чего?
- Там Зинка живёт, овчарка. Давай канистру под её будку положим, и немного песком присыплем. Никто и не додумается под собачью будку заглядывать. Точно?
- Может и точно, - отвечаю я, - только вот тебе Миша канистра, ты сам её туда неси, а я не пойду. Я собак, ужас, как боюсь, а овчарок тем более. Я к ней на сто метров не подойду.
- Не боись, - говорит Миша, - она добрая. Не кусается. На, сахарок ей дашь. Пошли, не бойся.
Я вздохнул, и поплёлся за Мишей.
Овчарка Зина лежала в своей будке, и, наверное, одуревала от жары. Я выманил её кусочком сахара, и даже погладил. Миша, тем временем, сдвинул её будку в сторону, положил канистру с брагой, и немного присыпал её песком, потом водрузил сверху Зинино жилище, и ободряюще улыбнулся.
- Готово. Теперь ждём. Скоро поспеет.
Через три дня я перехватил утром Мишку на проходной.
- Может пора доставать? Ты как думаешь, Миш?
- Пускай ещё побродит. Забористей будет.
Ладно. Стою я, значит, у своего верстака, точу кронштейн. Дело к обеду. Вдруг – взрыв! Ба-бах! Аж стёкла в цехе зазвенели. Я бросил напильник, и вместе со всеми побежал из цеха. На улице уже собиралась толпа. За углом цеха, прямо на месте собачей будки, зияла большая воронка. Обломки алюминиевой канистры и досок валялись повсюду. Зины нигде не было. Я нашёл Мишу.
- Миша, чего делать то? Уволят нас. И собаку жалко, грех на душу приняли.
- Ладно, - отмахнулся Миша, - прорвёмся как-нибудь.
На следующий день в цехе было собрание. Начальник цеха предположил, что на территорию завода проникли иностранные диверсанты, потому надо быть бдительными, и сразу сообщать обо всём подозрительном сразу, и лично ему. Только ему было не понятно, почему объектом диверсантов стала овчарка по кличке Зина, ну, в этом разберутся правоохранительные органы.
Я уволился через два дня, сославшись на плохое состояние здоровья и стресс после взрыва.
Миша уволился через неделю, якобы, из-за низкой зарплаты.
А Зину я потом встретил в городе, около продуктового магазина. Жива она, здорова. Только, каждый раз, когда хлопает дверь в магазине, она вздрагивает всем телом, и прижимается к земле. Да, это и не мудрено.