Дионис и другие. II. Скорбь тяжких потерь

 
 
    Между тем, Гера не была намерена прощать Ино за то, что она приложила к своей груди младенца-Диониса. Ее лютая ненависть с божественного младенца перекинулась  и на женщину, хотя бы один только раз покормившую его.
  Гера наслала на сестру погибшей Семелы безумие.
  Сначала вспомнила Ино о том, что Гермес принёс ей младенца, рождённого ее сестрой, которого она успела покормить один раз, и который затем куда-то исчез. Позвала она рабыню Мистиду, которой она поручила заботу о младенце, и спросила ее о Дионисе. Та могла ответить только, что ребёнок был вновь забран принёсшим его Гермесом. Ино пришла в отчаяние… тут-то и проявилось безумие, насланное Герой! Загорелась царица всепобеждающим желанием – непременно разыскать маленького Диониса. Оставив мужа, детей и свой царский дом, Ино в чём и как была, помчалась в фессалийские горы искать младенца. Много дней поражённая безумием Ино блуждала по горным лесам от отрога к отрогу, от одного ущелья к другому. Страшен был вид безумной царицы: босоногая, со спутанными космами длинных волос, в которых запутались ветки и листья, с блуждающим взглядом сумасшедших глаз она наводила ужас на всех, кто попадался ей на пути – будь то пахарь, ведущий по полю круторогих быков, или же козопас, который, завидевши странную лесную женщину, торопился загнать свое стадо в укрытие в скалах; или зверолов, при виде безумной Ино забывший про свои силки и ловушки, и сразу бросающийся в бегство.
 И не мудрено: одеяние безумной скиталицы давно превратилось в рваные лохмотья, а из тел задушенных ею мёртвых змей Ино сделала  плетеные венки, которые возложила себе на волосы, и сплела плети, висящие у нее на поясе. На плечах женщины возлежала шкура рыси, которую она задушила и с которой ногтями содрала шкуру, соорудив из нее себе плащ. Неудивительно, что при одном только виде поражённой безумием Ино всё живое в страхе обращалось в бегство.
  Наконец в своих блужданиях пришла Ино по крутым горным тропам к воротам Дельфийского святилища. Здесь узрел несчастную скиталицу хозяин святилища и губитель Пифона – сам Аполлон. Сжалился лучезарный бог над безумной дочерью Кадма. Приняв облик смертного – горного охотника, - Аполлон предстал перед нею прямо в лесной чаще. Омыв Ино в прозрачных водах горного ручья, Аполлон умастил ее члены амброзией, а ее чело вместо змеиных венков увенчал венком из вещего лавра – священного дерева пифии. Затем увёл Аполлон вновь ставшую прекрасной Ино в свое святилище и навеял на нее сладостный успокаивающий сон.
    Тем временем встревоженный муж, царь Афамант, повсюду разослал слуг, рабов и рабынь искать пропавшую из дворца жену. По склонам гор и густым рощам, по глубоким ущельям и горным долинам тщетно искали Ино посланные Афамантом люди. Наконец вернулись посланцы ни с чем – нигде не обнаружились следы пропавшей царицы.
  Что же тут поделаешь… Прошло немного времени, и царь забывает пропавшую Ино без всякого сожаления, как еще раньше забыл он ради Ино небесную нимфу Нефелу – мать Фрикса и Геллы. На сей раз избранницей Афаманта стала некая Фемисто, дочь царя лапифов* Гипсея из обширной Фессалии, и в положенное время она родила царю одного за другим четверых прекрасных сыновей.
  А Ино осталась в святилище Аполлона в Дельфах; здесь, на лесистых склонах горы Парнас, суждено ей провести три долгих года…

*        *        *
   Неумолим бег времени – растёт юный бог под защитой великой Богини-Матери Реи. Еще когда он был совсем ребёнком, могучая Рея дозволяла ему смотреть, как управляет она грозными львами, запряжёнными в ее колесницу. Воинственные куреты, что охраняли когда-то от гнева титана Крона младенца-Зевса, теперь так же рьяно охраняли и сына его Диониса: скрещивая мечи, попеременно ударяли они в щиты, обшитые воловьей кожей, когда маленький Дионис плакал, дабы не услышала его плача ненавистница Гера.
   А Зевс-громовержец не оставил Семелу и после ее гибели: прямо из пылающего дворца царя Кадма горстью праха была вознесена она волей Кронида в поднебесье, обрела там новое тело и введена своим супругом в звёздный дом как близкая родня самой Геры. Ведь была Семела дочерью Кадма и Гармонии, а Гармония являлась дочерью Афродиты и Ареса, который рождён был Герой в пику Зевсу за то, что без Геры породил он Афину. Здесь, в небесах, обрела Семела иную жизнь – так стал ей божественный чертог свадебным даром Зевса.
  Увидела Семела сверху, как живёт ее сын под покровительством самой Реи, и с гордостью обратилась к своей ненавистнице Гере:
  - Гера, иди полюбуйся: тебя победили! Ты видишь – сын мой растёт и мужает! Тебе не удалось погубить моё дитя – сам Зевс доносил его вместо Семелы! Семя отец посеял и выносил, природы закон изменивши жестокий! Зевс! Взгляни на Диониса! Твоя великая Матерь в объятиях нежных и крепких покоит его: Рея сама, великая ключница мира! Мать и Зевса явила миру, и Диониса воспитала на собственном лоне! Сын и отец – оба покоились во дланях Реи! Гера! С сыном Семелы не может Гефест твой состязаться: ты породила его одна, неизвестен отец, и ногами слаб отпрыск твой – на обе стопы он хромает; видно, роды не впрок ему вышли? Спорить не может с Семелой и Майя, чей сын хитроумный Гермес превратился в подобие грозного Ареса, дабы молоком Геры-богини скорей напитаться! Чтите меня как богиню: лишь у меня, у Семелы, муж – что выносил сына и миру явил Диониса! Сам он взойдет на небесные выси: и не надо молока ему Геры, ведь самою Реей он вскормлен!
   
   Слышала Гера богохульные речи новоявленной обитательницы Олимпа, и неистовый гнев с новой силой закипал в груди ее. Но что она могла сделать, если ребенок ненавистной соперницы находился под защитой и своего отца, и его матери? Она, царица Олимпа, не в силах была противостоять воле таких богов! И вот гнев Геры обрушивается на ту, кто не имеет столь грозных покровителей – на Ино, несчастную сестру Семелы-богохульницы. Уж ее-то от гнева Геры защитить некому! Вот и пусть расплачивается за свою дурную сестрёнку… ну, и за то, что не отвергла младенца, отданного лукавым Гермесом под ее покровительство…
  А тем временем Ино покидает гостеприимный дом Аполлона-стреловержца: хорошо жить под покровительством далекоразящего бога, но не выдержало материнское сердце разлуки с детьми. Ведь она, гонимая демонами безумия, оставила дома двух сыновей! Как там Леарх? Он, наверное, уже большой, и отец обучает его премудростям царской науки, ведь старший Леарх – Афаманта наследник! А Меликерт? Бывший младенцем и братом молочным Диониса – давно уже ходит и говорит, как же не мечтать матери бедной свидеться с ним, сыночком подросшим? И вот устремляется Ино с Парнаса домой, в Фессалию.
  Долго шла она по лесам и горным тропам, терпела усталость и голод, но влекла ее к дому жажда обнять милых детей, к сердцу прижать славных сынов…
  Вот и пришла… И что ж она видит?
  Мания, богиня безумия, по воле Геры овладела мужем ее Афамантом.
  Фемисто, последняя жена царя, вздумала тайно убить сыновей Ино, дабы не могли они претендовать на царское наследство и соперничать с ее сыновьями. Но вышло так, что Фемисто в заблуждении убила своих собственных сыновей. С горя Афамант сошёл с ума и творил безумства одно за другим: то в стадо коз безумец ворвался и принялся яростно сечь несчастных животных кнутом; то он схватил боевой лук и принялся пускать стрелы в бездонное небо, будто намеревался поразить само Солнце-Гелиоса;
а то хватается за меч и бросается в исступлении на стену, словно видит перед собой лютого врага…
  Увидел вернувшуюся Ино безумный царь, но не признал ее. Зато приметил своего старшего сына Леарха, случайно оказавшегося поблизости.
  - Смотрите! Молодой олень! – в неистовстве закричал сумасшедший. – Поймайте же его! Несите луки, давайте сюда стрелы! Быстрее! Добыча уйдёт!
  Но перепуганные слуги в ужасе кинулись прочь от безумного повелителя. Тогда царь схватил свой охотничий лук и натянул тетиву. В страхе мальчик пустился в бегство, но настигла стрела беглеца и, пробив насквозь спину, пригвоздила Леарха к стволу дерева, за которым хотел он укрыться. В одно мгновение испустил дух несчастный Леарх – прямо на глазах только что возвратившейся матери. С радостным воплем кинулся к сыну безумный Афамант, отсёк ему голову острым кинжалом, и бросился с нею во дворец в поисках сына Леарха, коего сам и убил; хотел Афамант показать охотничий трофей своему старшему наследнику. Там, в покоях дворца, служанки собирались купать Меликерта, младшего сына. Как черный вихрь, ворвался к ним окровавленный Афамант, всех разогнал и, схватив ребенка, собрался уже бросить его в лохань с кипящей на огне водой. В последний миг выхватила Меликерта из рук безумца ворвавшаяся в покой Ино. Прижав к груди младшего сына, устремилась Ино прочь из дворца. Побежала она вниз по горному склону, не разбирая дороги.
  Афамант пустился в за нею погоню. На бегу дико закричал он попавшимся навстречу слугам:
  - Что ж вы стоите? Расставляйте  сети! Ловите зверей!
  А Ино с ребенком на руках остановилась на краю обрыва, чья отвесная стена
уходила прямо в глубины бурного моря. И нет у нее пути к спасению…
 Прижав к груди притихшего ребёнка, горячо взмолилась Ино громовержцу Зевсу.
  - Бог, молниями разящий! Что ж это за награда той, что не отринула твоего сына и однажды лишь покормила его? Смотри же с небес – хорошенько смотри! Вот, видишь? – Ино подняла на руках своего ребёнка. – Это молочный брат твоего сына Диониса! Коли такова твоя воля – так дожги нас своей громовой молнией, порази и мать, и младенца ее, вскормленного той же грудью, что питала твоего Диониса!
 
    Но безмолвствовали угрюмые небеса, а внизу под обрывом кипели и бесновались буйные морские волны. Оглянулась Ино: настигает ее безумный Афамант, прямо на бегу натягивает он свой лук, и вот-вот сорвётся с тетивы певучая стрела, неся на своём острие неминуемую смерть…
  Обернулась Ино к морю, крепче прижала к груди маленького Меликерта  и неверной стопой шагнула с края обрыва вперёд. Всколыхнулась со стоном, разверзлась темная морская бездна и в один только миг поглотила ее вместе с ребёнком.
  Стали морскими божествами Ино и сын ее Меликерт. Белой богиней – Левкотеей называют отныне ее мореходы. Нерей, морской старец принял ее в число своих дочерей нереид. Это она, Левкотея-Ино пришла на помощь Одиссею, когда погибал он в страшную бурю на пути от острова Калипсо в Схерию, и его плот был разрушен гневом Посейдона вблизи берегов страны феаков…
  А Зевс на светлых вершинах Олимпа поведал ставшей бессмертной Семеле, что в благодарность за ее сына Диониса даровал он морское бессмертие ее родной сестре.
  С громким смехом обратилась Семела к Ино-Левкотее:
    - Отныне ты морем владеешь, сестра? А Семела царствует в небе! Мне повинуйся! Ведь Зевса считаю я предком, и он же, мой бессмертный соложник, сам выносил моё дитя, а вот ты от мужа своего, смертного Афаманта, терпела зверское убиение детей своих кровных! Теперь доля твоего сына – в морской пучине; а вот мой сын к небесам вознесётся, в вышние чертоги самого Зевса! Никогда не сравниться гостю пучины Меликерту с обитателем небес Дионисом!
    Так смеялась над своей родной сестрой Семела – смеялась над той, что не дала погибнуть ее младенцу и пожертвовала своей жизнью и жизнью своих детей ради спасения ее сына.

 *       *        *

    А юный Дионис всё рос и мужал  под неусыпным присмотром Великой Матери Реи…
       На девятом году жизни Дионис охотился на диких кабанов, а бег его был так лёгок, стремителен и неудержим, что на горных охотничьих тропах настигал он зайцев, а догоняя пугливую быстроногую лань, мог забросить пойманное животное себе на плечо и так продолжать с ним бег; на львов и тигров Дионис расставлял сети, в которые ловил свирепых хищников, а затем укрощал и приводил их Матери-Рее живыми. А великая Мать Зевса со счастливым смехом и радостью наблюдала, как становится взрослым ее любимый внук.
   Подрастающий Дионис водил дружбу с лесными демоническими народами: дети козлоногого Пана, не знавшего равных себе в искусстве игры на свирели, маленькие сатиры резво плясали вокруг сына Семелы, прыгая с камня на камень, носились вприпрыжку по крутым склонам, крича Дионису «Эвой!», звонко цокая по скалам маленькими раздвоенными копытцами. И жизнь юного Диониса протекала безмятежно и спокойно.
   Пришло время, и стал Дионис прекрасным юношей. Однажды в разгар знойного дня он проводил время на берегу золотоносного Пактола, что несёт свои прозрачные воды в море с лидийских отрогов. Любовался сын Зевса затейливой игрой солнечных бликов на журчащих водах, что разливались по светлым сверкающим пескам, среди которых в пучине лежат золотые крупицы, а вокруг мелькают златоспинные рыбки.
  Бросился в тёплую воду Дионис и поплыл вдоль берега. Заплыл он в тихую заводь, где на берегах распустились розы и расцвели лилии; юный бог плыл, и его темноволнистые кудри вились за ним по воде, вбирая в себя алый блеск златоносного потока. И вдруг из тени густых зелёных крон вышел навстречу ему юноша: высокий, стройный, светловолосый и – невероятно прекрасный! Длинные волосы спадали с его головы на плечи и спину, они свободно вились по плечам без сдерживающей повязки, колеблясь под нежным дыханием ветра, а нежный пушок на подбородке выдавал цвет золотистой юности. Его появление было подобно явлению Селены-Луны, сеющей серебристое сияние средь расступившихся темных туч…
  - Кто ты, прекрасный отрок? – изумлённо спросил Дионис. – Кто твой отец, уж не чревом небесным ты зачат? Уж не сама ли Харита* матерь твоя? Не Аполлон ли родитель? Иль говорю я со смертным, чьи годы земные так скоротечны… вижу породу твою, хоть ты и пытаешься скрыться! Побудь же со мною, ведь сам я из рода бессмертных, и вполне ты достоин быть спутником мне!
     Юный красавец не дерзнул отвергнуть приглашение бога; да и сам он был горд тем, что прекраснее многих отроков прочих. Пленившись ласковыми речами Диониса, остался он с ним. Звали его Ампелос, и с той поры Дионис не желал ни есть, ни пить, ни веселиться, если его не было рядом, и если не подносил он ему
собственноручно чашу подслащенной воды. Когда Ампелос играл на флейте, Дионис наслаждался волшебными чарующими звуками, когда же юноша уходил, бог становился угрюм, и даже сатирова пляска не могла вновь пробудить его улыбку. Не желал Дионис вообще отпускать любимца от себя. И берёг он его пуще глаза от любых случайностей: даже дуновение Зефира пугало его, ибо помнилось Дионису, что некогда именно Зефир, этот ласковый ветер, отбросил тяжкий диск, брошенный Аполлоном, и попал диск прямо в голову любимцу бога Гиакинфу! Опасался он и собственного отца Зевса, некогда похитившего и унёсшего на Олимп прекрасного отрока Ганимеда – а вдруг увидит он из поднебесья и Ампелоса, да вздумает отнять его у Диониса! Потерял безмятежный покой Дионис, всегда желал он быть уверенным в том, что его любимцу не грозит никакая опасность…
  Так и проводили Дионис и Ампелос всё время вместе: оба по чащам бродили, беспечно предаваясь весёлым играм – то на солнечном берегу они тирс бросают, ловко ловя его на лету; то в скалах охотятся на молодых львов, выслеживая их в горных пещерах; то предаются состязанию в борьбе на крупнозернистом прибрежном песке…
Им было весело и вольготно – богу и смертному. И ничто не предвещало предстоящей горькой разлуки.
  И вот однажды приснился Дионису такой зловещий сон. Видит он, как у подножия крутой скалы проползает огромный змей, блистая крупной чешуею на солнце, и голова этого змея увенчана рогами! Тащил за собой змей тушу пойманного молодого оленя. Смотрит Дионис: миновал змей нижние гряды камней и забрался на самую вершину вместе со своею добычей. А там, подбросив тушу оленя рогами, сбросил ее со скалы вниз. Олень, кувыркаясь в воздухе, полетел в пропасть, и долго еще слышал Дионис жалобный вой несчастного животного. Проснулся Дионис в ужасе: прямо перед глазами стоит у него видение свежих кровавых струй на серых камнях как знак будущей жертвы… Как подобает богу, легко угадал Дионис сокровенное значение принятого им знамения: на раннюю погибель предназначен друг и любимец его Ампелос, и суждено ему погибнуть от рога дикого зверя.
  Между тем Ампелос и не чует близкой беды, по-прежнему он легкомыслен и беспечен. В печали и тревоге предупреждает его божественный друг:
 - Куда ты так снова стремишься, Ампелос, ну почему же так манит тебя дремучая
чаща? Умоляю тебя – странствуй только со мной, с Дионисом, будь же рядом и на пирах, и на охоте! Мне не страшны ни пантеры, ни пасти медведей, ни волчий оскал; а ты берегись острого бычьего рога!
   Но Ампелос только ушами слышал друга, а в разум совета не принял. И при первом представившемся случае отправился в горы охотиться в одиночку. Тяготила его опёка бога: он стремился доказать всем, и прежде всех - себе самому, что ни в чём не уступит Дионису, несмотря на то, что сам он смертный, а Дионис – сын самого Зевса.
     И вот неожиданно встретил Ампелос в горах деву-охотницу: была она высока, стройна и легконога; а на плече ее висел охотничий лук с тугой тетивою. Прекрасна была девушка, не мог Ампелос не восторгаться ею… Прерывающимся от волнения голосом он предложил ей поохотиться вместе. Рассмеялась охотница в ответ, тряхнув густой гривой блестящих черных волос.
  - Ты так бесстрашен, прекрасный юноша? Но тогда почему ты всюду ходишь, как привязанный, за своим божественным другом? Ведь совсем запугал тебя коварный Дионис! Что даёт тебе такая навязчивая и слепая дружба? Даже Ганимед-троянец, похищенный отцом его Зевсом, и тот изнеженный отрок выше тебя, ибо даже ему позволяет Зевс править могучим орлом, паря в голубом поднебесье; тебе же твой друг не дозволяет ничего – ты томишься и страждешь, но нет ему дела до твоих страданий, ведь ты у него стал вроде живой игрушки! Разве не так?
  Покраснел от стыда юный Ампелос, как ножом в самое сердце ранили его насмешки дивной лесной красавицы. И ведь угадала она всё правильно, и не нашёл ни единого слОва Ампелос, чтобы ей возразить…
- Нет, - порывисто воскликнул он, - я не таков! Я не игрушка даже в руках Зевсова сына… я человек! Возьми же меня с собой, несравненная охотница, и ты увидишь, как я искусен в деле охоты и травли! Я умоляю тебя…
 - Прекрасный порыв! – одобрила юная дева. – Что ж, разрешаю тебе следовать за мною; слышишь звуки свирели? Там, на поляне, пастухи так славно играют, и там же увидим с тобою мы стадо прекрасных быков. Сядь одному ты из них на хребет, а уж я позабочусь тебя научить, как им править, чтобы понял тогда Дионис, что ничем ты не хуже его, коль уверенно так  на грозном быке восседаешь!
  Завороженный и очарованный, Ампелос забыл обо всём на свете и направил шаг свой вслед за дерзкой лесной девой. А она поднималась по горной тропе так быстро, что юноша едва поспевал за нею; он уже стал сбивать в кровь ноги, а она будто летела по воздуху! И вот достигли они звенящего горного потока, стремящегося с отвесных утёсов, а к потоку как раз приближался огромный бык, томимый жаждой. Открывши свою пасть, дикий тур принялся жадно лакать прозрачную холодную влагу.
  - Не медли, - сказала Ампелосу лесная охотница, - быстрее хватай его за рога и садись на бычью хребтовину!
    Вся кровь бросилась в голову Ампелосу. Разве может он показать себя трусом
перед столь дивной красавицей? И разве не друг он Зевсова сына? Конечно же, он
оседлает и укротит дикого зверя, ведь сам Зевс ему поможет! Только не бояться…
  Прыгнул Ампелос вперед и бестрепетной сильной рукой схватил быка за огромный изогнутый рог. Чтобы вернее укротить грозного дикого тура, Ампелос набросил ему на глаза пёструю барсову шкуру, что служила ему плащом. Ослеплённый внезапной тьмою, бык подался назад, и Ампелос разом вскочил ему на хребет, пятками ударив его по бокам.
 - Смотри же, охотница! Сделал я то, что велела ты мне, - крикнул он, ухватывая бычью голову за рога. – Скорее говори, что дальше мне делать, чтобы вихрем скакать на турьей крутой хребтовине!
  Но никто не ответил Ампелосу. Глянул он вокруг в изумлении – нет лесной девы, как и вообще не бывало! Как понимать такое – ведь только что здесь была! Вот на этой тропе каменистой стояла… И теперь ее нет, пропала, исчезла…
  Бык же, мотнув головой, сбросил со лба пятнистую шкуру и, взревев, вскинулся на дыбы, как бешеный конь, и едва удержался на его крутой шее испуганный Ампелос!
А затем с диким ревом бросился тур в густую лесную чащу.
 
  Оцепенел от ужаса несчастный Ампелос. В отчаянии зовёт он друга своего Диониса, но далеко отсюда Дионис, и не слышит он призыва о помощи. Ампелос взывает к быку, умоляя его остановиться и не губить его жизнь, ведь он еще так молод! И не хотел он причинить никакого вреда лесному туру – хотел только оседлать его, дабы покрасоваться перед неведомой лесной охотницей! За что же теперь бык так желает его лютой смерти? Ампелос молит зверя остановиться и позволить ему сойти на землю, но обезумевший бык не слышит мольбы и продолжает мчаться, как вихрь, по горам без пути и дороги…
  Добежал бык до крутого обрыва, замер на мгновение и, взбрыкнув задними ногами, сбросил с хребта охваченного ужасом юношу. Ампелос упал прямо на острые камни; хрустнула шея, когда он ударился оземь головою, и далеко вперёд отброшено было безжизненное тело. Рассвирепевший тур бросился за ним и, поддев рогами, подбросил жертву вверх, потом ударил копытами, и вновь подкинул изогнутыми рогами.    Оторванная голова отлетела на дно глубокой расселины, а бык всё рвал, топтал и подбрасывал кверху обезглавленное мёртвое тело. Наконец ушёл дикий тур в лесные дебри, оставив после себя разбросанные вокруг части плоти Ампелоса и свежие струи алой крови на серых камнях.
    Молодой сатир, спрятавшийся в зарослях, видел страшную гибель Дионисова любимца. Не мог он помочь Ампелосу, но быстрее ветра помчался сообщить молодому богу о случившемся несчастье. Не медля ни мгновения, бросился Дионис в горные выси к месту гибели своего верного друга; увидев растерзанные останки несчастного Ампелоса, горько разрыдался Дионис. Он собрал разбросанные всюду члены погибшего юноши, сложил их воедино; затем украсил обезображенное тело алыми розами, гирляндой, сплетённой из лилий, а на чело возложил цветы анемона – цветка смерти…
 В руку Ампелоса Дионис вложил тирс и накрыл мёртвого друга собственным алым плащом. С горестным стоном над телом погибшего вскричал сражённый потерей Дионис:
  - Неужели дикие туры стали любить юнцов так, что предают их смерти? Дабы отомстить за гибель друга, я на могиле Ампелоса быка сделаю жертвой! И не медью изощрённой умерщвлю я убийцу, я разорву его плоть на куски – точно так же, как неистово рвал он прекрасное тело! О, мой бедный Ампелос! Ты не изведал цвета жизни, ты на брачное ложе еще не всходил, и моей колесницей не правил; ты умер таким молодым, смертную муку мне в наследство оставил… О мой Ампелос! Первою девой, коей ты пленился себе на погибель, Апата была, богиня обмана, и это она ввела в заблужденье тебя в угоду злокозненной Гере! И вот ты мёртв, мой Ампелос…
Но вижу: и веках прикрытых твоих улыбка таится, а плечи всё так же белы, как горные снеги… А ветерок шаловливо вздымает нетленные кудри, и смерть не сгубила в тебе сияние жизни! Горе мне! Ну зачем тебе было на дикого тура взбираться? Ведь больше с сатирами здравиц весёлых ты не вскличешь, и с бассаридами* в чаще, шумя и играя, прыгать не будешь, не поохотишься боле с другом твоим Дионисом! Горе…
 Если б из смерти к жизни ты вновь возвратился! Но не умолить мне Аида!
 Не приемлет он выкупа… если бы он согласился,я бы доставил от Эритрейского моря* индийские самоцветы, из богатой Алибы принёс серебро, из теченья Пактола добыл бы я золото – только вернуть бы отрока милого к радостям жизни!..
  Так горько и жалобно рыдал Дионис, скорбя о страшной и ранней кончине своего милого и единственного друга.

 _ _ _ _ _ _
 
*лапифы – «древолюди» - древнейшее прагреческое племя, тотемом которых были деревья (ясень, ель, сосна и др.), жившее в Фессалии и ведшее бесконечную войну с кентаврами. Из народа лапифов вели своё происхождение очень многие эллинские герои ( Тесей, Пирифой, Кеней, Полифем и другие);

*Хариты – спутницы и служанки Афродиты, дочери Зевса, вечно юные богини красоты;

*бассарида – она же - вакханка, менада, мималлона, тиада, киссида. Служительница культа Диониса, обычно – женщина (крайне редко в мифах эллинов упоминаются и вакханты-мужчины), одета она в небриду (шкуру только что убитого оленя), в руках у нее – тирс ( жезл, увитый плющом), и она впадает в священное исступление, во время которого рвёт руками диких зверей и вообще всех, кто встретится ей на пути;

*Эритрейское море – греческое название Красного моря.