– Мы – красные кавалеристы и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…
(А.Д’Актиль, “Марш Будённого”)
– Ноги целы, руки целы – что ещё?
(Р.Рождественский, “Баллада о красках ”)
Как-то раз, после второго курса, в самый разгар лета, наш взвод, в полном составе, заступил в наряд по гарнизону - кто в караул, а кто в патруль.
Комендантом гарнизона этого южного города был фронтовик (по слухам), подполковник Нестерпенко. Небольшого роста, пьянчуга, бабник и отменный баянист, при своей чудаковатости, он, наверное, мог бы быть душой любой компании, но его человеконенавистническая сущность заставляла всех относиться к нему с оправданной опаской. Поговаривали, что он был сильно контужен в войну… И его маловменяемые выходки, помноженные на повышенную агрессию и подозрительность, повода усомниться в этом никак не давали.
С вечера, он лично, проинструктировав нас, разделил на пары и назначил старших. Старшими выступали лейтенанты-лётчики, приехавшие на повышение квалификации. Стоял отчаянный июльский зной, жара в тени зашкаливала за 40 градусов, при 100-процентной влажности. Отходив по городу сутки в шерстяных кителях, застёгнутых на все пуговицы, в тяжеленных яловых сапогах, затянутые в ремни, на которых болтались, ставшие к концу дежурства пудовыми, штык-ножи, мы, перед самой сменой наряда, засели в курилке на территории комендатуры, рядом с местной гауптвахтой. До угла самого здания комендатуры было метров двадцать. И вдруг, когда мы вроде бы уже расслабились, вдоль стены, по направлению от дежурки к гауптвахте, идёт сам Нестерпенко. Доходит он до угла, поворачивает и вроде бы продолжает движение, только уже удаляясь от нас.
Конечно, мы все, включая лейтенантов, его видели, но до угла было далековато, ситуация не однозначная. К тому же мы зверски устали и поэтому все дружно опустили носы к огромной пепельнице из-под ступицы камазовского колеса, вкопанной посередине курилки. В общем, подать команду “Смирно” никто не пожелал, а когда он стал уходить, все облегчённо выдохнули.
Сделав несколько шагов от нас, комендант гарнизона, не смотря на свой немолодой возраст, полноту и одышку, подпрыгнул на своих кривых, как открывающаяся и закрывающаяся скобки, ногах, одновременно повернувшись в воздухе, и по кавалеристски, как-то боком, подскакал к курилке. Его лицо, окрасившееся в багровые тона, было перекошенного яростью и ненавистью. Мы повскакивали, поправляя на ходу штык-ножи и со страху сглатывая недокуренные бычки. В курилке воцарилось тягостное ожидание.
Выставив вперёд правую руку, тыча толстым кривым указательным пальцем поочерёдно в каждого из нас, он орал, разбрызгивая слюни:
– Вы, товарищ лейтенант, Вы видели, что идёт КОМЕНДАНТ ГАРНИЗОНА?!! Вы, почему не подали команду!!? Идите в дежурную комнату, я с Вами отдельно разберусь!! Вы, товарищ курсант, Вы видели КОМЕНДАНТА ГАРНИЗОНА?!! Вы, почему не подали команду? Трое суток ареста!!
Так, очень быстро, он всех офицеров отправил в дежурку, для последующего разбирательства, а нас… на всю комендатуру неслось:
– Трое суток ареста! Трое суток ареста! Трое суток ареста!
Ближе к концу этого импровизированного строя стоял курсант Рыжиков, небольшого росточка с точно такими же ногами, как и у коменданта. Когда до него дошла очередь и были заданы те же вопросы, рука коменданта по инерции стала опускаться вниз и указательный палец остановился на кривых ногах курсанта.
– Почему у Вас так ноги?! Сведите их вместе!!
– Э-э-э… не могу товарищ подполковник.
– Пять суток ареста!!
И дальше: – Трое суток ареста! Трое суток ареста! Трое суток ареста!
M.V.