Когда все человеки ходили в белых, до пят ночных рубашках, я написал записку, закопал её на горке, далеко от сада и от дома, далеко, на Озере, у немецкого кладбища, летом. Наташка там чуть зимой не утонула. Давно, году в 66- ом. Сестрица моя, в шубе белой. Родители ругали её. Я рыдал, в голос, потом решил. Я сам по себе. Свинка, больно, слюни, башка замотана компрессами. Сам по себе. Без взрослых. Они мне... большие. Слишком. И жмоты. Сам по себе. В белой, до пят рубашке. Мы переехали на другую улицу, потом родители еще получали квартиры. Сами по себе. Глупо было искать лет через сорок место под деревом на горке, в траве, под стёклышком бутылочным, коричневым. Копал, лопату купил, хорошую. Осень поздняя. Долбил больше, чем копал. Метра за два от пня нашел стёклышко, две пробки... гильзу. Записка если и была, давно истлела. Бумажка. Чернильная. "Мамочка я тебя люблю не ругайся на Наташку она мне сестра и не жмот"
Когда то, все человеки ходили в белых, до пят белых рубахах.