Часть Восемнадцатая. Наказание
1. Марфа.
Ах, как славно спится в родном доме! Где бы ты ни был, как хорошо бы себя не чувствовал на чужбине, нет ничего лучше возвращения в своё гнёздышко, из которого совсем недавно выпорхнул, стремясь к столь желанной свободе от забот и опеки родных. Только дома возможно отдохнуть по-настоящему, оставив на минуточку все свои печали и горести. Только в этом месте уставшее тело способно в полной мере набраться сил для грядущих испытаний. Только здесь душа обретает покой и находит, столь необходимое порой утешение. Здесь охранит тебя от беспокойств родная избушка, усмирит волнение в душе привычный шум деревьев, развеселит сердце напевный щебет болтливых птиц, взбодрит нечаянный звон цепей и дрожание стен… Нет! Последнее – это уж явно не из той оперы. Цепи и землетрясения уставшие путешественницы точно не заказывали, явившись под родной кров за отдыхом, советом и утешением. Странные и непривычные звуки нахально ворвались в благословенный сон сестричек, лишая возможности наконец-то, как следует, выспаться. Не успели они нырнуть в ласковые объятья доброго божества сновидений и отдать свои души благословенному покою, дабы отдохнуть после утомительных странствий, как странный шум ворвался в их дремлющее сознание. Не затихающий ни на минутку звон цепей, звук тяжёлых шагов у избушки, сотрясающий её тонкие стенки, и заунывное рычание принудили любопытную Таю выпорхнуть из уютной своей кроватки и озадаченно выглянуть в окошко. Аленька же лишь лениво отмахнулась от вопрошающего возгласа сестры, пытаясь досмотреть свои сказочные сны, но беспокойство магички заставило открыть глаза и её.
- Что за зверь вокруг избушки бродит? – Тае никак не удавалось разглядеть создание, пробудившие их с сестрой.
- Может, Леший всё ещё на цепи сидит, дом охраняя, - предположила Аленька, лениво зевая.
- Уж больно тяжело шагает, - усомнилась Таинька. – Неужто бабушка на радостях от встречи долгожданной так-то откормила супруга любимого? Да, и тень, что в окне мелькнула, была непомерно велика: то ли оборотня, то ли великана.
- Так, это бабуля сторожевую зверушку, наверное, завела, - уверенно заявила Аля, особо не задумываясь над загадкою.
- И зачем всесильной Лесничихе сторож в родном-то лесу? – недоверчиво улыбнулась умница сестрица.
- Забавы ради, - хохотнула Аленька, окончательно расставаясь с остатками сна. – Да, и чего мы гадаем-то? Пошли сами поглядим, что за зверь чудной у нас во дворе поселился.
Заунывное мычание зверюшки сестёр озадачило: Тае стало жаль бедолагу, а у Али интерес пробудился. Медведицу они заметили сразу, хотя та и пыталась стыдливо спрятаться за домом, да цепь ей этого не позволила. Вглядевшись внимательно в пленницу, Тая уверенно и в то же время удивлённо вскрикнула:
- Марфа! Вот так встреча!
Аля удивляться столь кардинальной перемене внешности ведьмы даже не подумала. У каждого свои странности. Мало ли? Может, стать медведицей было пределом мечтаний этой пожилой дамы.
- С чего это бабуля ведьм на постой вдруг стала брать, да ещё цепями одаривать? - недовольно проворчала светловолосая сестра, раздосадованная незначительной причиной прерывания её дивного домашнего сна.
В ответ медведица лишь жалобно застонала и цепями нервно звякнула. Тая выслушав её безмолвные стенания, перевела:
- Освободить просит от шкуры медвежьей. Видать, не по собственному желанию в неё принарядилась. Помочь нужно. Жалко сердешную. Только погляди как мается-то, просто места себе не находит, всё туда-сюда бегает.
- Не расколдовывай её Тая, - с сомнением посоветовала Аленька.- Бабуле это не понравится. Поссорилась, наверное, с подружкой, вот и осерчала чуток. Пусть сами между собой разбираются, а наше дело сторона. А то ведь в чужие разборки влезешь, потом от обеих за вмешательство по шапке и получишь.
- Да, что ты, сестричка! – испуганно замахала руками Таинька. – Отродясь наша бабушка ведьмовством не баловалась. Не её это, уж мне ли не знать. Или я ведьмино проклятье от бабкиного чародейства отличить не смогу?
Но Аля от своего мнения отказываться не стала.
- Так тем более не вмешивайся. Уж ведьмины разборки совсем не наше дело. Откуда нам знать, кто её околдовал и за что в медведицу обратил?
- Как кто? – спокойно хмыкнула умница магичка. – Да, она сама себя и обратила. Я же ясно вижу на ней её собственные чары. Уж ведьмин индивидуальный почерк спутать трудно.
- Как так?! – пришёл черёд удивляться Аленьке. – И почему же она с собой такую глупость сотворила? А теперь вот о помощи хнычет, к прежнему виду самостоятельно вернуться не может. Или так стара стала, что в заклинаниях путаться начала?
- Я бы тоже хотела знать, зачем ей это понадобилось? – озадачилась и любопытная Таинька. – Только медведица молчит, даже рычать перестала. Совсем притихла, словно боится или стесняется.
Ответ на занимавший сестричек вопрос прозвучал неожиданно.
- Зачем, почему? – хмуро проворчала Лесничиха, в тот момент появившаяся из лесу. – Да, потому что дура набитая! Глупая, злобная и жадная. Всегда такой была, сколько её помню.
- Ну, бабуль, ты вообще Марфу обкомплиментила всю от ушей до хвоста, - не удержалась от смешка Аленька. - Любая ведьма от такой характеристики замурлыкала бы, словно кошка на солнышке.
- Не скажи, сестричка! Как раз глупость у ведьм совсем не в чести, - улыбнулась Тая. – Издавна известно, что глупые ведьмы не выживают.
Многоопытная Лесничиха спор сестричек быстро взмахом руки разрешила.
- Так ведь ведьмы завсегда недостаток ума хитростью компенсируют. А у Марфы этой хитрости было столько, что она даже саму себе перехитрить умудрилась. Вон полюбуйтесь, чего с собой эта хитромудрая дурёха учинила.
Неповоротливая медведица от этих справедливых слов только стыдливо потупилась и снова спрятаться с глаз долой попыталась, да цепи, Лесничихой по доброте душевной на неё одетые, не позволили.
Тае стало жалко глупую ведьму. Аленька избытком жалости никогда не отличалась, но любопытством от сестрицы нечаянно заразилась.
- Что же она такое учинила? За что себя так наказать умудрилась?
- Известно что, - вздохнула Лесничиха. – С самой любовью поспорить удумала. Будто и не знала, что с этой волшебной силой ещё никому совладать не удавалось. Запамятовала старая древний ведьмин закон о том, что за всё платить приходится, часто ценою немалою.
Умнице магичке и секунды хватило, чтобы дважды два сложить и истину понять, о которой сестра ещё догадаться не успела. Была бы Аленька поособразительней, то в минуту оставила бы от медведицы одни лохматые тряпочки.
- Неужто это Марфа наших женихов проклятьем одарила?! – ахнула Таинька, успевая сестру за руки схватить, зная её порывистость. Аля от гнева в страшную фурию мигом обратилась, глазами засверкав и острые когти выпустив. Видели бы гоблины в эту минуту невесту своего повелителя, то точно бы умерли от восторга, а советник их навеки в её неземной красоте уверился. Марфа тоже в обморок чуть не хлопнулась, ясное дело, не от восхищения, а совсем наоборот. Уж Аля умела напугать до икоты будучи в гневе. Печально икающая медведица являла собой весьма жалкое зрелище, и добросердечная Тая сжалилась, упросив сестру повременить с незамедлительной расправою.
- Убить ведьму, Аленька, ты ещё сто раз успеешь. Да, и смерть для неё слишком лёгкое наказание, ведь она избавит её от мучений. Не стоит делать этой злодейке такие щедрые подарки, сестричка.
Эти здравые размышления немного усмирили разгневанную Аленьку, которая неохотно позволила Марфе ещё немного помучиться на этом свете. Лесничиха тоже с Таей согласилась.
- Уж нет большей муки, чем эта злыдня устроила себе сама, - хмыкнула всезнающая бабка. – Соблазнилась медведями, получив их в подарок за своё злодеяние. Да, видать, ела медвежье мясо, пока от жадности не подавилась. А потом в гневе на такую незадачу, себя глупой медведицей и обозвала - сама себя случайно прокляла. Вот и обернулась зверем сгоряча, ведьмовство своё навеки утратив.
- Слыхала я, что от ведьминого проклятья только сама ведьма избавить может, если оно, конечно, не смертельное, - ядовито заметила Аленька. – Только Марфа-то ведьмой быть перестала, и помочь себе не в силах. И доживать ей свой медвежий век, по лесу бегая и цепями звеня. Если, конечно, её саму прежде в подарок какой-нибудь ведьме кто определить не додумается. Тогда бывшие подружки ведь съедят и не побрезгуют.
Услышав о своей горемычной судьбе, бывшая ведьма завыла, словно её уже сейчас в котёл запихивать собрались. Доброе Таино сердце дрогнуло.
- Я так понимаю, сюда она за помощью приковыляла. Значит, на старую дружбу надеялась и бабулины способности?
- Ух, показала бы я ей дружбу метёлкою! - сердито рыкнула Лесничиха. – Да, и если бы хотела, то всё равно помочь бы не смогла. Не в моей это власти. Вот последнюю милость оказала – в цепи обрядила. Теперь за Лешим приглядываю, как бы опять в бега не подался. С него цепи ведь снять пришлось, потому что у меня они одни, можно сказать, семейная реликвия.
Но Тая старушку не слушала, о Марфином нечаянном проклятье задумавшись.
- Не может быть, чтобы это проклятье снять нельзя было? – спросила магичка тихо, будто бы себя саму. Лесничиха вопрос услышала, и ответ на него отыскала:
- Марфа за своё глупое злодейство платит. Когда ваши женишки от своего проклятья избавятся, то и у ведьмы шанс на спасение отыщется. Тогда ей лишь ваше искреннее прощение получить останется для полного освобождения от чар. Поэтому и прибежала она ко мне, надеясь на удачу и доброту вашу.
- Зря ноги трудила! – непримиримо фыркнула Аля. – Не видать ей прощения, как своего хвоста!
Тая же лишь головой печально качнула.
- Отвернулась от нас тётушка Удача. Не смогли одолеть мы проклятье. Жизнь любимым спасли, а любовь их навеки потеряли. Так что прощение наше Марфу не спасёт.
Медведица снова завыла и головой своей огромной отчаянно закачала. Как ни странно, на этот раз Лесничиха ведьму поддержала:
- Марфа права. Нельзя потерять любовь. Я это точно знаю. Даже смерть не способна с нею справиться. А уж проклятью её тем более не одолеть, каким бы сильным оно ни было.
- Да, осталась только смерть, - грустно улыбнулась Таинька, смиряясь с неизбежным. Аля не удержавшись, всхлипнула, соглашаясь с сестричкой.
- Смерть всего лишь начало, - наставительно изрекла Лесничиха, и, взяв за руки внучек, увлекла их вглубь леса, оставив горемычную проклятую ведьму страдать в одиночестве.
2. Алёшенька.
Полянку, на которую привела Лесничиха своих отчаявшихся внучек, сестрички знали с малолетства. Именно сюда приходила их бабушка, когда тосковала за потерявшимся её Лешим. Здесь же, у заросшего густой травой холмика, притаившегося под старым дубом, украдкой проливала Лесничиха слёзы радости после возвращения любимого мужа.
Никто из лесных жителей больше на эту полянку не хаживал, словно была она заповедной. Чем-то пугало это неприметное место волшебный народец. Сестрички тоже чувствовали себя неуютно. Показалось им вдруг, что исчезла куда-то вся их магическая сущность, и стали они простыми ни чем не примечательными девчонками. Деревья тут не бормотали привычно и травы не шептались, а птицы не сплетничали. Словно была эта полянка кусочком иного, вовсе не магического их мира.
- Почему ты привела нас сюда, бабушка? – чуть испугано спросила Аленька, не любившая чувствовать себя слабой, обычной и беззащитной.
Тая промолчала, так как любопытства своего не утратила. Но беспокойство она чувствовала так же, как и сестрица.
- Хочу рассказать вам историю этого места, - грустно улыбнулась Лесничиха внучкам, присаживаясь на холмик под дубом. – Сдаётся мне, что рассказ мой вам поможет. Да и время откровенничать, думаю, как раз подоспело.
- Все знают, что здесь твой иномирный дружок захоронен, - пожала плечами Аленька, не торопясь присоединиться к бабушке. Рассиживаться на чужих могилах ей почему-то не очень хотелось. Тая тоже осталась стоять рядом с сестрицею, но слушать настроилась, так как верила, что знания лишними не бывают.
- Расскажу я вам быль, которая может и сказкой покажется. Сама уже не верю в то, что случилось всё на самом деле, но как из песни слов не выбросить, так истину ложью не обратить, сколько бы времени для этого не потребовалось, - напевно начала сказывать Лесничиха. Сестрички невольно бабушку заслушались, а после в правдивость её удивительной истории поверили, дабы бабулю сомнением не обижать. Хотя слушать про миры без привычной магии им было странно и даже боязно. Удивительно, как там население вообще умудрялось выжить в таком-то неполноценном состоянии.
- В одном из миров жил Лесник, - тем временем продолжала Лесничиха свой сказ. - Был он обычным человеком, о магии слыхом не слыхивал, в детстве даже сказок не читал. Да и мир его был простым, к волшебству и чудесам непривычный. Была у Лесника дочка, тоже совсем простая девчоночка, далеко не красавица. Впрочем, о своей неказистой внешности она никогда не задумывалась. Всё равно кроме деревьев, кустов, да зверья лесного никто иной ей не встречался, и красоваться особо было не перед кем. Любил Лесник свою дочурку сильно и заботился о ней, как мог. Сильнее её он только лес свой любил. Мечталось ему, что дочь подмогой вырастет на радость батюшке. С малолетства учил он дочь за лесом приглядывать. Постоянно внушал ей, что после его смерти станет она знатною Лесничихой. А девочка не в отца пошла. Выросла она удивительной фантазёркой. Ведь словно не в простом лесу жила, а в своём сказочном мире, где деревья и травы умели разговаривать, птицы сплетничать, среди листвы дриады хихикать, а в озёрах русалки плескаться. Не одобрял Лесник её фантазии, всё ворчал, что не к добру она выдумывает и беду на свою голову накличет.
Только пришла беда в лес совсем не из-за фантазий дочки Лесника. Случилась в том мире война. Смерть стала там править бал. И как лес не сторонился этой напасти, но и в него она умудрилась заглянуть. Нашёл однажды Лесник на полянке раненого солдатика и в дом принёс. Велел он дочери парня выходить, смерть от него отогнать. Звали паренька Алёшенька. Совсем он молоденьким был, чуть старше дочки Лесника, да и с виду вовсе на бравого вояку не походил. Но приглянулся лесной сказочнице его курносый веснушчатый носик. Подружились молодые между собой, когда - и сами не заметили. Она его раны перевязывала, да сказки свои ему рассказывала, а он слушал, и наслушаться не мог. И мечтали они с ней вместе сбежать от войны и смерти в её сказочный лес. Но поправился солдатик, и снова война позвала его. Не мог он в лесу отсиживаться, когда друзья его с бедой сражаются. Ушёл он из лесу, а дочка Лесника следом за ним побежала, не спросив благословения сурового отца своего.
Долго по дорогам войны шагали они сквозь боль, страх, смерть. Не хотели расставаться ни на минуточку. Верили, что счастье рядом, ведь были они вместе, а с ними их сказочный мир. Но смерть на них охотилась, уверенная в том, что она уж посильнее любви будет. Однажды Алёшенька снова был ранен. Не смогла дочка Лесника выходить на сей раз любимого. И умирая, просил он её похоронить его в их лесу волшебном. Правдами и неправдами отыскала она подводу и привезла умирающего парнишку в свой родной лес. Остановилась у старого дуба, положила Алёшеньку в густую траву, а сама рядом присела. Знала, что не сможет его оставить. Не верила, что смерть разделить их сумеет. А когда умер её Алёшенька, не стала она медлить и пронзила своё девичье сердечко отцовским серебряным ножом. Откуда этот нож в доме Лесника взялся никто не знал, но считался он единственной домашней реликвией. Вот теперь, видать, и пришло время сослужить этой реликвии свою печальную службу для дочери Лесника.
Умирая рядом с любимым увидела девушка последний лучик солнца, который оплёл их с Алёшенькой золотистой паутинкою. А потом милостивый сумрак укрыл их от мира благословенным покоем. Так и не смогла смерть победить их любовь, потому как любовь бессмертною оказалась.
Тая очнулась от печальной задумчивости, услышав, как рыдает её сестричка Аленька, прислонившись к её плечу.
- А что же потом стало с влюблёнными? – сквозь слёзы упрямо спросила светловолосая сестрёнка, не желающая верить, что всё так печально закончилось.
- А потом мы с Лешим очнулись на этой полянке, - буднично ответила Лесничиха, кряхтя поднимаясь на ноги с поросшего травой холмика. – И стали жить в этом сказочном лесу, как и мечталось когда-то. А тут под дубом я Алёшкин автомат схоронила, ну и память о прошлой жизни в ином мире.
- Так что же это выходит, наш мир магический и этот Лес Заповедный ваша любовь сотворила? – удивлённо ахнула Таинька. – А Леший это и есть твой любимый солдатик Алёшенька.
- Я же говорю, что любовь – сила великая. Она ещё и не на такие чудеса способна. А вы о каком-то там проклятье печалитесь. Смерть – только начало! Уж я это точно знаю. – Лесничиха достала из кармана своей курточки цвета хаки серебряный ножичек и аккуратно вытерла его лезвие о траву. Потом нахмурившись, нехотя созналась:
- Только не помнит Леший о том, кем был. Очнулся тут совсем без памяти. Уж и не знаю, кто в этом виноват. Может, обряд я тогда по незнанию не правильно провела, или это проклятье отца действует. Уж больно Лесник осерчал на свою непокорную дочь. Крикнул гневно в след убегающей о том, что весь свой век за любимым бегать будет. Вот я теперь за Лешим и бегаю, как неприкаянная. Знаю, что любит, паразит, но всё равно сбежать куда-нибудь налево норовит. Что только не делала: и в дому запирала, и на цепь садила, а он всё равно о свободе мечтает.
- А отменить то проклятье возможно? – с сочувствием спросила Таинька.
- Проклятье отцовское – моё наказание за непослушание. Вряд ли мне удастся выпросить у покойного прощение. А как иначе отменить родительское проклятье не ведаю, - пожала плечами Лесничиха, не особенно огорчённо, так как за годы смирилась с такой беспокойно личной жизнью. – Да, и зачем? Всё равно мой Леший сколько не бегает, ко мне возвращается. Я же вам втолковываю, что с любовью никакому проклятью ни в жизнь не справиться.
Взглянув на склонившееся к закату солнышко, Лесничиха поторопила внучек:
- Время обряда близится. Поторопитесь умереть, чтобы начать жить сызнова в любви и согласии со своими сужеными.
Принимая ритуальный нож из рук своей бабушки Тая вздохнула с сомнением:
- Придут ли они к месту обручения?
- Да, куда они денутся, голубчики? – пренебрежительно фыркнула Лесничиха. – Прискачут, как миленькие. Ведь они с вами любовью навеки связаны, пусть даже сами пока об этом и не догадываются.
Поцеловав бабушку в морщинистые щёки, сестрички заторопились к ритуальной чаше, чтобы пройти через смерть к жизни, освящённой любовью. А Лесничиха, как обычно, отправилась разыскивать своего опять куда-то запропавшего мужа, пообещав явиться с ним, чтобы засвидетельствовать обручение внучек.