Мне было тогда 12 лет. Мы договорились с отцом не рассказывать
об этом приключении моей маме. Чтоб не беспокоить.
Однажды ТР-2803 пришёл на Бар Яны и бросил якорь на рейде. Для тех кто не знает, что такое Бар поясню, - это отмель в море Лаптевых образовавшаяся из песка и ила выносимого рекой на протяжении веков. Из-за этой отмели крупнотоннажные танкера не могут войти в реку и ждут разгрузку в море, а точнее на Баре. Мой отец, капитан А. К. Бабичев, услышал как его по «Кама» вызывает стоящий неподалёку, в пяти - шести милях, «Крокодил» – так речники называли громоздкие танкера, похожие на крокодилов.
– Александр Константинович, это тебя Будников беспокоит. У тебя подвесные моторы на шлюпках исправны?
– Конечно, исправны.
–В десяти милях в сторону берега есть песчаные отмели. «Броненосцы» рассказывают, что там рыба косяками стоит. Может, махнем завтра с утречка, проведаем? Я бы и сам смотался, да ехать не на чем.
–Посмотрим. Как погода будет…
Летним полярным днем, когда солнце движется над горизонтом все 24 часа, понять, когда наступило утро можно лишь по стрелкам часов. И то если ваш циферблат разбит на 24 деления. Но так как все наши с 12-часовыми циферблатами, можно ошибиться. Толи это 4 часа утра, толи вечера. Именно в это время затрещала «Кама»:
–Ну что, рыбаки, готовы? Нас двое, и ваших четверо – думаю, будет достаточно, чтобы невод с полной мотней вытащить, – смеялся Будников.
– Ты давай не шути. Барометр падает, может шторм подняться, – ответил Бабичев.
–Какой шторм? Здесь же мелководье. Штормов сроду не бывает. Мы же быстренько, туда и обратно, – басил Будников.
Бригада рыбаков из четырех человек была готова уже с вечера. В нее вошли боцман, помощник механика, электрик и я, 12-летний сын капитана Бабичева, ваш рассказчик. Отец взял меня в полярный рейс во время летних школьных каникул.
Александр Константинович настоял, чтобы мы взяли с собой провизию, брезентовые плащи и фальшфейера. Спустив шлюпку, мы подошли к танкеру, стоящему в полутора милях, забрали рыбаков с неводом и ружьем и направились в сторону берега, полоска которого виднелась на горизонте. Электрик начал рассказывать Будникову, что капитан у нас перестраховщик: заставил взять плащи, фальшфейера, продукты.
На голой песчаной отмели развернули невод и стали завозить его шлюпкой в море. В шлюпке осталось два человека: боцман и Будников. Внезапно налетел шквальный ветер. Песок буквально уходил из-под ног. Ощущение было такое, что отмель проваливается в море и вода через несколько мгновений поглотит нас. На шлюпке заметили, как мы убегаем от воды к центру отмели. Будников бросил в воду конец от невода, боцман дал полный газ и направил шлюпку в нашу сторону. Мы уже были по пояс в воде, когда они подошли к нам. Переваливаясь через борт, я протянул Будникову конец веревки, намотанный на руку. Электрик начал кричать на меня:
–Ты же мог утонуть! Развели тут детский сад! Кто перед твоим отцом за тебя отвечать будет? Я не собираюсь!
Все остальные рыбаки оживились оттого, что я один догадался намотать веревку, и стали вытягивать невод. В мотне оказались две огромные нельмы. Боцман пропел: «Врагу не сдается наш гордый Варяг…» и направил шлюпку в сторону танкера. Будников поблагодарил меня за спасенный невод.
С каждым мгновением ветер крепчал, а волны становились все выше и вскоре стали захлестывать через борт. Пошел дождь. Оба мотора заглохли, захлебнувшись от удара волны. Электрик стал кричать на боцмана:
–Ты что, идиот, не мог накрыть моторы своим плащом?!! Теперь наши трупы сожрут белые медведи, а чайки выклюют глаза.
Будников схватил электрика за грудки и сказал: «Ты бы хоть пацана постеснялся, паникер. Лучше заткнись, иначе я за себя не ручаюсь».
Я предложил выкинуть электрика за борт, если он скажет еще хоть слово. Рыбаки с улыбкой переглянулись и единогласно одобрили предложение. Больше голос этого зануды никто не слышал.
Боцман снял длинные шлюпочные подвесные моторы и, накрывшись плащами, колдовал над ними. Будников и помощник старались при помощи весел удержать шлюпку поперек волны, чтобы ее не перевернуло. Остальные рыбаки, и я в том числе, вычерпывали воду единственным небольшим ведром, которое в последний момент перед отправлением забросил в шлюпку отец.
Хочу напомнить, что все это происходило не в Карибском или Красном море, где температура воды выше 20 градусов, а в прибрежье Северного Ледовитого океана, в море Лаптевых, в краю вечной мерзлоты и ледяных полей, где вода прогревается не выше +4 градусов. Через каждые вычерпанные 100 ведер руки коченели и становились неуправляемыми. Ведро передавалось следующему.
Вскоре боцман завел один мотор, укутал его плащом и направил шлюпку в сторону маяка, который был сооружен на барже и стоял ближе к устью р. Яны. Подойдя к борту, мы обнаружили, что на маяке невозможно укрыться даже от дождя: металлическая коробка баржи была заварена со всех сторон.
На горизонте, почти в самом устье Яны, виднелась стрела плавучего крана, и мы направились к нему.
Двигаться к танкеру мы не могли, так как в открытом море волны достигли такой величины, что шлюпку просто перевернуло бы. Скалистый, отвесный, мерзлый берег не подпускал к себе, грозя разбить шлюпку о камни. Единственной ниточкой для нашего спасение был плавкран.
Подойдя к нему, мы прочитали: «ГАNZ-52». На кране находилось 3 голодных крановщика, у которых из еды была только пресная вода и мешок соли. Обрадовавшись нашему улову, крановщики тут же предложили сварить уху. Растопив дровами камбуз, старший крановщик, разделывая рыбу, рас-сказывал:
–Неделю назад нас притащил и бросил буксир с Лены, сообщив, что через час другой буксир заберет и доставит в Нижнеянск. С тех пор и загораем. Продуктов нет, радиостанции нет, и бензина на моторную лодку тоже нет. Еще пару дней – и пришлось бы голенища от сапогов варить.
Он отрезал кусок сырой рыбы, слегка подсолил его и, почти не разжевывая, проглотил. Мы пока еще были сыты, и никто не обращал внимания на голодных крановщиков, уминавших наши скромные припасы. Сняв с себя промокшую до нитки одежду, развесив и разложив ее по всему камбузу, мы, стуча зубами от переохлаждения, завернувшись в одеяла, которые нам любезно предоставили крановщики, сидели вокруг раскрасневшейся печки и, сюрбая, пили кипяток. Когда уха была готова и все присутствующие на борту собрались в кают-компании, первым из оцепенения вышел Будников:
–В связи с тем, что по должности я самый старший, принимаю командование на себя.
Он поднялся и пробасил:
–Экипаж! Слушай мою команду:
1 – старшему крановщику выйти на палубу, подняться как можно выше и зажечь фальшфейер, подав тем самым капитану Бабичеву сигнал о том, что мы в безопасности.
2 – объявляю благодарность Бабичеву Сергею за сохранение корабельного имущества. Благодаря его смекалке и мужеству нам предстоит насытиться этой ухой.
3 – так как шторм может затянуться, расход продуктов сократить до минимума. Все продукты передать коптерщику. Им я назначаю Сергея.
Тут все заметили, что электрик, подняв руку, как школьник на уроке, что-то хочет сказать.
–Что с тобой? – спросил Будников.
–Я хотел бы сказать несколько слов. Если вы меня не выбросите за борт.
Только сейчас все вспомнили о произошедшем на шлюпке инциденте. И поняли, что за все это время электрик не произнес ни одного слова. Крановщики с недоумением смотрели, как все рыбаки буквально катались от смеха, пока им не объяснили в чем дело. Электрик, выдержав паузу и получив официальное разрешение разговаривать, торжественно заявил:
–Пока вы тут все надо мной насмехались, крановщики слопали почти все наши продукты. Теперь нам придется пухнуть с голоду. Я предлагаю разделить продукты между свои-ми.
В кают-компании повисла тишина. Старший крановщик схватил фальшфейер и выбежал на палубу, остальные крановщики вышли следом.
Будников почесал затылок, сел во главе стола и сказал:
–Лучше бы ты молчал. Умеешь ты испортить людям на-строение. Мужики неделю хлеба не видели. Могли бы на борт нас не пустить и глотка воды не дать. Так что продолжай молчать, иначе я точно за себя не ручаюсь. А сейчас иди, извинись перед хозяевами и пригласи за стол.
Когда крановщики вернулись в кают-компанию, Будников, как и положено, пожелал всем приятного аппетита, и все приступили к трапезе.
На другой день мы доели остатки ухи. Свирепый ветер с Ледовитого океана злобно завывал в стреле крана, которая подернулась тонким прозрачным ледком. На палубу никто не выходил. Кран стоял в таком месте, куда волны практически не доходили, поэтому качки особо не было. Вечером Будников разложил на палубе остатки рыбьих костей и, когда собрались чайки, застрелил одну огромную птицу. Ее сварили и съели на третий день. В последующие два дня ни одна птица не подлетела к борту крана.
Ветер стих. Но волны продолжали пениться еще сутки. От вареной пресной воды с привкусом ржавчины, которую готовили на первое, второе и третье, уже булькало в ушах. Мы готовы были уже на все, лишь бы поскорее покинуть этот кран. Подвесные моторы были в сотый раз проверены боцманом.
И вот наконец-то мы в шлюпке. Крутые волны задирают нос почти вертикально вверх, затем, словно на городских каруселях, нос проваливается, мотор, взревев, выхватывает воздух винтом, и мы с замиранием духа летим до следующей волны. Через два часа битвы с водной стихией мы добрались до земснаряда, который, как и кран, ждал буксира из Нижнеянска. Нас накормили, обсушили. Будников связался с ТР-2801 и доложил Бабичеву, что все живы и здоровы. На следующий день мы добрались до СТ-917, которая была гружена вином «Лидия».
На свой танкер мы добрались ближе к вечеру. Так, собираясь на часок, мы задержались на неделю. Будников, оправдываясь перед моим отцом, все так же шутил:
–Да что ты Константинович, какая неделя, солнце даже за горизонт не село, а мы уже вернулись. (Полярный день в тех широтах длится полгода).
У шлюпки после нашего путешествия в правом борту было выломано две доски, но все-таки она оставалась надежным спасательным средством для моря Лаптевых. Команда, оставшаяся на танкере, от морской болезни лежала пластом. Вахту несли два человека: капитан и механик. В тот же день ТР-2801 прошел на приливной волне через Бар Яны, пришвартовал к своему борту плавкран «ГАНС-52» и доставил его в Нижнеянск.
С тех пор, вот уже более сорока лет, когда открывается арктическая навигация, я выпиваю бокал вина «Лидия» в память тех легендарных событий.
Фото автора: Река Лена. Мне 16 лет.