Продолжение. Главы 4-6.
Глава 4.
Яркое солнце слепит глаза. Женька закинула голову вверх. Огромные кисти, словно налитые светом, свисают с лозы. Спелые ягоды так и просятся в рот. Женька потянула кисть. Она упала ей в ладони. Откусила ягоду. Сок течет по губам, стекает на подбородок. Девушка открыла глаза. Тусклый лунный луч скользнул по подоконнику, пробежал по стене, остановился на потолке. Это я во сне ела виноград. Поняла Женя. Такой же, как принес мне Бахром в тот вечер в парке. Почему он не приходит? Не нравлюсь? Все равно, не отстану. Она повернулась на бок. Кровать скрипнула.
— Не спишь, доченька? — Наталья Андреевна подошла к дочери.
— Не могу заснуть.
Женщина присела на край постели.
— Мамочка, знаешь? — Женя положила ладонь на руку матери.
— Знаю доченька. Любишь его.
— Очень!
— У него характер плохой. И потом, он другой национальности. У них свои порядки.
— Сейчас во сне виноград ела. Сладкий, крупный. — глаза девушки засветились в сумраке ночи, как звезды.
— Виноград видеть во сне, к слезам. Наплачешься ты с ним.
— Мамочка, не могу без него. У него скоро заканчивается служба. Он уедет. Я не переживу разлуку. Поеду с ним. Ты мне не мешай. Школу я окончила, работу там найду.
— Он тебя прогонит.
— Прогонит, а я буду рядом. Все сделаю, как он хочет. И ты меня мамочка, не отговаривай. Прости и благослови!
— Глупая, девочка. Сама решай. Чтобы потом меня не проклинать. Кто знает, может быть, это твое счастье? Пусть все будет хорошо! — Наталья Андреевна поправила одеяло. Поцеловала дочку в лоб.
* * *
Ночь перед отъездом, Бахром не спал. Петр сказал, Валентину забрали в роддом. Семен Алексеевич вчера прошел мимо, будто его и не было на плацу. Парня мучила гордость. Я не гожусь в мужья. Сами будут растить моего ребенка. Ну и не надо! Мне лишняя обуза ни к чему. В мыслях он уже был дома.
Не спала и Женька. Всматривалась в темноту. Поворачивалась с боку на бок. Под кроватью у нее еще с вечера стоял собранный чемодан. А под подушкой, билет на поезд. Девушка просовывала ладошку, проверяя, на месте, или нет, Она решила ехать с любимым. Надо проснуться пораньше, и уйти, чтобы мама не услышала. Вдруг передумает в последний момент, и не отпустит? Я ей телеграмму пришлю, потом письмо, и обо всем напишу. Она поймет и простит. Лишь бы Бахром меня принял. Будь, что будет. Сяду в поезд, не скинет.
Едва рассвело, Бахром поднялся и стал складывать вещи в чемодан.
— Не терпится? — улыбнулся Ашот с соседней кровати. — Эх, кончилась служба!
На вокзале, парень нервничал, поглядывал на часы. А Женька, прижавшись к колонне, наблюдала. Она не отрывала глаз от стройной фигуры, в армейском кителе. Надо войти в вагон, чтобы он меня не заметил.
Поезд подъехал к платформе. Женька натянула на лоб капюшон кофты, и первой подошла к двери вагона. За ней сразу выстроилась живая очередь. Проводница мельком взглянула на билет и сунула его в руку девушке. Женя залезла в тамбур, пробежала пустой коридор, и вошла в купе. А вдруг, он сядет в другой вагон? Я его найду, только пусть поезд тронется. Успокоила себя девушка, села на лавку, приложила ладонь к груди, будто так могла сдержать бешеный ритм стучащего сердца.
Дожидаясь посадки, Бахром нервничал. Ему не терпелось, скорее сесть в поезд, и навсегда покинуть этот маленький уездный городок. Забыть обо всем, что здесь с ним приключилось, зачеркнуть эту страницу в своей жизни.
Миновав узкий проход, он распахнул купейную дверь.
— Ты что здесь делаешь? — увидев Женьку, Бахром застыл на месте. — В гости к родственникам собралась?
Женька поморгала ресницами, чтобы удержать слезы. Вот ведь, словно Бог услышал ее молитвы. Он здесь, рядом.
— С тобой! — тихо произнесла Женька.
— Ты с ума сошла? Я домой еду! Куда тебя возьму? — Бахром шагнул к девушке, сильно затряс ее плечо. — Сейчас же, на первой станции выходи, и дуй к матери! — он потянул ее за руку.
Женька подняла ноги на сиденье, подвинулась в угол, прижалась к стене.
— Я с тобой! — она взглянула парню в лицо. — Хочешь, убей, но домой не вернусь.
— Что скажу матери? Жениться я не собираюсь.
— Не надо жениться. Я так. Я люблю тебя! Я умру без тебя! — Женя заплакала навзрыд, глотая слезы.
Бахром хотел ударить Женьку по лицу, но, увидев, как девушка сжалась в комок, и покорно смотрит на него, опустил руку, вышел в коридор, остановился у окна.
Поезд уже набрал скорость. Мелькают деревья, заросли низкорослого кустарника. Бахром достал сигареты из кармана, закурил. Затянулся, выпустил дым. Вот увязалась? Как объясню матери? Жена? В таком возрасте жениться? Приеду на шею родным. Пока устроюсь на работу. И она без специальности. Всыпать бы ей ремня хорошего. Сойти на станции, посадить ее в поезд, до дома? Он вспомнил черные глаза, горящие решительностью, когда он занес руку для удара. Такая не сдастся. Все стерпит, но, не уйдет. Может быть, мне ее бог послал? Красивая, неглупая, молодая. Бабы меня одолевают. Гулянки ни к чему хорошему не приведут. А тут, жена, красавица. Что еще надо? Женька будет хорошей женой. Вон как ее воспитали. Девочка еще. Значит, судьба.
Женька обняла колени руками. Ей стало очень грустно, слезы покатились по ее щекам. Наверное, зря поехала. Он меня не любит. А вдруг его родители выгонят? Она, не мигая, смотрела в окно. Там природа другая. Все другое. Возможно, и мне не понравится. А виноград? Она вспомнила вкус спелых ягод. Понравится, там тепло.
Бахром вошел в купе.
— Что ж мне с тобой делать? Матери сказала?
Женька кивнула головой, подвинулась на скамейке.
— Я из вагона не выйду.
— Эх, набить бы тебе задницу. — парень сел на скамью, напротив, отвернулся к окну.
Он согласился взять меня с собой. Вдруг осенило Женьку. Я еду с ним. Она улыбнулась, свесила ноги, открыла сумку, вытащила сверток с пирожками и термос.
— А ты запасливая. — улыбнулся Бахром, и, ощутив носом, запах домашней пищи, сглотнул слюну.
— Кушайте. — Женька развернула пакеты.
Бахром набросился на еду. Женька, подперев щеку, кулачком, смотрела на парня.
— Сама ешь. — с полным ртом проговорил Бахром.
— Кушайте. — Женька отрезала ломтик сала. — Вам можно?
— Очень люблю сало. — Бахром откусил большой кусок.
Проводница отодвинула дверь — Чай будете?
— Давайте. — Бахром составил с подноса четыре стакана.
Женя, с любовью наблюдала, как Бахром поглощает еду. Отпила несколько глотков чая.
Наевшись, Бахром поглядел на девушку повеселевшими глазами. Она уже не раздражала его. Может быть, и правда, привезти домой, познакомить с матерью, братьями и сестрами. Она меня любит, и будет хорошей женой. Заботливая, внимательная, на все ради меня пойдет.
Женька, увидев устремленный на нее, добрый взгляд, поняла. Ее час настал. Настроение у него хорошее, Теперь он ее не прогонит.
— Я с вами до Ташкента доеду, а там, если не хотите, сама устроюсь. Я все умею делать. Могу на завод пойти, нас в школе на токарном станке учили работать. Шить умею. По дому могу. Мама говорила, я работящая и старательная. За вами буду ухаживать.
Бахром рассмеялся. Достал из кармана сигареты, закурил, выпустил дым. Женька помахала перед лицом ладошками.
— Не нравится, а хочешь замуж за меня выходить?
Женька покраснела.
— Нравится, только дышать тяжело. Можно ведь и на улице покурить.
— Правильно, говоришь. Это я пока. Дома мать тоже ругает, если в квартире курю.
Бахром вгляделся в девушку.
— Все твои подруги давно с косами расстались.
— Мама не разрешает. Да, я и сама не хочу.
— Не отрезай, тебе идет.
— Спасибо!
— Что же мне с тобой делать? — Бахром постучал по блюдцу окурком, сбрасывая пепел. — Познакомить с родными? Понравишься, свадьбу сыграем. А если, нет, извини, сама понимаешь, у нас свои законы. Против родных не пойду. Разные мы с тобой.
— Все буду делать, как вы скажете. — Женька опустила глаза. Она обрадовалась. Он берет меня с собой. Стучало у нее в голове, совпадая с ритмом вагонных колес. Я еду с ним! Еду с ним!
Двое суток дороги, пролетели, как один день. Теперь Женя верила, душа у человека есть, потому, что она пела от счастья. Только ночами, не могла спать, ждала, он подойдет, приласкает. И от радости, и страха, ведь, он у нее первый, сердце замирало. Она даже никогда не целовалась. Хотя, подружки, уже давно хвастали перед нею, любовными похождениями. Но Бахром не подходил. Отворачивался лицом к стене, и через минуту, сладко похрапывал. Парень решил не трогать Женьку. Пока не приедут домой. Как сложится его дальнейшая жизнь, он не мог предвидеть. Примут родные девушку, или нет. Вдруг, придется провожать ее до дома. И со свадьбой, не знал, получится, или нет. Свалится с невестой, как снег на голову.
В Ташкенте, в ожидании поезда, они побродили по парку, возле вокзала, поели в столовой шашлык. Женька наблюдала за Бахромом. Как он разговаривает с шашлычником. Несет на тарелке палочки, с нанизанными на них душистыми кусочками мяса, и колечками лука, политых уксусом. Она даже выпила немного пива. Бахром сказал, пиво и шашлык, самая вкусная еда на свете. Бахром хохотал, видя, как ее разморило. Женька была счастлива. Замечая завистливые взгляды женщин, она даже не ревновала. Гордилась, у нее такой красивый муж. Да, муж! Она уже давно так окрестила Бахрома. Надеялась, сумеет понравиться его родным.
Наконец, поезд замедлил ход. — Бухоро! — прочла вслух Женя.
— Это по-таджикски. Вообще — Бухара! — объяснил парень. — Встречать нас не будут. Не люблю, потому, и не сообщал. — Бахром взял свой чемодан в одну руку, в другую, Женькин. — Бери сумку! И быстрей. Здесь остановка недолгая. Ждать не станут. Уйду, останешься в вагоне.
Жене не понравилось, как Бахром грубо разговаривал с нею. За время путешествия, он ни разу не повысил голос. А что ты удивляешься, терпи. Тебе ведь все говорили, он, человек настроения. Волнуется, как встретят, нервничает, вот и сердится. Простила она любимого.
Выйдя из вагона, Женька едва поспевала за Бахромом. Он быстро шел впереди. А она, выбиваясь из сил, тащила сумку. Они подошли к стоянке такси.
— У тебя деньги есть? — повернулся Бахром к Женьке. — Я перед отъездом с ребятами погулял. Вдруг не хватит.
— Есть, мне мама дала. — обрадовалась девушка, хоть чем-то быть полезной.
Машина выехала от вокзала на широкую улицу. Женя, не отрываясь, смотрела в окно, поворачивая голову, направо и налево. Современные дома, магазины. А я думала, кишлак.
— Смотри, смотри! — гордился Бахром, словно угадав ее мысли. — Ты, думала, я в кишлаке живу, где-то в горах, в покосившемся домике. Мы бухарцы! У дедушки был полный подвал мешков с мукой. Все голодали, а у нас всегда был вкусный достархан, стол, по-вашему.
— Вы кулаки, или басмачи?
— Дура! Мы богатые люди.
Женька обижено заморгала ресницами, глотая слезы.
— Обиделась? — наклонился к ней Бахром. — Еще расплачешься. Я не люблю обиженных. Отправлю домой. Привыкай.
Женя засопела носом, краем глаза поглядела на парня. У него, действительно, ужасный характер. Но, я постараюсь его перевоспитать. Подумала она. Любовь совершает чудеса.
Машина повернула за угол. Высокие заборы, с голубыми воротами. Густая листва незнакомого кустарника нависла над оградой. — Ух, ты? Вьются листья поверх забора.
— Это виноград! — рассмеялся Бахром. — Никогда не видела, как растет?
Женя покачала головой.
— Когда созреет, кисти будут светиться на солнце. Увидишь, какая красота!
— Останови! — кивнул он водителю.
Женя вылезла из машины. Сердце подскочило к горлу. Холодные мурашки пробежали по спине.
— Испугалась? — Бахром подтолкнул ее к воротам. Толкнул калитку, и вошел во двор. Женька робко шагнула на выложенную, серой плиткой, дорожку. Высокие деревья, казалось, уходят кронами в небо. Беседка, с заплетающимися зелеными листьями по деревянным рейкам.
Под кустами винограда, широкая кровать с деревянными спинками, и расстеленными на ней матрацами. Спят на улице? Удивилась девушка. А дом? Дворец! Высокий, с широкими окнами. Веранда, с узорными решетками, опоясывает здание.
На веранду вышла высокая, статная женщина. Яркий цветной платок украшал ее голову.
— Бахромчик! — раскрыв руки она кинулась к парню.
Мама, поняла Женя.
Мать заключила Бахрома в объятия. Целовала его щеки, и громко говорила на непонятном, Женьке, языке. Потом повернулась к девушке, глаза прищурились, брови сдвинулись на переносице. Лицо ее, Женьке, чем-то, напомнило рассердившуюся кошку.
— Опа, это Женя! Она приехала со мной. — Бахром обнял девушку за плечи.
Женщина в упор, не моргая, смотрела на Женю.
— Жена, что ль? — наконец, после шока, она проговорила на русском языке, почти без акцента.
— Пока не жена. — улыбнулся Бахром. — Но, думаю, скоро ею станет.
— Ты хочешь жениться? Но у меня ничего не готово к свадьбе. — женщина повернулась и пошла к дому.
— Гульнора, Азиза, Равшан! Бахром жену привез. — ее громкий голос, ударом колокола прозвучал в ушах Женьки. Она так разговаривает, или рассердилась? Женька почувствовала, как у нее, от страха, подкашиваются ноги.
Кареглазая девушка в шелковом, с разноцветными разводами, платье, свободного покроя, сбежала по ступенькам. Две черных косы, словно змейки, лежали на ее груди. Легкая, протканная серебряной нитью, красная косынка, кокетливо украшала голову. Она приветливо улыбнулась.
— Я Гульнора!
Какое красивое имя. Она тоже говорит по-русски. Обрадовалась Женька.
— Школу закончила? — Женя кивнула. — И я закончила! Можешь меня Гулей называть. — она взяла Женю за руку. — Пойдем в дом. Ты не стесняйся, мама добрая. Кричит для порядка.
У порога, Женька увидела ряд обуви. Они снимают туфли, поняла она. Сняла босоножки, перешагнула порог, и попала, как ей показалось, в старинный восточный дворец. Стены завешаны коврами. Ковры на полу. У стен бархатные узкие матрацы, пухлые подушки в красных плюшевых наволочках. В углу возле окна, поджав ноги, сидели, парень, очень похожий с Бахромом, только постарше, и девушка, с такими же крупными чертами лица, как у матери. Это Равшан и Азиза. Догадалась Женька. Она сжалась под их пристальным взглядом, как воробей под дождем. Гульнора прижала губы к ее уху. — Равшан и Азизка. Не бойся, они не кусаются. Тебя как зовут?
— Женя! — девушка улыбнулась Гульноре.
Гульнора обняла Женю за плечи. — Равшан, Азиза, это Женя. Бахром жениться будет. Правда, красивая? Она тоже, как и я, закончила весной школу.
Равшан кашлянул. — Рад знакомству!
Азиза скривила рот в гримасе.
Гуля потянула Женю за руку — Садись на курпачу. У нас все на полу сидят. Отдыхай, сейчас мама плов сготовит.
Женя покорно пошла за Гулей. Ей хотелось рассмеяться. А я подумала, матрацы на полу лежат. Она села, поджала ноги, потянула на колени, юбку.
— Устала? Может быть, хочешь прилечь? — Гуля не оставляла новую подружку. Женя ей нравилась.
Женька, действительно, устала от тряски поезда, от волнения. Тело ныло, словно ее прокрутили через большую мясорубку.
Гуля, подложила ей подушку под локоть, и, она прижалась щекой к мягкой наволочке. А у них матрацы курпачей называют, успела она подумать, и, словно, провалилась в сладкую дремоту.
А в соседней комнате собрался совет.
— Никому ничего не писал, и привез жену. — Сайера-опа грозно свела брови на переносице, поглядела на сына. — Как ее зовут? Я уж, не помню, как ты ее назвал.
— Женя, Евгения! — Бахром присел рядом с матерью, заглянул в глаза.
— Отправь ее домой. С кем она живет?
— С матерью. Но она не поедет. Любит меня.
— У них у всех в этом возрасте любовь. На свадьбу у меня денег нет. Заработай, потом устраивай торжество. У вас что-то было?
— Я ее не трогал.
— Она тебе нравится?
— Покладистая, готовит вкусно.
— Ну, готовит, это громко сказано. Наши блюда она не умеет, придется учить.
В комнату вошла Гульнора, присела с краю на курпачу.
— Что, гостья? — Сайера толкнула дочку локтем в бок.
— Уснула.
—Иди, морковку чисти к плову. И ты уходи. — оттолкнула она от себя Бахрома. — Поспи, пока мы готовим достархан.
— Ну, братишка, поздравляю! — Гуля повисла на руке брата. — Она мне очень понравилась, подружкой моей будет.
Сайера поглядела вслед детям, покачала головой. — Засранцы! Только и жди от них сюрпризы! Не угадаешь, что придумают. — она разгладила на коленях платье. — Что теперь поделаешь. Привез, пусть живет. Надо ей что-то подарить! — она слегка стукнула Азизу по плечу.
— Колечко, или сережки? — поднялась Азиза.
— Перебьется! Подай мне узел из сундука. — Пока дочь рылась в сундуке, женщина, приложила ладонь к щеке. Видимо, никак не могла решить, чем пожертвовать для незваной родственницы. Она положила на колени узелок, поданный дочкой. Развязала. Цветные платки, легкие с золотой и серебряной нитью, косынки, аккуратно перекладывала на коленях. — Вот этот подойдет! — стряхнула бежевый, с красными розочками, платок. — У нас таких два. Пусть носит!
Глава 5.
Женя открыла глаза. Оглядела комнату. Возле окна, на курпаче, подложив ладонь под щеку, спит Бахром. Повернулась на спину, вытянула ноги, пошевелила пальцами. Они и спят на полу, и едят. Надо привыкать. Зато Бахром рядом. Она поглядела на парня. Глаза ее наполнились нежностью.
— Хватит спать! — вошла в комнату Гуля. Поставила длинный, узкий деревянный стол, на коротких ножках, накрыла скатертью, в белую и розовую клетку. — Это у нас гостиная. Здесь все собираемся. Сейчас мама, плов принесет.
Вошла Азиза, поставила большой поднос с фруктами.
— А виноград? — Женька широко открыла глаза.
— Еще не созрел. Ты любишь? — рассмеялась Гуля. — Я тоже люблю! — она подбежала к Бахрому, слегка стукнула его по плечу. — Просыпайся! Сейчас плов будем кушать.
Женя оглядывала новых родственников. Они ей нравились. От большого блюда с пловом, шел вкусный аромат. Сайера села на курпачу, достала из кармана платья платок, подала Жене.
— Носи, не снимай с головы, если хочешь со мной жить мирно. Я не люблю, когда голова не покрыта.
Девушка развернула подарок. Платок ей понравился, и она сразу повязала его на голову.
— Спасибо! — она не смогла произнести «мама», и от стыда за свою нерешительность и застенчивость, покраснела, глаза наполнились влагой.
— Ну, будет! — Сайера погладила Женю по плечу. Обрадовалась, аж, до слез. По-своему поняла женщина реакцию девушки на подарок.
От запаха жареного мяса, у Женьки закружилась голова.
Она не могла представить, как станет кушать руками, и подняла глаза на Гулю.
— Я так и знала! — рассмеялась Гуля и подала Жене маленькую, с редкими голубыми розочками, тарелку. — Ты не привыкла кушать по-нашему.
Женька ела плов и думала. Какое вкусное блюдо! Мама так никогда не готовила. И салат из помидоров с луком ей тоже очень понравился.
— У вас помидоры сладкие.
— У нас овощи и фрукты солнышко греет с душой. — подмигнула Жене Гуля.
Женька благодарно посмотрела на Гульнору. Она хорошая! И возраста мы с нею одного. Станем подружками.
— Ассалом алейкум! — услышала Женя и подняла голову. На пороге стоял молодой, среднего роста, кареглазый, курносый, парень. Он насмешливо оглядел праздничный стол.
— Братишка, Рустам! — Бахром поднялся и обнял брата.
— Как раз к плову поспел. — улыбнулась Сайера-опа.
— Это наш брат, Рустам! — объяснила Гуля. — Он на работе был.
— Знакомься, моя жена! — Бахром подтолкнул Рустама к столу.
Тянуться через стол, подавать руку, Женя не стала. Она ощутила неловкость, от наглого, как ей показалось, взгляда Рустама. Не понравились и его золотые зубы.
— Больной зуб? — тихо спросила у Гули.
— Узбеки, любят вставлять золотые коронки. Мне тоже не нравится. — Гуля будто прочла мысли Женьки.
— А где он работает?
— Ремонт в квартирах делает. Раньше на заводе токарем работал, а потом завод закрыли с перестройкой, сырья нет, вот он и подрабатывает частно, и Равшан тоже.
— А мама где работает?
— Мама на мебельной фабрике, в отделе кадров, инспектор. Бумаги там разные перекладывает. Скукота! Я бы не смогла. — Гуля приложила ладошку ко рту, зевнула.
Рустам подсел к столу, принялся за еду. Как и все остальные, пальцами брал плов с блюда, разминал в руке, и отправлял в рот.
Женька съела свою порцию. Облокотилась на подушку, заботливо подложенную, Гулей, и наблюдала за своей новой семьей. Красавица Гульнора! Кожа белая, темно карие, глаза. Косы черные. Мать, тоже в молодости, была красавицей. Бахром похож на нее, как две капли воды. Азиза симпатичная. Только взгляд недобрый. Может быть, в любви не повезло? Ростом высокая, худая. Равшан молчун. Или сегодня не в настроении. А Рустам неприятный тип. Много улыбается, на Бахрома поглядывает с завистью.
— Понравился, килине, город? — Рустам встретился с Женей взглядом.
— Я еще не видела. А что такое, килине?
— По-вашему, невестка. — Сайера налила Жене чай в пиалу.
Женька прислушивалась к незнакомому говору. Бахром что-то рассказывал. Сайера-опа недовольно качала головой.
— Бахром про армию рассказывает! — наклонилась Гульнора к Женьке. — Он у нас дурачок. После школы, в политехнический институт, в Ташкенте поступил. От армии отсрочку дали. А он с преподавателем поругался, ударил его. Только год проучился. Любит кулаками размахивать. Теперь, не знаю, куда его мама устроит. Говорит, в армии, поссорился с полковником. Тот предлагал направить его учиться на военного, а он отказался. Мама его ругает.
Ему бы пошло стать военным. Подумала Женя.
Вечер быстро сменил день. Женька с трудом, поднимала веки. А они упорно опускались на глаза.
— Ты здесь ляжешь! — произнесла над ее головой, Сайера-опа.
— Бахром закричал непотные, для Жени, слова. Женщина, в ответ, размахивая руками, закричала еще громче. Потом, плюнула и вышла, сильно хлопнув дверью.
— Пойдем, постель постелешь! — Бахром кивнул девушке. Она покорно встала.
В соседней комнате стояла деревянная кровать, широкий шкаф. В углу трюмо. В нише, рядом со шкафом, сложена до потолка курпача.
— Это будет наш семейный уголок. — Бахром обнял ее за плечи, привлек к себе. — Со свадьбой придется подождать. Если, хочешь, будем жить в разных комнатах.
— Я согласна! — у Женьки перехватило дыхание, от его ласки.
— Стели на полу. Белье в шкафу, курпачи положи побольше. Я пойду, покурю.
Женя открыла шкаф, взяла простыни, одеяло. Теперь, я его жена. От счастья, у нее перехватывало дыхание.
Едва стало светать, Женя открыла глаза. Бахром похрапывал рядом, уткнувшись носом в подушку. Она вспомнила ночь, проведенную в его объятиях, и покраснела. Сейчас он проснется, поглядит на меня, и я умру от стыда. Женя, поднялась, накинула халат, и вышла на веранду.
На рейке, под зарослями виноградника, пропела перепелка.
У них тоже перепелки живут. Обрадовалась Женя. Только у нас, их в клетках не держат. Она подошла к умывальнику, брызнула водой в лицо. Сон сразу пропал. Вспомнила, Гульнора вчера показывала ей в доме туалет и ванную комнату. А во дворе тоже есть кран с водой, и все остальное. Летом пользуемся дворовыми услугами, а зимой, когда, холодно, в доме. Женя поправила на голове платок, и пошла по саду. Вот вишня, ягоды еще зеленые, яблоки. Интересно, какие у них сорта? Среди густых зеленых веток, желтеют абрикосы. Или, как здесь называют, урюк. Кустарник, с широкими листьями, инжир. Вчера Гульнора показывала. В жизни не ела таких плодов. Звонкая песня, нарушила ее размышления. Она повернула голову, и увидела, Гульнору. Та, раскинув руки, кружилась по двору, и громко пела, незнакомую, Жене, но очень, распевную мелодию. Это, национальная песня, догадалась Женя. Попробовала напеть мотив, но ошиблась, и замолчала.
— Зачем кричишь, с утра? — Сайера-опа, потянула концы платка на голове, — Иди двор, подметай! И чайник поставь! Мне на работу нельзя опаздывать.
— Давайте, я, подмету, мама. — Женя взяла из руки женщины, веник.
— Спасибо, дочка! — Сайера, провела рукой по Женькиной голове.
Я назвала ее мамой, и ей понравилось. Поняла Женька. Только, она не ласковая. И рука у нее тяжелая, не такая, как у моей мамы.
Девушка старательно подметала двор. Тихонько напевая себе под нос мелодию, напетую Гулей. С каждым повторением, напев получался чище и звонче.
Завтракали в гостиной, за маленьким столиком. Азиза приготовила яичницу. Душистый чай, сметана, которую здесь называли каймаком, и горячие, свежие лепешки, купленные из тандыра, в соседнем дворе. Сайера недовольным голосом, срывающемся, на крик выговаривала то Азизе, то Рустаму с Равшаном. Они молчали. Только Бахром, возразил матери. Они всегда так громко разговаривают, или ругаются. Удивлялась Женя и поглядывала на родственников.
После завтрака Сайера-опа ушла на работу. Ушли Равшан и Рустам. Бахром улегся на курпачу.
— Ты никуда не пойдешь? — Женя присела рядом.
— Отдохну немного, приду в себя. Успею еще работать.
— Мама за завтраком на тебя сердилась?
— Не обращай внимание, она всегда ворчит. — он обнял Женю за плечи, поцеловал в щеку.
Щеки Жени покраснели. Она отстранилась. — Не надо!
— Тебе нравится у нас?
— Очень!
— По дому не скучаешь?
— Немного. — Женя улыбнулась мужу. — Я пойду, помогу сестренкам по хозяйству.
— Ложись, со мной. — протянул к ней руки, Бахром.
— Неудобно. И вообще, я не привыкла лежать днем.
Бахром, прищурил глаза, наблюдая за женой. Встала, отряхнула платье, поправила платок на голове. Симпатичная у меня жена. Улыбнулся он, гордый собой. Любит меня. Мать слушает. Надо денег на свадьбу накопить, а то перед соседями неудобно. Он закрыл глаза, и задремал.
— Солдат, а солдат? — сосед Махмуд-ака склонился нал Бахромом. — Спишь? Свадьбу зажал? А жена красавица! Где такую нашел?
— Там больше таких нет. — улыбнулся Бахром, заложил руки за голову, потянулся всем телом.
— Коса чего стоит! Мать разрешила на русской жениться?
— Я теперь взрослый. — Бахром сел на курпаче, вытянул ноги. — Что хочу, то и делаю. Вот, отдыхаю.
— Не скажи, я Сайеру знаю! Она не разрешит валяться. Куда думаешь пойти? Хочешь, к себе в цех возьму? Мебель делать. Мне рабочий нужен. У меня один остался, второго в армию забрали. Или, лепешки печь. Ты меня знаешь, я не обижу. Только сам, не задирайся.
— Денек, другой отосплюсь, потом подумаю.
— Ну, думай. А то приходи?
Женя старательно чистила картошку, и слушала болтовню Гульноры.
— В августе документы в педагогический подам. Всегда мечтала учительницей стать. Хочешь, пойдем со мной?
— Я хочу на врача учиться. Или пока, на медсестру, как мама. Она в больнице работает.
— Твоя мама медсестра? А наша, на месте не сидит. Где она только не работала. Везде скандалит, и увольняется, как Бахромка. Вот увидишь, он и лицом, и характером, весь в мамку. Злючка! — она прикрыла рот ладошкой, увидев, как к веранде подходит, Азиза. — Азизка закончила педагогический, в школе работает, сейчас у нее отпуск. Первый год, вела первый класс. Дети сейчас ужасно непослушные.
— Где ваш отец?
— Папка с мамой развелись, он уехал в Хиву, к родителям, на железной дороге работает.
— Я тоже без отца выросла. — вздохнула Женя. — Мама от него уехала, к бабушке, как только я родилась. Он ее обижал. Бабушка умерла. Я ее совсем не помню. Так с мамой и жили.
— Не скучай, потом ее сюда заберешь. Дом большой, места на всех хватит.
— Спасибо! Только она не поедет.
— Тогда, мы в гости к ней будем ездить. — рассмеялась Гульнора. — Мы с тобой подружками будем, правда?
— Я согласна! — улыбнулась Женя.
Глава 6.
За месяц Женя привыкла к своему новому дому. Вставала рано, подметала двор. Потом помогала Гуле готовить обед. А Бахром, после завтрака, заваливался на курпачу, и сладко похрапывал. Она открывала дверь в комнату и, поглядывая на мужа, тяжело вздыхала. И все-таки, решилась его побеспокоить.
— Когда же ты пойдешь работать? Мне стыдно. Я бы устроилась на работу, но у меня нет прописки. А прописку могут сделать, только после регистрации.
— Мать обещала поговорить. — повернулся Бахром.
— Ты мог бы с братьями ходить.
— Учить меня вздумала? — Бахром привстал на постели, глаза его налились кровью. — Только тебя не хватало в воспитатели. Не твое дело. Иди на кухню, чисти кастрюльки.
— Почему ты кричишь? — глаза Женьки наполнились слезами. — Мне кусок в горло не лезет. Я не привыкла, есть чужой хлеб.
— Пошла отсюда! Не мешай спать! Не нравится, можешь уезжать. Тебя никто сюда не звал, сама увязалась.
Женька, глотая слезы, вышла из комнаты. Может быть, правда, я не права? Зачем вмешиваюсь? После ужина помыла посуду, и ушла в свою комнату. Лежала в постели и прислушивалась к шагам. Надеялась, Бахром попросит у нее прощения, приласкает. Он пришел поздно, за полночь, разделся и лег. Отвернулся, и вскоре захрапел. Вот и закончился медовый месяц. Женя закусила губу, чтобы не заплакать.
Всю ночь, она не спала. Лежала, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить мужа. Как только в комнате стало светло, поднялась, накинула халат. Дома с матерью, они всегда на завтрак варили молочную кашу. Соседи держат корову, вспомнила Женя. Она взяла литровую банку, вышла на улицу, толкнула калитку соседнего двора. Увидев высокую, красивую женщину, лет сорока, смутилась.
— Можно молока немного? Муж потом деньги отдаст.
— Конечно, ты не стесняйся, проходи. Меня Матлюба-опа зовут! — женщина улыбнулась, подошла к Жене, взяла из ее рук, банку, и налила полную до краев.
Женя сварила манную кашу, поставила кастрюлю на стол.
— Где ты взяла молоко? — остановила взгляд на невестке, Сайера-опа.
— У соседей.
— Кто тебе разрешил? Мы никогда не берем в долг. Здесь, я хозяйка!
Женя подняла глаза на мужа, но Бахром, сосредоточенно водил ложкой по тарелке. Она съела несколько ложек. Ей хотелось плакать, но она сдерживала себя. А ведь все едят, и молчат. Виноватой осталась я одна.
— Не переживай, у меня есть деньги. — наклонилась к ее уху, Гуля. — Сегодня же отдам соседке.
— Спасибо! — прошептала Женя.
После завтрака, она вымыла посуду, и расположилась на айване, чистить картошку к обеду. На кухне хлопотала свекровь. Сегодня у нее выходной. Женя водила ножом по картофелине, и вспоминала свой дом и маму. Что она сейчас делает? Хорошо бы, хоть на минуточку, оказаться рядом, положить голову на ее плечо.
— Скучаешь? — раздался рядом голос. Женя повернула голову.
— Рустам присел на край айвана. Нагло уставил на нее глаза.
— Нет, не скучаю.
— Помочь? Мы вчера закончили работу, сегодня с Равшаном решили отдохнуть.
— Вот и отдыхай! — сердито свела брови, Женя. — Мне некогда с тобой разговаривать.
— Ты что рычишь на него? — свекровь, неожиданно оказавшаяся рядом, крикнула на Женьку. — Он тоже твой родственник. Как у вас называется, кажется, деверь?
Женька втянула голову в плечи, закусила губу.
* * *
Вот и наступил долгожданный день. Еще с вечера, Женя приготовила мужу одежду. Наконец, он пойдет на работу. Утром, после завтрака, Бахром надел выходные брюки, долго прихорашивался перед зеркалом. Женя, наблюдая за мужем, прятала улыбку. Как девушка, любит вертеться у зеркала.
Бахром улыбнулся жене. — Мать вчера договорилась. У них на фабрике, мебель делать буду.
— Хорошая работа.
— Ты не обижайся. — подошел к ней Бахром. — Нервничаю. Мне успокоиться надо было, потому и лежал. А тут ты лезешь с упреками. На меня внимание, не обращай. — он поцеловал ее в щеку. Женя посмотрела мужу в глаза. — Я думала, ты меня разлюбил.
— С чего взяла? Все соседи говорят, жена у тебя красивая, хорошая. Гулька на тебя не нарадуется. Только в институт с нею не ходи. С тебя дома работы хватит. Азизка выйдет в школу, тебе придется похлопотать. И вообще, женщине, ни к чему образование. Ладно, я пошел! — он вышел из комнаты. Женя поспешила следом. Открыла калитку. Бахром оглянулся, она помахала ему рукой.
— Наконец, делом займется. Надолго ли? А то подерется, и опять, будет дома сидеть. — рассмеялась Гуля. — Терпеть не могу, когда мужик валяется на постели весь день. Я за такого замуж не пойду.
Женя взяла нож, подвинула миску с картошкой. Пусть работает. А то стыдно за стол садиться.
Вечером Женя встречала Бахрома.
— Как день прошел? Понравилось?
— Устал, трудная работа. — Бахром наморщил нос, почесал затылок. — Сегодня, весь день рейки нарезал, для стульев. Завтра шкаф пойдем делать на заказ.
За ужином, Бахром, не умолкая, рассказывал матери. Она подкладывала ему куски мяса с картошкой.
Женька уже понимала узбекский язык, только сама разговаривать не могла. То ли стеснялась, то ли запас слов еще был небольшой. Она счастливо улыбалась.
Через неделю, Бахром принес первые, заработанные деньги.
— Матери отдай. — сказала Женя.
Женщина, подмигнула Женьке, свернула купюры, положила за вырез платья.
— На свадьбу вам соберу!
Теперь, Женя каждое утро провожала мужа. Она выходила за калитку, он проходил по улице, потом оборачивался, она махала ему рукой.
* * *
Солнечный луч заглянул в окно, нагрел Женькину щеку. Она открыла глаза. Накинула халат, повязала голову платком. Вышла на веранду, с удовольствием вдохнула теплый воздух.
— Опять жара будет. — Гуля обняла Женю за плечи.
— Ну, и пусть, мне нравится.
— Подожди! Ты еще настоящей жары не видела, посмотрим, как потом запоешь? Градусов так, под сорок. Ты лепешки принесла?
— Сейчас пойду. — Женя вышла за калитку, прошла по узкой протоптанной тропинке к дому Махмуда. Протянула руку, чтобы толкнуть калитку, как дверь распахнулась. Высокий парень застыл в проходе, уставившись на Женьку. Женя растерялась, от настойчивого взгляда парня ей стало не по себе.
— Кто там? Пусть зайдет. — Махмуд-ака вышел на дорожку, аккуратно выложенную, бетонной плиткой от ворот, до входа в дом.
— Мне лепешки. — пробормотала Женька. Парень подвинулся, и она проскочила в узкий проход.
— Женечка! Заходи, красавица! — улыбнулся Махмуд-ака. — Не бойся! Это сын мой, Фархад. В Ташкенте учится в медицинском. На каникулы приехал.
— Очень приятно! — Женя подняла глаза на парня. Красивый, только мой, Бахромка лучше. А этот к тому же усатый.
Щеки Фархада покраснели. Он смотрел на девушку, и не находил слов. Не зря отец, назвал ее красавицей. Она просто божественна.
— Ну что ты растерялся? — хлопнул сына по плечу, Махмуд-ака. — Это Женечка, соседка наша, жена Бахрома.
— М, м! — промычал Фархад.
— Он у меня, боевой. Не проснулся еще.
Алишер, младший сынок Махмуда, как всегда, принес в пакете, лепешки, подал Жене.
— Спасибо! — Женька выбежала за калитку, остановилась, переводя дыхание. Вот нахал, смотрит, не стесняясь. Увидит Бахром, скандал учинит.
— Ты что, онемел? — Махмуд-ака подошел к сыну. — Влюбился, что ли?
— А разве можно, не влюбиться?
— И не думай. Замужняя женщина. Что с тебя девушек мало? И потом, не забывай, я слово дал. Азиза тебя с армии ждала.
— Знаю! И с приезжим инженером путалась. Не получилось у нее, так снова на меня поглядывает.
— Ну, знаешь, с кем не бывает. Ошибки у всех случаются. Бахром Женю из России привез.
— Повезло ему! Только долго она с ним жить не вынесет. Работает он, или дома спит?
— Да вроде работает, на мебельной. Деньги на свадьбу собирает.
Фархад громко рассмеялся. — Долго бедняжке придется ждать свадьбы. Так они еще не расписаны? У меня есть шанс.
— Не смей, слышишь? — Махмуд-ака стукнул сына по затылку. — На скандал нарываешься. Бахром задиристый, он тебе спуску не даст. Любовь у них.
— У меня тоже!
Фархад выбежал вслед за девушкой.
— Платок тебе не идет. — Женька выставила вперед руку.
— Вы, пожалуйста, не подходите ко мне. У меня есть муж. Я его очень люблю. И никаких иллюзий на мой счет, не загадывайте.
— Ты строгая девушка. — Фархад сглотнул слюну от волнения. — Я не думал тебя обидеть. Прости!
— Если вы будете, меня преследовать, я совсем не стану у вас покупать лепешки. На другой улице, тоже есть.
Фархад побледнел. — Не беспокойтесь, я не стану вас преследовать. Не говорите отцу. Обещаю, больше вы меня не увидите.
Утром на другой день, когда она пришла за лепешками, Фархада не увидела. Он сдержал свое слово. Она не заметила, как на веранде, отодвинулась занавеска. Фархад, затаив дыхание, смотрел на девушку через стекло, пока она не вышла со двора.
— Поезжай, на Иссык-куль, я денег дам. — Махмуд-ака положил ладонь на плечо сына. — Не надо лезть в чужую семью.
— Ладно, отец, я подожду. Понимаю, мое время еще не пришло.
— Как же Азиза?
— Азиза не для меня.