Под трели соловья

Онучина Людмила
                (рассказ)

                Начало июня. В наши далеко не южные края пожаловали первые    по-настоящему тёплые летние дни. Нельзя не увидеть, как преображается здешняя природа. Зелень обретает тот самый густо-зелёный цвет, с которым глаза отдыхают.  Навстречу мягким солнечным лучам выводят свою мелодию пернатые – душа радуется.
                А как счастлив соловей – поёт, заливаясь, где-то  в кронах лип старинного городского сада на берегу реки (сад заложил в 1825 году
император Александр первый, когда он посетил древнюю Вятку). Поёт соловей- кудесник, словно на торжествах. Радуясь, возвещает, что он – дома, в родном краю, что его дождались липы и теперь чаруют изумрудом своих крон, на каждом листочке которых рассыпаны, как алмазы, капли только что  отшумевшего дождя. 
                Воздух наполнен ароматом зелени и свежестью, исходящей от реки, что вьётся голубой лентой между холмами, то с крутыми, то с пологими боками, в меру позволяющими волюшки древней реке.  Кажется, мир полон покоя и счастья – умиротворения. За ним, умиротворением, наверно, и приходят сюда люди. У всякого человека случаются моменты, когда встревоженная душа, как сирота, ищет земного приюта. И находит его в природе.
                На скамейке под кроной клёна сидит немолодая женщина, увлечённо вяжет – пальцы будто играют спицами  Она никого и ничего не видит – вся в своём деле. Не заметила и меня, присевшую на другой конец скамейки. В моих руках дела – никакого. Прихожу сюда, как в храм православный, чтобы душевно обновиться и до упоения насладиться родной природой.
                Метрах в тридцати  от дорожки, на лужайке,  большой мольберт,   из-за которого видна голова художника. Но его большие очки и широкополая шляпа не позволяют разглядеть лицо. Вот он встал, осмотрелся и  прямо - к нашей скамейке.

 – Доброго дня Вам, дамы. Не изволите оценить мой только что законченный труд? Приглашаю. Мне важно услышать от постороннего человека первое слово о полотне,- чуть стесняясь, сказал художник, переводя взгляд с одной из нас на другую.

 – Картинками не интересуюсь, – произнесла дама со спицами, не поднимая глаз и продолжая своё  вязание.

 – С удовольствием. Живописи учиться не пришлось, но могу часами разглядывать картины, особенно художников из народа, на вольных уличных вернисажах, – вставая, согласилась я.
 
                Передо мной полотно размером чуть более  квадратного метра. Картина закончена. Преобладают цвета серые, серовато-зелёные…  И только в низу полотна яркой зеленью выведена надпись «Под трели соловья…».

 – Маэстро, мне позволяется вслух читать картину, как я её вижу?

 – Да, да.

 – Потом меня поправите, указав на промахи в восприятии живописи. Для меня –
   очень полезный  мастер-класс, – волнуясь, произнесла я. Читаю:
 
   «В левом верхнем углу полотна на фоне сероватого неба чуть видна ветка липы. На самом её кончике соловей – так и слышу его пение. А по щекам человека, что написан крупным планом, катятся две огромные слезы…  Он сидит, прислонившись к  стволу берёзы. Далеко не молод. Серая рубашка в клеточку. Шапка тёмных волос с редкой проседью. Худощав, не без морщинок лицо, глаза полуприкрыты длинными ресницами – весь он  внимает соловью, до слёз… Может, под трели соловья плачет по своей не очень сложившейся жизни? Кто знает?!  Ведает только автор картины. Думается, у живописца совсем  не случайны серые тона…».

 – Спасибо Вам, внимательный человек. Не ожидал, что доберётесь до моей души…  Единственного сына с внуками потерял в автокатастрофе, супруга
парализована  уже пять лет. Моя душа  искала  отдохновения – и вдруг я взял
обычный листок бумаги. Сам собою получился набросок – портрет моего ушедшего
сына. Дальше – будто век занимался живописью. А ведь в школе, на уроках
рисования, мне едва ставили  «тройку». Не дано рисовать – и баста! 
    Хуже меня в классе рисовала только одна девочка. Зато она писала красивые стихи, словно взрослая  (так считал учитель литературы). Я её потерял после седьмого класса, так и не встретив больше. А в глазах  она до сих пор…

                Тут он снял шляпу, очки. Вытер платком вспотевший лоб, и взгляд его скользнул мимо меня, куда-то в заречные лесные дали. Передо мной стоял тот мальчишка, хуже которого в классе рисовала только… я.  Ныне он – художник. Я не забыла писать стихи...
                Из буйствующего зеленью сада под трели соловья поспешила уйти неузнанной.

                17.06.2012 г.