Оглядываться нельзя

Дана Давыдович
                ДГ16 Оглядываться нельзя

             Пронзительные откровения случаются тогда, когда ты их меньше всего ожидаешь. Куда меня ведут эти люди по улицам города, которому наплевать на своих жителей, потому что жителям наплевать друг на друга?
             Я никогда не отличался жертвенностью, но она может потребоваться от меня сегодня. Образ того, кто послал этих двух рыцарей Алой Ветви собирать информацию любыми способами – агрессивный и угрожающий.
             В языках пламени обиды на кого-то давно умершего, он выглядит невероятно похожим на меня. Чем? Тем, что я тоже постоянно оглядываюсь на прошлое, и жалею в нем себя, бедную жертву злого отца...
             Кстати, вот и ратуша. Ничего себе! Зачем мы здесь?! Знакомые ступени, знакомая зала, в которой почему-то никого нет, и меня приводят в кабинет.
             Мевилд поворачивается от стола, и также удивлен увидеть меня, как и я его. Теперь это становится не столько страшно, сколько интересно. Или даже – страшно интересно.
             - Мы как бы выполнили приказ, господин Гидеалис... Все так запуталось... Но этот слуга из церкви знает, где священник прячет письмо. – Гаура толкает меня в плечо, но как-то неуверенно.
             Отец смотрит на меня, застыв с бумагой в руке. Ему нельзя отказать в прекрасном самообладании, и в мощной энергетике, разрушительно действующей на все, что с ним не соглашается.
             - Сколько раз я просил тебя не лезть в мои дела? – Его тон – как всегда жгуче-унижающий, а брови ползут вверх в смеси негодования и презрения.
             Гидеалис-старший выпроваживает рыцарей движением руки. У него на пальце – незнакомый мне перстень с полупрозрачным, желтоватым камнем, поглощающим струящийся солнечный свет, примерно также, как и стены его кабинета поглощают все тайны, включая тайну исчезновения моей матери.
             Но я не даю ему меня разозлить. Только потому, что кто-то достал флейту, и начал на ней играть, еще не значит, что я должен выползать из мешка, и плясать. Выползу, когда сам решу.
             - Откуда ты знаешь, что я ищу? – Мевилд вглядывается в меня, желая понять, что мне известно о его маленьком мероприятии.
             - Твои поиски всегда предсказуемы. Ибо было бы безрассудно надеяться, что хоть раз ты стал бы искать не золото и драгоценности, а, скажем, озарение души. Вот где можно было бы оправдать беготню за священником.
             Папаша меняется в лице. Он пытался сделать все возможное, чтобы я ничего не узнал, и теперь он боится, что я уже нашел то, что они ищут. Кто «они»? Он замешан в этом не один. Рыцари Алой Ветви никогда не стали бы подчиняться не-члену ордена.
             А, поэтому, я так и не знаю, кто их послал. Эмоционально отреагировав на неожиданную встречу с отцом, я вообще не вижу лица его «сообщника». Все покрыла темная, обволакивающая пелена. Мне нужен Ирис с его ясным мышлением...
             - Где письмо? – Отец теряет самообладание в своих беспочвенных подозрениях, что я перехватил их добычу. Как будто она мне нужна.
             - Оно тебе не поможет. В письме не было упоминания о том, где спрятаны деньги. Зато могу разгадать другую загадку. Вот этот перстень, который дал тебе человек по имени Казельсин, чтобы доказать серьезность намерений взять тебя в долю, как только ты поможешь ему найти деньги, не алмаз, а кварц.
             И все равно не удается сорвать таинственную пелену со всего сразу. Отец закрывается от меня, и не хочет слушать. Мне недостает кусочков пазла. Я узнал, кто послал рыцарей Алой Ветви – вот этот загадочный Казельсин.
             Но где он, и как обезопасить от него Релемилла? Я не добился своей цели, убедив рыцарей привести меня к тому, кто отдавал приказы. Их оказалось двое, и второй, самый опасный, скрывается за широкой спиной Мевилда. Он сейчас просто выгонит меня, и нить порвется.
             Вечер подкрадывается незаметно. Слуги вносят свечи. И в темноте огромной залы, в которую выходит дверь кабинета Гидеалиса-старшего, я вижу лицо Ириса. Мерещится от усталости?
             - Нет. – Барон Лио подходит, и целует меня в губы прямо при отце.
             - Щ-щенок. – Цедит папаша. – Правильно мы сравняли с землей твой город.
             - Уже взрослый пес, спасибо. Знаете, почему нельзя оглядываться на прошлое, господин Гидеалис? Чтобы не чувствовать себя жертвой, и не выть среди ночи от боли, вспоминая о том, что ваш отец делал с вами, чтобы вы потом, два раза не подумав, сделали это с вашим сыном.
             - Как ты нас нашел? – Шепчу я, взяв его за руки, осознавая, что усиливающиеся способности моего супруга обнажили все души перед ним.
             Мы с Мевилдом, пронзенные одной стрелой родительской нелюбви, не можем скрыть ничего от обжигающего взгляда юноши перед нами, умудрившегося простить и отпустить свое прошлое.
             - Излучение от перстня моего отца. – Ирис указывает на перстень с кварцем на пальце Мевилда. – Получается, что тайник с драгоценностями моей матери, который я так искал, был найден кем-то другим, и разворован. Иногда кажется, что еще одна пощечина от Гидеалисов, и я сойду с ума.
             Его боль окатывает меня с ног до головы острыми брызгами, как бьющаяся о берег волна. Я проникаюсь его несгибаемостью перед лицом бездонности несчастий, и желаю, чтобы его сила перелилась и в меня, но снова вижу бегущего по улице человека, которого вот-вот убьют. И заберут то самое письмо.
             - Подойдите сюда, пожалуйста. – Слышу я спокойный и мелодичный голос барона Лио, и из бархатной темноты залы, поглощающей все звуки, к нам выходят Релемилл, Фирмиана, и... вот он. Это и есть рыцарь Алой Ветви по имени Казельсин, который все это организовал.
             И из всех только Казельсин переполнен злобой и обидой. Он оглядывается на прошлое, и видит, как его обворовали. Он чувствует себя слабой жертвой, а значит, приглашает Гордыню, и она уже помогает ему оправдать факт того, что он делает жертвами других.
             - Человек из твоего видения, которого убили на улице – это брат Фирмианы. Его выследил убийца, нанятый Казельсином. Он взял все, что было у убитого, и обмолвился Гауре о письме. Но, прежде чем рыцари Казельсина успели все это забрать, он обронил письмо в церкви, а потом не выдержал мук совести, и покончил с собой. Люди Казельсина стали нюхать вокруг Релемилла. Он забил тревогу, и пришел к нам. – Лио вздыхает, и задумчиво замолкает. 
             Фирмиана начинает плакать, и Линн обнимает ее.
             - Не держите зла на убийц.
             - Как я могу их простить? Теперь, когда я знаю, что они следили за моим братом, и убили его!!! После смерти мужа брат – это все, что у меня оставалось!
             - Дело не в прощении. Дело в беготне по кругу. «Прощение» это только один ключ выхода из круга негативных чувств. Бывает, что когда этот ключ не подходит, люди бросают попытки выжать из сердца ненависть. Не надо. Если вам не подходит «прощение», найдите другие ключи, но постарайтесь расковать цепи, приковавшие вас к боли прошлого. Не оглядывайтесь назад. Разомкните круг чем угодно. – Релемилл хочет что-то добавить, но его перебивает Казельсин.
             - Где деньги, Фирмиана? Я бегаю за тобой и твоей семейкой из-за этого. Куда твой муж спрятал наши деньги? Мы вместе с ним зарабатывали их в ордене, но он украл их у меня, сбежал, а потом сдох.
             - Я не знаю, о чем вы говорите! Мой муж никогда не упоминал ни про какие деньги!!! – Женщина заливается слезами, и качает головой.
           Казельсин оборачивается ко мне.
            - Я плевал на вас всех. И на твоего глупого священника, и на эту дуру – мне не нужны эти людишки. Мне нужны мои деньги. Хочешь, чтобы я оставил их в покое –найди их сам. Ты тут и чернокнижник, и некромант. Умеешь разговаривать с мертвыми? Вот и разговори моего бравого сослуживца. Даю тебе неделю! А с вами, господин Гидеалис, разговор особый. Но я не должен был быть таким идиотом, и верить, что вы, узнав о моих деньгах, не побежите тут же к своему сынку. Считайте наш с вами договор недействительным.
             - Но... Казельсин!!! Подождите! – Только и успевает крикнуть мой ошарашенный папаша, бросив на меня злобный взгляд.
             В моей душе раздается звук порванной струны. Я опять у него во всем виноват...
             Рыцарь Алой Ветви разворачивается на каблуках, и покидает нас.
             - Как хотя бы зовут его умершего бравого сослуживца? – Слова вырываются из меня как бы против воли, когда я провожаю Казельсина взглядом, оцепенев от холодности отца, и от невозможности поставленной задачи. Я могу поговорить с «мертвым», но не могу заставить его выдать информацию, если он этого не хочет.
             - Моего мужа звали Иксор. – Фирмиана подходит ко мне, всхлипывая. – Я отведу вас на кладбище, где он похоронен. Я расскажу вам все, что знаю, пожалуйста, помогите нам остаться в живых. Этот человек не остановится ни перед чем!
             Во всех нормальных историях призраки гоняются за людьми. В моей жизни все наперекосяк, и поэтому человеку приходится гоняться за призраком.
             Гидеалис-старший ударяет кулаком по столу, цедит мне ругательство, и выходит из кабинета быстрым шагом.
             Сколько можно от него терпеть? Все детство терпел, и терплю всю жизнь...
             - Только не оглядывайся назад. Только не жалуйся, даже в мыслях. – Релемилл подходит, и берет меня за плечи. Почему? Потому что тогда сразу ясно, что ты считаешь себя жертвой, а значит, слушаешь Гордыню, а не Бога. С Богом отпадает желание жаловаться – ведь помощь всегда рядом. А Гордыня нашептывает, что ты «справишься сам». Но как палец один может справиться без руки, частью которой он является, и без остального тела?