Мой Хрюшев

                И. Рассказов.
                Мой Хрюшев.

                Часть первая.

                « Хрю-хрю-Хрюшев».

                1. Спокойно ночи, дорогая!

Хрюшев был человеком спокойного нрава. Если даже и выпивал, что случалось редко, за супругой с топором не бегал и рубах на себе не рвал, ибо его воспитанием занималась мать. Это была женщина добрая, но вместе с тем и требовательная. Умела достучаться до сына, несмотря на то, что её благоверный ушёл от неё к какой-то там фифочке, бросив на прощание: «Не жди – я не вернусь». Казалось бы, от всего подобно путь один – зачерстветь и, не чуя под ногами земли начинать насаждать что-то отвратное. К счастью с матерью Хрюшева этого не случилось – всё обернулось со знаком «плюс»: и сына воспитала, и образование ему дала, да и сейчас  чем может, помогает. Возвращаясь к её личной драме, замечу, что ждать своего бывшего супруга ей не имело смысла, так как дело своё он сделал – она родила и родила удачно, без всяких осложнений. Большего ей и не надо было. Так она сама себе говорила, а что было у неё на сердце – там и осталось, подальше от всех сочувствующих.
Сам Хрюшев никогда на эту тему не размышлял, поскольку ему, положа руку на сердце, было не до этого. Вот и сегодня, когда его благоверная заявилась домой в час ночи  с запахом спиртного, он, как и в прошлый раз не стал у неё ничего выпытывать, а просто указал рукой на пол в прихожей, мол, сегодня будешь спать здесь.
- Это насилие! – голос жены не то ликовал, не то возмущался. – Я в милицию пожалуюсь!
Хрюшев спокойно на это произнёс:
- Давай.
- Я всем расскажу: какой ты…
- Расскажи, расскажи.
- Все узнают о тебе всю правду.
- Я буду тебе только благодарен.
- Изверг! – голос продолжал вещать в лучших традициях празднования Первомая.
- Не перегибай.
- Извращенец!
- Ну, это ещё надо доказать.
- Идиот!
- С кем  поведёшься…
- Хам!
- И это всё? Я рассчитывал на большее.
- Импотент! – голос супруги достиг своей кульминационной точки и стал посипывать.
Чувствуя, что жена начинает выдыхаться, Хрюшев хохотнул, театрально вскинув голову:
- Уже ближе. Ну, что-нибудь ещё из этого списка.
- Ты бездарь! Я с тобой не жила, а мучилась.
- Ну, на это я могу сказать следующее, что это доля большинства женщина  в России. Тут я ничего не могу поделать. Если желаешь, я могу пробить тебе внеочередное «восхождение на крест».
- Богохульник! – супругу Хрюшева потащило в такие дебри, что тот удалился на кухню, а когда вернулся оттуда с серьёзным выражением, плеснул ей из стакана водой прямо в лицо.
- Ах, ты так? Да ты знаешь, где я была? – та наскочила на него в образе мокрой курицы.
- Мне это не интересно. Тем более, завтра я подаю на развод с тобой, - Хрюшев спокойно отвёл свободной рукой её шатающееся тело в сторону.
- Что?
- На развод.
- Ты? А пупок не лопнет?
- Не лопнет.
- Да я тебя оставлю без штанов…
- А вот это уже интересно. И как это будет выглядеть?
- Ну, ты смотри, как он заговорил, - супруга обратилась к своему отражению в зеркале. – Я так и знала, что у него кто-то есть. И как тебе удалось своим «петушком»  там кого-то подцепить
- Почему ты решила, что я подаю на развод по этой причине? Есть много других…
- И какие же это причины?
- Я тебя больше не люблю.
- А вот про это ты врёшь.
Хрюшев пожал плечами и продолжил:
- И никогда не любил по настоящему.
- А как же наш брак?
- Увы, для наших отношений с тобой - это самое подходящее слово… брак.
- Ты, это сейчас о чём? – супруга скривила губы, пытаясь разложить только что сказанное в своей голове по полочкам.
- О том, что пора ставить точку, - Хрюшев это произнёс не повышая голоса.
Это настораживало. Так мог говорить, только уверенный в своей правоте человек. Супруга Хрюшева собрала всю свою волю в кулак и выдала:
- Квартиру я заберу.
Хрюшев показал молча ей дулю. Супруга отступила на шаг назад и спросила:
- Это что, ультиматум?
- Это? – Хрюшев повернул фигуру из трёх пальцев к себе, как бы рассматривая её. – Это кукиш.
- Значит, таким будет твой ответ?
- Да.
Супруга стала нервно стаскивать с себя тяжёлую шубу. Хрюшев обратил внимание, что платье на ней в области выреза на груди слегка надорвано. Перехватив его взгляд, супруга язвительно сообщила:
- Да, я наставляла тебе рога. Ты доволен?
- Бог тебя накажет.
- Он меня уже наказал, подсунув ко мне под одеяло тебя.
- Странно, а я думал, что это ты ко мне залезла в кровать по собственной инициативе.
- Я? Какой ты… - супруга покачала головой.
- Какой?
- Забывчивый.
- Ну, с возрастом многое забываешь, да и спорить не хочется.
- Возраст? Ха-ха-ха! Ты на что тут мне сейчас намекаешь? Да, ты выглядишь моложе меня, а вот я…
Хрюшев перебил супругу:
- Душа измученная нарзаном.
Та громко икнула и тут же спросила:
- Откуда это?
- Надо знать классику отечественной литературы.
- Ага, попался? Это ты помнишь, а кто к кому под одеяло сунул голову – это ты забыл.
- Ну, допустим.
- Что значит, допустим? Извини, подвинься: если ты ко мне, то квартира по закону моя.
Хрюшев тут же выставил перед собой дулю. Супруга оттолкнула от себя «кукиш» с криком:
- Перестань накалять обстановку! Квартира моя, а  свои книжки можешь забирать!
- Не торопись… Суд всё поставит на свои места.
- Какой ещё суд?
- Самый гуманный…
- Перестань надо мной измываться!
- Я и не думаю этого делать.
- О какой гуманности может идти речь, когда женщина приходит домой вся усталая…
- С запахом спиртного по всему телу в час ночи в разодранном платье, - вставил Хрюшев.
- Да, в разодранном, - супруга подбоченилась, пьяно вильнув бёдрами.
- Ты про это не забудь в суде сказать.
- Тебе меня не жалко?
- Жалко.
- Ну, вот опять врёшь.
- Не вру.
- И всё равно я тебе не верю. Ты меня разыгрываешь насчёт развода?
- Ничуть.
- Лёшик, ты гад. Ну, признайся, что ты пошутил?
- У меня по этому вопросу самые серьёзные намерения.
- А если я тебе откроюсь? Я беременна.
- От инопланетянина?
- Почему?
- Потому,  что мы с тобой больше года спим друг от друга отдельно, а до этого вообще валетом.
- Да? Так долго? Котик, иди к своей мамочке, - супруга потянулась с объятиями к Хрюшеву.
- Как примитивно. Тебе самой-то как всё это?
- А что?
- Рогатый муж и пьяная жена.
- Кто рогатый? Ты? Ах, я и забыла совсем… Ну, и что?
- Нет, ничего. Всё нормально – инцеста нет и ладно.
- Ох, как я от тебя устала. Ты, Лёшик, зануда.
- Всё для тебя… до единой капельки.
- Ах, брось. Если честно, ты меня уже не волнуешь.
- Я в курсе.
- Лёшик, Лёшик, - супруга облокотилась о тумбочку у зеркала, - ты никогда не был мужиком. Ты даже себе представить не можешь, что значит меня удовлетворить.
- Отчего же? Это элементарно…. Сначала надо тебя напоить, а потом пустить по кругу, даже не снимая платья.
- Откуда знаешь? – супруга стала трезветь прямо на глазах.
- От верблюда.
- Лёшик, ты был там?
- Я что сумасшедший?
- Тогда откуда ты про всё это знаешь?
- От тебя.
- От меня?
- Ты не первый раз заявляешься домой в таком виде.
- А чем тебе не нравится мой вид? – супруга стала задирать на себе подол платья.
- Шлюшкин прикид.
- Хамишь?
- Констатирую.
- Я оцарапаю тебе лицо!
- Риск – благородное дело.
- Неужели ты меня ударишь?
- И не один раз, - Хрюшев кивнул.
- Вот с бабой ты герой, а когда твою жену пускают по кругу…
- Не надо шляться по ночам.
- А может, я дышала свежим воздухом, - супруга опять громко икнула.
Хрюшев сморщился, заметив:
- Чувствую, что прогулка пошла на пользу. Надышалась…
- Лёшик, ну оставь мне квартиру?
Хрюшев в очередной раз выставил перед собой  «кукиш».
- Это жестоко, - супруга сама себе кивнула, мол, с кем жила все эти годы…
- Я бы сказал иначе: справедливо.
- О какой справедливости ты говоришь? Я едва стою на ногах. На дворе ночь и нормальные люди давно смотрят сны, а ты устраиваешь мне сцены. Ну, и как после всего этого я должна к тебе относиться? Ты же деспот! Таких стрелять надо! Так тебе скажу: я у тебя – золотая и стрелять не буду.
- Значит, отравишь.
- Ну, какой ты право догадливый. Да, да, я тебя отравлю, а потом и сама отправлюсь за тобой.
- Зачем?
- Не поняла.
Хрюшев вздохнул и сказал:
- Зачем отправишься? Нечего обувь зазря изнашивать. Я тебе и на том свете квартиру не уступлю.
- Лёшик, от твоих слов у меня руки опускаются.
- Ура! Счёт в мою пользу! – Хрюшев улыбнулся. – Иди, ложись, завтра доиграем.
- Нет, мне нужна ясность сегодня, - супруга запротестовала.
- Угомонись, а то соседей разбудишь.
- Лёшик, я не только их разбужу – я всю страну на уши поставлю.
- Пожалей народ. Ему завтра на работу.
- Какая может быть работа, если у нас с тобой рушится семья? Никакой работы! Все на митинг! Пора ставить вопрос ребром! Хватит жить, как придётся! – в голосе супруги опять заплясали нотки Первомая.
- Это в тебе совесть просыпается. Конечно, поздновато, но тут лучше так, чем никогда.
- Значит, ты мне уступаешь квартиру…? Да?
Хрюшев пожевал губами. Голос супруги завибрировал:
- Ты меня возбуждаешь.
- Подлизываешься?
- Вот ещё… Это во мне женское начало вздыбилось.
- А ты его придуши.
- Я что сама себе враг? Как же я потом без него?
- Как все: утром на работу – вечером с работы.
- Это же рабство! Никакого просвета в конце туннеля. От этого можно сойти с ума.
- Тебе это не угрожает. Ты давно уже того…
- Ты это сейчас о чём?
Хрюшев показал глазами на циферблат настенных часов и спросил:
- Который сейчас час? Уже второй…
- Как быстро летит время.  Тогда я под душ, а ты Лёшик иди, только не засыпай. Мне надо тебе кое-что показать.
- Всё, что ты мне хочешь показать, я уже видел и не один раз. Оставь свои больные фантазии при себе.
- Лёшик?
- И никакой я тебе не Лёшик.
- А кто же ты?
- Алексей Игнатьевич.
- Фу, как длинно. Лёшик, прости свою куколку. Я больше не буду.
- Иди, иди… Всё завтра.

Она приняла душ. Мягко ступая, прошла в зал и легла на диван. Спиртное основательно подточило её силы. Глаза закрылись, как только её голова коснулась подушки.
Минут через десять к ней подошёл Хрюшев. Постоял, рассматривая лицо супруги.
«Ну, и для кого весь этот цирк? Ох, и дура… ведь знает, что люблю, а всё равно черти надирают. Хорошо, что Люська позвонила, а то бы нагрубил с порога. Видите ли, захотелось ей, чтобы её приревновал. К кому? Такое золотце и даром никто не возьмёт. Ишь, напридумывала: и рога, и по кругу… В прошлый раз всё было куда интеллигентней: капитан дальнего плаванья, коробка конфет, цветы… Интересно, а что в следующий раз выкинет? Только бы не забеременела от случайного прохожего. Времена сейчас суровые – побалуются и в кусты, а ты потом воспитывай, отдувайся за дядю».
Хрюшев сел на край дивана и стал гладить супругу по голове. Та спала, и снилось ей, что они с мужем плывут на корабле. Корабль качает и её даже немного подташнивает. Потом появилась Люська под ручку с каким-то усатым капитаном дальнего плаванья. Тот не упустил случая и ущипнул сначала Люську, а потом и её пониже талии, сказав при этом: «Не попец, а мечта…» Муж полез драться и капитан ему так надавал, что тот вывалился за борт. Набежала матросня и вместо того чтобы спасать Хрюшева, принялись приставать к Люське, а потом и к ней. Приставали дружно. Это называется групповуха.
А Хрюшев всё сидел и гладил супругу по голове и даже что-то пытался напевать, пока та предавалась любовным играм по ту сторону реалий. В какой-то момент ему показалось, что он её и не любит, а только так, чтобы не быть одиноким. Он даже стал входить в эту роль. На последней минуте схватил себя в буквальном смысле за волосы и оттащил в сторону. Выдохнул, приводя в порядок мысли.
«Ну, как тут жить в согласии, когда лезет всякое в голову? И что она у меня такая? – Хрюшев посмотрел на жену. – И не красавица, а примагнитила. Неужели так у всех? Вон у Люськи и ноги ровненькие, и носик, никак у моей, и фигурка ладненькая, а своему таких фортелей не выкидывает. Может врачу показать? А вдруг у неё болезнь какая-нибудь затяжная? Заразит ещё. Так вроде бы и ничего: и вкусно готовит, и убирается у себя в шкафчике, и не ворчит, когда я футбол по телевизору допоздна смотрю. И какого рожна ей надо? Это же надо выдумала: по кругу пустили… Что я не знаю? После таких мероприятий сил нет, не то что кивнуть, а она в дискуссию полезла. Нет, точно наврала, шельма. Ну, если всё так, то чего мне завтра ей говорить? Может сделать вид, что никакого разговора не было? В прошлый раз же прокатило. Может и на этот раз подфартит? А то начнёт на голове плешь долбить, мол, что, да как… С ней лучше не спорить, а то окажешься в нулях. Оно мне надо? Значит, решено: пришла, разделась, в душ и спать легла, и никаких разборок не было. Начнёт артачиться, скажу, что у неё глюки. Нет, так тоже нельзя, а то войдёт в раж и весь день насмарку. Лучше ей скажу, что я её люблю. Вон в прошлый раз сказал, так целых два дня не приставала ко мне с вопросами».
Хрюшев наклонился к супруге и тихо прошептал:
- Спокойной ночи, дорогая…

                2. Когда она ушла.

И всё-таки она ему изменила. «Ну, было бы с кем, - рассуждал сам с собой Хрюшев, - а то какой-то продавец рассадой. И что она в нём нашла? Деньги? Так, я тоже их никогда не считал, а особенно в последние годы. Получается не деньги… А что же тогда?»
Тут стоит пояснить насчёт того, как Хрюшев «жил, не считая денег». В его словах столько прижилось открытости, что и грех-то было уличать во лжи человека, который без задней мысли признавался и в первую очередь себе, что эти самые деньги редко захаживали в его кошелёк, а если и случалось, то в одно мгновение испарялись. Почему? Так, у Хрюшева была жена, которая сумела своей простоватой внешностью примагнитить его так, что последнюю рубаху с себя снимал, только бы прикрыть её фигуру. Нет, талия у неё была и ноги росли, как у всех и даже что-то умела руками на кухне разогревать то, что он готовил по рецептам своей матери. Ну, всё, как у большинства, но, будучи мужчиной  серьёзным и почти непьющим, не мог рядом с собой видеть женщину нуждающуюся, например, в колготках. Вот поэтому деньги уходили на драпировку супруги в полный рост. Конечно, этот аргумент мало утешительный, да и зачем нам с вами опускаться до разбора личной жизни Хрюшева. Я предлагаю просто взять за отправную точку свершившийся факт того, что чете  Хрюшевых, в конце концов, выдали такую лощёную бумажечку, где их союз признавался расторгнутым.
Хрюшев, прочитав этот документ, даже бровью не повёл. Его, уже бывшая супруга, решила доиграть свою роль до конца и хлопнулась в обморок на глазах совсем незнакомых  людей. Хрюшев с места не сдвинулся. Зато чужие мужские руки сориентировались и подхватили тело разведённой женщины. Какой был ракурс! А сколько участия! Увы, Хрюшев остался стоять на месте, скомандовав себе так: «Не моя!» Это характеризует его несколько с неприятной стороны. Тут мы ему не указ, ибо в данной ситуации, каждый решает так, как ему хочется и выбирает ту дорогу, которая ему нравится. Судя по всему, Хрюшев избрал не самый лучший маршрут.
И так, жизнь схватила нашего Лёшика, а по отчеству Игнатьевича в охапку и, раскачав, с превеликим удовольствие швырнула под ноги многомиллионных претенденток на его сердце. Как в народе по этому поводу говорят? Правильно: свято место – пусто не бывает. Ну, по поводу «святости» поостережёмся делать выводы, чтобы не потерпеть фиаско. И потом, надо знать о разделе имущества бывших супругов всё, а иначе, как двигаться дальше? Так вот, Хрюшеву досталась квартира, кухонный гарнитур, люстра и ковёр. Его бывшая отхватила всё остальное: шифоньер, полочку для телефона и участок под дачу. Маловато. Ну, тут такое пояснение: квартира была записана на мать Хрюшева. Собственно, её она же и устроила молодожёнам на заре их семейного счастья. Устроить-то устроила, но сердце матери ей подсказывало, что рано или поздно всё прояснится и тогда рот снохи себя выдаст. Так оно и случилось: и хотела она отхватить то, что не её, да суд не обманешь. Вот поэтому земельный участок, да кое-что из мебели ей отошло только за то, что она какое-то время носила фамилию мужа… бывшего уже.
Соседи, а это пойдёт у меня отдельным абзацем, с интересом обсуждали данный раздел имущества. Это же событие равное тому, как в прошлом году в соседнем дворе один, ну очень пожилой вдовец привёл в свою квартиру совсем ещё девочку, и та почему-то, спустя каких-то пару месяцев, родила ему двойню. Тот так обрадовался, что попал в реанимацию, откуда уже не появился до самого своего погребения.
Ну, так вот: кто-то сочувствовал Хрюшеву, а были и такие, кто в голос твердили, мол, не мужик, а тряпка – не мог приструнить свою половину. Вот таким уродился.
И вот этот мужчина-тряпка, оглядевшись по сторонам с недельку, стал за собой замечать одну странность. Например, пройдёт мимо него женщина, а у него на её счёт в голове начинают всякие фантазии хороводы водить. Ну, как с таким организмом быть на людях? Ты же весь на виду. Хоть на улицу не выходи. Хрюшев из-за этого так возненавидел противоположный пол, что на двери своей квартиры повесил табличку с надписью: «Женщинам вход строго воспрещён!!!» Вот так и три восклицательных знака по стойке: «смирно!» поставил.
Ну, после такого, какая нормальная особь женского пола приблизится к такому типчику? Вот и я о том же – только ненормальная. И звали её… Э-э, прямо язык немеет – Пульхерия Евграфовна. Ещё и фамилия была, но даже я не могу её выговорить. Кстати, Хрюшев её сразу же мимо ушей пропустил. Не велика птица, а тем более, это была её личная инициатива приблизиться к дверям его квартиры. Я так думаю, что она была или слепая, или не грамотная, или иностранка. Как потом выяснилось – всё было куда проще. Оказывается, Пульхерия Евграфовна, фамилию опускаю по известной вам причине, состояла в неформальном объединении «дур», которые повсеместно себя именуют – «сёстрами». Ну, это такие особи, которые задрапированы от щиколоток ног до самого подбородка и от них всегда несёт нафталином, как от музейных экспонатов.
Так вот, этот экспонат в юбке с порога выдвинула версию по поводу родственных связей, обратившись к Хрюшеву так: «Брат!» Нет, ну надо знать, кому и что говорить. Где это видано, чтобы зрелый мужчина поверил во всё это без доказательств, а поэтому он, не сходя с места, потребовал их у визитёрши. Пульхерия Евграфовна расценила это, как приглашение, чтобы войти. Хрюшев из вежливости посторонился, хотя, положа руку на печень, у него было желание пнуть это создание ногой. Нет не больно, а только так – слегка. Он рассуждал следующим образом, мол, и на кой ему эта родственница, если в доме шаром покати? Его бывшая уже после развода наведалась к нему, так сказать в последний раз и пока он сидел в туалете умыкнула люстру и ковёр. Хорошо, что у неё только две руки, а то бы она и кухонный гарнитур со всеми тумбочками и шкафчиками прихватила. Хрюшев не стал выставлять ей свои претензии, а тем более теперь она была не одна – у неё появился постоянный торговец рассадой. Это уже двое против одного и кто их знает, на что они могут ещё решиться, чтобы их счастье выглядело полнее. Ну, что тут сказать? Наверное, Хрюшев всё же был неплохим парнем. Может быть, поэтому жизнь ему и подбросила новое испытание в лице новоявленной «родственницы».
Пульхерия Евграфовна быстро освоилась, а тем более в квартире было легко ориентироваться: стены, потолки, полы. Она стала шагами мерить площадь прихожей, после чего ринулась в комнаты. Если бы она это проделывала молча, а то всю дорогу молотила языком, то и дело, заглядывая в потрёпанную книжицу. Хрюшев попытался встрять, но она то ли его не слышала, то ли у неё был какой-то определённый план. Это продолжалось минут пять, а может и побольше. Наконец, ему удалось поймать её за горло, и тогда Пульхерия Евграфовна, выпучив почему-то только один глаз, спросила:
- Что такое?
По интонации это считывалось так, мол, не губи бабушку-старушку. Хрюшев хмыкнул и произнёс:
- Где доказательства?
- Какие? – сама невинность полезла из «сестры».
- Любые. Какой я вам брат? Ну?
- Вот, - Пульхерия Евграфовна поднесла к своему выпученному глазу потрёпанную книжицу. – Всё тут.
Хрюшев ослабил хватку, после чего свободной рукой вырвал талмуд из трясущихся ладошек визитёрши со словами:
- Я сам… грамотный.
- Страница триста девяносто четвёртая … Второй абзац сверху.
- Так это же… Мать твою, просочилась! – зашипел Хрюшев.
- Брат, брат! – заверещала псевдо сестра.
Ну, дальше всё произошло как в фильме «Джентльмены удачи» - сестра полетела из квартиры кубарем. На шум повылазили соседи по лестничной клетке. Мужчина со следами безудержной тяги к спиртному на лице гаркнул:
- Во, даёт! Молодей, сосед! Уважаю! Так их баб учить и надо, а то развели демократию. И что за народ – так и норовят сверху сесть, шалавы…
Говоруна перебила бабулька из сорок четвёртой квартиры:
- Нашли забаву женщин обижать, шаромыжники…
Почувствовав поддержку, Пульхерия Евграфовна поднимаясь, подала голос:
- Вы, из какой квартиры, «сестра»? Я к вам зайду.
- А по какому вопросу? Вы из собеса? – поинтересовалась бабулька.
- Ага, из ЦК партии, мать, - сосед-пропойца гоготнул.
- Молчи, срамник! Весь подъезд изгадил со своими дружками, - старушка в сердцах плюнула и захлопнула свою дверь.
Хрюшев всё ещё находясь в состоянии отражения нашествия «родственницы», крикнул:
- И чтобы вашей ноги здесь не  было!
- Это вы мне, «брат»? – Пульхерия Евграфовна улыбнулась Хрюшеву.
- Вам, вам и передайте всем своим далёким и близким родственникам, что в следующий раз буду стрелять без предупреждения.
- Молоток, братан! – сосед подошёл к Хрюшеву, чтобы пожать тому руку.
- Ты тоже хочешь, родственничек?
- Да, не напрягайся! Я из другой артели. Держи краба! Выпить хочешь?
- Хочу, - выдохнул Хрюшев.
Ну, когда такое происходит, можно сказать, что день удался, если, конечно, знать меру  в питье. Так вот у соседа Хрюшева мельче стакана тары не было. Что это значит? Догадаться не трудно: Хрюшев никогда не злоупотреблявший спиртным указал соседу на стакан, мол, я не осилю. Тот махнул рукой, что означало – а мы сейчас это и проверим. И проверили. После стакана водки Хрюшеву захотелось повторить и замечу без всякой подсказки. И они повторили. Стало так хорошо, что проснулась уснувшая былая нежность, и Хрюшев полез целоваться. Сосед с пониманием откликнулся на его жест. Так они и пили, закусывая поцелуями. Ближе к вечеру, когда было выпито всё, что нашли в квартире хлебосольного соседа, наступил момент истины. Выпивохи так себя исцеловали, что губы их уже не слушались и висели тряпочками у одного и другого. Сами понимаете, что в таком состоянии трудно узнать мать родную, а не то, что самого себя. Первым забеспокоился Хрюшев:
- Ты кто?
- Сосед.
- А я? – Хрюшев стал себя ощупывать.
- Брат!
Вот не надо было произносить этого слова. Где-то под сознанием оно распечатало что-то нехорошее, и Хрюшев пошёл на соседа грудью. Тот оказался по профессии разнорабочим и сумел отстоять себя. Когда чуть-чуть протрезвели, никак не могли вспомнить: кто в их компании был третьим и за что он так обоих разукрасил?
На следующее утро, что удивительно у Хрюшева ничего не болело, если не считать губ и подбитого глаза. Он выглядел даже где-то огурцом. Я бы только добавил малосольным, поскольку лицо ни от кого не спрячешь. Дворник по прозвищу Метла сразу же признал в нём своего и, подмигнув, сказал:
- Прямо гусар вылитый и губищи, как у самого главного офицера! Гигант!
- Вы это о чём? – воспитанность Хрюшева не хотела признавать никакого панибратства, а поэтому он выкал с дворником, пропустив его тыканье мимо ушей.
Тот не унимался, видно тоже вчера был в гостях:
- Я говорю, что выглядишь хорошо. Вот что значит молодость! А у меня гудит, - он показал рукой на свою голову. – Может, подлечишь?
- Не по адресу.
- По-соседски, - дворник наморщил нос, что должно было означать, как ему плохо.
Хрюшев оценивающе посмотрел на него и произнёс:
- Поликлиника за углом.
По интонации было понятно, что по-соседски не получится. Дворник вздохнул, а про себя подумал: «Тут за ними метёшь, метёшь, а они… зажрались заразы. Ну, ничего – завтра я не выйду на работу, и посмотрим тогда…» Кого этим можно удивить в наше время? Никого, а тем более напугать.

Как-то Хрюшев вернулся домой раньше обычного. Подходя к своей квартире с табличкой: «Женщинам вход строго воспрещён!!!», обратил внимание, что всё нараспашку. Забеспокоился, ибо в квартире оставался ещё кухонный гарнитур, а у бывшей супруги имелся ключ. Она могла в отсутствие хозяина что-то взять себе на память из этого самого гарнитура, а то и вовсе присвоить его весь целиком. «Это уже статья» - подумал Хрюшев, и смело переступил порог своего жилища. Стоило ему это сделать, и до боли знакомый запах полез в нос. Да, это был дезодорант его бывшей. «Ну, всё… теперь её посадят» - злорадно усмехнулся про себя Хрюшев и, сменив семенящую походку на что-то двигающее бёдрами, проследовал прямиком на кухню. Она стояла спиной к окну, касаясь пятой точкой подоконника. Всё та же фигура, только блузка была с вызовом – вырез кричал на всех языках сразу. Хрюшев остался глух. Это был не человек, а опытный образец мужчины будущего.
- Ты? – Хрюшев краем глаза проверил наличие кухонного гарнитура.
- Не ждал? А я тебя вспоминала.
- Зачем?
- Ну, как же? Столько лет проспали рядом…
- Сожалею об этом, - оборвал Хрюшев свою бывшую.
- Что так? – та улыбнулась, демонстративно поправляя на себе блузку, мол, вот какая стала я.
- А вот так. Зачем пришла? Ну?
- Проведать.
- Я не больной.
- Как знать, как знать… А почему на тебе нет носков?
- Жарко, - ответил Хрюшев.
- Ну, конечно, на дворе ноябрь и дожди лупят во всю, а тебе жарко. А что за табличка на дверях?
- Это допрос? – Хрюшев нахохлился. – Без адвоката не произнесу ни единого слова.
- Ой, какими мы стали правильными!
- Я всегда был таким.
- Помню. Из-за этого мы с тобой и разошлись.
- Да? – Хрюшев сделал удивлённые глаза.
- А ты думал из-за чего? Ну-ка, колись!
- Что память вышибло? Из-за твоих амуров.
- Я попрошу без истерик. И потом я пришла сюда не за этим. Лёшик, ты сильный человек?
- А что?
- Нет, ты ответь.
- Я нормальный.
- Значит, ты меня поймёшь. Отдай нам квартиру?
- Кому это… нам? – глаза опять полезли у Хрюшева на лоб.
- Мне и Эдуарду.
- Так вот как зовут твоего продавца рассадой, - Хрюшев хохотнул. – Представляю, что за фамилия у него, если имя такое редкое. А может, у него её и нет?
- Есть.
- И как теперь ты звучишь?
- Тяпочкина.
- Поздравляю! – Хрюшев захлопал в ладоши.
- С этим потом. Так ты отдашь нам квартиру? А мы тебе за это оплатим на год вперёд проживание в гостинице.
- В гостинице?
- Ну, не совсем в гостинице, а в общежитии. Там весело и почти все ходят без носков круглый год. Тебе понравится, Лёшик.
- Ты дура! – Хрюшев развёл руки в сторону.
- Что за тон? И не смотри на меня как айсберг на «Титаник».
- Я тебя понял, а это мой ответ, - Хрюшев выставил перед собой средний палец на правой руке.
- Ты стал изучать язык жестов для глухонемых? И что это должно означать?
- Позади Москва – отступать некуда.
- Значит, нет? Ну, тогда оставайся.
- Что ж так быстро? А чаю?
- Дела.
- Ах да, я забыл – ты теперь у нас отвечаешь за рассаду.
- Какой же ты нехороший, Лёшик.
- Ага, ещё тот гад, - Хрюшева прорвало. – Ты мне жизнь сломала. Нет, я даже так скажу: покусала всего, а теперь пришла полюбоваться своей работой. И с этой женщиной я лежал в одной постели. Где были мои глаза?
- В заднице. Последний год мы спали валетом.
- Фу, и это говоришь ты? Иди вон…
При этих словах на пороге кухни нарисовался сосед, которому Хрюшев однажды составил компанию. Мужчина замялся:
- Братан, проходил мимо, а дверь распахнута.
- А, Вася… - бывшая супруга Хрюшева смерила соседа с ног до головы.
- Федей меня зовут… Федей.
- А какая разница, как? Вы тоже ходите без носков, Федя?
- Так, жарко, - тот облизнул губы.
- Понятно. Ладно, я пошла, а вы, братаны, следите за здоровьем.
Мужчины проводили её глазами. Сосед к Хрюшеву:
- Помешал?
- О чём ты? – Хрюшев уставился на соседа, думая про себя: «А его оказывается, Федей зовут…»
- О чём, о чём? О вечном. Так я могу её вернуть, а ты её того…
- Не понимаю.
- Ну, нет, так нет. А выпить хочешь?
- А повод?
- Так я это… женюсь.
- Зачем? – Хрюшев уставился на соседа.
- Чтобы всё было, как у людей, - тот улыбнулся.
- А у людей так? Не знал.
- Ну, что?
- Не хочется, - Хрюшев мотнул головой отрицательно. Как бы стряхивая с себя слова своей бывшей: «А я тебя вспоминала».
Сосед не унимался:
- Может всё же по маленькой?
- Нет, Федя. А ты иди, готовься к счастливой жизни и помни, что водка – это яд.
Как был прав Хрюшев, говоря это. Сосед так увлёкся отмечанием своего дня бракосочетания, что попал  в больницу с отравлением. Врачи долго бились за его жизнь, но ничего на этот раз у них не получилось. Когда Хрюшев узнал об этом печальном известии, он взял отпуск без содержания и махнул на озёра. Там, среди природы, его потянуло на философию. О чём? Обо всём и в первую очередь о женщинах. Хрюшев разделил всех их на хороших и плохих. Хорошими у него оказались замужние особи, а плохими все остальные. Выводы оказались неутешительными, и вот на этой волне Хрюшев решил завести себе собаку и с ней жить. Ну, те, кто из вас падок на всякую пошлятину, наверное, уже успели подумать, мол,  а вдруг пойдут у них мальчики и девочки с хвостами. Тьфу, на вас и три раза тьфу на такие мысли. Хрюшев с детства тянулся к животным. У него была даже морская свинка по фамилии Врунгель. Когда она состарилась, он сменял её на котёнка. Тут такое объяснение: не хотел присутствовать на её кончине. Котёнок попался так себе – гадил по всем углам. Маленький Лёшик чуть его не удавил. Хорошо, что мать пришла с работы пораньше и так накричала на сына, что Хрюшев на долго потерял тягу к животным.
И вот теперь, когда он остался один и Хрюшев предполагал, что это навсегда, ему захотелось прижать к себе маленький комочек с зубками и хвостиком. Он даже имя придумал своему будущему питомцу: Жорик. Увы, увы… Всё это пришлось отложить на потом, да и дела по его возвращении из отпуска навалились на него с такими желаниями, что Хрюшев выпал из реальностей, о чём будет изложено в продолжении.
 
                3. Индейцы в городе.

Итак, Хрюшев выпал из реальностей. Как? Да, очень просто и даже отпуск, который он брал без содержания, не помог ему. Одним словом, его психика не справилась с бытом. На работе тоже всё шло как-то боком – дела покусывали во все места подобно блохам, и Хрюшев так себя расчесал, что главный редактор, уважаемый человек в коридорах власти, забеспокоился за репутацию газеты. Ну, на его месте каждый так сделал бы, а тем более на носу были выборы в местный совет и, будучи человеком системы, главный редактор спал и видел себя уже у «кормушки», ибо людей его ранга рано или поздно подпускают к «народным деньгам». Иногда из-за этих самых снов приезжал на работу позже обычного. А вот сегодня он примчался ни свет не заря. Накричал на секретаршу в приёмной и потребовал к себе Хрюшева. Тот предстал перед ним, пахнущий утренней свежестью. А чем ещё он должен был пахнуть, если не курил и пить бросил, после трагического ухода соседа по лестничной клетке из жизни. Страх, знаете ли, иногда лечит лучше лекарств.
- Алексей Игнатьевич, это ваших рук публикация? – главный редактор ткнул пальцем в газету перед собой.
- О бабушке?
- Девственнице? – главный с интересом посмотрел на Хрюшева.
- Моя.
- И как она прошла вот сюда на эту полосу?
- Так вы сами дали – «добро», - Хрюшев удивлённо заморгал глазами.
- Я что был пьян?
- Не принюхивался.
- И что это у вас за манера подсовывать мне всякую ерунду, когда я весь такой усталый?
- Это не ерунда. Это правда.
- Допустим. Ответьте мне на один вопрос: «При чём здесь газета?» Чем можем мы помочь этой старухе?
- Бабушке, - поправил главного редактора Хрюшев.
- Какая разница? Сколько ей лет?
- Шестьдесят шесть.
- А вы пишите, что её никто ни разу… Откуда у вас такая уверенность?
- Она сама сказала мне об этом.
- Дорогой вы мой, и вы поверили?
- А почему бы нет? Я привык людям верить. И потом, это же какую надо иметь выдержку, чтобы утерпеть? Меня это поразило наповал.
- Меня тоже, но, голубчик, это не наши проблемы, что она так долго никого не зацепила. Наша задача - пропаганда здорового образа жизни. Так? А если так, то где в вашей публикации хоть малейший намёк на этот самый здоровый образ жизни? В шестьдесят шесть лет и ни разу… Непорядок. Президент двумя руками голосует за повышение рождаемости, а мы ему в пику - зовём совсем в другою сторону.  И кто мы после этого?  Вот, что сделаем с вами – дадим опровержение с фотографией бабули в кругу детей и внуков. Нравственность – это как полковое знамя, а мы это самое знамя топчем, выставляя напоказ её непорочность.
- Не получится, - Хрюшев вздохнул горестно.
- Почему?
- Нет больше бабушки.
- Не городите чепухи – неделю назад была, а сейчас тю-тю… Хотите меня разыграть?
- Так померла она.   
- От чего?
- От известности. После публикации стали поступать звонки в редакцию, и я уже хотел, было просить у вас «добро» на продолжение этой темы. У нас же читатели ещё те… Вот и заездили бабушку вопросами. Я-то по своей простоте все звонки ей и переадресовывал, а она возьми и…
- Вы с ума сошли, - главный редактор замахал на Хрюшева руками. – Нам теперь такое могут приписать. Родственники у усопшей есть?
- Одна, как перст.
- Какое счастье! Значит, отобьёмся. Так, срочно в номер под заголовком: «Скорбим,  помним, надеемся на скорую встречу», - главного понесло.
Хрюшев осторожно заметил:
- Так она того…
- Того, этого… Надо поднимать газете рейтинг, а то нас прикроют и окажемся с вами в подземном переходе.
- Я двумя руками за рейтинг, но о какой встрече вы говорите?
- А разве я что-то говорил? Кстати, сегодня какой месяц?
Хрюшев совсем растерявшись, ляпнул:
- Вторник.
- Я так и думал. Новый год на носу, а мы всё пишем и пишем о подготовке к посевной. Безобразие.
Хрюшев понял свою оплошность и тихонечко спросил:
- Значит, майские праздники отменяются?
- Майские? Ни в коем случае. А как же мы будем жить, если не споём на всю площадь: «Каховка, Каховка родная винтовка?»
- Горячая пуля лети, - подпел фальшиво Хрюшев.
- Вот-вот, Алексей Игнатьевич, рано нам ещё думать с вами о покое. Мы трибуна гласности и с этой дороги не свернём! Идите и работайте! Я в вас верю, товарищ! – главный вскочил с кресла, простерев перед собой руку, как бы указывая в какую именно сторону надо идти Хрюшеву.
Тот почему-то подумал о редакторе: «Интересно, он не состоит в родстве с Лениным? Прямо одно лицо, только с волосами на голове»
Уже покидая кабинет главного, услышал последние его слова пущенные вдогонку:
- Ищите темы, от которых бы стыла кровь у читателей!

Буквально через неделю Хрюшев переступил порог кабинета главного редактора, держа в руках новую публикацию. Тот восседал за своим столом гоголем. «Странно, а сегодня похож на Гитлера. Может прийти в другой раз?»  - мелькнула мысль в голове Хрюшева.
- Ко мне? – голос главного отрезал все пути к отступлению. – И что у вас там? Ну, не мнитесь… Давайте, давайте… Про что у нас здесь?
Хрюшев протянул листки со словами:
- Как просили, чтобы кровь стыла.
- Ну-ка, ну-ка… - главный упёрся взглядом в бумаги. – Что такое?
Хрюшев весь сжался. Голос главного редактора завибрировал:
- Маточки мои, да это же…
- Сенсация, - Хрюшев его интонацию понял по-своему и уже хотел расслабиться, мол, угадал-таки тему.
- Да нас за эту вашу сенсацию  в два счёта расстреляют, Алексей Игнатьевич.  Где вы это накопали?
- У меня надёжные источники, - Хрюшев заморгал глазами. - Что-то не так?
- Всё не так, - главный оторвался от  рукописи. – Вы поставьте себя на место его родителей. Это же какой резонанс? Мать – главный гинеколог области. Отец – заместитель губернатора области, а сын рядовой труженик системы образования с наклонностями педофила. Это как понимать? 
- Но факты…
- Да засуньте их себе в… Вы, что ничего не поняли? Нас же с вами четвертуют, если всё это  появится в газете. А вот здесь вы пишите, что  депутат городского совета… Этот как оказался в его компании? Нет, это публиковать нельзя.
Хрюшев сказал:
- Надо шагать в ногу со временем.
- Согласен, только не в сторону Колымы.   Его же папаша нас отправит туда, не моргнув глазом,  а мамаша даст такую справку, что нас ещё на этапе так с вами «распечатают», что будем откликаться только на женские имена всю оставшуюся жизнь.  Вы этого хотите?
- Руки коротки. Прокуратура уже завела уголовное дело.
Пауза. Такая хорошая пауза – мясистая, после которой главный редактор уже заговорил другим тоном. Хрюшев был готов ради этого момента отдать несколько лет своей жизни, только бы его начальник оставался подольше в этом образе.
- Что же вы мне сразу про это не сказали? Это совсем другая радуга получается. Так, и что мы имеем? – главный снова взял листки в руки. – Очень хорошо! Как вы лихо подковырнули: и про страну, и про… Нет, ну тут можно обойтись без этих параллелей, а то вдруг не подтвердится. Нам с вами ещё жить и работать в этой стране.
- Уже подтвердилось, - Хрюшев вздохнул. – Из столицы едет мировой судья.
- Да? Ну, тогда срочно в номер. Там сидят не дураки, - главный ткнул пальцем в потолок, - заметят и оценят нас с вами, а это, голубчик и повышение, и …
- Отдельная камера, - улыбнулся Хрюшев.
- Ну, и шуточки у вас, Алексей Игнатьевич. Мы на пороге новых выборов и кто его знает, как судьба распорядится всем этим, - главный кивнул на рукопись.
- А давайте и про мэра пару абзацев втиснем, мол, так и так…
- Конечно, можно, но он же наш кормилец, и мы служим ему не за страх, а за зарплату.
- Я думал, что мы с вами служим народу.
- Мэр тоже народ. Кстати, когда мировой-то приезжает из столицы?
- На днях.
Главный редактор поднялся из-за стола, отдавая рукопись Хрюшеву со словами:
- Одобряю. В печать. 

Ну, эта история с местным педофилом быстро была замята, хотя «головы полетели» у некоторых чиновников. Нет, верхушки власти это не коснулось. Эти же неприкасаемые и им всё дозволенно, хотя нити тянулись далеко наверх. Хрюшев не стал раздувать  эту тему, да и главный как-то поутих и уже не требовал материала, от которого стыла бы кровь у читателей. Видно, нашлись люди и указали ему на его место. Мировой судья уехал. Страна большая и надо всюду поспеть – навести порядок, а он один на всех нас такой правильный и неподкупный.
Он-то уехал, а на Хрюшева напала апатия. Такое случалось и раньше с ним, но тогда его никто не замечал. Теперь  же после ряда громких публикаций каждый норовил бросить в его сторону камешек или что-то поувесистее. Он даже не пытался уклоняться, так ему всё это обрыло. Если бы не его желудок, каждое утро требовавший от него крошку хлеба, Хрюшев, наверное, подобно медведю залёг в спячку. Ну, а что? Лежишь себе, сосёшь клешню и не надо платить за коммунальные услуги, толкаться в общественном  транспорте, выслушивать всякую дурь в свой адрес от главного редактора. Это же не жизнь, а мечта. Помечтаешь тут, когда страна вся как на вулкане. Как тут заляжешь в спячку? И потом Хрюшев знал, что его завтрак, обед и ужин, я уже не говорю о полднике, напрямую зависят от его работоспособности. Замечу, что он на неё никогда не жаловался. Вот главный имел дурную привычку цепляться: и это ему не так, и это ему не то… Конечно, после публикации о педофилах, «авторитет» Хрюшева приподнялся на цыпочках. Коллеги по перу с завистью рассматривали его фигуру с выпуклым животиком. Это его нисколько не портило, и вообще к наличию его он относился с пониманием, ибо этот самый животик был неотъемлемой частью его профессии. Да и возраст располагал к такой конфигурации тела и даже придавал Хрюшеву некоторую солидность. Мужчина с животиком заслуживает большего доверия, чем какой-то там студентик в области желудка перетянутый скотчем. И потом были случаи, когда Хрюшеву дети и женщины в общественном транспорте уступали место. Он, конечно, иронизировал по этому поводу, мол, что я так плохо выгляжу? Ну, когда уж совсем надоедали, просто втягивал живот. Это он проделывал часто, а особенно когда попадал в среду молоденьких особ. Хрюшеву казалось, что он так больше гармонирует с окружающей природой. И знаете, гармонировал.
Как-то к нему привязалась одна пучеглазенькая. Такая сухонькая, с волосёнками до плеч, в джинсах, с бусинами какими-то в ушах. Он сразу и не разобрал, что ей от него надо, а когда понял, хотел обматериться. Конечно, до этого не дошло, да и профессия не та, чтобы вот так просто запустить в незнакомого человека, даже если этот человек женского пола, пару фраз замешанных на фривольности. И потом, эта пигалица ему в дочери годилась, а Хрюшев ещё тот борец за нравственность. «Как только у неё язык повернулся? Где воспитание? Куда смотрят родители?» - все эти вопросы оккупировали мозг Хрюшева. Пришлось взять себя в руки и прочитать незнакомке лекцию о сексе. Он ей про Фому, а она глазами лупит, губёшками знаки всякие делает и вся подрагивает. Ну, вылитый мобильный телефон с вибратором, только женского пола. Хрюшев ещё про себя подумал, что такие беременеют без осечки. Почему? Так что-то должно у таких страшненьких получаться на «отлично»?
После лекции дал ей ещё три минуты прийти в себя, а потом, удостоверившись, что интерес к его особе исчерпан, с лёгким сердцем направился прочь. Отойдя метра на три, оглянулся. Оба-на! Эта пигалица уже клеит другого мужика, а у того глаза слезятся от умиления, губы облизывает, а пальцами рук воздух на ощупь пробует вокруг себя. Ну, прямо Ромео, только в возрасте. Хрюшев постоял с минуту, взвесил все шансы обоих и подумал про себя: «А может так и надо? Ну, где она ещё со своими кривоватыми ногами наступит на хвост убегающего счастья?»
Вообще, подрастающее поколение удивляло Хрюшева постоянно. Однажды он сделал вылазку на набережную. Конечно, это сказано громко, ибо от реки осталось только русло с грязной жижицей, да пляж, куда по привычке приходят загорать горожане. Странные они какие-то - воды нет, а они всё ходят и ходят. Придут, разденутся и ждут, уставившись на солнце. Правильно врачи говорят, что хуже нет вредных привычек. Затягивает. Вот и они на это подсели.
Ну, так вот выбрался Хрюшев за новой темой на набережную. Вечерело. Шел себе, не привлекая внимания,  и вдруг кто-то сзади его окликнул:
- Мужчина, сигареткой не богаты?
Оглянулся. Стоит малолетка. Ну, стоит и ладно, так ей хочется не просто стоять, а чтобы обязательно с сигареткой. Ну, и кто она после этого? Хрюшев забыл про свой возраст и полез в дискуссию:
- А не рано тебе?
- Мужчина, я уже два раза беременная. Не верите?
- Верю и даже могу сказать,  в каких классах это произошло.
- Экстрасенс что ли?
- Бери выше.
- Ну, тогда этот, которого на кресте распяли?
Хрюшев хохотнул:
- Точно, Джордано Бруно!
- Репер, что ли?
- Ага, двоюродный брат Тимоти, - Хрюшева начинало колбасить.
- Заливаешь, - у малолетки жвачка изо рта выпала и она перешла на «ты».
- Заливают цемент, а я зажигаю.
- Круто! А что-нибудь изобразить?
- Легко, только сначала надо «привести планету в порядок».
- Зачем?
- Я же говорю: надо. А хочешь, я тебе погадаю? – Хрюшев взял маленькую ладошку в свои пальцы. – Ого!
- Что?
- Пустота.
- Как?
- Нет судьбы у тебя.
- Да, ладно.
- Сама посмотри. Вот тут должна быть линия жизни. Нет её. Да, не повезло…
Малолетка вырвала свою ладонь из руки Хрюшева. Поднесла её к глазам. И тут к ним подошла детина.  Хрюшев сразу определил его принадлежность к «панкам».
- Чё, за дела, отец? На хрена ты Селёдку руками трогаешь?
- А, Рыхлый олень, - Хрюшев на ходу придумал детине прозвище. – Как племя? Как поживает наш общий друг Виннету? Что-то ты сегодня выглядишь не важно. Неужели бледнолицые братья всё же не утерпели и наступили тебе на мозоль? Прими мои соболезнования. А это значит, твоя скво? Ты бы её поберёг. Вон сколько чужих глаз повсюду, да и времена нынче не те, что были когда-то. Кстати, охота в этом году будет трудной. Опять вышла из печати «Красная книга». Не читал? Ах да, тебе неведом язык истины. Ну, тут совет один: «Учиться, учиться и учиться». Это сказал Ленин. Был такой вождь - всем вождям вождь. Нынче таких уже нет. А почему ты невесел? С этим надо завязывать. Врачи рекомендуют занятия йогой. Ну, на худой конец встань в ряды борцов за здоровый образ жизни. Трубку мира подари врагу и туда же отправь огненную воду. Тебе от этого только лучше станет. И молись, чтобы все экзамены для тебя прошли в этом году без осложнений.
- Ненормальный, - детина взял за руку малолетку и потащил в сторону. – Сектант, мать твою!
Хрюшев, как ни в чём не бывало, продолжил свой путь, дивясь такому разнообразию лиц вокруг себя. Одна группа молодых людей его заинтересовала. Так-то, ничего особенного: и лица все выкроенные по одной выкройке, и экипированы по одним эскизам, но что-то всё же его зацепило. Подошёл. Компания его проигнорировала, если не считать одного конопатого паренька. Этот был какой-то не такой. Наверное, оттого, что из его ушей не торчали провода, и он не мотал головой, как остальные, а просто стоял и рассматривал людей. Хрюшев к нему с вопросом:
- Откуда такие?
- Какие? – переспросил его паренёк.
- Ну, такие, - и Хрюшев изобразил, как вся эта компания мотает головами, активно работая челюстями.
- Здешние.
- Я так и подумал. А почему они головами трясут?
- Медитируют.
- Что ты говоришь? А сам что же не с ними?
- Как не с ними? Вот сейчас вернутся в реалии, поведу их через дорогу.
- Так ты поводырь, получаешься?
- Вроде того.
- По собственной инициативе или заставили?
- Кто-то же должен это делать. Вот я и делаю.
- А не скучно: быть при них?
- Привык.
- Значит, ты живёшь по привычке. Ну, с ними понятно – они всю жизнь так и протянут в своей медитации… А ты?
- Я? Пока не решил. Хотелось, конечно, рвануть на край земли… А как с ними рванёшь? Сейчас насладятся громкостью ритмов, и надо будет вести к киоску за мороженым.
- А ты попробуй оставить их одних… Вдруг сами сориентируются?
- А если не получится? Начнут претензии предъявлять… Мне ещё здесь жить.
- Не завидная у тебя доля: быть непонятно кем при них.
Окинув на прощание компанию взглядом, Хрюшев пошёл прочь. Мысли следовали следом, и получалось так, что всё это, блуждающее по набережной в кричащих футболках, с раскрашенными вихрами и было будущее страны. «Да, если всё так и есть, то не за горами то время, когда авантюристы с Дикого Запада придут и завоюют всю эту пародию на коренное население Америки. Интересно, хоть кто-нибудь из них попытается отбиться?
Ближе к вечеру на набережную высыпали представители племён постарше. Ну, у этих всё было ещё проще: бутылка пива, а лучше две и вид такой, что именно они в сорок пятом брали рейхстаг. Как часто бывает обманчиво первое впечатление. Конечно, никто из них ничего и никогда не брал, а тем более рейхстаг. Кишка тонка. С такими внутренностями самое место стоять на коленях. Рядиться в «индейцев» куда проще, чем думать о завтрашнем дне страны. Хрюшеву стало тревожно. Он думал о том, что повзрослевшим «индейцам» уже завтра потребуются поводыри. А где их взять на всех? Вобрав голову в плечи, провожаемый светом фонарей он уходил с набережной с тяжёлым камнем на сердце. И всё то, что раньше просто присутствовало в этой жизни с ним рядом, теперь в уродливых формах фланировало по набережной, любуясь пересохшим руслом реки. Из шатров-закусочных раздавалась музыка. Нет, не наша. Да и откуда взяться нашей, если мы, как заводные игрушки хотим понравиться Западу, копируем их, чтобы те обратили на нас внимание, а поэтому поём с ошибками их песни, напрочь забыв про свой язык, про свою музыку. И до сих пор ни у кого ничего не шевельнулось внутри. А может, там уже и ничего нет?

                4. Ах, вы грабли, мои грабли!
               
Как вы думаете, что помогает нам возвращаться в реалии? Давайте загибать пальцы. Работа? Пожалуй, хотя в случае с Хрюшевым не всё так получилось гладко. Может издержки его профессии? Может. Друзья? Эх, вашими устами, да крикнуть на все четыре стороны: «Где вы все «однополчане»? Ау-у!» Вот-вот, при рыночных отношениях друг не тот, кто друг, а тот, кто тебе не враг. Если плясать и дальше от Хрюшева, так ему в этом плане крупно повезло. Судите сами, никто из его как бы друзей и не знал, что он расстался со своей пассией. Что это: недоверие к ним или скрытность? Если недоверие, то о каких друзьях может идти речь? Ну, скрытность вообще рассматривать не будем, ибо это качество не приветствуется людьми. Так что же тогда мы имеем? Правильно: скромность. И действительно, стал бы Хрюшев на всех углах афишировать свою свободу? Ему это надо? Соседи и те, помолотив языками, быстро успокоились – они тоже люди и им долго на какой-то одной теме нельзя засиживаться, а то не догонят потом жизнь. Вот и получается, что ни работа, ни друзья, а тем более соседи не смогли стать для Хрюшевым палочкой-выручалочкой в его трудной борьбе за себя.
Кстати, табличку на счёт женщин со своей двери он снял. Снять-то снял, но выбрасывать не стал, а пока приладил над входом в туалет. И теперь подходя к заветной кабиночке, мог видеть вот  это: «Женщинам вход строго воспрещён!!!»  Хотел бы я видеть ту, которая отважилась бы переступить порог этого санузла. Почему я так говорю об этом? Ну, если одинокий мужчина всех женщина разделил про себя на замужних и «пробок», то понимаете, насколько он ушёл в сторону от решения насущных проблем, в том числе и своих личных.
Давайте разбираться. Итак, что собой представляет мужчина, который добровольно  стал себя готовить на пострижение в монахи? Ну, образно конечно. Казалось бы, подумаешь, жена ушла к торговцу рассадой. Что теперь из-за этого отказаться от завтрака и обеда? Вот, Хрюшев не отказался, а поэтому каждое утро начинал с чашечки чая. Сядет, нальёт себе и смотрит на этот чай. Тот остынет порядком, а он в себя его хлоп, поморщится, мол, опять холодный. Так бы прикрикнул, если бы было на кого и стало легче на сердце. А на кого теперь кричать? На себя не будешь. Да и смысл, какой в этом крике? Вот поэтому всё мирно, без скандала. Прямо идиллия, а не семья. Жаль, что семьёй всё же одиночество не обзовёшь.
 И задумался Хрюшев на предмет построения семьи на том фундаменте, который ему достался от прежней жизни. Для начала дал себе слово не разбивать чужих семей. Если дал слово, надо его держать. А что это получается? Не совсем хорошо получается. Если следовать логике Хрюшева, будущая жена будет из числа «пробок». Его такая перспектива не устраивала, и он решил в свою пользу подкорректировать кое-что. Решил и сделал, и теперь один раз в месяц в первый понедельник он мог, если ветер дул в его сторону заглядываться на замужних женщин. Конечно, шанс был невелик, и всё же это вселяло в него надежду, что будущее будет не таким мрачным.
Хрюшев любил детей. Этого он не скрывал, а поэтому готов был взять женщину с ребёнком. Вот тут надо заметить, что одиноких с детьми в нашей стране пруд пруди. Сложность была только в том, что иногда бывшие мужья этих самых одиноких напрашивались в гости и если их принимали с распростёртыми объятиями, они почему-то уже не хотели уходить. Хрюшев об этом не знал и как истинный джентльмен попал на всё это вполне реально. Кто была она? Ну, в двух словах не скажешь, ибо числилась не погодам в списке крупненьких. Хрюшев даже заподозрил, что она ждёт второго ребёнка. Нет, не от него. У них с Хрюшевым вообще были странные отношения: он к ней с поцелуем, а у неё голова болит, а то и вовсе критические дни раскопает и размахивает перед его лицом. Раздосадованный Лёшик как-то сел и подсчитал, что за последний месяц у его избранницы они случались через день. Так бы он давно послал бы всё это, но её сынишка с таким чудным именем Егорушка в Хрюшеве души не чаял. Как увидит его и сразу ручонки к нему тянет и улыбается сорванец. Ну, прямо слеза прошибала мужика от такой симпатии.
И как-то пришёл отец ребёнка. Замечу, что вменяемый мужчина. Принёс погремушку такую махонькую и бутылку водки. Хрюшев на правах хозяина квартиры стол накрыл скатертью, рюмки поставил и сел, мол, на этом всё. Мужчина хмыкнул, зубами бутылку раскупорил и прямо её до половины из горла в себя влил. Хрюшев подумал про себя: «Не интеллигентно как-то». Завязался разговор, и выяснилось, что гостю негде жить. Нет, если бы он пил, как все, то вопрос с ночлегом решили бы не выходя из квартиры, но тут… Но тут вмешалась новая пассия Хрюшева – повела бюстом, поворковала и всё встало на свои места.
Ночь распорядилась так: Хрюшев, хоть и сопротивлялся, оказался в одиночестве на кухне, в обнимку с газовой плитой. Гость, кстати, допил водку и свалился там, где пил – в зале. Ну, его бывшая в спальне с Егорушкой. Казалось бы, все фигуры в шахматах на своих клетках, так нет, среди ночи Хрюшеву послышалась какая-то возня. Встал и в зал, а там… Гармония полная: голубки друг на друге и трудно понять, кто есть кто. Вот тут Хрюшева прорвало, и он как подхватил обоих, что сам от себя не ожидал, что сможет справиться. В чём были, в том и спустил обоих с лестницы. Кстати, «голубку» катил, ибо берёг здоровье и тяжести старался на себе не таскать. Утром пришли за Егорушкой. Глаза прячут, переминаются с ноги на ногу. Ну, Хрюшев отходчивый - таких ещё поискать, а поэтому ребёнка отдал без истерики и вдогонку пожелал любви и счастья.
Неделю осмысливал урок, подброшенный жизнью, и пришёл к выводу, что лучше брать себе жену без детей. Тут трудно было  спорить с Хрюшевым, да и когда одинокий мужчина на что-то подобное решается, лучше ему не перечить. И стал наш герой присматриваться к своему окружению. Женщин без детей рядом не наблюдалось. Точнее они были, но уж слишком молоденькие. Хрюшев несколько раз проигрывал ситуацию с подобным контингентом. Во-первых, настораживала реакция соседей. То, что она могла быть не в его пользу, он уяснил сразу, поскольку этим сторожам нравственности рот ладошкой не накроешь – искусают до крови. Во-вторых, он работал в газете и наверняка кто-нибудь из коллег дознался бы про этот неравный брак, и тогда ему было бы обеспечено место в одной из публикаций на тему… Собственно, на это он не мог согласиться, ибо семья, как он усвоил для себя, закрытая территория и если кто-то пожелал бы туда ступить, Хрюшев самолично порвал бы его на куски. Как? Зубками, зубками. И, в-третьих, а что скажет мама? Ну, для порядка пригрозит скорой своей смертью. Если это не сработает, то начнёт кричать на весь подъезд такое, что придётся её усыпить. К этому Хрюшев был не готов. Взвесив всё это и не один раз, он решил ждать.
Кстати, для обременённых одиночеством скажу так, что лучше этим заниматься вдали от всех и в первую очередь от женщин. Хрюшев это проигнорировал и уже через неделю перед ним стоял такой симпатичный бутончик, заглядывая к нему в рот. Не верите? Ну, значит, вы редко посещаете стоматолога. Вот Хрюшев знал цену своему рту и поэтому один раз в год уговаривал себя сесть в кресло зубного врача. На этот раз его осматривало миловидное чудо с таким чудесным носиком, что в какой-то момент ему показалось: она видит его насквозь. Ещё этот вырез на халате, откуда что-то дышало ему прямо в подбородок. Приплюсуйте сюда кресло, где он не сидел, а лежал. Хрюшев забалдел. Врач подумала, что у него обморок и сунула под нос нашатырный спирт. Мозги просветлели. Спросила:
- Вам плохо?
- Мне хорошо.
- Не обманываете?
- Я с детства говорю только правду, - произнёс Хрюшев и тут же подумал: «Зачем я ей соврал?»
- Таких не бывает, - говорит женщина и начинает не спеша излагать свою историю.
Хрюшев сидит, рот открыт, а она говорит и говорит - сама железками в зубах гремит.
Надо заметить: занимательная история и что характерно не такая и редкая для нашего времени. Так вот, жила себе на белом свете девочка. Было ей всего-то лет девять. И вот однажды, когда мама нарядила её в коротенькое платьице, группа семнадцатилетних выродков затащила её в подвал и сделали с ней нехорошее дело. Девочка напугалась, наревелась, но маме ничего не сказала.
Прошло десять лет. Девочка превратилась в девушку: волосы до плеч, на лице макияж, ну и ноги от зубов. Видно от папы, который, наградив семью ещё двойней девчушек, взял и скрылся в неизвестном направлении. Ну, не гад? Ещё какой! Да таких за одно место надо подвешивать на городских площадях. Надо-то надо… А вот где тогда демонстрации проводить? Наверное, поэтому в отношении всех их никакого пока решения и нет до сих пор.
Ну, так вот стукнуло старшенькой девятнадцать, и полезли из её головушки фантазии. Она и так и эдак, а они лезут и всё тут. Подумала и решила признаться в любви тому, кто ей глянется. Конечно, натряслась так, что чуть не уписалась, но всё же сказала, что хотела. Её избранник был ещё слишком молод, а поэтому рассудил так, мол, сделаю своё дело и в армию, а там, куда кривая выведет. Сделал и в армию. Эх, молодёжь… Забеременела его девушка. Эту деталь на теле долго прятать никому ещё не удавалось. Такой рюкзачок в себя не втянешь. Мать её, кстати, медработник, когда всё распознала, руками всплеснула и говорит:
- Дура, ты дура… И в кого ты такая?
- В тебя, - ответила дочка и заплакала.
А потом было так: родили, молодая мама пошла, доучиваться на стоматолога. Хлопчик после армии куда-то слинял. Ну, его понять можно – не нагулялся стервец. Пыталась несколько раз личную жизнь наладить, но мужчины приходили, ласкали и уходили. Она так привыкла к их обещаниям, что, в конце концов, махнула на всё рукой, мол, не пропаду, и стала себе жить дальше.
Хрюшева история взволновала. Он даже несколько раз ойкнул. Уже через какое-то время опять записался к этому врачу на приём. Пришёл с цветами и с порога рухнул на колени. Не поверила и в придачу отхлестала букетом. Обидно - столько денег потратил, и только для того, чтобы получить по морде. «Вот где справедливость?» - сам себе задавал Хрюшев вопрос. А действительно где? Сначала вырезом дышала в подбородок, потом рассказала свою биографию. И вообще, что это за обращение с пациентом?
Когда у Хрюшева опять заболел зуб, он уже к ней не пошёл. Не пошёл и всё тут – положил на неё томик Лермонтова. Как? А вот так: взял плоскогубцы, протёр их одеколоном и сам себе вырвал зуб. Кровищи натекло страсть. Хорошо, что половая тряпка оказалась под рукой, а то в точности соседей залил бы. Слава Богу, обошлось!
С того момента минуло где-то месяцев семь или даже восемь.  Хрюшев всё это время работал над своим телом – уменьшал валик в области живота. Этим он занимался после работы, а на самой работе «валял дурака». Не подумайте ничего плохого. Это так говорится: когда человек ничего не делает, но при этом продолжает получать зарплату. Конечно, зарплата у Хрюшева была маленькая – едва хватало на коммунальные платежи, да на пару пакетиков крупы или лапши. Если бы не его мать, его давно бы ветром качало. Иногда, ему удавалось перехватить пару шабашек, и тогда он позволял себе кусочек мяса с горчичкой. Сами понимаете, что при таком меню желания отодвигаются на потом. Одним словом, пошла жизнь, как у тибетских монахов: что ни день, то новое познание самого себя.
Вот на этой волне его и потащило к гороскопам. Так бы, как раньше обратился бы к внештатному астрологу газеты, и все вопросы разрешились, но после ряда сокращений, предсказатель перестал захаживать на прежнее место работы. Пришлось самому всё вычитывать и сопоставлять. Хрюшеву и в голову раньше не могло прийти,  как это сложно найти себе пару, с учётом знаков Зодиака. Он за всем этим как-то отмёл в сторону то, что в этих самых гороскопах возможны, к примеру, опечатки или просто проказы самих астрологов. А почему бы и нет? Все мы под одним Богом ходим и ничто человеческое нам не чуждо, а значит, имеем право, чтобы пошутить. А раз так, то этим могут заниматься и предсказатели. Если что и  вскроется, то попробуй докажи, да и таким весельчакам в рот пальцы не клади – сосать начнут.
Когда Хрюшев кое-что почитал, а потом по сторонам порыскал, то оказалось, что нужных женщин с подходящими знаками Зодиака и нет вокруг него. Он забил тревогу и от отчаянья чуть не отбил жену  у соседа снизу. Хорошо, что вовремя сказал себе: «Нет!» Вот сказал и сейчас ходит со своими зубами и не пользуется клеем для протезов «Корега». Замечу, что муторное это дело с протезами-то: намажешь, прижмёшь, а потом ходишь и ждёшь, когда челюсти выпрыгнут из тебя наружу.
Ну, так вот, когда отчаянье отступило на полшага и залезло в нагрудный карман пиджака, Хрюшев задумался, взвешивая своё никчёмное будущее на чашах весов настоящего. Получалось так, что надо выезжать за этим самым будущим из страны. Опять проблема. Куда? В Европу? Там своих женихов палкой гоняют, а тут ещё один припрётся. И потом там легко можно нарваться на соотечественницу. Спрашивается: «Стоило тратить деньги, чтобы на всю жизнь связать себя с вологодским выговором?» Конечно, можно рвануть на юга, но там такая конкуренция. Вон русские женщины просекли это и ломятся туда пачками: к нефти, к теплу, к сексу.
И вот тогда решил Хрюшев ткнуть в карту наугад и ткнул. И что вы думаете? Попал в самое то – в Китай. Вздохнул, прослезился и стал паковать чемоданы. Сам пакует, а ноги подкашиваются. Переживает чёртушка. А как без этого, если в Китае мужчин на сорок миллионов больше чем женщин? Хрюшев и так прикидывал и эдак, и на калькуляторе пальцами выстукивал. Нет шансов и всё тут, хоть чемоданы распаковывай и живи наперекор судьбе. Тогда для чего он всё же в карту тыкал и почему попал именно в Китай?
Ну, над этой загадкой решил разобраться на месте. В газете ему пошли навстречу, содрав при этом с него обещание по приезду оттуда сварганить большущую статью о нравах китайского народа. Хрюшев кивнул, мол, всё что хотите. У него было предчувствие, что все эти лица он видит в последний раз, а поэтому мог пообещать что угодно. Да хоть вывезти мумию самого Маодзе дуна. Конечно, в слух он ничего этого не сказал. И правильно, а то его в один миг спеленали и заключили бы под домашний арест без права переписки.
И вот настал день отъезда. Хрюшев с двумя чемоданами, весь такой причёсанный, в лёгких белоснежных брюках, в тенниске цвета морской волны нарисовался на пороге подъезда и тут… Вот именно, непонятно откуда вывернулось такое махонькое существо: чуть выше его живота, улыбчивое, с узкими глазами, щёки, как у бобра и представьте себе босиком. Хрюшев оторопел. Ну, с глазами понятно – Русь под монголо-татарами более трёхсот лет ворочалась. И со щеками догадаться легко – аппетит отменный. А вот почему босиком? Хрюшев с места полез знакомиться. Что за чёрт? Это создание с ним лопочет на непонятном языке и так гладенько, что хоть сейчас расписывайся в зачётке. Хрюшев от такой экзотики в лице изменился – порозовел, как годовалый поросёнок. Ещё вдобавок ко всему стал глазами моргать. Ну, вылитый Пятачок из мультика про Вини Пуха. Стоит, живот втянул, боится вдохнуть и выдохнуть, а эта узкоглазенькая лопочет и лопочет и всё тянет его в подъезд с улицы и тянет. Хрюшев оценил свои физические возможности, и смело шагнул за незнакомкой. Та стрелой наверх. Так и дотащила Хрюшева до его квартиры. Пришлось показать ей комнаты, кухню, ванную. Иностранка  визжала от восторга. Чтобы не показаться не благодарной, при Хрюшеве залезал под душ. Тот стоял и рассматривал её в деталях. Понять ничего не понимал, но ему было интересно. Когда всё так, какой к чёрту Китай?
Вы, наверное, сейчас подумали, что, наконец-то, мужику улыбнулось счастье. Угу, два раза и оба во весь рот. Уже через час его квартиру нельзя было узнать. Во-первых, эта маленькая щебетунья позвонила кому-то, и понаехало столько её сородичей, что у Хрюшева чуть не случился удар. Во-вторых, каждый из них был не с пустыми руками – огромные сумки. Хрюшев подумал, что это приданное и с добрым сердцем выделил под всю эту поклажу целую комнату. В-третьих, увидев газовую плиту, приезжие тут же достали рыбу и стали её жарить. Провоняли не только квартиру, но и весь подъезд. Встревоженные соседи вызвали МЧС. Те прибыли ближе к ночи, когда всё уже проветрилось, и сон укладывался в головах людей. Выматерившись на весь двор, МЧС убрался. Хрюшеву опять повезло – ему досталась кухня, заляпанная газовая плита и целая гора грязной посуды. Часа три он скоблил всё это и только после этого пошёл проведать своих гостей. Все спали, кроме той, что была со щеками, как у бобра. Какой-то «родственник» мял её в дальнем углу на полу и она постанывала тихо-тихо. Хрюшев, чтобы не усложнять международные отношения, решил им не мешать, а потом она ему ничего ещё конкретного не сказал на счёт себя. Раз так, то зачем устраивать скандал?
Прожили они у Хрюшева недели две. Всё это время он был как бы в отпуске, только с той разницей, что ни в какой Китай он не полетел. Собственно, зачем ему этот Китай, если у него он был в полном сборе дома? Хрюшев теперь знал, что это вьетнамцы, но про себя всё же называл их китайцами. В один из вечеров его вдруг проняло и он запел «Каховку». Его дослушали до конца, а потом всем хором на своём языке затянули про своё. Хрюшев решил, что это они поют про Щорса, который наверняка тоже был у них, когда они боролись за свою независимость.
Когда вьетнамцы съехали, стало дышать легче. Хрюшев решил не откладывая написать книгу про всё это и с этим появился в редакции газеты. Коллеги поздравляли его с возвращением, а главный редактор, как только его увидел на пороге своего кабинета, рявкнул:
- Должок!
Хрюшев от неожиданности присел со словами:
- Какой?
- А впечатления о Китае? – напомнил ему главный.
Хрюшев попробовал ему объяснить, что Китай накрылся медным тазом и что есть другая тема, но тот был неумолим.
- Как писать о том, где я не был? – выдал Хрюшев, набрав в лёгкие воздуху.
- Как? Так вы нас обманули?
- Ну, не получилось.
- А зачем мы вам тогда пошли навстречу с отпуском вне очереди?
- А я знаю? Но зато теперь я о быте вьетнамцев могу написать почти всё. Они у меня жили две недели.
- Не у вас одного, - главный редактор как-то сразу поник. – У меня тоже столовались… Саранча! Все запасы подъели! Провоняли весь дом! Соседи жалобу написали… Жена не вытерпела, ушла…от меня. Вот.
- Круто! Так давайте и про это напишем?
- Сейчас! Чтобы все узнали, какие мы недалёкие?
- В смысле? – Хрюшев уставился на главного редактора.
- Что дураки! Теперь ясно?
- Не совсем.
- Вот видите, Алексей Игнатьевич, почему не вы, а я сижу в этом кресле?
- Почему?
- По кочану! Идите, и работайте, любезнейший – отрабатывайте доверие коллектива. И  чтобы о Китае статься была! Я с вас не слезу!
- Хорошо.
- И без ваших домыслов, а то накличете международный конфликт на нашу голову.
- Так, может лучше не писать вообще?
- Вы ещё здесь? – главный редактор повысил голос.
Хрюшев пулей вылетел из кабинета. Постоял, почесал затылок, думая над тем, с чего начать. И вдруг ему почудилось, как в одном из кабинетов по коридору кто-то пытается нащупать до боли знакомый мотив. Сам собой мозг зашуршал и Хрюшев запел в полголоса: «Ах, вы грабли, мои грабли…» Конечно, в той народной песне пелось про сени, но какая разница про что, когда всё и без того полосато.

                5. Голосуй, не голосуй…

Жизнь не стоит на месте. Я под этим готов подписаться двумя руками и даже обеими ногами. Кстати, Хрюшев это сделал ещё кое-чем. Случилось такое на второй секунде после его появления на свет. Давно это было. Если бы не его мать, то эта подробность так и осталась бы где-то там. Женщина она в здравом уме, а поэтому то и дело пересказывала эту историю. О чём? Так, о том, как её Лёшик  оставил свой автограф акушеру, написав на него. «Ну, и правильно, - рассуждал Алексей Игнатьевич. – Не надо было меня по заднице шлёпать. Что я мяч волейбольный?»
Теперь сама жизнь «шлёпала» Хрюшева и не только по заднице. Он так к этому привык, что не обращал внимания на эту шероховатость в своём быту. Иногда только что-то смутное подступало откуда-то изнутри, и его силу воли непонятная сила начинала расшатывать. В такие моменты Хрюшев мог запросто «оставить свой автограф» и при этом никого не стесняясь. Ну, а что бы ему за это могли сделать все остальные, ну которые считают себя самыми правильными среди нас? Ничего. Особенно, эту потребность он испытывал, когда к себе его вызывал главный редактор газеты.
Вот и тогда, когда он предстал перед глазами своего работодателя, ему захотелось писануть. Прошу прощения за такую откровенность. Не успел он переступить порог кабинета начальника, как тот залился подобно цепному псу:
- Ну, Алексей Игнатьевич, как настроение? – голос главного рвался укусить Хрюшева за пупок.
Тот насторожился, ибо по своему опыту уже знал, что ничего хорошего от этого можно не ждать.
- А какое событие всех нас ждёт в ближайшее время? А? – главный явно хотел что-то от своего подчинённого.
- Какое? – мысли Хрюшева закопошились.
- Это я, вас спрашиваю: какое?
- День зарплаты.
- Не угадали, милейший, - главный улыбнулся, но в глазах уже промелькнули первые грустинки. – Даю вторую попытку. И так?
- Ну, тогда выходной.
- Уже теплее. А если ещё поднапрячься?
«У, гад, устроил викторину, - помрачнел Хрюшев. – Опять что-то задумал пакостное».
Главный передёрнул плечами от нетерпения и выдал:
- Вот смотрю я на вас, Алексей Игнатьевич, и удивляюсь. Ну, где ваша интуиция, в конце концов начитанность?
Хрюшев от этих с лов весь подался вперёд и спросил:
- Неужели меня ждёт продвижение по службе?
- Уже не ждёт, - сказал, как отрезал главный редактор и тут же последовал вопрос: - Вы газеты читаете?
- А как же?
- И что там?
- Буковки, слова.
- Ну, а ещё что? – голос главного перешёл на шёпот с каким-то привкусом, чем-то напоминающий угрозу.
- Знаки препинания.
- Глубокие познания, Алексей Игнатьевич для человека вашей профессии. Вы что заканчивали? Что-то по журналистике. Если я не ошибаюсь? Эх, товарищ… Ну хорошо, я вам намекну: мы с вами в будущее воскресенье будем участвовать в выборах нового состава государственной Думы.
- Ну, правильно! – Хрюшев хлопнул себя по лбу. – Ох, и умеете же вы загадки загадывать! Вот время бежит: только вчера выбирали и нате вам – опять такая радость, такое событие… Прямо слеза прошибает!
Главный дал ему выговориться, смерил долгим взглядом и сказал:
- Оно-то бежит, а вы уважаемый топчетесь на месте. Пора вас двигать.
- Куда? – в этот вопрос Хрюшев вложил столько надежды, что ещё немного и он подобно собаке бросился бы лизать главному редактору руки, мол, кормилец ты мой раз эдакий.
- В дворники, - ответил раз эдакий. – И я обязательно это сделаю, если вы на этих выборах сработаете со знаком «минус».
- Я постараюсь со знаком «плюс», - голос Хрюшева полез на высокие ноты. – Мне бы только понять: в какую сторону двигаться?
- Ну, наконец-то, в вашем голосе я расслышал мужские нотки. Итак, Алексей Игнатьевич, читайте по моим губам. Умеете читать по губам?
- Умею,  - соврал, не моргнув Хрюшев.
- Надо такое придумать, чтобы, глядя на вас, электорат поддержал правящую партию  в стране.
- А зачем её поддерживать, если она уже правящая? – ляпнул не подумав Хрюшев.
- Какая близорукость? И этот человек работает у нас в газете. Вы, батенька безнадёжно отстали от всех. Что, ноги натёрли? Тогда нам с вами не по пути. Хроменькие и безногие не пройдут. Вы наша обуза!
- Я исправлюсь, - Хрюшев сложил руки в молитвенном жесте, мол, возьмите меня обратно к себе.
- Ладно, поверю на слово. Продолжаю: надо придумать такое действие или ход, чтобы это всколыхнуло сознание людей и всё это на фоне логотипа правящей партии. Так не навязчиво напомнить всем, кто есть кто.
- На счёт логотипа – это просьба или пожелание?
- Приказ! – главный побарабанил пальцами, как бы прислушиваясь к интонации своего голоса. – Секретный, - добавил он, отворачиваясь от Хрюшева.
- Так, все логотипы партий на время выборов того?..
- Я вас умоляю. Ну, о чём вы? Это же правящая партия – ей всё по барабану.
- Ну,  тогда другое дело, - Хрюшев сделал жест рукой. – Записывайте первую идею.
- Так быстро?
- А чего рассусоливать? Я предлагаю облить себя бензином и …
- Поджечь? – главный поспешил вставить свою догадку.
- Можно и так.
- А зачем?
- Ну, как же? Это будет предостережением нефтяным монополистам по поводу очередного скачка цен на горючее.
- Я вас понимаю, Алексей Игнатьевич. Вы автомобилист?
- Нет.
- К чему тогда такие жертвы?
- Чтобы приковать к себе внимание общественности.
- Боюсь, что после такого этой самой общественности будет не до выборов. Сорвём мы с вами  выборы, батенька вы мой. Так, закаливание бензином запрещаю: и как ваш работодатель, и как просто человек.
- Тогда можно бросить вызов энергетикам, - Хрюшева распирало от идей.
- Или шахтёрам, - в тон ему произнёс главный.
- Нет, вы меня только послушайте. Это должно сработать. Я прихожу на избирательный участок, а там телевидение, пресса и у всех на глазах проглатываю лампочку.
- С проводами? – решил уточнить главный.
- Можно и с проводами и даже с выключателем, только сначала бы потренироваться, чтобы не было осечки.
- Смело. Вот только боюсь, что после такого… выборы могут признать не состоявшимися. Вот что, мы сделаем: все тренировки отложим до лучших времён. Надо хорошенько подумать.
Тут раздался телефонный звонок. Главный редактор снял трубку с аппарата. Его голос приобрёл некую лёгкость:
- Да. Хорошо. Срочно? Буду.
Перевёл взгляд на Хрюшева, помолчал и произнёс:
- Завтра с утра жду у себя…  в любом виде.
- Не понял.
- А что тут непонятного? Жара вон какая стоит: или в пиджаке, или без него, или… Так, я сейчас в мэрию на совещание, поэтому до завтра Алексей Игнатьевич… И думайте, думайте.
Целую ночь Хрюшев ворочался в своей кровати. Чего только не лезло в голову. Под самое утро заснул. Сон был какой-то нехороший – вяленький.
Придя на работу, минуя свой кабинет, ринулся к главному редактору. И только переступил порог, остолбенел. За столом сидел совсем другой человек. Хрюшев ещё подумал вдогонку, что ошибся дверью, но потом сам себе сказал, мол, секретарша та же, да и табличка на двери прежняя. А главный сидел, не поднимая головы от стола, уставившись на Хрюшева лысеющей макушкой. Ну, прямо читая мишень, только без следов от пуль. Да, видимо вчерашнее совещание в мэрии плавно перетекло в фуршет с всякими безобразиями. Теперь эти самые безобразия вымещали на нём своё зло, мол, не умеешь пить - не пей, а то повадился на дармовщинку жрать и спать с кем попало. За всё надо раскошеливаться. Денег нет – гони здоровье, а лучше и то и другое и побольше.
Так оно и было: сначала пламенные речи, а потом пили, щупали молодух… Это главный ещё помнил а вот всё, что было потом забыл. Собственно, была и другая беда  - он не помнил где он и кто он. Автопилот работал исправно и сюда он пришёл только благодаря ему, а вот теперь не знал, что делать дальше. Ещё этот в дверях встал и смотрит на него пристально. Чего ему надо?
Хрюшев стоял и любовался своим начальником. Не часто выпадает такая возможность видеть нутро человека на расстоянии двух шагов. Хрюшев почему-то вспомнил, как главный после ухода жены месяц где-то пропадал, а потом заявился и упал на секретаршу. Надо отдать должное женской выдержке. А всё почему? Потому что рыночные отношения закалили матерей и сестёр земли русской и теперь они знали как себя вести в условиях сокращения рабочих мест. Секретарша сразу сообразила, что это знамение и позволила главному посидеть на себе во всей амуниции: при галстуке и туфлях. Опять же, на этой долбанной работе не было у неё никакой перспективы продвижения по службе, а тут сразу такой шанс. Уже на следующий день главный до самого обеда просил у неё прощения за своё недостойное поведение на рабочем месте. Он так каялся, что в пылу пообещал ей место своего заместителя, если она с отличием закончит хотя бы вечернюю школу. Ещё он в своё оправдание выдвинул версию на счёт неправильной бутылки водки, а чтобы ему поверили, приплёл сюда и неправильную закуску. Ну, причём здесь это, если пить не умеешь?
Вот и сейчас Хрюшев стоял и думал, что с таким организмом, как у главного редактора, делать нечего в коридорах власти. Там нужны закалённые тела, свежие головы и чистые сердца. Поэтому самое ему место здесь в редакции и то до следующего срыва.
Главный сделал над собой усилие и попробовал узнать вошедшего в кабинет. Что-то мешало ему это делать, и тогда он открыл рот:
- Вы… ко мне? С чем?
Хрюшев оживился и жестикулируя приблизился к столу главного редактора:
- Есть идея. а что если в день выборов выпустить таких очаровашек с кокошниками расписанных под логотип правящей партии?
Главный всё ещё плохо соображавший, спросил, растягивая слоги:
- Где-е я-я?
- Тут, - ответил Хрюшев. не переставая выкладывать ему свою идею. – Так вот эти в кокошниках, а на заднем плане духовой оркестр и тут выходит наш мэр в своей кепочке и так пританцовывая, начинает напевать: «Бутырка – ты мой дом родной». Ему подпевает электорат. Оркестр для пущей важности играет не на слух, а по нотам и эти в кокошниках делают вот так, - Хрюшев завилял бёдрами.
Главный икнул… не вкусно и спросил:
- Вы, кто?
- Хрюшев.
- Оче-ень при-и…ятно.
- А я… кто?
- Вы? – Хрюшеву стало плохо от одной только мысли, что он всё это время разговаривал сам с собой.
Не дождавшись ответа, главный махнул рукой, мол, это и не так важно и опять громко икнул, после чего помазал рукой пред лицом и спросил:
- Выпить не найдётся?
- Не пью.
- А закурить?
- Бросил.
- Жаль. Сейчас бы подымили на пару, - главный опять икнул. – А вы кто?
- Алексей Игнатьевич.
- А я?
Хрюшев подумал, разглядывая лицо главного с мешками под глазами: «Посовещался… себе в «минус». Теперь будет болеть».
- А я вас узнал, - главный криво улыбнулся – губы не хотели это делать правильно. – Вы волшебник, который хочет проглотить лампочку. Браво! Ой, что-то меня качает сегодня… Так, что у нас там с кокошниками?
- В смысле? – Хрюшев насторожился.
- Ну, кто у нас там, в кепочке, а кто в кокошнике?
- Мэр в…
- Понял. Ему пойдёт и то и другое. А зачем всё это? – голос главного пытался выбраться на свет.
- Ну, чтобы всё было, как у людей.
- Вот теперь – не понял. У нас что?..
- Выборы.
- И?
- Создадим настроение.
- Зачем?
- Чтобы выбрать.
- Кого? Ой, кажется, я трезвею… Хрюшев? Вы ли это?
- Я!
- Ну, что же вы сразу не сказали мне, что это вы? Я тут гадаю себе, гадаю… Голубчик, у вас выпить не найдётся? Ах, вы же уже сказали, что… Водички, что ли хлебнуть? Так внутри  всё невкусно, - рука главного потянулась к графину с водой.
Хрюшев стоял и смотрел, как тот из горла пытается втиснуть в себя тёплую воду. Когда ему это удалось он, облитый, и где-то может и счастливый, откинулся на спинку кресла со словами:
- Так вы говорите надо идти на выборы? Правильно! Надо. Мы такой народ. Я вот что вам скажу и только вам… по секрету, - главный опять громко икнул. – Чем же нас вчера там угощали? Прямо дух перехватывает, - он помахал перед лицом ладонью. – Уже всех выбрали и без нашего с вами участия. Я это понял ещё вчера, но это между нами. Тс-с-с… Нам ещё в этой стране жить.
- А как же кокошники?
- А ну их к чёрту, Алексей Игнатьевич… Давайте думать только о хорошем и роток на замок, - главный приложил палец к губам. – Вы меня поняли?
Хрюшев кивнул.
Главный посмотрел мимо него и сказал:
- Пропьём мы Россию… пропьём.
В приёмной Хрюшев немного пришёл в себя. Секретарша сидела вся такая откровенная со школьным учебником в руках. «Ну, и дура, - подумал про неё Хрюшев. – Кому ты нужна со своим вырезом до аппендицита? Карьеристка…»
В редакции текла жизнь. Сновали люди – это называется работой. На стенах висели агитационные плакаты, с которых на всех смотрели холённые довольные лица тех, кто шёл во власть, чтобы пообещать и не выполнить. Хрюшева так это разозлило, что тут же у плакатов он решил: заявиться на избирательный участок во всём красном. Через минуту передумал, ибо за это могли побить, а он боялся боли. И тут ему пришла другая идея - прийти во всём голубом. А что? В этом что-то было такое вызывающее. «Пусть попробуют тронуть. Вон вся десантура уважает этот цвет. Если что, встанут на защиту отдельно взятого человека. Ну, а если выйдет осечка, есть ещё Голландия. Той терять уже нечего – замолвит словечко, и быть тогда мне пожизненно в списках «узников совести». Почётно, блин! Конечно, наши извернутся и проведут параллели между гей-парадами в столице и мной и тогда могут послать на субботник на Калыму. Ну, ничего, хоть страну посмотрю» - рассуждал сам с собой Хрюшев, возвращаясь с работы в этот день. Только дома, после душа он успокоился,  и как-то само собой пришло другое решение – вовсе не ходить на выборы. Он так в этом утвердился, что над своей кроватью в спальне половой краской написал  следующее: «Голосуй, не голосуй – всё равно получится жопа!»
               
                6. Я человек.

После политических баталий наступает временное перемирие. Это классика:  враждующие стороны, как правило, легко находят общий язык и даже садятся за столы, чтобы вспрыснуть недавнее своё противостояние. Чего только не случается на данных мероприятиях.
Хрюшев насмотревшись на всё это безобразие по заданию газеты, уже хотел, было написать заявление «по собственному желанию», ибо служить всему этому считал ниже своего достоинства. Собственно, с этим он и пришёл к главному редактору, а тот взял и всё… Ну, не совсем так, а даже наоборот, поскольку захотелось ему оставить о себе людям хорошую память. Захотел и оставил.
Стоило Хрюшеву предстать перед его глазами и тут же откуда что взялось. Так-то, победа правящей партии на выборах ничего хорошего не предвещала народу и тот самый народ, который отдал за неё свои голоса, был готов ещё потуже затянуть свои пояски. Это уже традиция с «бородой» и все к этому привыкли и не роптали. Нет, отдельные случаи были, но Министерство здравоохранения держало ситуацию под контролем и стоило кому-то крикнуть, что и никакая это не демократия, как ту же его пеленали, и наступала тишь и благодать.
Так вот, Хрюшев зная об этом, и решил себя отделить и от мух, и от мяса одним росчерком пера. Только он хотел открыть рот, как главный его и опередил, мол, Алексей Игнатьевич, есть решение повысить вам оклад, а, следовательно, теперь вы не просто журналист, а журналист, отвечающий в нашей газете за рубрику под названием  «С интересом о главном». Это был удар. Пока Хрюшев приходил в себя, главный редактор вещал так:
- Оклад вам увеличим на… Ну, о сумме чуть позже. За каждую удачную публикацию будете получать премию в размере… Тут надо ещё подумать, чтобы уложиться в бюджет газеты. Так что Алексей Игнатьевич, коллектив ждёт от вас результативности.
Хрюшев слушал всё это, а сам рассуждал про себя: «Ну, и увеличили… Что теперь из штанов выпрыгивать? Дома шаром покати, а им подавай интересный материал. Тоже мне увеличение «на». Вот если бы в несколько раз. А премии? Знаю, я их – если и дадут что-то, то только хватит на тюбик зубной пасты, да на рулон туалетной бумаги. Смехота!»
- Ну, что же вы встали? Идите, работайте, надежда вы наша.
Хрюшеву ничего  не оставалось делать, как произнести:
- Постараюсь оправдать доверие…
- Да, вы уж постарайтесь, а я со своей стороны окажу всяческую поддержку, - главный на прощание вцепился в ладонь Хрюшева.
Тот подумал: «Знаю, как вы поддержите: туда не ходи, этого не делай. Сплошные «буйки». А ещё кричат потом: «Мы четвёртая власть!» Да, хоть самая десятая или одиннадцатая. Временщики и  матери ваши - проститутки!»
Конечно, он мог это и вслух сказать, но, будучи человеком всё же рассудительным, решил пока повременить с этим, так сказать, войти в новую должность, а уж потом развернуться и всех огорошить. Ну, кто бы спорил? Вот Хрюшев загнув пальцы, и решил начать своё вхождение во всё это с понедельника – такими маленькими шажочками. На дворе была среда, а значит, несколько дней он мог позволить себе поработать головой, ну в смысле взвесить все «за» и «против». Опять же, как в народе ведётся: подмажешь хорошо – будешь ехать долго и почти без капитального ремонта. Хрюшев с народной мудростью дружил и мог ради неё даже через себя переступить, что собственно он и сделал. Что именно? Да отметил своё внезапное повышение.
Состоялось это мероприятие в «узком кругу»: он, бутылка водки и телевизор. По сто капель на глаз и пару куплетов спеть про Каховку – это же не преступление и даже не камень в огород нравственности. Чтобы его не искали, в редакции сказал, что «пошёл в народ», а сам в магазин, предварительно пересчитав мятые десятки. Хватило ровно на одну бутылку водки. Он ещё удивился тому, что  на ней был изображён экс-президент в профиль. Надо заметить, что есть профили и поинтереснее, чтобы вот так себя рекламировать на каждой бутылке. Ну, тут каждый себя пиарит, исходя из имеющихся у него средств. Судя по развернувшейся водочной компании, у этого лидера они имелись.
Пока шёл домой, придумал закуску. Так ничего особенного, учитывая его же упоминание о том, что в доме шаром покати. Ну, жареная картошечка, свежий лучок, яичница глазунья с такими оранжевыми желтками, хлеб и обязательно чтобы горбушка. Вот собственно и всё. Кое-как добежал до дома – весь слюной истёк.
Если вы помните, Хрюшев был мало пьющим или даже так - редко употребляющим. Ну, то, что однажды надрался с соседом по причине взаимопонимания – это ещё не повод, чтобы обращаться к врачам за помощью. Кстати, эти самые врачи  не смогли спасти соседа Хрюшева. Помните, да? Если бы это было не так, то усопший без осложнения мог сейчас влиться в «узкий круг» Хрюшева. Увы, не судьба. Да, командировки на небеса бессрочны.
Как и положено третью рюмку Хрюшев поднял за тех, кого с нами нет. Пить в отдельности за каждого – здоровья никакого не хватит, а так за всех сразу – это нормально. Лучок, картошечка и яичница прекрасно укладывались в желудок. Четвёртую рюмку Хрюшев выпил уже просто так. Посидел, подумал и решил закуску повторить. Ровно через пять минут на кухне уже жарилась картошечка, и нож кромсал хлеб. Пребывая в хорошем настроении, Хрюшев в прихожей перед зеркалом выбил чечётку, после чего, скорчив губы, помял «валик» в области живота. Не любил он его… не любил. Но ничего поделать не мог – тот выпирал с каждым месяцем всё больше и больше. Насмотревшись на себя до икоты, сказал, обращаясь к зеркалу:
- А вот такой я и весь мир у моих ног! Что смотришь, зараза лупатая? Завидуешь? А вот это зря! Я тебе сейчас тоже налью. Не веришь? Напрасно. Хрюшев сказал – Хрюшев налил… Я сейчас.
Пока он «шуршал» на кухне, зеркало в своё удовольствие гримасничало, передразнивая хозяина квартиры. Хрюшев долго не мог найти вторую рюмку. Выбившись из сил, выглянул из кухни с вопросом:
- А из стакана будешь?
Зеркало промолчало. И правильно. А где вы видели разговаривающие зеркала? Хрюшев это воспринял по-своему. Он так и сказал сам себе:
- Молчание – знак согласия. Тогда я тоже буду из стакана. К чёрту всякие этикеты. Телевизору не наливаем - ему достаточно. Там и без нас все пьют с утра до вечера. Вот живут люди, - его потянуло на философию. – Как не включишь, а там столько питья всякого и что характерно пьянеют только какие-то смазливенькие с подводкой у глаз. А какая закуска? Ты меня слышишь? Я говорю: вот живут же все, кроме нас с тобой. Ничего, мы тоже будем огурцами. Сейчас выпьем, закусим, и всё станет путём, как говаривал мой сосед. И где же он там, на небесах теперь опохмеляется. бедолага? Мучается, поди.
Зеркало слушало, пытаясь понять, что от него хочет хозяин квартиры, а Хрюшев вещал, как настенное радио:
- Ну, я готов. Кажется, поровну разлил. Если будет мало, я сбегаю. У меня средства ещё имеются, - он появился из кухни с подносом в руках. – И как я выгляжу?
Красавец: босиком, в трусах до колен, в полосатой майке, как у кота Матроскина из мультика, а в руках такая маленькая «полянка». Прилепил свою задницу на тумбочку, поставил перед зеркалом один стакан и произнёс:
- За будущее!
Маленькими глотками отправил свою порцию водки в себя. По-другому не умел. Сморщился. Поднёс кусочек хлеба к лицу, ткнулся в неё носом, потянул в себя воздух ноздрями и только потом сказал:
- Противная, зараза… Но как лекарство, если верить людям со стажем, себя оправдывает.
Он ещё долго сидел в прихожей, рассуждая на тему жизни, а там,  в зале телевизор разорялся свежими новостями о ядерных реакторах на Фокусиме, о случаях педофилии в далёком Оренбурге.
Утро набросилось на тело Хрюшева, как изголодавшаяся женщина. Столько ласки, столько тепла и всё ему одному, а в ответ неприятный запах изо рта и взгляд обалдевшего телёнка, который минуту назад покинул утробу матери. Ну, и как следствие всего этого вопрос: «Где я?» Да, реалии решили поиграть с Хрюшевым в «угадайку». После снов, где мы и цари, и полководцы, и пылкие любовники, трудно возвращаться туда, где ты простой смертный человек. Главное в такие моменты не паниковать. Хрюшев так и сделал, а поэтому без крика и суеты стал себя ощупывать. Что он искал, трудно было понять, ибо трогал не там, где что-то должно каким-то боком лежать. Скорее всего, это были такие щадящие тело элементы тайского массажа. А почему бы и нет? Хрюшев имел неплохую библиотеку и мог об этом прочитать в одной из своих книг. Кстати, этим утром они почему-то валялись повсюду. Видно вчера по распорядку дня была громкая читка. Кому? Да, какая разница? Главное, что читал и, скорее всего ему это нравилось, раз книги были даже на полу в прихожей и туалете.
С трудом Хрюшев поднялся с дивана. Что интересно, в данную минуту он сам себе виделся эдаким утёсом великаном или каменной глыбой, которой кровь из носа, как надо было попасть в ванную комнату. Сильно хотелось пить. Язык то и дело касался губ, и глаза искали живительную влагу буквально на всех предметах. Вот мужика закрутило, так закрутило. Если бы не походка, а это было что-то, можно сразу за технику шага ставить Хрюшеву, как в фигурном катанье 6:0. Нет, тут надо видеть: столько нюансов, оттенков, а самое главное звуков. Да, да – звуков: он шёл присвистывая. Ну, где вы ещё увидите такое чудо? Уже в ванной сумел рассмотреть себя в зеркале. Узнал. Подвигал руками. Получилось. «Ну и, слава Богу» - подумал Хрюшев, подставляя лицо под струю воды.
Завтракал без аппетита. Доедал то, с чем не справился вчера. Кусок в горло не лез. Организм что-то требовал для себя специфическое, но Хрюшев будто оглох. Голова позванивала какими-то проволочками и стёклышками. Так-то звук не давил, но вот какой-то он был надоедливый. Ещё желудок стал выкрутасничать, и тошнота полезла из Хрюшева, не взирая на то, что он сидел за столом. Руки сами набулздырили в бокал одной заварки и он залпом захотел всю её влить в себя. Облился. Тоже неплохо – хоть какое-то разнообразие в жизни. Дальше было чуть веселее – в животе что-то заворочалось. Хрюшев решил, не откладывая сходить в туалет, мол, посижу, подумаю, а тем более один чёрт ничего в рот не складывается. Но и там ничего интересного не произошло, если не считать, что от долгого сидения онемела нога и почему-то именно правая. Хрюшев ещё подумал: «Унитаз что ли подсунули бракованный? Так можно и сколиоз заработать…» Тут и голова о себе напомнила, мол, забыл, как вчера пил, меры не зная? «Ну и выпил? Ну, и что? Я же не просто, а со смыслом. У меня же и повод был, и вообще я совершеннолетний, - Хрюшев рассуждал сам с собой, пытаясь с онемевшей ногой встать с унитаза. – А вот и причина не ходить сегодня на работу. Скажу, что кропал статью. У меня может быть творческий понос? Легко. Что ж нога меня совсем не слушается? Кому я буду, нужен без неё? Сократят в шесть секунд, аспиды».
Когда всё нормализовалось, Хрюшев, как нарочно наткнулся взглядом на стакан у зеркала. «А вот и «специфическое» для желудка» - подумал он. Рука не раздумывая, схватила водку и… Всё получилось, как в кино. «Хорошо-то как!» - воскликнул Хрюшев про себя. Ещё бы, с таким настроением можно и без вёсел плыть против течения. И ведь поплыл: грудь выпятилась, спина разогнулась. Тут же нашлись носки и что удивительно почти чистый носовой платок. Хрюшев не откладывая, облачился в костюм и ленивой походкой отправился на свежий воздух, подарить своему скелету дозу солнечного света. Пока он спускался, погода быстренько свернула солнечные декорации и на небе заскучали такие маленькие дождевые тучки, а потом и вовсе стали ронять на землю редкие холодные капли.
Хрюшев постоял под подъездным козырьком, осматриваясь. Соседние коты выясняли отношения друг с другом по поводу глазастой кошечки. Та сидела такая напуганная, что Хрюшев посчитал своим долгом вмешаться и запустил в кошаков камень. Те в рассыпную. И что удивительно эта, ну которая пугливая за ними же. Хрюшев выругался вслух: «Проститутка…» Только он хотел шагнуть под дождь, как ему дорогу перегородил мужичок.
- На пивко не подашь? – голос его дрожал, и весь он был как на шарнирах.
Хрюшев широким жестом вытащил из брючного кармана целую жменю монет. Мужичок чуть слюной не подавился от восторга:
- Да тут и на водочку хватит. Третьим будешь?
- А кто второй? – поинтересовался Хрюшев.
- Так, Степан… Он там ждёт, - мужичок мотнул головой куда-то в сторону.
- Ну, пошли знакомиться, - Хрюшев расправил плечи с чувством исполненного долга и  направился за незнакомцем.
В киоске на остановке отоварились и сунулись на школьный двор в самый дальний угол, спрятавшись от дождя в какой-то сараюшке. Бутылку водки распили молча – не было пока общей темы для разговора. Хрюшев проявил щедрость и дал ещё денег. Степан сбегал.  Ну тот, который был в их компании вторым. Наверное, этого не надо было делать, но Хрюшев уже плохо соображал по причине отсутствия закуски. Эти двое ещё как-то ухитрялись закусывать папиросами. Они и Хрюшеву предлагали, мол, чего на пустой желудок пить-то, но тот отказывался, мотая головой из стороны в сторону, что могло означать полное не согласие с установкой на курение. В какой-то момент он почувствовал, что ещё немного и его не станет. Хрюшев собрался с силою и покинул компанию, предварительно искупавшись в дождевой луже. Это его немного отрезвило, но не надолго, ибо водка только-только заняла все пустующие отсеки в его теле, предполагая всё в нём поменять местами по своему усмотрению. Мозг пробовал сопротивляться, но его было мало, так мало, что Хрюшев вернулся домой только благодаря «автопилоту».
Дом встретил его радушно. Особенно отличилось зеркало. Оно передразнивало Хрюшева на все манеры. Увы, он такой был плохой, что проследовал мимо зеркала, не удостоив его даже мимолётным своим вниманием. Хрюшев направился прямиком на кухню и стал шарить по полкам в холодильнике, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь закуску. Что-то он всё же зацепил там. Угасая, мозг просканировал на последнем выдохе: «Холодненькое». Действительно так оно и было: кусок масла в целлофановой обёртке. Хрюшев стал его кусать не разворачивая. Зачем он это делал? Думаю чисто рефлекторно. Где-то ещё он помнил о том, что лучше всё же в этой жизни закусывать.
На второй минуте закусывания Хрюшев принялся на ощупь искать кусочек хлебушка. Увы, с закрытыми глазами можно было искать его целую вечность. Судя по тому, как он шевелил настойчиво руками, это его не настораживало. Да, в таком состоянии трудно закусывать. Тем временем руки нащупали вместо хлеба банку с килькой в томатном соусе. Вот тогда он только попытался открыть один глаз. Второй не хотел его слушаться. Снова рефлексы подтолкнули Хрюшева к решительным действиям. Всё бы и ничего, но какие-то они были неправильные: вместо того, чтобы открывать банку, он принялся её облизывать. Нализавшись, вдруг рванул в сторону туалета. Там он стал с себя всё стаскивать, будто предчувствуя дальнейшее развитие событий не в свою пользу. Кстати, так он и пропрыгал из спальни до унитаза до самого утра в полураздетом виде. Его несло из всех щелей. Что характерно, это немного пробудило в нём осознанность, и он уже точно мог определить какое место приближать к унитазу: голову или зад. Промахов почти не было.
Под утро измученный и опустошённый забылся в коротком сне. Ему снилась какая-то абракадабра: карусель и он на ней в одном галстуке. Ещё какие-то мужики называли его ласково земляком, и он за это надевал им на головы венки из васильков и ромашек. Где-то даже играла музыка и женский голос, не попадая в тональность, пробовал выразительно спеть вот это: «Вдоль по улице метелица метёт...»
Проснулся Хрюшев от сильнейшего озноба. Его трясло так основательно, что он зубами прикусил себе язык. Солоноватый привкус во рту вызвал в нём тошноту. Хрюшев с трудом сполз с дивана и на карачках пополз к туалету. Он уже соображал и мог дать своим действиям сносную оценку. Получилось не совсем весело, а тем более желудок выворачивало наизнанку. Увы, там уже ничего не было – сказалось ночное бдение в обнимку  с унитазом. Хрюшев сам себе приказал подняться на ноги. Стены наваливались на него и ноги подгибались от бетонной тяжести. Когда относительное равновесие тела всё же было достигнуто, ему предстояло шагнуть. Шагнул. Хитрый чёрт – это он сделал, не отрывая ступню ноги от пола. Ещё шаг, потом ещё и вот Хрюшев оказался в ванной комнате. Струя воды для него показалась тем, что надо. Пил он жадно: и ртом, и носом и даже ушами. Стало немного легче. А потом всё по кругу: пальцы в рот и разговор с унитазом по душам. Хрюшев так старался, что чуть себе всё там не порвал. И откуда только у людей такое стремление: заглянуть в себя? Заглянуть ему в себя не удалось, но гортань исцарапал отменно.
Несколько минут покоя. Хрюшев откинулся от унитаза, прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как дрожит его тело. «Наверное, траванулся» - подумал он и стал по памяти перебирать все народные средства, с помощью которых можно было вернуть себя к жизни. Всё, что он вспомнил, так это: марганцовка, крахмал, клизма. Теперь надо было из всего этого на чём-то остановиться. Хрюшев решил попробовать всё и сразу. Несколько часов он боролся за себя. Когда его прошиб пот, он решил взглянуть на себя в зеркало. Оттуда на него посмотрел незнакомый человек: пузатое тело, в области головы два обвислых уха. Ещё были глаза, но это отдельная история и ей место не здесь, а в учебниках для будущих врачей окулистов. Хрюшев постоял, вздохнул и сказал вслух: «Вот это я отметил своё повышение…» Когда всё так запущенно, работать не хочется вообще, и он так и сделал – завалился на диван, укрывшись с головой одеялом. Мысли тут же подползли к нему, мол, всего-то пятница, а ты уже раскис. «А если это конец? А вдруг меня не станет? – рассуждал сам с собой Хрюшев. – Умирать не хочется. А что скажет мама? А как отреагируют на работе?»
До обеда он продремал в обнимку со своими мыслями. Проснулся от головной боли. Стал массировать себе затылок. Немного полегчало. Поднялся. Надо было что-то делать - отвлечь себя от всего негативного и вообще на будущее больше не замахиваться на «зелёного змея». «Тоже мне нашёл себе дружка. Ему-то хоть бы что, а я вот мучаюсь» - ругал себя Хрюшев, осматривая мутным взглядом свою квартиру. Желудок попросил что-нибудь на предмет «ням-ням». Не уверенной походкой Хрюшев направился на кухню. Там был полный разгром: сливочное масло растаяло и стекло на пол со стола, гора грязной посуды, остатки пищи. Хрюшева при виде всего этого опять стало подташнивать. Поспешил на очередное собеседование с унитазом. А там, такая радость: пиджак на полу, как новенький, если забыть, что в нём он вчера пробовал переплыть лужу. Тут же почему-то валяется один туфель. Как просто бывает поднять себе настроение.
Весь остаток дня Хрюшев восстанавливал свою репутацию в собственных глазах: навёл порядок в квартире, устроил небольшую постирушку и даже заварил себе крепкий чай. Кстати, чтобы ничего не отвлекало от дел, телевизор не включал, да и что там смотреть? Если то, как на фоне пивных бутылок рекламируют «здоровый образ жизни»? Зачем далеко ходить, если сам через всё это только-только промаршировал. Чтобы не передумать, Хрюшев телевизор экраном развернул к стене. Так спокойнее. На ночь сам себе почитал вслух русские народные сказки. Эта ночь в благодарность за его благоразумие подарила ему лёгкий  эротический сон, где известные ведущие телевизионной программы «Городок» бегали друг за другом без штанов. Слава Богу, что у них ничего не получилось из этого.
Суббота началась с того, что соседи за стеной устроили «милую» перебранку. Это так взбудоражило Хрюшева, что он не стерпел и ударил по стене ногой. Ударил сильно и от полученной боли – выругался на ломаном китайском языке в адрес возмутителей покоя. Надо отметить, что там, у соседей так были заняты выяснением отношений, что его никто не услышал. Если бы это было не так, то спустя какое-то время они к нему не пришли бы занять денег. Хрюшев не дал. Ну, вот взял и не дал. И так ему стало хорошо от этого, что боль в ноге сама собой прошла.
Весь день Хрюшев просидел дома. Много читал и рассуждал. Уже вечером часов в одиннадцать из кладовки достал гантели и стал ими жонглировать. Натягался тяжести, принял душ и нате вам - сон помахал ему рукой, мол, приду завтра, а сегодня бодрствуй на свободную тему. До часу ночи слонялся по квартире, но потом вдруг захотелось пошалить. Вышел на балкон и стал плевать  вниз. Слюни скоро иссякли, и Хрюшев решил немного помечтать на предмет… Всё, что он смог из себя выдавить, так это несколько скудных пейзажей из журнала про Китай. «Ну, чего я привязался к этому Китаю? Что других стран нет? Вот бы рвануть на край земли. А вдруг там ничего и нет стоящего? Не беда – я бы деревья посадил, цветы… А если там одна мерзлота? А и шут с ней, замёрз бы и всё тут». Ну, после мечтаний полез в книги, чтобы занять себя чем-то более серьёзным, чем просто витать в облаках. Рассматривал картинки с карандашом в руке, то и дело что-то в них подправляя.
Воскресенье Хрюшев встретил с книгой в руке. Он восседал в кресле, поджав под себя ноги, слегка откинув голову назад. Глаза были прикрыты, а изо рта вырывался еле заметный храп. Да, поза была ещё та. Видно, во время чтения сон и уволок его за собой. На потрёпанной обложке можно было прочитать: «Человек, который смеётся». Действительно: «Хи-хи!» А Хрюшев спал: небритое лицо ничего не выражало, да и зачем, когда тебя здесь нет.
Так, кажется наш герой, пробуждается. Задвигал губами, наморщил нос, глубоко вздохнул и тут же выдохнул. Посидел, как бы прислушиваясь, после чего повёл плечами, зевнул, потянулся, медленно высвободил из-под себя ноги и осторожно опустил их на пол. Опять замер, беззвучно шевельнув губами, открыл глаза. Видно, о чём-то думает. Хрюшев ещё раз зевнул, взглянул на книгу в своих руках, отложил её в сторону, встал. разминая ступни ног. Не спеша, направился в прихожую к зеркалу. Высунул язык, по вращал глазами, осмотрел щетину на лице и произнёс вслух:
- И это я… - голос Хрюшева был отдохнувший, хотя горло побаливало – перестарался в борьбе за себя. – Мешочки под глазами… Непорядок. Ну что ж, придётся сцепиться с этой «красотой» не на жизнь, а на смерть.
Уже через час перед зеркалом стоял совсем другой человек. Нет, мешочки под глазами были, но всё остальное – в норме. Лёгкий завтрак, немного самосозерцания, две минуты осмотра мира с высоты балкона и Хрюшев решил попробовать свой голос. Увы, песня не получилась. «Ничего, ещё не вечер» – успокоил он себя и, взяв пакет с мусором, вышел из квартиры.
А на улице уже во всю старалось солнце, и тополя вызванивали листвой, переговариваясь с берёзами по соседству. Соседские коты всё ещё находились друг с другом в контрах, прижав уши, уже не полагались на жребий в вопросе обладания пучеглазой кошечкой, которая на удивление вела себя сегодня уже не так, как давеча. Хрюшев покачал головой, мол, как не стыдно, но на этот раз камень с земли не поднял и не разогнал кошачью тусовку.
У мусорных баков грязная старуха попросила у Хрюшева рублик:
- Барин, дай. А?
- Ну, какой же я барин?
- А кто ж ты?
- Человек. Держи свой рублик, Вселенная! – Хрюшев протянул ей несколько монет.
- Я-то? Рассмешил… Ну, и что мне теперь делать со всем этим? – старуха поднесла деньги к лицу, рассматривая подслеповатыми глазами их достоинство. – Ведь отберут. Спрятать что ли? Хороша же будет из меня Вселенная, если по заначкам всё растолкаю.
- А дом где ваш? – Хрюшев сменил тон.
- А где стою, там и дом, - старуха улыбнулась. – Ладно, спасибо тебе человек за прозвище. Пойду своим похвалюсь. Ну, а за денежку спасибо ещё и с поклоном. Ишь, ты Вселенная… - она поклонилась и пошла прочь.
Хрюшев ещё постоял, подумал, а потом вслух произнёс: «Я человек!» Что-то хорошее взобралось ему на плечи, потом на голову и, оттолкнувшись, полетело к небу. Наверное, так выглядит воскресение, когда судьба позволяет кому-то одному вытащить из общей пачки счастливый билет. Может я не прав, но что-то подобное уже происходило и со мной. Ведь нам простым смертным никогда не дотянуться сознанием до всего происходящего с нами. Мы можем только констатировать то или иное событие и только по прошествии какого-то времени сопоставлять, делать выводы и удивляться тому, как просто бывает повернуть себя на сто восемьдесят градусов по часовой стрелке. Вы не поверите, что вот сейчас, когда пишу эти строчки, понял, что мы с Хрюшевым где-то даже родственные души. В нас столько общего, что перехватывает дыхание.
Я смотрел, как Хрюшев уходил всё дальше и дальше. Вот он смешался с толпой. Но даже там я мог его видеть идущего навстречу всем и каждому в отдельности навстречу. Мне чертовски захотелось, чтобы с этого пути он не свернул. Я не удержался и произнёс в полголоса: «Всё будет хорошо, Алексей Игнатьевич!»
                7. Вторжение.

       Ну, что за жизнь? Вот только что в себе признал человека и тут же вляпался в историю. Что за история? Так-то пустячок на самую такую маленькую буковку, но уж буковка нехорошая и это ещё мягко сказано. И где только Хрюшеву удалось на неё наступить? Может, это произошло чисто случайно или так: кто-то специально на его пути разбросал эти маленькие гадливые закорючки? Не надо сбрасывать со счетов и его фамилию. В жизни часто мы страдаем из-за них. Конечно, родителей не выбирают, и папаша Алексея Игнатьевича носил фамилию – Хрюшев, и дед, и прадед… Как с этим бороться? Ну, в наше время всё разрешено: не нравится – бери себе другую фамилию, только потом не пеняй ни на кого, что замена получилась неравноценной. Что касается Хрюшева, он видел причину всем своим бедам в другом. Раз видел, то и поступал согласно своему умозаключению.
Когда он появился на пороге кабинета главного редактора газеты с заявлением в руках, где значилось - «по собственному желанию», тот, пританцовывая, порвал эту бумажечку, обозвав при этом Алексея Игнатьевича – «паникёром». Хрюшев решил прямо здесь на глазах своего работодателя написать второе точно такое же заявление. На это ушло всего две минуты. Во втором экземпляре Хрюшев сделал всего одну грамматическую ошибку, а не две, как в предыдущем. Главный от такого усердия своего подчинённого стал увиваться около Алексея Игнатьевича, как продажная женщина. Не сработало. И тогда главный редактор сдался и поставил свою подпись в верхнем левом углу.
Зачем Хрюшев ушёл из газеты?  А чёрт его знает? Может, решил жизнь начать с белого листа? Ну, и начинал бы себе на здоровье… Коллектив-то здесь при чём? Ну, вот умеем мы сами себе придумывать испытания.
Итак, Хрюшев покинул газету. Нет, если бы это был протест – это одно, а если… Кстати, против кого этот самый протест был бы направлен? Против системы? А она-то здесь, с какого боку? Ну, назвал он себя человеком. И что теперь на себе тельняшку рвать? Да сегодня всем по-барабану – хоть трусы на себе порви в лоскуты. Это же всё старо. Сегодня другая мода: Какая? Так…это… жить в своё удовольствие и ничего вокруг себя не замечать. Хрюшев был другой – не умел идти на поводу у масс. Ему бы за это памятник уже при жизни полагался бы. Но за всем разве уследишь? Вот и получается, что плывёт человек против течения, и никто ему не подскажет, что надо бы, как все, а он гребёт себе и гребёт. Благодаря своему образованию Хрюшев всё же где-то догадывался, что как-то всё не так у него и даже были моменты, когда пытался что-то во всём этом менять. Судя по тому, что он до сих пор довольствовался одиночеством, ему так и не удалось сменить направление своего «заплыва». По себе знаю, что плыть с одиночеством в обнимку против течения – это не всегда приятно. Ну, во-первых, одолевает скука. Во-вторых, не с кем перекинуться добрым словом. И, в третьих, ты лишён живого общения с себе подобными до самого конца своей жизни. Ну, то, что люди пытаются себя найти по Интернету, заменив сегодня общение на некую виртуальность - это ни в какие ворота не лезет. Кстати, Хрюшев все эти новшества считал надругательством над телом и психикой человека. Он даже не стал обзаводиться компьютером, чтобы не стать жертвой самообмана возведённого в виртуальную степень, якобы благополучия и гармонии. Его из-за этого даже где-то побаивались в газете. Нет, работу он свою выполнял сносно, но молодые «соратники по перу» с некоторым подозрением относились к нему, мол, такой может и прокурору настучать.
Получив расчёт, Хрюшев задумался: «А куда теперь двигаться?» И действительно: куда? Можно, конечно пополнить списки тех, кто копается в мусорных баках, но там и без него хватает желающих жить, как получается, а не как надо. Среди них встречались и с высшим образованием люди, и даже уникальные личности и Хрюшев, скорее всего где-то был бы к ним приближен и, наверное, с ним считались бы. Увы, воспитание Хрюшева не позволяло ему усложнять за счёт себя не кому не нужную конкуренцию на этом кусочке бытия. Он никогда бы себе этого не простил. Ну, не любил он конфронтации в любом качестве. Его принцип бал такой: «Жить, никому не наступая на пятки». Да, что там говорить, если он за два дня до своего увольнения чуть было добровольно не отдал квартиру своей бывшей жене.
Пересеклись они случайно. Он весь  такой в думах, а у неё под маникюром грязь. Ещё какое-то платье на ней. «Не иначе с покойника сняла» - подумал Хрюшев. Она посмотрела на него, поджав губы, мол, вот как ты со мной обошёлся. Тут появился её Эдуард: весь синий, согнутый, руки ниже колен. Хрюшев всё же любил когда-то эту женщину, и вот теперь она делила с этим торговцем рассадой постель. Ему стало плохо. Проклюнувшееся было «милосердие» тут же собрало вещички и сделало этим двум «бизнесменам» легонечко ручкой, мол, Бог в помощь. Конечно, его совесть ещё попыталась что-то там выкинуть на счёт кухонного гарнитура, чтобы он его отдал страдальцам, но Хрюшев быстренько её отбрил: «Я не умею пить чай стоя».
И потекла у него жизнь размеренная и экономная. Много читал, рассуждал и спал. Иногда хватался за карандаш и что-то записывал, а потом перечитывал и смеялся в голос. И вот однажды, насмеявшись до слёз, Хрюшев явно расслышал звонок в дверь. «Кого это черти на ночь глядя принесли?» - подумал он и направился в прихожую. Открыл. Стоит такая девица с двумя баулами у ног и спрашивает:
- Вы комнату сдаёте?
Хрюшев ничего не успел ответить. Незнакомка поставила свою поклажу на порог со словами:
- Мне посоветовали к вам обратиться. Вы же одинокий?
- Ну, да… - Хрюшев громко сглотнул слюну.
- Значит, я по адресу. Мне только перекантоваться, пока мои предки не бросят пить, - девица шагнула в квартиру. – Где у вас можно руки помыть?
- Там, - Хрюшев, несмотря на свою замкнутость, всё же где-то чувствовал себя хозяином положения, ибо пьющих в его родне не было, а поэтому сочувствие к незнакомке проступило на его лице в виде доброжелательности.
Незнакомка прошмыгнула в ванную и заперлась там, крикнув уже оттуда, чтобы он её вещи внёс в квартиру. Хрюшев подчинился. Что-то ему подсказывало, что надо подождать немного. Конечно, ему хотелось кое-каких объяснений по поводу этого вторжения, но сейчас, когда там в его ванной шумела вода, не было смысла задавать вопросы. Он засёк время. Хрюшев ещё подумал про себя, что у незнакомки видно сильно загрязнились руки. раз она так долго их намывает. Прошло полчаса. Дверь распахнулась и на пороге ванной предстала девица с его полотенцем на своей голове.
- Я подумала и решила не ограничивать себя и приняла душ. Вы не против?
- Нисколько,- соврал Хрюшев.
- Вас как зовут?
- Алексей Игнатьевич.
- А если без отчества?
- Лёшик, то есть Алексей, но…
Девица протянула руку и представилась:
- Валентина. А вы курите?
- Нет.
- Что так? Сейчас без этого никак. А может вы больной или зарплата у вас маленькая?
- Здоровый я и зарплата у меня нормальная.
- Ой, не смешите меня… Разве бывают в наше время нормальные зарплаты?
- Бывают.
- Вы меня заинтриговали. Я же приставать начну…
- Зачем?
- Да просто так. Ну, если у вас с зарплатой всё обстоит хорошо, может, тогда вы с меня не так много возьмёте?
- В каком смысле?
- Я же вам сказала, что мне надо пересидеть какое-то время. Ну, мои предки…
- А я тут причём?
- Я спокойная и уживчивая. Мне-то всего на пару недель. У них скоро деньги закончатся, и я тогда от вас съеду.
Постепенно Хрюшев стал вникать в происходящее. Оказывается, это была всем известная во дворе Валька-заноза. Он её признал. Родители данно1й особы действительно не знали меры в питье, а поэтому частенько устраивали у себя на дому гулянки. Им было весело, а вот всем остальным не очень. Общественность роптала, и даже участковый составлял протоколы, но пока никаких изменений не наблюдалось. Валька росла себе и росла, а потом стала протестовать. Увы, ни мать, ни отчим, её папашка ушёл из семьи, когда ей было года два, даже если бы и услышали Вальку, ничего не смогли понять по уже известной вам причине.
- Так вот ты, из каких будешь? – Хрюшев ухмыльнулся. – Значит, пересидеть?
- Ага. Что вам жалко?
- А как на это посмотрит общественность? Ведь это попадает под статью.
- Под какую?
- Под нехорошую.
- Поясните.
- Ты - кто? Несовершеннолетняя. Так? А кто я?
- Совершеннолетний, - Валька заморгала глазами.
- И к тому же взрослый… одинокий мужчина, - Хрюшев понизил голос.
- Что приставать будете?
- Я?
- А то я вашего брата не знаю.
- Нет у меня ни братьев, ни сестёр, - Хрюшев попытался свои брови вернуть на прежнее место, а те как задрались вверх от удивления, так и прилипли там.
- Ладно, проехали. Так значит, нет? Ну, тогда мне придётся ночевать сегодня на улице. Пусть меня…
- А вот так не надо… Не надо давить на мою сознательность, - Хрюшев затоптался, ибо ночь вот-вот зазвонит в своё серебряный колокольчик и сны слетятся к людям отовсюду, чтобы до утра увести их всех за собой совсем в другие миры. – Ну, хорошо… Ляжешь на диване.
- Ой, какой вы добренький, - Валька подпрыгнула, пытаясь поцеловать Хрюшева.
- А вот это уже перебор, - он отстранился. – Мы так не договаривались.
- Ну, не хотите, как хотите. А ужин будет?
Хрюшев не растерялся и выдал:
- Увы, я живу по принципу – ужин отдай врагу.
- И много у вас врагов?
- Есть пара.
- Познакомите?
- Зачем? – Хрюшев насторожился.
- Я им в физиономии плюну.
- За что?
- Чтобы не приставали к хорошим людям.
- Не стоит, - Хрюшев облегчённо выдохнул.
- Мне лучше знать и вообще, отвернитесь я буду укладываться… У меня режим.
Надо знать нас мужчин, а особенно одиноких. Нам же всё интересно, а поэтому Хрюшев краем глаза всё же сумел рассмотреть Валькин животик. «Странно, - подумал он, - в таком возрасте и рахит». Потом ещё подумал и к нему пришла другая мысль, что это и никакой не рахит, а… Ну, когда всё это обнаруживается мужчины ведут себя как дети и начинают задавать вопросы. Хрюшев не стал исключением и спросил:
- Это что?
- Где?
- Там?
- Где, там? – Валька явно хотела потянуть время.
- Там, где живот?
- А что там не так?
- Он какой-то…
- Так это меня пучит, - Валька махнула рукой.
- Давно?
- С утра. А что?
- Да так… мне кажется, что месяца четыре уже пучит?
- Как вы догадались?
- Жизненный опыт.
- А вот не надо обманывать. От вас жена ушла и вы бездетный. А значит, и опыта у вас нет никакого, - Валька выпучила глаза.
- И кто же тебе столько обо мне наболтал? – Хрюшев даже поперхнулся.
- А все во дворе про это знают.
- Что ещё они знают про меня?
- Пока всё.
- Это хорошо. Так вот, жена не ушла -  у нас с ней развод.
- Но детей же нет?
- И, слава Богу!
- Отчего же?
- Вырастишь, поймёшь.
Они помолчали. Валька первая заговорила:
- Мои узнают, убьют меня теперь.
- И правильно сделают, - Хрюшев хмыкнул в кулак.
- Это жестоко.
- Кто отец ребёнка?
- Не скажу.
- Ну, и дура.
- Сами вы… Я же ещё сама ребёнок, а вы так со мной.
- Опомнилась.
- Да, вам хорошо… У вас нет никого… - плаксивые нотки заплясали в Валькином голосе.
- Так, с этим повремени. Тебе рожать - ребёнку нужны только позитивные эмоции. Я сейчас на кухню, чай поставлю… Силы надо накапливать.
- Что, ужинать будем? А как же враги? – спросила Валька, утирая глаза краем покрывала с дивана.
- Они у меня с понятием… Мешать не будут, да и чай – это не их напиток.
Конечно, разносолов у Хрюшева не было, но бутерброд с сыром он сумел изобразить, ну ещё сахар и одно яйцо всмятку. После ужина Валька уснула, а он уединился на кухне и стал думать.
Итак, «квартирантка» была беременна. Он сумел всё-таки выпытать у неё имя отца будущего ребёнка, но больше она ничего ему не сказала. Имя, как имя – она называла его Петушком. Пойдя логическим путём, Хрюшев добрался до истоков, и получилось, что зовут Валькиного ухажёра Петей. Уже можно дышать свободнее, ибо соседям было, что сказать в ответ на их сплетни. Эти блюстители нравственности пусть не думают, что только им дано право навешивать ярлыки на честных граждан. На этот раз им этого не удастся. Оставалось дело за малым - отыскать среди известных Петь во дворе одного единственного, чтобы всыпать ему от чистого сердца.  Брюхатить девок  в условиях кризиса – это преступление, ибо каждый лишний рот бьёт по экономике страны.
И вот Хрюшев стал рассуждать, перебирая мужскую часть населения двора, у кого имя начиналось на букву «П». Таких отыскалось всего-то три человека: пятиклассник Петька из первого подъезда, ветеран войны Пётр Васильевич и шалопай из шестого подъезда, целыми днями пропадавший на школьной спортивной площадке. Ну, первых двух Хрюшев сразу отмёл в сторону. Первый, ну который пятиклассник, ещё ничего не умел, а второй, ветеран войны, уже всё забыл. Оставалась третья кандидатура на роль отца Валькиного ребёнка. Во-первых, по годам подходил он на это дело. В этом возрасте они все любят задирать девкам юбки. Во-вторых, его несколько раз Хрюшев видел около простоватой Вальки. У таких простоватых, как она, выпросить что-либо потрогать, как два пальца об асфальт. Вот и выпросил – девка на четвёртом месяце, а этот горлопан мячик гоняет с детворой в школьном дворе. Ну, времена, ну, нравы.
Хрюшев решил подготовить речь, чтобы ему будущий отец ребёнка поверил на слово. Речь начиналась вполне демократично: «Здравствуй Петя! И зачем ты Петя так нехорошо поступил с Валей? Как не ты? А кто? Я? Как все говорят? Ты мне тут брось… Я взрослый мужчина. Что? Это ты мне гадёныш? Ну, держись, я твою пальму в миг с корнем выдерну, чтобы в будущем не поганил девок. Что значит, подашь в суд? За клевету? Ну, ты и…»
Сами понимаете, что всё выше изложенное – это всего лишь краткое содержание того, что роилось в голове Хрюшева. Там было всё и угрозы, и сомнения, и всё это на таком эмоциональном вывихе, что он чуть было, не разбудил весь дом. Спасибо Создателю за бдительность – сумел-таки вразумить его. В какой-то момент Хрюшев подумал: «А что, если я действительно с этим парнем ошибся? Суд тогда неминуем. За это могут и присудить какой-нибудь субботник, где-то в северных широтах. Ну, откуда у меня такая беспечность? Ведь учила меня мать ещё в детстве, чтобы незнакомым людям дверь не открывал. Нате вам открыл… И почему всё мне? Видно, тащить мне этот крест на себе до самого финиша. Вот, урод».
Вы, наверное, ждёте продолжения этой истории и уже смакуете подробности. Увы, временем не располагаю, чтобы расписывать всё в деталях, а поэтому перехожу сразу к развязке. Не успели соседи обсосать эту новость по поводу «квартирантки» Хрюшева, как на пороге его квартиры нарисовался эдакий очкастый малый. Валька, как его увидела, так и заголосила: «Мой Петушок пришёл!» «Ну, слава Богу» - сказал Хрюшев и обнял «пропажу» со всей дури. Тот чуть не задохнулся от такого радушия и теплоты. Понравился Алексею Игнатьевичу этот малый. Валька так прыгала вокруг своего избранника, что Хрюшев забеспокоился, мол, как бы не выкинула плод-то. Всё обошлось. Петушок оказался родом из приличной семьи: мать учительница, а отца он ни разу и в глаза не видел. Собственно, как у большинства российских семей. Молодые не захотели жить отдельно, да и когда народится дитя, совет старшего человека – это всегда совет и к нему лучше прислушаться, поэтому Петушок решил свою пассию отвести к матери. Она женщина с образованием и совсем не употребляет.
Хрюшев так расчувствовался, что в этот день до позднего вечера не ложился спать. Молодых проводил с наказом, чтобы не обижали друг друга, а на прощание подарил им ещё совсем новый заварочный чайник. Когда в квартире пыль улеглась, он сел около зеркала и стал философствовать. Зеркало крепилось, крепилось и уснуло под его болтовню. А почему бы ему и не уснуть, когда ночь на дворе?               

                8. Кое-что о «песочных замках»
                или
                почему нельзя вычеркнуть прошлое.

Наступило временное затишье. Хрюшев возобновил по утрам приседания под счёт. Ещё ему удавались прыжки на месте. Выглядело это забавно, ибо валик в области живота от такого усердия перемещался то вверх, то вниз. Это забавляло и вселяло надежду в завтрашний день. Собственно этими двумя упражнениями и ограничивалась утренняя зарядка. Ну, потом следовали водные процедуры, лёгкий завтрак… Иногда, небольшая перебранка в прихожей с зеркалом. Собственно, никакого отклонения от распорядка дня. Вот умел Хрюшев заставить себя жить под счёт. Когда-то он двигался по жизни в ритме вальса. Так-то он танцевать не умел, а если и случалось, его потуги в этой области могли наблюдать только безмолвные стены квартиры. Ну, не был Хрюшев публичным человеком и всё тут. То, что было раньше, куда-то подевалось, и теперь он рассекал на счёт: и «раз», и «два». Так было куда проще. Хрюшев пытался постичь то, что дразнило его воображение. Трудно сказать, насколько ему это удавалось, но в мятых рубашках он на людях не появлялся. Это говорило о нём, как о незаурядном человеке. 
Так вот, однажды на его имя пришло загадочное письмо с города на Неве. Хрюшев вскрыл его и стал читать. «Ой, мамочки мои, по-моему, от меня требуют невозможного!» - воскликнул он в голос и ещё раз перечитал послание. Неизвестная ему особа обвиняла его во всех смертных грехах, а в заключение письма требовала прекратить возводить «песочные замки». Ну, вот как тут быть, если в родне у Хрюшевых отродясь не водилось архитекторов? Видно незнакомка его с кем-то спутала. Он решил разобраться и написал ответ. В его послании вопросительных знаков получилось больше, чем букв. Ну, что есть, то есть и этого не отнимешь у него – умел достучаться до человека. Видно, у него на этот раз получилось слишком хорошо и ровно через неделю опять из города на Неве пришло письмо.
Хрюшев заволновался и сам у себя спросил: «Я что-то не так сделал?» И тут же засел за ответ. У него ушло на это где-то два полноценных вечера. О чём на этот раз он отписал? Так, о всяких пустяках, мол, перестаньте меня отвлекать от жизни, а то я могу и раскошелиться, и бомбу купить, и потом бросить её по вашему адресу. Тут-то он, конечно, погорячился, ибо адрес был  такой: Питер, главпочтамт, до востребования и фамилия адресата. Его понять можно… Но город здесь причём? А почта? Казалось бы, и город обозвали в честь царя Петра, и люди там хорошие и они, кстати, не виноваты, что кто-то из приезжих захотел подмазаться под них. Сначала подмажутся, а потом давай строчить письма о «песочных замках». И откуда только что берётся? Ну, точно с Урала девушка, а может и не девушка уже. Скорее всего, что последнее. У таких в первую очередь крышу сносит от собственной значимости. Им всё кажется, что, раскорячившись перед объективом, можно положить к своим ногам весь мир. Ага, все на штурм, только штаны не забыть подтянуть!
Да, Хрюшеву было, что ответить незнакомке. И он не стеснялся в выражениях. Тут сказался многолетний опыт работы в газете. Нет, если бы позволяли ему средства он смог бы дотянуться до этой особы и без помощи печатного слова. Уж, тогда бы он потрепал бы её за загривок и скорее всего подобрался бы к ней сзади. А что, интересный ход – сзади, как самый взаправдашний Дед Мороз, только гораздо моложе. Для чего так-то? А чтобы знала на кого лаять. Ишь, взяли моду – начудят по молодости, а потом исправляются, мол, не такие мы и всё в этом ключе. Их послушать, так прямо можно картину писать под названием – «Девственница». И эта тоже из подобной когорты вставших на путь истинный. Ну, встала и валяй, только зачем письма писать, мол, вычеркни меня из своей жизни?
«Да, я бы рад вычернить вас, но не помню даже лица, - писал ей Хрюшев. – Вы бы хоть фотку выслали, а то как-то получается не по-человечески. Ну, не помню я чтобы наши пути-дорожки пересекались. И имя ваше, и фамилия для  меня, вы уж не обижайтесь, как пустой звук. Вот визуальная информация поступит, тогда я даю вам слово, что вычеркну всё до последней морщинки и запятой, если для вас это так важно».
Ну, вот кто его тянул за язык? Эта прислал ему не одну фотку, а целую стопку снимков. Хрюшев вооружился увеличительным стеклом и стал рассматривать: то она в одном, то в прозрачном, то без всего. «Видно, творческая личность. Ищет себя» - подумал про незнакомку Хрюшев. И вдруг вспомнил-таки. Точно - была у него одна шустренькая ещё до женитьбы. Отлегло от сердца, и Хрюшев произнёс: «Ну, здравствуй «пулеметчица»! А ты похорошела и, кажется, немного подросла и ноги стали чуть-чуть стройнее. Это, наверное, от аспирина… или от быстрой лапши, или от чипсов».
Конечно, всего этого он ей не написал в ответном письме. Почему? Ну, тут вот как: во-первых, он не любил врать, а во-вторых, если присмотреться, на фотографиях, слой макияжа не мог скрыть ни морщин, ни седины в волосах, ни грусти в глазах. И потом не нравились ему перекрашенные особы и даже если они из его прошлого. Ведь все подобные спят и видят себя в полный рост по обочинам дорог, красуясь на рекламных щитах. Насмотрелся он на всё это до коликов в животе. Цена всему этому малая, а значит, и жизнь грошовая. Раз всё так, какая может быть полемика по поводу: вычеркнуть, не вычеркнуть. Что тут вычёркивать, если и так всё забыл без указаний из прошлого?
Мог ли Хрюшев об этом не сказать? Мог, но посчитал себя вправе сделать вот так. Вот выдержка из его ответа прошлому: «Боже мой, так это ты?.. Неужели? Блин! Сколько же лет прошло? Ой, и «бульбочка» на месте, и ноги всё так же просятся в стремя, и взгляд… такой любопытный с примесью очередного завихрения. Вот жизнь, мать её… Недавно была девчушкой, а сейчас, как есть выдра… Извини, что вижу, то и говорю… Время никого не делает лучше. Я тоже сдал… Но со мной проще – у меня нет седых волос.  Нет, вот так встретил бы не признал. Прямо вылитая королева Марго, только некрасивая… Страшненькая. Нет, если макияж убрать, да татушку подтереть, можно ещё что-то вернуть на прежнее место. Ну, с ногами этого не проделаешь – с ними такой фокус не пройдёт, да им это и не надо. В таком возрасте ногами никого не зацепишь – тут надо что-то другое придумать. Кстати, а чего это ты решила мне о себе напомнить? У нас же собственно ничего серьёзного и не было. Ну, клялась быть верной – это было, а всё остальное – это, как круги по воде от брошенного камня. Я скажу так, что без всего этого можно было обойтись. Теперь на счёт  - вычеркнуть. Это ещё никому не удавалось сделать. Если тебе это надо, пробуй. У меня же на всё это времени нет, да и желания «кудрями трясти» не имею. От таких упражнений можно напрочь волос лишиться. Нет, я тебя понимаю – ты же и тогда что-то всё пыталась в себе переставить местами: то пуговки на сумочке, то чулочки белые, то шарфик на шейку… Ну, время же ушло и надо бы перестать из себя птицу изображать. Тебе при нынешнем макияже ближе образ эдакой ведьмочки. Ну, ладно, бывай… и больше мне не пиши. От тебя одни проблемы».
После этого Хрюшев собрал все присланные фотографии и на мелкие кусочки. «Сделал доброе дело… Можно и в рай собираться» - сказал сам себе  он, смывая прошлое в унитаз.

                9. «Вихри враждебные веют…»

«Ну, и пусть себе веют» - решил Хрюшев и засел за написание романа. В газету возвращаться он не хотел, а жить же надо было на что-то. Вон одни счета за коммунальные услуги чего стоят - мёртвого из могилы поднимут. Алексей Игнатьевич таковым себя не считал и поэтому взялся за перо, хотя признаюсь вам, не уважал он эти самые перья и всё больше забавлялся карандашиком. Возьмет, набросает мысль, а потом подтирает ластиком, и так у него складненько получалось. Перечитает, прослезится и всё написанное в мусорное ведро. Вот такой он был противоречивый. Всё, что-то искал неповторимое и в себе, и в окружающих.
Так вот, вернёмся к тем самым счетам за коммунальные услуги. Надо признать, что нолик, нарисовавшийся в самом конце цифр, Хрюшева очень растрогал. Ещё мысль у него такая промелькнула, мол, не иначе рука дрогнула у того, кто после слова «итого» аккуратненьким почерком вывел эти злополучные циферки. «Вот взять бы эту самую руку, да и зажать в тисочки, а потом ножовкой по металлу и чтобы обязательно полотно было меленькое. И этим полотном по дрогнувшей руке туда-сюда, туда-сюда. Ножовка пилит, а по радио в этот момент поёт Краснознамённый ансамбль песни и пляски и обязательно, чтобы звучала песня, где мужские голоса так проникновенно выводят: «Соловьи, соловьи не тревожьте солдат…» От такого душевного исполнения слеза сама наружу просится и хочется им подпеть. Жаль, что Создатель меня слухом обидел» - размышлял Хрюшев, внимательно рассматривая счета.
Да, это неплохой посыл, чтобы засесть за написание крупной формы. Кстати, Хрюшеву теперь было куда сесть, ибо съезжавшие соседи снизу за его бесконфликтность, отдали ему безвозмездно старый письменный стол. Это было неплохое приобретение для человека собравшегося заняться вплотную сочинительством. Стол был изрядно покусан временем: и ящички туго ходили, и дверца висела на одной петле, и на верхней поверхности кто-то нацарапал нехорошее слово, но это Хрюшева не могло сбить с выбранного направления. Теперь у него был свой угол, и он его именовал не иначе, как «рабочим местом». Оставалось дело за малым – сесть, и что-нибудь накропать. Первой мыслью было, как я уже упоминал, написать роман. Увы, желание с возможностями не совпали. В доме после тщательного «шмона», который Хрюшев провёл самолично, удалось отыскать лишь тоненькую тетрадь в линию. С такой материальной базой нечего было, и замахиваться на что-то эпическое. Вот поэтому он остановился на миниатюрах. Во-первых, минимум слов. Во-вторых, никакой тебе прямой речи и диалогов, а значит экономия на запятых и кавычках. И, в-третьих, если не получится с одной миниатюрой, можно нацарапать другую.
И вот, когда Хрюшев уже собрался с мыслями и задышал над тетрадкой, предвкушая полёт мысли, в прихожей раздался звонок. «Ну, как тут стать великим и признанным, если отвлекают от процесса?» - заворчал он, откладывая карандаш в сторону. Посидел – звонок повторился. Пошёл открывать.
- Брат, - с порога на него прыгнула совсем чужая энергетика.
Хрюшев от такого напора чуть было не наступил на горло собственной бдительности. Он присмотрелся. Лицо визитёрши ему показалось знакомым: улыбка, едва косившие глаза и даже румянец.
- Так это вы опять? – Хрюшев признал Пульхерию Евграфовну. – Что принесли доказательства нашей с вами родственной связи?
Та ещё шире улыбнулась и промолвила:
- Узнал? Это хорошая примета! А я не с пустыми руками, - она показала глазами на два объёмных баула у своих ног. – Тут подарки!
- А разве сегодня праздник?
- Да!
- В будний-то день? – усомнился Хрюшев, стараясь ногой отодвинуть с порога баулы.
- Брат, мы так давно с тобой не говорили по душам. Наш бог за всеми нами наблюдает и…
- Бездельник, - произнёс Хрюшев. – Ему бы киркой да лопатой махать, а он себя записал в наблюдатели. Ой, и хитрый, гад!
- Каждому своё. Мы что так и будем в дверях разговоры вести?
- Занят я, - прошипел Алексей Игнатьевич.
- Так я не помешаю. Сяду в сторонке помолчу, как мышка, а потом и…
- Вы или не русская, или у вас что-то со слухом. Читайте по губам. Пошла в…
- Ой, только не туда.
- Отчего же? Таким как вы там и место. Сумки убрали с порога… Ах, будем саботировать? Ну, тогда придётся продемонстрировать вам «русский стиль».
- Хлеб и соль, что ли?
- Угадали – в лоб и под ребро.
- Брат, я же женщина!
- Да? А я и не заметил. Как думаете, ваш бог меня простит?
- Не мой, а наш, - мнимая «сестра» полезла в полемику.
- А вот меня не надо приписывать к себе.
- А куда ты без нас? Мы же всё про тебя знаем: одинок, без работы сидишь и при этом занимаешь такую шикарную квартиру.
- Ах, вон оно откуда поддувает? Ну, держись «сестра», сейчас будет больно, - и Хрюшев со всего размаху закрыл дверь.
Он услышал, как что-то мягкое скатилось по лестнице вниз. Припал ухом к двери. То, что упало, подавало признаки жизни. Перекрестился. Оглянувшись на зеркало, произнёс: «Я ведь ещё в прошлый раз предупредил, чтобы ноги здесь её не было. Видно не поняла или не расслышала. Ну, это не мои проблемы. Надеюсь, что теперь и слух пробило, и мозги активнее заработали». А внутренний голос почему-то подбивал на «продолжение банкета». Хрюшев пошёл ему навстречу и, распахнув дверь, бросил в Пульхерию Евграфовну стоптанный ботинок. Это был неожиданный ход для той и она, взвизгнув, кинулась прочь, бормоча себе под нос, скорее всего какую-то спасительную молитву. Увидев её бегство, Хрюшев пророкотал на весь подъезд:
- Вот и ладненько, а то зачастили бесовские морды! Я вам не Достоевский и с топором, как Раскольников бегать не буду – подкараулю и удушу собственными руками. Возьму грех на душу, а там пускай что будет. Если и зашлют, не велика потеря, да и вам до меня будет труднее там дотянуться, родственнички.
- Я ещё вернусь, - донеслось оттуда-то снизу.
- Прямо революционерка какая-то, - удивился Хрюшев старушечьей несгибаемости.
Ну, после такого уже не хотелось творить. Нервы требовали к себе особого уважения. Хрюшев стал расхаживать по квартире, фальшиво выдувая одними губами мелодию песни: «Вихри враждебные веют над нами…» В подобные моменты нас колбасит по полной программе и не дай Бог попасть под руку. Конечно, руки бывают разные. Вот, к примеру, если сухонькая, то увечья так себе, зато обиды целый кузов. Нет, если хрястнет такая рука в интимное место, желание покричать тут же себя проявит. Другое дело, когда рука массивна. Эта шмякнет, так шмякнет. После такого соприкосновения ты запросто в глазах окружающих станешь фигурой номер один. Почему? Так, кто же захочет повторить всё это после увиденного? Вот и получается из тебя эдакий «герой-страдалец».
Хрюшев с час находился в подвешенном состоянии, после чего отсоединил дверной звонок, чтобы ни одна душа не смогла нарушить его творческое затворничество.
Ну, кадр! Ну, динозавр! На какие жертвы пошёл, только бы стать востребованной личностью. Я так скажу, чем дальше писатели от народа, тем меньше они интересны. Вот Хрюшев и перепутал всё и отгородился от всех. Так можно было бы ему подсказать, да как докричаться до него? Это же совсем другая планета. Он там, а мы все здесь. Так-то присмотришься и здесь у нас, и там у него много похожего. Согласитесь всюду хорошо, если выполняется одно неприкосновенное условие: система должна работать на людей, а не против.
Что же касается  Хрюшева, то дня через три он всё-таки оседлал письменный стол и выдал вот это: «Под рыхлым снегом спит прошлое… Прости». Ну, откуда в нём в среднестатистическом журналисте столько стремления быть, а не казаться? Не понимаю. Вот прямо сейчас можете меня стукнуть, но и тогда я так и останусь с разинутым ртом. Нет, если оценивать его «опус» в баллах, то троечку можно всучить. Почему так мало? Так это ещё издавна у нас повелось – пока топчут и бьют, что-то выходит толковое, а погладили по головушке, мол, надежда ты наша и всё: не стало человека. Вон один мой знакомый удачную статейку втиснул в газетёнку и про него заговорили в коридорах власти. Ему бы прислушаться, да сделать невинное лицо, а он наоборот – перья распушил, выехал на природу с девочками и пропал. До сих пор найти не могут: ни его, ни перьев, ни девочек. Вот гульнул напоследок, так гульнул. Конечно, кто-то тут же из зависти слух пустил по городу, мол, его заказали и всё такое. Конечно, этого не надо отрицать, ибо статейка была с душком и если капнуть, нашего мэра можно заковывать в кандалы с чистой совестью. Наверное, из жалости пока никто не додумался этого сделать. Живёт гад и водочкой горло полощет. Он-то полощет, а моего знакомого, скорее всего уже червячки доедают вместе с перьями и девочками. Ой, жалко-то… девчонок. Это мне кажется уже явный перебор, чтобы в условиях кризиса, когда страна наша вся в ожидании инвестиций, взять и всё свести к сведению личных счётов. У него, между прочим, осталась жена и ещё друг семьи. Слушайте, меня сейчас только осенило… А если его исчезновение – это дело рук того самого друга семьи? А что? Эх, к этому сюжету надо подцепить какую-нибудь писательницу с Рублёвки. У них в этом жанре всё так лихо закручивается, что читать бросаешь прямо на первой странице. Почему? Глаз воротит и подташнивает от обилия определений и дополнений не по теме.
Итак, ставлю Хрюшеву твёрдую тройку! Заслужил! Распишись и получи! Чтобы он духом не пал, я всё же маленький плюсик справа подрисую. Пусть он будет ему таким маленьким авансом на будущее, а оно у него обязательно будет.
Я как в воду глядел. Вы не поверите, но однажды в образовавшуюся пустоту вокруг Хрюшева постучалось тихое счастье. Сначала звук каблучков, а потом встало в полный рост и заплакало. Его так крутануло, что захотелось опять, как в молодости жить под счёт: раз, два, три… Нет, его-то понять можно: и не боец, и вообще не публичный человек, поскольку ни на одну юбку после развода глаз не положил. Жил себе согласно тому, что брякало в кармане. Ну, не голодал, да и когда знал, что надо, шёл и зарабатывал, но при этом ни у кого последнюю крошку изо рта не вынимал.  Сказывалось воспитание или печальный опыт тех, кто считал, что всё нахапанное заберут с собой на небеса. Какие заблуждения…
И вот к этому простому смертному постучалось счастье килограммов на пятьдесят. Хрюшев сразу же воспрял духом, ибо считал, что этот вес ему под силу. Ну, а когда оно заплакало, он напрочь слетел с катушек, и с этого началась у него совсем другая жизнь. Она сразу дала ему понять, что она не такая как все. Он уважал неординарность в людях, что означало только одно: по этому вопросу разногласий быть не должно и сейчас, и в будущем. Ещё она сказала, что пойдёт до конца. Ну, так далеко Хрюшев не хотел заглядывать, ибо годы не сбросишь и они, как любимые мозоли нет-нет, да и напоминали ему о себе. Так-то ничего плохого, но всё же осадок нехороший на душе оставался от таких напоминаний. Всё, что он мог себе, так это правильно распорядиться собой. Вокруг него была пустота, а это, как не крути, его территория и здесь действуют другие законы. Какие они из себя? Да уж получше тех, по которым живёт вся наша страна.  Вот поэтому он не стал с порога ощупывать нагрянувшее к нему счастье. Вот, казалось бы, какая-то мелочь, а приятно: и ему, и счастью. Многого он себе не позволил, чем расположил к себе тонконогое чудо, и так стало хорошо им обоим, что  договорились когда-нибудь обзавестись наследниками. Хрюшев так в это поверил, что взял за руку своё счастье и повёл за собой… такими маленькими шажками, а потом вдруг понял: не хочет отпускать.
Вот вы сейчас подумали, мол, старый козёл захотел попробовать «клубнички». Во-первых, Хрюшев не был старым, а тем более «козлом». Во-вторых, он, если хотите, любил и клубничку, и смородинку, и малинку. В них много витаминов. И, в-третьих,  ну почему, когда что-то подобное происходит на этой земле, надо обязательно перед кем-то отчитываться?  Только поймите меня правильно – не собираюсь я вставать на его сторону и вообще считаю, что ему пора серьёзно подумать о своём будущем. Любовь, то, да сё – это замечательно, но есть же что-то и другое, о чём мы почему-то всегда умалчиваем. Ведь, когда всё подобное происходит - мы перестаём нравиться своим женщинам, а они нам. Ой, сейчас меня кажется, побьют…  Жить по привычке, говорить слова, которые за зубы цепляются, дышать в её ушко, а в этот момент перед глазами прошлое марширует в чём мать родила. Ну, это у нас здесь уже норма. Там, где Хрюшев всё по-другому и значит, не нужны мы ему со всем своим житейским опытом. Мы просто лишние в его жизни. Наверное, всё так, раз счастье выбрало его. Выбрало и осталось, уткнувшись лицом в его грудь.
Хрюшев не знал, как себя вести после всего этого. Конечно, он мог оторваться от земли и полететь к облакам, и рассказать им и только им, как ему хорошо. Увы, он этого делать не стал, ибо боялся, что позавидуют ему и отберут этот маленький лучик света. Ну, как тогда жить? Всё, что его тревожило – это отсутствие ответа на вопрос: «Зачем он ей?» Ради любопытства? Допустим, но для этого можно было просто забежать на какой-нибудь нехороший сайт и там… оставить всё лучшее, что ещё удалось сберечь в себе. «Нет, только не это, - Хрюшев сжал кулаки. – Лучше я всё сделаю сам, чтобы её это никогда не коснулось». Как отреагирует общественность? Это которые ходят на выборы и каждый раз надеются, что уж на этот раз их никто не обманет? Этих Хрюшев давно про себя обозвал смертниками. Таким прямая дорога на погост и на все их доводы он с лёгкостью положит томик Лермонтова. «Им бы только языками помолоть. Тоже мне ревнители морали и нравственности, - рассуждал Хрюшев. – Кто там ещё остался?.. Родственники? Эти во все времена были правы, проживающие, как правило, свои жизни в долг. С ними разговор короткий, а если глотки начнут драть, так можно и под ребро… Не сильно – легонечко. И потом со всем этим «приданным» плыть против течения – это всё равно, что по зелёной лужайке пытаться проехать на лыжах. Нет, надо бы без брызг и чтобы никого не лишить привычного комфорта. Они же не виноваты, что оказались родственниками…»
Ну, что на это скажешь? Мудрые мысли и что характерно похожие где-то и на мои собственные. Тем не менее, Хрюшев всё же решил провериться на предмет вменяемости и направился в поликлинику. Увы, когда в карманах пусто лучше не обольщаться, что смогут помочь. Замечу, что и когда в карманах имеется звонкая монета, не всегда «люди в белых халатах» хотят это сделать. О, эти нравы! Вот поэтому на Хрюшева посмотрели без всякого интереса. Для порядка загнали на флюорографию, после чего кровь и всякие там анализы, ну и заключительное слово терапевта. Та не стала ничего усложнять и написала в медицинской карточке всего одно  слово: «Здоров». Ну, и правильно – какие могут быть болезни и отклонения при пустом кошельке?
Хрюшев со справкой в кармане выглядел почти победителем. Оставалось несколько мелочей: подстричься и найти в себе смелость, чтобы коснуться руки той, что решила с ним остаться навсегда. Он расправил плечи и запел фальшиво, но с выражением: «Вихри враждебные веют…»

                Эпилог.

С тех пор прошло некоторое время. Хрюшев затерялся в этой жизни. Собственно, так оно и должно было случиться, ибо, он сам про себя не раз говорил, что не публичный он человек… не публичный. Если честно, мне, как автору, его сегодня не хватает. Да, он полон противоречий, у него много недостатков, но именно ему Создатель пошёл навстречу и… Ну, гадать не хотелось бы в этом вопросе и я решил разузнать о нём поподробнее. Знаете, информации мало и вся она разная. Не поленился и наведался по его последнему адресу. Увы, куда-то Алексей Игнатьевич отбыл, а квартиру свою сдал молодой паре. Ничего, хорошие ребята – чаем угостили. Кстати, познакомился с его соседкой с верхнего этажа, ну, которая среди ночи пыталась однажды развеяться, придумав причину для ночного своего визита к одинокому мужчине, мол, Хрюшев её каким-то образом залил. Смешной розыгрыш получился. Вот тоже метущаяся душа: то оплакивает прошлое, то срывается на свой край земли, то… Одним словом, посоветовал ей завязывать экспериментировать над своей судьбой и больше внезапно не исчезать, как это было с ней в последний раз. Жить-то осталось самую малость – старость можно сразу вычеркнуть. С её профессией на лекарства не заработаешь. А мотаться по квартирам среди ночи в распахнутом халате – уже не прокатит. Почему? Так возраст, мать его. Он же если раз пришёл, то навсегда.
Вездесущие соседки у подъезда попытались мне что-то плохое втиснуть про Хрюшева, мол, с молодой спутался. И только одна бабулька сказала так им всем в пику:
- Чего клювы раззявили? Эвон мужчина в самом развороте. Раньше только от таких получались умненькие и здоровенькие. Нынче не то – разбаловалась молодёжь. Им бы и рожать не надо бы… Не дососали мамкиных титек и сразу за папиросы. Дымят почём зря, да пьют, будто их кто силком в эту жизнь тащил. Если силком, да при нынешних ларьках, то все флаги Алексею Игнатьевичу… Пусть делает своё дело без оглядки… а нам бы бабкам молчать, да радоваться.
- Ну, спасибо, - я поблагодарил словоохотливую старушку, поклонился остальным и пошёл прочь.
Иду и чувствую, как их взгляды меня сканируют. Наверное, прикидывают – на что я могу ещё сгодиться. Да, с таким народом не соскучишься. На выходе из двора дорогу мне загородил слегка подвыпивший старикан. Знаете, есть такие безобидные экземпляры, которые знают про всех буквально всё. Стоит, глазами сверлит и молчит. Я тоже стою и жду. Наконец, спрашивает меня:
- Особист? Узнаю почерк. Когда-то и я мог вот так запросто подойти, расспросить. Теперь всё это в прошлом. А кого надо-то? Хрюшева? Так он помер… Ну, точно. Давай помянем его грешную душу? У меня и рублик есть…
- Живых не поминают, отец, - ответил я и пошёл себе дальше, а он мне вдогонку:
- Так я сам его закапывал. Вон у людей спроси…
Навстречу мне шла женщина. Поравнявшись со мной, сказала:
- Вы его не слушайте… Он у нас особенный – всех в нашем доме перехоронил. Ему как выпить захочется, так деньги на похороны собирает по квартирам, общественник, - и, переключившись на старика, повысила голос: - Эх, Степаныч и в кого ты такой брехун?
- В Бориса Николаевича, - старикан икнул. – Земля ему пухом… А какой сегодня день?
- На что тебе? – женщина остановилась, перехватывая сумку свободной рукой.
- Так… из пятнадцатой квартиры Марьюшка преставилась. Надо бы сходить проститься…
Я не дослушал до конца - скорее всего  очередную байку траванул старикан.
И пока я шёл, у меня мысли кружили вокруг того, что Хрюшев «спутался с молодой». Ну, и что тут плохого? А может так и надо? Как? Ну, чтобы всем на зло и обязательно под дых. Ведь сколько случаев, когда люди находят друг друга с огромной разницей в возрасте? Ох, как сейчас задвигали задами доморощенные ревнители нравственности. Прошу прощения. А при чём здесь это? И правильно Хрюшев сделал, что «спутался». Может он ещё «о-го-го!» И потом какое дело, что кому-то в этой жизни лучше, чем всем остальным? Опять же, сам Создатель проявил сдержанность, а некоторым из нас, смотри-ка, вот подай трибуну и всё тут. Да, пожалуйста, только слюны поменьше и руками двигать не надо, а то люди подумают, что очередные выборы на носу. Задёргали народ во власть идущие. Мы-то думаем, что это они из-за нас так лезут из кожи, а оказывается, что это такая новая современная болезнь. Вот только название ей не придумали. Ну, это у нас не задержится.
Возвращаясь же к Хрюшеву, хотелось бы задать и себе, и вам всем один вопрос: «Насколько он вписывается в общий строй, в котором мы находимся в ожидании счастья?» Не знаю, как вы, а мне кажется, что он уж точно бы уступил свою очередь тем, кому оно нужнее. Ну, вот таким он получился у меня. Может я и не прав и всё это мои фантазии на тему обо всех нас и, тем не менее, он всё-таки появился в этой жизни. Прямо от умиления хочется спеть. Ладно, буду закругляться.  Эпилог не должен быть длинным. Самое главное сказал. Осталось ещё раз перечитать этот бред и просто жить себе дальше. Большая просьба: если встретите грамматические ошибки, отпишите мне. Заранее признателен за сотрудничество.
С уважением, автор.

                Часть вторая.

                «Здравствуй, Хрюшев, здравствуй!»

                1. А может это такая любовь?

  Прошло чуть больше года  и вот вам: «Здрасьте!» Нет, ну предупреждать же надо. Мы люди с отклонениями по части здоровья и по утрам на баянах не играем. А тут только я из своего подъезда выхожу и вижу: вот он идёт налегке, шаг пружинистый, спина прямая, в очёчках. Ну, вылитый отпускник. Как, кто? Хрюшев собственной персоной. Стою и глазам своим не верю, а у самого всякие догадки в голове шебаршат. Думаю: «А чего он  приехал-то? Соскучился, может быть?  Или дела заставили? Нет, ну похорошел… Вот что делает с нами мужиками  семейная жизнь, когда она правильная». Мне бы объятия распахнуть, да улыбку по шире, мол, а вот и я, хотя и похвастать мне больше нечем перед ним.  Вон и дороги у нас самые-самые – всё латаем, а проку от этого никакого. Раньше как говорили: «Дороги – артерии жизни». Ну, это раньше, а сейчас дополнительная статья дохода для тех, кто призван за этими самыми артериями жизни присматривать. И вот, что удивительно: все они эти «смотрящие», как по мановению волшебной палочки оказались в рядах партии власти.  Наверное, мистика. А по-другому никак в голове не укладывается. Вон и плакатов понатыкали со своим логотипом, мол, нас много. А на Руси всегда дармоедов было больше.
И стоял я перед Хрюшевым  и не знал, что сказать ему. Так-то была бы воля – послал бы его, куда подальше от нашей этой жизни, чтобы уцелел, да детишек нарожал без изъяна и чтобы они выросли, вернулись и перевернули всю эту неразбериху с ног на голову. Глядишь, всё у нас и наладилось бы. Ага, наладится тут, когда продекларировали на всю страну, что засадим деревьями имеющиеся пустоши. Оно-то дело хорошее… Да где взять столько воды, чтобы  саженцы поливать? У нас в реках и рыба от этого не водится, в должном количестве – мало соответствующей среды для её популяции. Вон, даже какое слово всплыло в голове! Кстати, по поводу воды тут один чиновник из коридоров власти слух пустил, что её мало потому, что скотина много пьёт – нажрётся и пьёт, и пьёт её. Точно, урод… Где он из своего кабинета видел ту скотину, которая хребтами все берега заслонила от человеческого глаза? Нет ничего этого, да и мясо к нам всё больше стали везти из-за границы. Вот поэтому, мне и сказать Хрюшеву что-то радостное про нашу жизнь язык не поворачивался. Сам собой возникает вопрос: «Чего я-то здесь задержался и до сих пор не сменил место жительства?» А вот это и для меня самого загадка, а тут ещё Хрюшев вернулся… И куда я теперь без него? Видно, такой мой крест.
Ну, так вот, увидел меня Хрюшев, глаза сузил… Вылитый китаец, только наш - с такими флюидами, что у меня слезу вышибло. Обнял меня, перемазал всего слюнями – тыкается, как щенок в мамкину титьку и что-то всё говорит и говорит взахлёб. Спрашиваю:
- Как ты?
Он ответил не сразу. Так горестно вздохнул и произнёс:
- Счастлив.
- А что же про это так-то - будто не всё гладко?
Отвечает:
- Боюсь, сглазят.
- А, ну тогда правильно, - я под стать ему тоже сгорился, а он возьми и как заорёт:
- Все сюда! Я вернулся!
Ну, а мне много ли надо, чтобы завестись? И я подал голос:
- Гав, гав, гав! Своих не трогаем – чужим отгрызаем!
Нет, получилось весело – на весь двор, а главное люди откликнулись. А почему бы и нет, когда всего-то семь часов утра и день воскресный. Ну, вы меня понимаете – столько радости и участия к нам с их стороны. Очень, очень порядочные люди  - вспомнили всю мою и Хрюшеву родню, а особенно почёт и уважение красной строкой прозвучали в адрес наших с ним матерей. Нам с ним ничего не оставалось, как только поблагодарить за такую отзывчивость. Вот в какой ещё стране всё подобное может так ярко себя проявить? Казалось бы, выходной день, утро, а люди нашли в себе силы и пожелали друг другу хорошего дня.
Когда торжественная часть по случаю возвращения Хрюшева отсалютовала «бравыми аккордами», мы с ним уединились. Так, вот тут бы я попросил озабоченных читателей свои больные фантазии посалить на поводки, ибо это нормально, когда два здоровых мужика в прямом и переносном смысле, решили поболтать наедине. У нас демократия в стране или слёт представителей сексуальных меньшинств? А раз всё же демократия, я позволю себе продолжить.
Выбрали себе беседку подальше от людских глаз. Сразу отмечу, что Хрюшев своими знаниями жизни меня затмил, и я на второй план и сполз. Сижу, балдею и вдруг чёрт меня дёрнул спросить его о семейной жизни. Помолчал Хрюшев и так, чуть ли не по слогам мне и выдал: «Прошу - не надо трогать меня за интимные темы». Вот ответил человек без всякого хамства и мне стало ясно, что «граница на замке» и что никакой «жёлтой прессе» в этом конкретном месте не подкормиться. И такая меня гордость посетила за отдельно взятого человека по фамилии Хрюшев, что от переполняемых чувств насморк напал. Ну, приятно бывает узнать, что кому-то в этой жизни лучше, чем всем остальным. Уж после этого мне расхотелось его расспрашивать о семейной жизни. Он видно угадал моё настроение и стал сам подыскивать нужную интонацию для мирного разговора. И так изловчился, шельма, что я, казалось бы, автор очутился у него в подмастерьях. Кстати, в моей жизни что-то подобное уже было и не один раз, и никто за это пуговицы мне не оборвал.
Сидим, а Хрюшев возьми, да и подними тему о женщинах. Так всё вывернул, что у меня мозги поплыли. Говорит: «Нет некрасивых женщин. Есть только несчастные». Мне уже и добавить нечего было к этому. Ну, вот как с ним спорить, если в самую густышку плюнул? Молчу. А он лопочет себе дальше:
- Нам мужикам за всё это гореть в аду.
Я от такого прогноза ноги под себя подобрал. А что тут скажешь, если в его словах одна, правда? Да, не умеем мы ещё своё счастье правильно брать на руки. Вот недавно наблюдал такую сцену.
Она вся в белом, а он такой щупленький. Вокруг гости мотаются, как угорелые – всем же за столы хочется, а у молодых по сценарию фотосессия. Так бы потерпели и всё, но тут распорядитель данного торжества, по-видимому, ему хорошо заплатили, начинает объяснять жениху, что надо бы невесту на руки взять и так легонечко от самой реки по ступенькам к гостям с радостным лицом и доставить. Я на следующий день не поленился и для себя пересчитал количество тех ступенек – двести четырнадцать у меня вышло. Это я потом сообразил, отчего радостным лицо было только у невесты во время этого акта, да и то до того момента, пока на глазах гостей жених не покатился вниз. Ладно бы сам, а то и невесту за собой увлёк. Извалял её так, что та не вытерпела и такого «леща» отпустила своему избраннику, что гости перестали гоготать. Видно это его сильно задело и вместо того, чтобы двинуться вверх по ступенькам, наш молодожён устремился вниз, к реке. Все заволновались – мало ли что у него там на уме. Одну глупость он уже совершил – взял не по зубам «ягодку», ну то есть невесту. А вдруг теперь ещё что-нибудь сотворит? У нас, хоть река и мелковатая, да течение такое, что дня не проходит, чтобы у кого-то из купающейся массы трусы не стягивало. Самые трезвые из гостей стали призывать всех к порядку и благоразумию. Невеста кинулась вдогонку, да оступилась теперь по собственной инициативе. Телом крупна, бюстом пышна, лицом… Ну, про эту часть тела промолчу и так всё понятно. Одним словом, сбила она с ног своего хлопца и тот в сердцах или нечаянно оторвал ей подол платья. Тут гости повели себя совсем неправильно: пошли друг на друга стеной. Жениховские были все щупленькие с хохолками… У них-то и ручки с ножками так себе - тонюсенькие. Нет, гонору было, хоть в банки на зиму закатывай, да только у невестиных гостей потенциал бойцовский раза в четыре превалировал над противной стороной. И какой результат при таком раскладе? Правильно: жениховская сторона побежала. Тот так расстроился, когда пришёл в себя, что тут же решил подавать на развод. Он-то решил, а не учёл преимущество в боевой подготовке родни невесты. Стоило ему рот только открыть, да проявить самостоятельность, так ему так надавали, что бедолага стал заикаться.
Уже на следующий день в городских газетах замелькали публикации на эту тему. Люди подумали, что это розыгрыш и посмеялись. Не до смеху было только жениху с невестой, да их родне.
Когда Хрюшев взял паузу, я ему эту историю и пересказал. Он помолчал и сказал: «Наши традиции и обряды – это отстой. И ничего в них уже не осталось от былого». Наверное, он прав. И догадываетесь почему? Да, мы не знаем меры ни в чём.
Вот недавний пример. Городская администрация решила организовать забег невест… на каблуках и в свадебных платьях. Обратите внимание, что об участии в забеге женихов не было ни единого слова. А почему? Правильно - в этой жизни все испытания выпадают прекрасной половине человечества, то есть женщинам. Так вот, когда марафон начался, всем стало ясно, что так просто он не закончится. Ну, на этот счёт можно было бы и не сомневаться. У нас же всегда так: сначала что-то придумываем, а потом расхлёбываем. Когда организаторы увидели, как тяжело даются первые двести метров участницам забега, кто-то решил облегчить им движение и по бегущим вдарили из шлангов водой… Струя была щадящей – как из лейки, но и этого хватило, чтобы превратить всю эту праздничную кавалькаду в нечто из области ужастиков. Судя по тому, как рвались вперёд бегуньи, им уже было всё по барабану, да и впереди их ждали призы и, конечно же, прохладительные напитки от местного производителя, которого налоговики никак не могли призвать к порядку по отчётности.
Сумасшедшие! Им что всем сразу в голову попал снаряд? Это как надо любить жизнь, чтобы превратить такой торжественный день в КВН? Определённо по всем нам плачет процедурный кабинет. Хотите поспорить? Не тратьте время - занимайте очередь… Я крайний.

В тот день мы с Хрюшевым хорошо поболтали. Он оказался знатоком женских слабостей. Я и не догадывался, что есть женщины, которых не надо завоёвывать. Как это может быть? Он объяснил мне так: «Они не чувствуют никакой вражды к противоположному полу, то есть к нам, мужчинам». Ещё он мне рассказал о том, что есть и такие женщины, которые знают, чего хотят и добиваются этого сами без посторонней помощи. И, наконец, Хрюшев выдал вот такое: «Женщины побили нас мужчин по многим пунктам». Не верите? А вот загибайте пальцы: в верности – раз, в постоянстве – два, в мудрости – три… Продолжить? Ладно, не буду смущать сильную половину человечества… Скажу только вот это, что только женщины могут всю жизнь любить одного, а отдаваться многим. Какая сила воли! Кстати, я тут подумал на досуге и нашёл ответ на вопрос: «Почему они отдаются многим?» Оказывается, каждый второй поит и кормит их, а каждый третий даёт за это ещё и деньги.
Нет, ничего мы не знаем про них… Ничего. А какие они сообразительные. Это же просто загляденье. Например, в экстремальных ситуациях они первыми начинают паниковать. Думаете от страха? Отчасти да, но в основном для того, чтобы мы – мужчины смогли себя почувствовать сильнее их, ибо, когда мы сильные, то можем многое совершить. И совершаем: и пропускаем их первыми из горящего здания, и если случись очередному «Титанику» пойти ко дну, место в шлюпке уступим без соплей. Нет, мы можем себе позволить быть такими. А как иначе, если не мы их, а они нас содержат? И самое последнее - они умеют ждать. Делают это непринуждённо. Им всё по плечу: и гвоздь в стену забить, и голой встать перед фотообъективом, и … Надо же себя чем-то занять. У некоторых всё это так лихо получается, что им за это и приплачивают ещё. Как, кто? Мужчины. Мы же знаем всему цену, а особенно если это нам не принадлежит. Ради того, чтобы принадлежало, готовы раскошелиться до самой подкладки в портмоне. Это потом будем думать про себя: «И какой же я дурак…»
Возвращаясь к экстремальным ситуациям, замечу, что им нашим лапушкам всегда есть что терять. Ведь на их плечах висит всё семейство, где муж, дети и престарелые родители, а иногда и школьный товарищ, который продолжает любить самозабвенно свою мечту, не видя того, что она давно растолстела и от неё уже не пахнет, как в молодости. И это ничего, что один из детей похож на этого самого товарища. Мы мужчины всегда найдём этой аномалии объяснение. Кстати, наука объяснение это примерно так: «Не води жалом по сторонам». Вы, наверное, часто наблюдали такую картину: идут двое. Как, кто? Он и она. Так вот идут, и обязательно кто-то один из них вертит головой по сторонам. А знаете почему? Я могу только предположить, что тот, кто вертлявый или уверен  в себе, или… слишком уверен. Хотелось бы не ошибиться, что это верчение головой не отразится на крепости семейных уз. Со своей стороны могу порекомендовать следующее: чаще смотрите на своих избранников и избранниц. И вы в тонусе, и вашим половинкам приятно.
Кстати, Хрюшев так разоткровенничался со мной, что выдал мне так: «Если ваша супруга завела бодягу по поводу того, что её надо ещё заслужить, тут же без разговоров собирайтесь в командировку. И желательно годика на два, а лучше лет на пять. За это время она сможет вас забыть, вспомнить, забыть и опять вспомнить и так по кругу, пока на её горизонте не появится, знаете ли, так случайно, какой-нибудь друг из прошлого. Это нормально. Хорошо, если вы об этом узнаете из её уст и совсем плохо, когда из чужого рта. Сам собой возникает вопрос: «Что делать?» И тут же второй вопрос: «Убить?» А за что? Вот именно… А если учесть, что детей у вас нет и быть не может, то считайте себя любимчиком фортуны – всю работу по зачатию выполнит какой-то там друг. Это же удача и ружьё вам ни к чему. Если женщина любит вас, а рожает от другого – это поступок. Следует понимать всю остроту ситуации и не делать из этого пустой пальбы в небо. Это какую надо силу воли иметь, чтобы вот так жить и ещё успевать наводить порядок в квартире?»
Интересная трактовка компромисса. Конечно, среди нашего брата и не такое встречается. Как-то довелось мне подвозить одного мужичонку. Такой невзрачный, руки все в наколках, зубов нет – одни коронки золотые и весь в морщинах, как старая черепаха. Разговорились, и он мне выкладывает, что считается многодетным отцом, ибо ещё в молодости поставил перед собой цель обогнать по количеству отпрысков какого-то там африканского короля. Рассмешил до слёз. Это уже потом он мне пояснил, что средств на содержание гарема у него нет, а поэтому оказывает одиноким женщинам мелкие услуги, ну и те за это одаривают его наследниками. С одной стороны бы ему за это внедрение морду набить, а с другой - он просто выполняет правительственную программу по повышению рождаемости в стране. Да, с алиментами прокол. Этот многодетный папаша так и сказал, что не имеет такой возможности. Ну, и откуда они могут у него быть, если верить ему, счёт перевалил уже за пятьдесят голов? Конечно, до африканского короля ему не дотянуться. Да и зубов вовсе не осталось, а это первый сигнал тому, что жизнь сворачивается потихоньку. Вот такие истории ещё имеют место быть в нашей действительности.

Так, кажется, я отвлёкся. У нас всё же с Хрюшевым задушевная беседа, а не просто посиделки от нечего делать. Ну, часа три мы с ним перетирали косточки прекрасной половине человечества. Проголодались и решили продолжить встречу у меня дома за чашкой чая в прикуску с овсянкой. Только мы с ним встали, и вот тебе проза жизни во всей красе перед нами распахнула свои объятия. Из третьего подъезда выбегает женщина в ночнушке, босиком и вся такая растрёпанная, что мы с Хрюшевым вздрогнули, как по команде. За ней мужчина в трусах, а в руках у него топор. Ну, вылитый дровосек, только экипирован не совсем правильно и не до конца. Ну, выбежали и бог с ними, так эта растрёпанная почему-то сразу же направилась в нашу сторону. Хрюшев произнёс побелевшими губами:
- Никак к нам.
- А с чего бы? – я на всякий случай сделал шаг вглубь беседки.
- Может, что спросить хотят?
- Ага... Как пройти в библиотеку?
- Или денег попросить…
- И топор для этого прихватили, - я сделал ещё один шаг назад.
- Да, с топором они явно перегнули. Так и напугать можно. А как ровненько-то бегут. Прямо вылитые олимпийские надежды, – Хрюшев улыбнулся, но очень натянуто.
Я пристально посмотрел на мужчину и подумал про себя: «Этот явно далёк от спорта. Сейчас прибежит и начнёт рубить…сгоряча. Такому увлечённому трудно будет что-то объяснить… И эта ещё летит, как угорелая… И что она здесь забыла?»
Женщина подала голос:
- Помогите!
Хрюшев наморщил лицо и произнёс:
- Такое утро, а она так некрасиво себя ведёт… Безобразие…
- Люди, спасите!
- Это она к нам взывает? – Хрюшев обернулся на меня.
А что я? Мой мозг лихорадочно вспоминает приёмчики, а когда он занят, мне нет дела до окружающей среды, а тем более, когда кто-то в этой самой среде взывает о помощи. Стою, молчу.
- Ну, что же вы, граждане? – женщина подбегает, запыхавшись к беседке.
Хрюшев загораживает ей проход и спрашивает, кивая на мужчину с топором:
- Муж?
- Он, гад.
- Понятно… Гражданин, - Хрюшев улыбается, переключаясь на мужчину.
Тот в запале с разбегу долбанул топором по воздуху перед собой.
- Осторожнее, товарищ… так можно и пораниться.
Мужчина продолжает размахивать топором. Хрюшев спрашивает:
- Вы случайно не из торговых рядов? Рубщик мяса?
- Зарублю! – рычит мужчина.
Я побелел, и мне стало так плохо, что я машинально опустился на лавку. Женщина протиснулась мимо Хрюшева внутрь беседки. Её губы неустанно шептали:
- Убьёт… Ой, убьёт!
- За что? – машинально спросил я, стараясь унять дрожь в голосе.
- Ревнует, чёрт.
А мужчина продолжал махать топором. Теперь он был от Хрюшева так близко, что при желании тот мог его пнуть ногой по выбору: или правой, или левой. Вместо этого он стоял и с интересом наблюдал за «дровосеком», который явно претендовал на большее – на «рубщика».
- Ну, ты смотри… щупленький, а как ловко управляется. Прямо виртуоз! Вы часом обучались не в монастыре? Что-то мне ваш стиль кого-то напоминает… Ну, как же я мог забыть? Брус Ли, как долго ждал я этой встречи! – Хрюшев так уверенно это произнёс, что даже я не вытерпел и выглянул из-за его спины.
- Чего? – судя по интонации, дебошир стал немного приходить в себя.
- Неужели обознался? – Хрюшев пожал плечами, что означало – подвело зрение.
Мужчина опять полез к нему с вопросом:
- Как ты там меня назвал?
- Уже не важно. Вы, кстати из какой квартиры? И вообще, что это у вас за вид?
- Ты кто сам-то будешь? – мужчина переложил топор в другую руку.
- Человек. Кстати, вы не позволите вам помочь? Помахали, дайте и другим помахать.
- А где Манька? – дебошир поискал глазами свою добычу. – Где эта сука?
- Сам кобель… ненасытный! – взвизгнула из глубины беседки женщина.
Ну, вот зачем они всегда подливают масло в огонь? Ну, какого рожна им всем надо, когда смерть в семейных трусах стоит у порога? Я весь похолодел. Во-первых, ни один приёмчик я так и не вспомнил. Во-вторых, даже если бы и вспомнил, то не смог применить. И, в–третьих, этот дебошир явно нарывался, пытаясь отодвинуть со своей дороги Хрюшева. Женщина была в панике, поскольку выход и вход в беседку был один, и там сейчас шла борьба. Она заголосила. Мне захотелось её долбануть за это. С детства не выношу писклявых голосов. Хрюшев видно был из всех четверых самым адекватным. Он перехватил руку мужчины с топором и спросил его:
- А давайте вместе рубанём? Ну, что вы такой жадный? У меня ощущение, что вы эгоист высшей пробы. Мы таких в школе били.
Мужчина боднул Хрюшева головой. Это был уже вызов с подтекстом. Мне это тоже не понравилось, и я бросился к Хрюшеву на помощь, за что получил от него локтем по лицу. Ну, здесь я сам виноват – забыл «включить габаритные огни». Вот он меня и не заметил в тесноте. Пока я боролся с искрами сыпанувшими из моих глаз, Хрюшев применил приёмчик – стащил одним лёгким движением трусы с дебошира. Ах, какой был пейзаж. Ко мне сразу же вернулось ощущение реальности и глаза проморгались в две секунды. Этим Хрюшев не ограничился и нанёс такой скользящий удар коленом по клубням бузотёра. Тут же вмешалась женщина, которую мужчина обозвал Манькой. Она вскрикнула в сердцах:
- Куда бьёшь, гад?
Ну, потом разобрались, когда пожаловал участковый. Видно я ему показался самым не благонадёжным из всей четвёрки, поэтому меня он отконвоировал в отделение. Там только я окончательно осознал, что влип. Эти стражи правопорядка написали бумагу со слов Маньки и её сожителя, как мне разъяснили и получалось так, что они жертвы, а я… Надеюсь, вы меня поняли. С этим ладно… А вот куда подевался Хрюшев? Он-то как сумел уйти? Провёл в отделении я часа три. Думал, будут пытать. Ничего подобного… Хотели даже угостить сигареткой. Я ещё подумал: «Глумятся сволочи… Думают меня расположить для дачи показаний. Я эти уловки хорошо изучил. Все они там такие – сначала закурить дадут, попить водички, а потом «бац!» и дело пришьёт, которое у них год пролежало в пыли. Стал себя внутренне готовить к пожизненному сроку. А что? Расстрел мне вроде бы и не за что… Я же законопослушный. Ну, один раз толкнул эту... Как её? Маньку. Так это не со зла. Она же там, в беседке стала приставать - выпившая, а я трезвый. Пока Хрюшев отбирал у её сожителя топор, да уговаривал переквалифицироваться из «рубщика» в художники, эта расхристанная особа сумела мне все пуговицы на рубахе расстегнуть. Тоже мне впала в детство: заигралась в раздевалки и одевалки. Вот я и стукнул её легонечко по ушку. По какому? Ну, не помню я. У меня у самого искры из глаз сыпались в тот момент, и потом ещё долго темнота заслоняла белый свет. Я-то резкость обрёл только,  когда Хрюшев оголил мерзавца. Вот тоже мне товарищ… Не мог раньше этого сделать. Скрытный такой, оказался. Одним словом, отпустили меня, взяв слово, что больше я пить не буду, и я где-то ещё расписался. Да я вообще не употребляю… У меня аллергия на спиртное, если к нему нет соответствующей закуски.
Ну, отпустили меня. Я на порог и вот он нарисовался – мой Хрюшев. Стоит взгляд серьёзный и молчит. Я к нему:
- Где ты был?
А он так, чуть ли не по слогам и говорит:
- Реалии учат нас быть бдительными.
Стою, как дурак и думаю: «А к чему он мне это говорит?» И только вечером, когда мы с ним сидели у меня и поедали мои запасы, мне стало всё ясно. Дело в том, что во время нашей с ним трапезы с улицы раздался душераздирающий крик. Выглянули. Это Манька опять со своим сожителем догонялки затеяли, только на этот раз не он за ней, а наоборот. Умора! Два идиота и столько энергии впустую… Я ещё Хрюшеву сказал, мол, им врачам надо показаться. Он помолчал и произнёс: «А может это у них такая любовь?»

                2. Интим не предлагать.

Прошу у читателей прощение за то, что, как автор допустил непростительную оплошность и поучаствовал в предыдущей главе в качестве одного их фигурантов данного повествования. Не скрою, водится за мной такая слабость – быть в первых рядах там, где и без меня всем интересно. Конечно, с Хрюшевым мне тяжело тягаться, ибо он фигура, а я так, прогуляться вышел. Вот поэтому постоял чуть-чуть в его тени и хватит.
Итак, Хрюшев вернулся. Как он потом мне объяснил, что молодые, снимавшие у него квартиру, съехали, а при нынешних временах недвижимость требует присмотра. Такой лакомый кусочек, как квартира может запросто оказаться добычей «чёрных риэлторов».
Переночевав у меня. Пока я дрыхнул, Хрюшев оставил вот такую записку: «Меня не ищи. Понадобишься – сообщу». «Ну, и ладненько» - подумал я, спросонья разглядывая гору грязной посуды на кухонном столе. Видно, мы вчера с ним засиделись допоздна – всё подъели и даже то, что предназначалось для мусорного ведра. Чудеса! К чему бы это?
Пока я наводил блеск на кухне, Хрюшев уже курсировал по своей квартире, нацепив на себя майку с надписью во всю грудь не нашими буквами: «Intim ne predlagat…» Последняя буква почему-то отсутствовала. Тем не менее, тот, кто вообще не помнил со школьной скамьи никаких иностранных слов, мог легко прочитать написанное. Кстати, первым человеком, кто попытался это сделать был дворник. Прочитав, хихикнул. Хрюшев на этом не стал зацикливаться – мало ли что у человека на личном фронте.
Утро обещало много интересного, а если учесть, что быт не стал раздумывать и ткнул Хрюшева лицом в самую свою сущность, можно было рассчитывать, что тот не останется перед ним в долгу за эту необдуманную поспешность. Во-первых, за прошедший год город, в котором он вырос, изменился, и произошло это не в лучшую сторону. Во-вторых, Хрюшева никто не признал из соседей, а это уже был вызов прошлому. Пришлось показать им свой паспорт. Сжалились – полезли целоваться. В-третьих, рекламные агентства так распоясались, что стали свои баннеры устанавливать даже на лестничных площадках жилых домов. В-четвёртых, люди стали пить больше, а выглядеть хуже. И, в-пятых, милицию переименовали в полицию. Отчего преступлений не стало меньше, а раскрываемость даже местами ухудшилась, ибо стражи правопорядка теперь только и делали, что штрафовали мирных граждан за неправильное обращение к собственной персоне при исполнении.
Хрюшев насмотревшись на всё это, решил тиснуть в газету публикацию, а заодно и проверить – не заржавело ли его перо. Лучше бы он слетал в Турцию. Там хоть встретили бы его по-человечески. А всё почему? Потому, что наше доморощенное рвение обогнать собственную тень, иногда гребёт не туда, куда следовало бы.
Стоило Хрюшеву переступить порог некогда любимой редакции, ему ту же стало плохо. На него смотрели такими глазами, будто он только что прилюдно сосал титьку у коровы. Женщин понять можно было - у них с подобными фантазиями всегда зашкаливает. Но вот мужчинам, куда со своим менталитетом соваться-то? И ещё главный редактор при виде Хрюшева весь затрясся и стал неумело креститься левой рукой. Тут любой бы спасовал, но не Алексей Игнатьевич – взял себя в руки и как гаркнет:
- И какого чёрта вы все в скорби?
- Так мы… это, - главный редактор покосился на надпись у Хрюшева на майке. – Мы того… похоронили тебя Алексей Игнатьевич.
- Меня? Да, бросьте! Разыгрываете? Вот он я! – Хрюшев распахнул объятия и пошёл на главного редактора с наилучшими намерениями.
Тот попятился, выставив перед собой потные ладошки. Вы же знаете наши кабинеты – там-то и пятиться-то некуда. Вот и главный редактор упёрся затылком в стену, на которой висел портрет улыбчивого ныне действующего президентастраны, зажмурил глаза и стал ждать. Хрюшев приблизился. Его дыхание дотянулось до лица бывшего работодателя. Тот прошептал:
- Только не в губы.
«Нашёл дурака» - фыркнул про себя Хрюшев и по панибратски двумя руками хлопнул главного редактора по плечам, после чего спросил:
- Значит, закопали? А некролог был?
- Обижаешь, Алексей Игнатьевич, - главный редактор попытался отклеиться от стены, но Хрюшев держал его мёртвой хваткой. – Мы же не сами… Нам сообщили, что от гепатита… Соболезнование, от администрации целый абзац был, ну и товарищи по перу…
- Представляю, как эти мерзавцы отреагировали на мою «кончину».
- А вот это зря… Никто худого слова о тебе не сболтнул, а фотограф так проникся к этому событию, что две недели после этого не слезал со стакана. Ты на нас зла не держи. У нас всё было по протоколу: торжественная часть, речи, поминки в стенах редакции… У нас же люди на счёт этого лёгкие на подъём. Им только направление укажи и они сами… всё сами. Мы даже хотели одну из улиц переименовать в твою честь.
- Да? И что помешало? – Хрюшев отпустил главного редактора.
- Так дела… Будь они…
- Кстати, я то же по делу забежал, - и Хрюшев вкратце изложил тему, мол, пора поднимать людей.
- Что, так припекло?
- А вы так не считаете?
- Алексей Игнатьевич, мы пишем, а не считаем. И потом газета сменила профиль. Мы теперь не колокол общественности, а бульварное чтиво.
- Перекрасились?
- Так сытнее, - признался главный редактор.
- Значит, отказываете?
- Голубчик, ну не наша эта тема. Да, ты сам задай себе вопрос: «Зачем это народу?» Люди устали верить в завтрашний день. Им хочется всё сегодня и сейчас.
- М-да, как вас тут крутануло. Прямо кесарево сечение от уха до уха.
- Что же ты так-то с плеча? Мы рады опубликовать всё, что ты принесёшь, но с учётом нашей сегодняшней специфики.
- Например?
- Ну, об однополых браках… Или о том, как внук переспал с родной бабушкой…
- А с дедушкой? – Хрюшев нахмурил брови.
- Великолепно! – главный редактор даже на месте подскочил от его слов.
- Что за хрень? Вам что столичной грязи не хватает? Ну, с теми всё ясно – на двор деньгами ходят, сволочи. А вы-то куда суётесь?
Главный редактор недоумённо развёл руками:
- Алексей Игнатьевич, ты, что только вчера родился? У нас же – с волками жить…
- Это вы-то волки? Шакальё дранное! Ну, пишите, пишите, - Хрюшев повернулся на сто восемьдесят градусов и направился из кабинета. Выходя, долбанул дверями об косяк.
 Секретарша в приёмной сделала ему замечание, мол, дверями будете хлопать у себя на даче. Хрюшев не останавливаясь, буркнул:
- Грудь прикрой, а то застудишься.
- Хам! – голос секретарши  полез в высокую тесситуру. – Дебошир!
Хрюшев отреагировал по-доброму:
- Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы случайно не обучаете игре на арфе?
Секретарша замерла. На её лице забегали тени от непонятности. Хрюшев глазами нырнул в её глубокий вырез. Секретарша дёрнулась.
- Нет, обознался. Вы, самая посредственная флейтистка. Хотите совет? Учитесь играть на гармони. Сейчас народ потянулся к своим истокам, а при таком раскладе даже в засушливый год будете всегда с куском хлеба и ради Бога не берите ничего неопознанного в рот.
Вот так сказал и вышел. Главный редактор остался в своём кабинете, секретарша на своём рабочем месте, да и все бывшие его коллеги каждый над своей бумажечкой с буковками. А Хрюшев шёл по улице своего родного города и думал, что не всё ещё потерянно и надо просто начинать рулить, не складывая с себя ответственность на других. А будут мешать, так можно и самому себе скомандовать: «Фас!»
И стал Хрюшев на вроде того колокола, что не даёт покоя никому. Кто утверждает, что люди – это однородная масса? Абсурд! Стоит одному произнести вслух: «Так жить нельзя» и последователи обязательно объявятся, а за ними и другие потянутся и вот их уже столько, что власть с опаской выглядывает из окон своих уютных кабинетов.
Когда жизнь в городе забурлила, и пошёл гулять слух о том, что появился один, и он знает, куда плыть, в мэрии переглянулись: «Как так – он знает, а мы что же хуже его?» Выходит, что хуже. Нашлись всё же здравые головы в коридорах власти и направили к Хрюшеву посланника с определённым заданием. А по-другому никак. Во-первых, на носу выборы, а народ даже за бутылку водки не хочет принимать участие в данном мероприятии. Во-вторых, для чего тогда нужна власть, если она никому не нужна? В-третьих, ну, сколько можно самих себя выбирать? А если народные массы протрезвеют? Срамота.
Вот и заслали одного вертлявого с напомаженными вихрами. Хрюшев его сразу и расшифровал и определил в помощники к дворнику. Чиновник вздыбился, мол «какое имеете право», «я на службе» и всё такое. Никто его не перебивал, а когда пар вышел, Хрюшев и прочитал ему лекцию на тему о вреде нервных срывов. Так коротенько, но с пословицами и прибаутками. Чиновнику даже похорошело местами. Конечно, со многим он не мог согласиться, ибо успел за свою короткую карьеру вкусить хлеб, который ой, как отличался от того, каким питаются все остальные. Хрюшев не стал на этом акцентировать свою беседу, а просто взял и повёл чиновника совсем другой дорогой. Он ему так простенько объяснил, что как не тужься, а пук будет и не важно какой силы, главное, что будет и всё тут. А в чём тогда прикол, если всё так элементарно? Вот-вот, в затраченной энергии. Чиновник он что? Он ровным счётом ничего. А и, правда, куда ему торопиться, когда всё что надо ему дадут и так в своё время. Вот он и сидит на своём месте, мозги пудрит всем, кто с улицы. Власть предусмотрительна - отгородилась от людей чиновничьим барьером. Попробуй, перепрыгни его без связей. А с ними-то со связями тебя и подсадят, и лаз покажут, а то и вовсе за руку в нужную калиточку проводят. Вот как бывает. Так бы и жить со всем этим в мире, да только не получается.
Конечно, Создатель не дремлет и посылает на головы чиновникам всякие болячки. А как без них? Так вот скажу, что лечение элементарного ОРЗ им обходится в такую копеечку, что другой какой смертный предпочёл бы сразу помереть. А всё почему? Так медицина за счёт вот таких «шабашек» и подкармливается. С одной стороны лечат и лечат добросовестно, если верить записям в медицинских карточках, а с другой стороны - не приведи Господь оказаться на месте чиновников. У них же здоровье всё в мелкую сеточку. А всё почему? Так никакой закалки… И что у них за работа такая? Сидят в кабинетах и все их движения: сел, встал, шаг в сторону, снова сел, встал. Ну, и где здесь поэзия жизни?
Вот поэтому Хрюшев и принял решение направить посланца из коридоров власти на свежий воздух – улицы мести, так сказать глотнуть свежего воздуха. «Ну, что за народ пошёл? Ему хочешь жизнь продлить, а он артачится» - сокрушался про себя Алексей Игнатьевич, слушая, как чиновник высасывал из пальца причину, чтобы никакие улицы не мести. Вот умел Хрюшев слушать людей. Подкупало это народ, и тот платил за это внимание добром.
Когда чиновник выговорился, настало время для вопросов, и первый Хрюшев задал такой:
- Что здесь написано? – Алексей Игнатьевич ткнул носом человека из коридора власти себе в грудь.
- Мир во всём мире, - прочитал чиновник и тут же спросил Хрюшева: - Пацифист?
- Почти.
«Почти – это как? Если пацифист, то или туда, или сюда… Нет, тёмный товарищ. Надо бы его родословную всколыхнуть, - рассуждал чиновник, пытаясь в обратную сторону прочитать надпись на груди Хрюшева. – Вот так впустишь такого в сплочённые ряды партии, а он и окажется врагом и весь его пацифизм – это лишь личина. М-да. придётся расстрелять. Опять кровь. Опять всё по кругу и броневички к парадному входу и чёрный воронок про запас… Что-то мне не здоровится… Определённо мне нужен отдых».
Хрюшев угадав настроение чиновника, заговорил:
 - Ну, не хотите мести улицы, можно  просто побыть какое-то время глашатаем. Будете людям новости кричать.
- Как?
- Горлом, любезнейшиё… горлом. Наш народ по-другому не услышит. Он у нас особенный и если не будет надрыва голосовых связок, запросто пройдёт мимо.
- А может?..
- Только без нервов, а то я в вас разочаруюсь. Если вы хотите, поставить  на прессу и телевидение, то Боже упаси вас это делать. У меня вон сосед с третьего этажа дня два назад телевизор выбросил через балкон.
- За что?
- За брехню. Народ не обманешь. Он поэтому и газеты перестал читать. Нет, наши люди бдительность свою никогда не пропьют.
Чиновник брякнул:
- Так это легко исправить. У нас же ресурс неисчерпаемый.
Хрюшев так посмотрел на него, что тот понял – сболтнул лишнее. А за это «лишнее» товарищи по партии могут и бубенчики оторвать. И оторвут, и осудят, и с собой не позовут «в даль светлую». «Ну, почему в этой стране обязательно надо быть с кем-то: или ты с нами, или против нас? Вот стоит человек и ему все эти тонкости никчему и у него на майке надпись кричит иностранными буквами: «Мир во всём мире». Хорошо-то как! А может и мне податься в эти … пацифисты? Начну карьеру с чистого листа. Сначала горлом, а потом нацеплю точно такую майку, и люди ко мне потянутся. Стану глашатаем совести! Ой, как звучит радостно! Прямо Марсельеза, только без слов! А что – имею право! Да я если развернусь, то смогу дотянуться до Кремля…»
Хрюшев тронул чиновника за плечо. Тот очнулся от собственных дум, пожевал губами и сказал:
- Я согласен. Хочу в глашатаи!
- Ну, вот и хорошо! -  Хрюшев повеселел. – Благословляю: в народ и матку правду кройте в самое нутро. Я тут подумал, что с музыкальным оформлением будет зрелищнее. Федотыч!
Из-за спины Хрюшева появился усатый старик. Чиновник ворочал глазами, стараясь привыкнуть ко всему новому.
- Вот пойдёте на пару. Федотыч, ты уж присмотри за новеньким. Да, и вот мой совет: если вздумаете петь частушки про педофилов, лучше  не надо… Набегут - не отобьётесь.
«Ну, точно  пацифист» - подумал чиновник про Хрюшева уводимый Федотычем под руку в народ.
Вот так примерно во все времена происходила вербовка людей для выполнения определённого задания. У них там за «бугром» свои методики, а у нас свои. Они под мужиков женщин подкладывают, а мы – баянистов. И кто, спрашивается прогрессивнее: они или мы? Да нас если разозлить, мы столько сможем этих баянистов выставить для дела, что окажемся впереди планеты всей. «Эх, и куда власть смотрит? Надо же этот опыт обобщать и повсеместно внедрять. Да с такими людьми как наши, давно бы правили Америкой. Ну, что они есть эти американцы на самом деле, если капнуть по периметру? Нам бы чуток времени, да свободы настоящей – все штаты заселили своими агентами. Ну, что мы хуже китайцев?»
Интересная трактовка внешнеполитического курса России на ближайшую пятилетку. Казалось бы, так себе мысли, и какой с них спрос, но если подумать, то рациональное зерно где-то прячется среди букв и слогов. Надо только суметь разглядеть.

Спустя три дня в городской мэрии задвигали задами. И их можно было понять, ибо не досчитались одного из своих рядов. Правильно, он  по улицам и площадям частушки орёт с Федотычем в обнимку, а его ждут на рабочем месте. Пацифистов можно долго ждать. У них же так - пока не остынут, к работе не приступят. А как тут остыть, если народ хороводы водит неустанно и так ловко получается, что одно загляденье.
Коридорам власти во все времена было не до хороводов. Вот поэтому собрали экстренно неплановое совещание, где путём тайного голосования выбрали трёх товарищей из своей среды, чтобы те и посланца отыскали, ну и Хрюшева приманили. Как только огласили имена счастливчиков, один из них самый ветхий замертво хлопнулся об пол. Тот, что был посвежее, ещё какое-то время хватался руками за воздух, чем рассмешил собравшихся товарищей по партии, но потом тоже сполз вниз. Самой стойкой оказалась разбитная женщина неопределённого возраста. Кстати, из её личной анкеты было известно, что владеет двумя языками русским и английским. Она сразу же вызвалась в одиночку выполнить порученное задание. Председательствующий на собрании человек с отвислой челюстью воскликнул:
- Голубушка, да я за вас в церкви свечечку поставлю.
Женщина тут же отреагировала:
- Лучше за меня знамя поцелуйте.
- Ну, в чём вопрос? И свечечку поставлю, и знамя поцелую, работоспособная вы наша.
- А с этими, что делать будем? – Женщина кивнула на два тела, мирно посапывающих на полу.
Председательствующий почесал подбородок и произнёс:
- Может, заодно и проводы устроим? Вас на задание, а их, - он глазами упёрся в потолок. – Родным сообщим. Думаю, что возражений не будет.
- А если? – женщина обвела взглядом присутствующих.
Никто не был против.
- Единогласно, - председательствующий хлопнул в ладоши.
Хлопок был таким громким, что тела на полу засобирались.
- Куда это они? – женщина удивлённо вскинула бровь.
- Надо полагать – в крематорий, - кто-то из присутствующих неудачно пошутил.
Старички, кряхтя, встали на четвереньки, пытаясь сориентироваться - куда дальше. Им стали помогать советами, мол, прямо до двери, а там, через приёмную, по коридору на право, после чего вниз по лестнице. Председательствующий обратился к женщине по имени:
- Клара, а может пусть в последний раз сходят на задание?
- Я не самоубийца. От них же за версту несёт свиными отбивными. Народ нас не поймёт.
- Ну, тогда поступайте, как велит вам ваша партийная совесть.
А что совесть и даже если она партийная? Это раньше она могла многое, а сегодня дремлет себе, и нет ей дела до всего происходящего вокруг.

На следующий день Клара выдвинулась на исходный рубеж, ввалившись в квартиру Хрюшева по заданию товарищей по партии. Алексей Игнатьевич встретил гостю без помпы: на теле были трусы с кубиками и пирамидками, майка с надписью: «Intim ne predlagat…» и в тапочках на босу ногу. Экипировка выдавала в нём демократа в условиях российского быта. Клара с порога представилась – сама потрясла руку Хрюшева, пока он пытался сообразить, из какой организации заявилось это чудо. Вторым шагом был вопрос на счёт пропавшего товарища по партии. Алексей Игнатьевич ответил без запинки:
- Пошёл в народ.
- Куда? – переспросила Клара.
- Подался в массы.
- Зачем?
- Кто-то же должен знать в лицо тех, кто выбирает всех вас во власть?
Клара, кивнула, мол, принимается. Секунда, вторая и прозвучал следующий вопрос, а точнее предложение:
- Алексей Игнатьевич, а не поработать ли нам вместе в одной команде?
Хрюшев тут же не раздумывая, ткнул себя в грудь, уперев пальцы в надпись на майке. Клара воскликнула:
- Ах, вы про это? Вы меня не правильно поняли. Вы ярчайший представитель от народа…
- А вы что не от него?
- Конечно, от него. Но нашему движению нужна свежая кровь и в вашем лице мои товарищи по партии и я в их числе видим много этой самой свежей крови.
- Я могу подумать?
- Разумеется.
Секундная стрелка на часах дёрнулась пару раз и Хрюшев произнёс:
- Я подумал.
- И?
- Нет.
- А почему? Трудностей испугались?
- Не сработаемся.
- Откуда вам об этом знать?
- Чувствую.
- Вы случайно не состоите в родстве с Аланом Чумаком?
- Не знаю.
- Вот что, товарищ… как вас там?
- Алексей Игнатьевич.
- Так вот, Алексей Игнатьевич, не хотите сами, мы можем и заставить.
- Как? Неужели пригрозите расстрелом?
- Голубчик, это всё в прошлом… Сегодня у нас другие методики на вооружении. Так как?
- Никогда.
- Это ваше последнее слово?
- Последнее.
- А если мы возьмём нашими жилистыми руками и…
- А мы по этим рукам надаём.
- Кто – это мы?
- Народ!
- Народ? А где он ваш этот народ? Меня на испуг вам не взять.
Хрюшев широким жестом распахнул окно. Оттуда послышался шум морского прибоя, состоящий сплошь из человеческих голосов. Клара наморщила лоб. Алексей Игнатьевич сказал:
- Мне позвать или как?
- А что они там кричат?
- Пока ничего, но завтра могут и…
- Алексей Игнатьевич, а вы романтик. Знаете что, а давайте сядем, по рюмашечке пропустим, я вам о себе расскажу, вы мне о себе.
- С какого это перепуга?
- Ну, что мы с вами не люди? А может это судьба?
- Не понял, - Хрюшев с интересом стал наблюдать за тем, как Клара неторопливыми движениями стала высвобождать свою грудь из плена, облегающего жакета.
- А что же тут непонятного? Здесь нас двое и я для тебя, - она перешла на «ты», - готова на всё.
- А мне оно надо?
- Глупенький… я знаю два языка. Долгими зимними вечерами буду читать тебе Шекспира в подлиннике. А хочешь, я свожу тебя в Англию?
- Не хочу… И вообще, я женат.
- И что?
- Как что? Это грех!
- А если я тебя хочу?
- Я могу позвонить другу?
- А кто у нас друг?
- Автор.
- Автор чего? – Клара уже пыталась расстегнуть на себе юбку.
- Он… автор данного повествования.
- Так сразу бы и сказал. Предупреждать надо.
- Так, кто же знал, куда вас нелёгкая понесёт?
- Знал, не знал, - Клара как по команде вернула своё тело в одежды. – Нет, определённо вас надо бы изолировать от общества. Тут пришла нормальная, работящая женщина - вся сотканная из желаний, а он берёт и начинает шантажировать её искренность.
- И не думал. А хотите дам совет? – Хрюшев сочувствующе посмотрел на Клару.
- Интересно.
- Хотите уцелеть, идите с Богом.
- Это что – угроза?
- Нет, это совет. И давайте я вам в знак понимания задарю вот эту майку?
- Мне? А не жалко?
- Так я себе ещё нарисую.
Клара опять перешла на «вы»:
- Алексей Игнатьевич, определённо вам надо работать с нами. Вы же находка для нашей партии: и организатор, и рисуете, и друг у вас автор, и народ вам верит. Слушайте, а может всё же, согрешим разочек? Ну, хоть на пол мизинчика? Я никому не скажу…
- Зато я разболтаю, - Хрюшев улыбнулся. – Шучу.
Так Клара и ушла от него ни с чем, унося в пакете майку с надписью – «Intim ne predlagat…».


                3. ЖКХ – ха-ха!

Ну, вот таким уродился Хрюшев. Его под белые ручки, во власть хотели втащить, а он упёрся - вылитый баран, хотя если по правде - язык не поворачивается его так назвать. А всё почему? Так отродясь у него на голове рога не росли. Не верите? Эх, вы, скептики! Я вот, что скажу: правильные у него ангелы-хранители были. Они-то и берегли его для каких-то особенных целей. Нет, ну жизнь его пестрела некоторыми эпизодами личного характера, но на то они и эпизоды, что не могли заслонить его всего от всякого рода любопытствующих особ. От этого он и был весь, как на ладони, и желающих бросить в него камнем и в прямом, и переносном смысле всегда было в достатке. А ему нравилось так жить. Он иногда говаривал, что, ведя нескончаемый диалог со всем подобным, человек меняется до неузнаваемости. Если учесть то, что каждый второй из числа бросающих в него камни надеялся попасть, вы можете теперь представить, какой богатый внутренний мир был сокрыт в нём от посторонних глаз. Сам собой возникает вопрос: «Как же ему удалось уцелеть?» Отвечу так, что юмор помог ему в этом деле. Он не только уцелел, но и выглядел моложе своих лет. Иногда, разглядывая себя в зеркале, подумывал о том, чтобы отпустить бороду или усы, хотя о растительности на лице он отзывался, как о сорной  траве. Да простят меня жители гор и постараются понять, ибо их бороды с усами – это шедевры и им почётное место в каком-нибудь музее по истории человека. А что могло произрасти на лице у Хрюшева? ровным счётом ничего. Может быть, он чувствовал это и поэтому, как мог, боролся всеми известными способами с растительностью на своей физии. Как именно? Ну, два раза в день полосовал себя бритвенным станком.
Вот и в этот злополучный день, тщательно побрившись, он пошёл в ТСЖ, чтобы выяснить: «Почему он платит за свою квартиру в два раза больше, чем полагается?»
В ТСЖ рабочий день был в разгаре. Жители прибрежных домов, ворча, расставались со своими кровными  рублями, понося, на чём свет стоит власть и всех, кто к ней имеет отношение. Работники ТСЖ уже не реагировали на пламенные речи отдельных граждан, ибо прекрасно знали: собака лает – ветер носит. Зачем расстраиваться по пустякам? И они не расстраивались и даже наоборот стали прибавлять в весе и выглядели так, будто работали не в системе ЖКХ, а в министерстве пищевой промышленности и при чём все сразу.
Хрюшев  ещё раньше замечал, что как-то они выглядят уж больно по-молодецки, а сегодня даже растерялся, когда вошёл к бухгалтеру ТСЖ. Перед ним сидела роскошная женщина. Ей бы с такими данными можно легко было идти на кастинг в «Макдоналдс». А что? Такие колоритные особы никогда не останутся без внимания. Им и работать-то не надо особо – всего-то встать и стоять за прилавком. На лице щёки с подпрыгивающими румянами, губы бантиком, бровки на взлёте и самое ценное – это два или почти три подбородка, свисающих горделиво куда-то вниз. Кто сможет пройти мимо этой красоты? А представьте, если на всём этом ещё нос в веснушках и весь он такой вздёрнутый, как у нецелованной пастушки? Конечно, на этом экземпляре нос подкачал, и веснушек на нём не было, ибо на крючковатых отростках такая мелочь отсутствует напрочь – не та почва. Хрюшев пытался себя уговорить: поверить, что это чудо тоже ничего. Но как можно против себя переть, если нутро не принимает. Он так про себя и сказал: «Фу, какая мерзость». Стоило ему это произнести и всё испарилось: и щёки с подпрыгивающими румянами, и губы бантиком, и бровки на взлёте… Всё испарилось, да не всё: осталось самое ценное – это два или почти три подбородка, свисавших горделиво куда-то вниз. «И как ей не страшно со всем этим добром по земле ходить?» - мелькнула у Хрюшева мысль.
Бухгалтер бросила взгляд на Алексея Игнатьевича из-под очков. Ему это не понравилось. Она смотрела на него, как снайпер, знающий в кого и когда пустить предназначенную пулю. Ещё так раньше смотрел Ленин на буржуазию. Замечу, что с вождём пролетарской революции у Хрюшева отношения не сложились ещё со студенческой скамьи. Так-то он к Владимиру Ильичу не имел претензий за своё «счастливое детство». Вот, когда обучался в институте, один дотошный преподаватель всё чего-то допытывался у Алексея Игнатьевича, мол, из каких он. Хрюшев возьми и брякни, что из дворян, и «нашла коса на камень». Оказывается, предки этого преподавателя, у него ещё такая смешная фамилия была – Пустышкин, выходцы были из крепостных. Одним словом, классовые противоречия вступили в открытое противостояние.
Вот и сейчас, глядя на бухгалтера ТСЖ, Хрюшев переживал что-то похожее. Алексей Игнатьевич не стал расшаркиваться и с порога заявил:
- С каких это пор тарифы за квартиру возросли в два раза? С учётом моей жилплощади – это вообще нонсенс. У меня такое ощущение, что я плачу и за свои метры, и за соседские.
Бухгалтер открыла свой рот. И зачем она это сделала? Конечно, её понять можно, ибо «честь мундира» превыше всего и всё же надо следить за формированием своего звука. Судя по тому, что вырвалось из неё наружу, этот самый звук формировался, чуть ли не в заднице. Я уже упоминал, что Хрюшев был замечательный слушатель, а поэтому вытерпел это, тщательно рассматривая подбородки на лице бухгалтера. Когда речь её иссякла, он сказал:
- Я не собираюсь на себя взваливать бремя спонсора. А поэтому прошу сделать перерасчёт.
Бухгалтер съязвила в ответ так:
- А раздеться перед вами не надо?
Алексей Игнатьевич быстренько представил, что это будет и как на это ему придётся смотреть, и отреагировал категорично, как и следовало ожидать:
- Нет.
- Отчего же? – бухгалтер ТСЖ явно хотела развить эту тему.
Хрюшев сжалился и произнёс:
- Ну, если вам неймётся, то валяйте, но сначала перерасчёт.
- Я не собираюсь жить по вашим правилам, - бухгалтер набычилась.
- А я и не призываю вас к этому. Живите просто по закону.
- И кто бы это говорил? Вы, кажется тот самый, от которого ушла когда-то жена. Я не ошиблась?
- Ошиблись. Мы развелись по обоюдному согласию.
- Ой, как интересно, - на лице бухгалтера ТСЖ запрыгали подбородки. – Да мне и так всё видно – невооружённым взглядом…
- Что именно?
- Вы же «сохатый»!
- Спасибо на добром слове, - Хрюшев хохотнул. – А вы-то сами замужем?
- И не один раз.
- И все разы удачно?
- Почти, - в голосе бухгалтера ТСЖ проскользнула фальшивая интонация.
Хрюшев понизил голос:
- А ещё раз не желаете подбросить монетку на счастье?
- В смысле?
Алексей Игнатьевич ясно рассмотрел, как на лице женщины задвигались мышцы, и на кончике носа повисла капля. Пот градинками стал выбираться из волос на голове и, минуя открытое пространство, устремился вниз по телу бухгалтера. Женщина облизнула свои губы перемазанные помадой. Из всего этого Хрюшев сделал вывод, что о чём-то подобном она думала и раньше, но только в тайне от всех.
- Значит, не желаете или всё же?.. А ведь это так романтично – уйти из семьи, оставив всё и кинуться с головой в омут новых отношений. Ну, что вы, как изваяние застыли? Конец света грядёт, а ещё столько желаний… И хочется рвануть, закусив удила подобно ветру…
- Куда? – бухгалтер ТСЖ перебила Хрюшева.
- Что, куда?
- Куда рвануть-то?
- Да, хоть к чёрту на рога! – Хрюшев стал развивать эту тему, видя, как у женщины всё больше и больше отвисает челюсть. – Ну, что вы теряете? Зарплату? Да, бог с ней! Кем работает муж?
- Крановщиком на стройке.
- И ради вот этого… вы хотите навечно остаться в этих стенах? - Хрюшев обвёл глазами стены маленького кабинета.
- А он у меня хороший - на десять лет младше и зарплата у меня не копеечная.
- Эх, нет у вас полёта. Я же предлагаю вам мальчиков гимнастов с натренированными торсами…
Бухгалтер ТСЖ заметалась. Это было видно по тому, как она смахнула каплю с носа и зачем-то полезла носовым платком себе за пазуху. Её голос завибрировал:
- Я могу подумать?
- Зачем?
- Ой, я даже не знаю. А как же муж, дети?..
- Мужа усыновим. Детьми займётся государство. Оно у нас ещё  - «О-го-го!»
- А это будет хорошо?
- Будет, если вы вот тут, - Хрюшев протянул бухгалтеру свой квиток по квартплате, - сделаете своей рукой перерасчёт.
Бухгалтер ТСЖ, не отводя взгляда от него, что-то чиркнула на бумажке. Алексей Игнатьевич улыбнулся ей прямо в лицо со словами:
- Вы моя богиня!
Женщина потянулась к нему своими подбородками. Хрюшев усилил акцент:
- Ударница вы наша!
- А ещё расскажите про юных гимнастов…
- Про кого? – Алексей Игнатьевич взял, протянутый ему квиток по квартплате.
- Ну, которые с торсами…
- А кто вам про всё это рассказал?
- Вы.
- Я?
- Да.
- А когда? Неужели вот прямо здесь и сейчас?
Бухгалтер ТСЖ кивнула. На её лице надежа с растерянностью не знали, кому из двух пускаться в пляс, а кому пока переждать. Хрюшев пожал плечами, напустив на себя сочувствие. Голос его с признаками соболезнования прозвучал, как приговор:
- Капли-то у вас есть… успокоительные? Что-то у меня пульс какой-то не такой и голова, будто от другого тела, - он стал щупать своё запястье.- Кажется, заболеваю.
- Чем?
- Болезнью. Вы умеет оказывать первую медицинскую помощь?
Бухгалтер отрицательно мотнула головой. Её подбородки наподобие веера съехали в сторону.
- Тогда я пошёл.
- А как же гимнасты…  юные?
- Позвоните в спорткомитет.
- А телефон, какой там?
- Набирайте любой и вас обязательно соединят. Ну, на худой конец пошлют.
- Куда пошлют? – бухгалтер ТСЖ вытянула лицо.
- Куда, куда?.. К гимнастам…   
               
Ну, вот объясните мне – зачем Хрюшев устроил всё это? У него что «крышу» покорёжило ураганом «Торнадо»?  Обнадёжил такую хорошую женщину. Да, не красавица и подбородков у неё несколько, но душа-то у неё оказалась отзывчивой. А сколько желаний? А какие яркие фантазии? Зачем-то гимнастов приплёл? Им что больше делать нечего? Вон через пару-тройку лет олимпиада в Сочи, а они будут себя растрачивать на бухгалтеров всяких там ТСЖ. Непорядок. Не для того в них страна вкладывала последние крохи, чтобы вот так просто взять и всё перечеркнуть.
Уже на следующий день, как по мановению волшебной палочки в доме, где проживал Хрюшев, без уведомления отключили воду. Может просто случайность, а может, бухгалтер так и не дозвонилась до спорткомитета. Представляете, что это значит, когда на улице под плюс сорок, а в кранах ни капли живительной влаги. Если бы такое случилось зимой, никто бы и рта не открыл. Совсем другое дело - в условиях аномальной жары. Ладно бы дожди шли, а то ни одного, ни другого, ни третьего. Уж, на что Алексей Игнатьевич был нормальным пацаном и тот взбунтовался. Для начала позвонил в ТСЖ, мол, что за дела и всё в этой интонации. Ему вежливо дали понять, чтобы заткнулся, а то отключат: и свет, и газ. Хрюшев тут же снял свой вопрос с повестки дня. Ага, вопрос снял, а воду так и не дали. Пришлось бедолаге утолять жажду из сливного бачка.
Вы сейчас подумали, что он того. И близко ничего не было такого на тот момент. Алексей Игнатьевич был вменяем. Когда к нему забрёл баянист Федотыч, он ещё от душевной своей доброты и ему предложил испить водицы. Тот отказался, сославшись на своё здоровье, которым он стал дорожить после того, как бросил пить водку.  Шёл тогда Федотычу шестьдесят первый год. Кстати, удивительный старик. На него легко можно ещё один абзац потратить данного повествования. Во-первых, не зная нот, шпарил на баяне, как укушенный. Во-вторых, на дух не переносил музыку в стиле «рэп». Он так и говорил, что у этого музыкального направления нет будущего. В-третьих, возглавлял общественное движение против города на Неве. Что и почему, и откуда оно взялось это движение – никто толком сказать не мог, но, тем не менее, раз в году, по-моему, седьмого августа он выходил на центральную городскую площадь и, будучи в хорошем настроении, пел матерные частушки под баян, «прославляя» «северную столицу». Желающих послушать народное творчество собиралось предостаточно. Городские чиновники хотели воспользоваться моментом, пока народ в одной большой куче и провести что-то вроде референдума по вопросу: «А нужна ли нам власть?» Народ отреагировал на это так однозначно, что «эмиссары» из городской мери вынуждены были обратиться в травпункт. Инцидент не стали раздувать, да и зачем страну смешить?
Кстати, Хрюшев, как и Федотыч не понимал «рэперов». Собственно, на этом они и сошлись с ним в общественной деятельности. Алексей Игнатьевич никак не мог найти ответ по поводу штанов, в которые рядились исполнители «рэпа». Ну, почему мотня у данного фасона находилась на уровне колен? Одно дело, когда в штанах есть что-то такое, отчего возбраняется носить колготки. Вот как раз ничего подобного из этой области там и не могло быть, ибо аномалия первым делом бьёт по причиндалам. Если бы это было не так, то они во время исполнения своих куплетов не дёргались и не хватались то и дело за пах, при этом ёкая, мол, где ты и с кем ты… И несмотря на это, подрастающему поколению чертовски нравится всё подобное. Хрюшев иногда задумывался над этим, и ему казалось, что это такой протест. А что? Ёкнул два раза, мацнул себя по гульфику и вот ты уже революционер. Дёшево и совсем безобидно, а главное тебя услышали. Кто? А какая разница? Ну, о текстах этих исполнителей можно и вообще промолчать, потому что одно и тоже: как хреново жить и что надо сделать для того, чтобы поиметь эту самую жизнь без всяких последствий.
Так вот, когда Федотыч предстал перед очами Хрюшева, он первым делом сказал:
- А наш-то Карузо переметнулся к «рэперам».
Алексей Игнатьевич даже не удивился:
- Туда ему и дорога.
- И куда теперь мне с одним аккомпанементом?
- А что с голосом-то у тебя? – спросил Хрюшев.
- Сорвал. Этот стервец такие коры мочил, что мне пришлось вмешаться. Вот и не рассчитал. У нас же люди хоть и терпеливые, а ведь если разойдутся, фиг их остановишь. Могли запросто башку открутить этому штрейкбрехеру за такую самодеятельность. Он же певец никакой, а вот орал самозабвенно. Видно, школу в коридорах власти прошёл отменную. Иногда заносило так, что думал, побьют: и его, ну и меня за компанию. Слава Богу, обошлось, если не считать утечки кадров.
- А и Леший с ним, - Хрюшев расправил плечи. – Эх, нам бы суметь народ построить в колонны, а то шатаются из стороны в сторону. А куда с такими? Зимний дворец ещё в семнадцатом взяли. Что прикажешь ещё раз идти на него штурмом? Засмеют же, черти.
- Так мне куда теперь?
- Подумаем. Так значит, пить не хочешь? И что же это такое делается? Хотят народ на колени поставить, - Хрюшев удручённо вздохнул.
- Не-е, это у них опять заморочка. Там за углом землю роют. Говорят, что слесарь потерялся.
- Так зачем в земле его искать?
- Вот и я к ним с этим вопросом, а они мне и говорят, что только вчера закончили трубы менять. А через час кинулись - нет человека. Ну, кто-то подсказал, мол, видел, что слесарь-то был невменяемый и всё хотел спать пристроиться в котловане.
- Он что того?
- Так я и говорю, что пьяный был в стельку. Вот теперь роют, хотят убедиться, что это предположение верно.
- Сходить, что ли посмотреть? – Хрюшев бросил взгляд на Федотыча.
- А что, чем-то надо себя занять, - тот согласно кивнул.
Когда они подошли к месту раскопок, где работники ТСЖ в ярких жилетах орудовали лопатами, стало ясно - фронт работ имеет точечную направленность. Хрюшев не стал мешать, ибо люди были на своём месте и даже некоторые трезвыми глазами смотрели на всё происходящее. И вот долгожданный момент – сдвинули плиту, под которой пролегали трубы и... Да-да, слесарь с заспанным лицом, щурясь от солнечных лучей, попал в объятия коллег по работе. Кто-то плакал от радости, а кто и просто за компанию тёр глаза. У нас же среди людей это считается хорошей привычкой – быть со всеми за одно. Тем не менее, начальник ТСЖ, такой пузан с квадратными ушами дал понять, что на сегодняшний день он среди присутствующих главный, а поэтому объявил виновнику не предполагавшихся раскопок выговор за прогул.
- За что? – слесарь раззявил рот.
Начальник запустил в него парой матерных оборотов, на что слесарь так живенько отреагировал:
- Сам ты пошёл…
- Ты что делал под землёй? За каким ты… вообще там остался?
Ну, что тут скажешь, когда факт вот он и от него никуда не деться. Слесарь, видно школу всё-таки сумел закончить в своё время, а поэтому выдал следующее:
- Проверял качество сварных работ!
Ну, умничка, ну… Кулибин, мать его за щиколотку! Нет, наш народ это отдельная статья в этом мироздании. Это как надо уметь вывернуться, чтобы вместо прогула ещё заработать себе отгул? Начальник сразу же почувствовал, что подчинённые могут не понять его, если он сейчас же не объявит этому забулдыге благодарность за сообразительность. Повисла пауза. Люди ждали. Виновник данного мероприятия уже водил руками по сторонам, мол, где справедливость, а начальник тянул время. Ему было над чем задуматься. Во-первых, если сейчас дать слабину и признать действия этого работяги правильными, можно дня на три терять его из виду, ибо на радостях тот так наквасится, что лучше его не видеть такого весёлого. И, во-вторых, это же пример для остальных – прояви инициативу и получи «бонус». «Эх, работнички, - вздохнул начальник ТСЖ, - может сразу уволить и успокоиться? А кто будет пахать? Вон каждый день аварийные ситуации… Кого я пошлю на их ликвидацию?»
Хрюшев наблюдавший всю эту сцену вдруг подал голос:
- Ну, что замерли? Дайте этому рационализатору штук десять горячих по пяткам, и всё встанет на свои места. Чтобы не сопротивлялся, привяжите к телеграфному столбу. Всем желающим будет эта экзекуция видна. Воспитательный момент для масс тем и хорош, что можно самому всё увидеть и даже поучаствовать в действии.
На Алексея Игнатьевича зашикали работники ТСЖ:
- Как можно?
- Это же наш товарищ, а мы его на лобное место…
- Ишь, чего удумал антеллигент хренов, - заверещала старушка с лопатой наперевес.
- Ну, не хотите, тогда пусть он вам проставится, - Хрюшев решил не накалять обстановку. – Всё же, как никак спасли от неминуемой смерти… Можно считать, второй раз родился.
Работники ТСЖ задвигались. Слесарь обрадованный этими словами тут же предложил сброситься, так сказать проявить милосердие в связи с его возвращением к людям.
Кстати, ни на следующий день, ни через день воду так и не дали в дома. Поговаривали, что работники ТСЖ всем своим дружным коллективом рванули на природу и там подзадержались, якобы опять куда-то у них там подевался тот слесарь. Хрюшев решил действовать и набрал городские коммунальные сети и накричал в сердцах, пообещав объявить голодовку. Видно на том конце провода люди были с чувством юмора и посоветовали Алексею Игнатьевичу с голодовкой не затягивать, поскольку воды нет, и не будет, а значит, и смывать ничего не придётся, если он с недельку поголодует. Вот и получается, что голодовка это и есть самый простой выход и не только для одного отдельного недовольного человека. Хрюшев сам был ещё тот юморист, а поэтому послал с лёгким сердцем весельчака на том конце провода по линии бабушки, после чего позвонил мне и так буднично сказал: «Жди в гости - я по тебе соскучился».
Приехал и сразу же в ванную. Залил весь мне пол. Нафыркался до покраснения глаз и только после этого поздоровался со мной за руку и попросил его накормить. Я вообще хлебосольный хозяин и тут же ему овсянки в тарелку пару ложек «бамс!» Что мало? А мне не жалко и я ему ещё пару ложек сахару сыпанул, мол, учись, последнее отдаю.
Сидим с ним как графья и всё-то у нас есть, а аппетит куда-то отлучился, и тут он возьми и начни рассказывать про свои кулинарные способности. У меня слюни и потекли. Сижу, рта открыть не могу, а он травит и травит. Чувствую, в желудке кишки фиги стали друг другу показывать – урчат во весь голос, а ему хоть бы что. Я и думаю про себя: «И какого чёрта он подался в журналисты, если так хорошо говорит о еде?» Конечно, в этом и моя вина есть, поскольку я автор, а с таких первый спрос. У меня только одно оправдание – за таким не уследишь. Кстати, если вдуматься, то почему бы ему самому не указать мне, мол, так и так - не хочу быть журналистом, а хочу быть шеф-поваром. Я что зверь? Демократия у меня в крови с семнадцати лет и я легко бы вписал во всю эту писанину его профессию. Опять же глядишь, и личная жизнь у него не была бы такой ломаной. Женщины-то любят, когда мы мужики своими курдюками около плиты трясём. Для них это, как симфония, в которой трубы никак не могут заглушить самый писклявый инструмент в оркестре. Как какой? Флейту.
Когда Хрюшев через пару дней от меня уходил, он как-то обречённо проронил, что счастье подобно утлой лодчонке и что достаточно один раз зазеваться и волна перевернёт её. Меня это задело, и я спросил:
- Что произошло?
- Моя того… - буркнул Хрюшев.
- Чего того? – я подумал о самом плохом. – Преставилась?
- Хуже.
- Да, ну?
- Угу, не пишет.
- А ты?
- И я ей не пишу.
- Не понял? Так напиши, она и ответит.
- А если не ответит?
- Тогда бери билет и дуй за ней.
- Зачем?
- Отлупишь, и сразу легче станет.
- Я не умею. А вдруг её уже увели?
- Лопух.
Хрюшев вздохнул:
- Разные мы с ней.
- Вот так не надо. Я всё-таки автор и если решил, что вы будете вместе, то так и будет. И что вам не живётся? Этот здесь, та там… Я для чего к тебе её подвёл? Неужели я где-то что-то просмотрел? Хотел, как лучше, а получилось наоборот…
- Скорее всего, дело во мне. Какой-то я не такой.
- Оба-на, начались претензии! Ну, давай выкладывай, изверг… Я весь во внимании.
- А что к этому прибавишь, если у меня даже фамилия нехорошая.
- Это дело поправимое, как женишься – возьмёшь её фамилию.
- Я так не хочу.
- Знаешь что, друг любезный? Как ты мне надоел. Значит так, даю тебе на раздумье ещё одну главу, а потом держитесь у меня - я из вас таких слеплю Ромео и Джульетту, что не отвертитесь. Всё иди. Ты достал меня… Веришь?
Хрюшев ушёл, а я задумался. Как автор я мог многое сделать и даже развести их по разным мирам, а вот, как человек - мне надо во всём этом ещё самому разобраться, прежде чем коверкать чужие судьбы. Что-то мне не хочется потом шишки собирать. У меня и без них проблем хватает. Конечно, можно позвонить Создателю, мол, помоги и всё такое. А если он возьмёт и отмахнётся и раньше времени заберёт и его, и её к себе? У нас как: нет человека – нет проблемы… Так? Только вот торопиться бы не надо. Я ещё подумаю.

                4.  Кое-что в подробностях.

После активности, как правило, наступает состояние полного покоя или по-другому полное умиротворение. Это закон природы и его лучше не стараться переписывать. Кстати, с Хрюшевым этот самый закон решил не церемониться и вместо полного умиротворения подсунул лишь частичное. Собственно, Алексей Игнатьевич и не возражал, ибо природу своей кипучей деятельности объяснял не иначе, как отсутствием к себе внимания со стороны женского пола. Что вы мне хотите напомнить? Ах да, у него же в личной жизни наступило перемирие с вредными привычками. Ну, как я мог про это забыть? Конечно, наступило, только вот какая закавыка: он здесь, а она, ну которая в обуви вытягивала на пятьдесят килограммов, была где-то там. Знаете ли, расстояния между людьми, и я так предполагаю – любящими, иногда затевают с ними неприятные игры. Мужчинам необходима близость, хотя бы на словах, а уж о женщинах я вообще промолчу. Скажу только одно, что им без таких мероприятий,  ну просто крышка.
Так вот, пока я, как автор пытался найти повод, чтобы соединить Хрюшева с его пассией, Алексей Игнатьевич разуверился в том, что он делал последний месяц, и такая на него напала апатия, что ещё немного бы, и он обязательно подался бы в религию. Другими словами можно сказать, что у него закончился к власти кредит доверия. К этому стоит прибавить – полное отсутствие присутствия желания биться головой о стену. Вот если бы вилы были или на худой конец грабли, ещё можно было вести речь о взаимопонимании с «рулевыми» нашей системы, а так получилось что-то среднее между «придите завтра» и вот этим «а не пошёл бы ты…» Согласитесь, каждый второй из нас с чем-то подобным за свою жизнь сталкивался. Мы с вами люди взрослые и нас, как совершеннолетних посылали и посылали ни один раз. Следовательно, больше добавить мне нечего, ибо знаем, как это выглядит в реалиях. Вот поэтому Хрюшев сообразно своему внутреннему миру и не стал долго себя упрашивать, а просто взял и положил на власть томик Лермонтова.
Этим временем закон природы отсыпал Алексею Игнатьевичу частичной умиротворённости. Как это выглядело? Всё просто: представьте себе поле и в самом его центре дерево в количестве одной единицы. Маловато? Тогда ещё приплюсуйте сюда тень одну штуку и того… Одним словом, чем богаты, тому и рады. Теперь представим, что Хрюшев и есть это самое дерево, а вокруг него не паханая целина, а если быть более точным, пустырь. И вот живёт Алексей Игнатьевич посреди этого пространства и никто ему не нужен. А всё почему? Так в состоянии частичной умиротворённости по-другому и не бывает. Я уже не говорю о полной умиротворённости. Из жизненного опыта следует, что к представителям цивилизации из этого списка лучше не приближаться. Вот поэтому и образовался пустырь – все рассосались. Надо заметить, Хрюшев к этому тоже руку приложил – научился говорить людям: «Нет». Тех, кто плохо слышал или делал вид, что не слышит, он попросту топтал, представляя себя эдаким конём. Иногда так увлекался, что принимался за собственную тень. Уж на что она была терпеливая и то пару раз огрызалась, а однажды пригрозила ему даже судебными разбирательствами. Хрюшев быстренько сообразил, что может проиграть процесс, и взял себя в руки. Как взял, сразу же и понёс. Нёс он, нёс себя, и так умаялся, что признался в какой-то из дней, что устал так жить и попросил себя так: «Может, сам ножками пойдёшь?»
Вот из таких эпизодов, где выдумка переплеталась с реалиями, и состоял внутренний мир Алексея Игнатьевича. Он мог часами разговаривать сам с собой. Замечу, что не понимание смысла сказанного не наблюдалось, из чего следует вывод: Хрюшев был с собой в ладах. Конечно, временами его начинало корёжить от такой формы одиночества, и он мог, как в том случае с отключением воды на длительный срок, переступить через себя и напиться из сливного бачка, а потом объяснял свой этот шаг вот такими словами: «Кто не со мной, тот уже там». Что он хотел этим сказать, остаётся загадкой по сегодняшний день. Некоторые светлые головы с философскими наклонностями пытались докопаться до смысла его слов, но пока результат не радует. Сам же Хрюшев твердил, как попугай, мол, ищите и наткнётесь. Ну, не гад? Гад и ещё какой!
Как-то его спросили: «Что у вас нового?» Знаете, что он ответил? Вот спорим, никогда не догадаетесь. Этот умиротворённый выдал так: «А у меня всё старое». Вопрос прозвучал и вот вам – получите ответ. Конечно, людям всегда хочется большего, а не только что-то из области афоризмов. И были такие, кто лез в душу к Хрюшеву, мол, расшифруй. И Алексей Игнатьевич «расшифровывал». На счёт этого у него не было задержек, ибо всё подобное приравнивал к тумакам, которыми угощал без всякой злобы всех желающих. Таким способом он регулировал своё взаимоотношение с окружающей средой. Ну, ему тоже перепадало и пару раз даже очень хорошо, даже в травмпункте латал потом свои поломы и дыры. Когда боль отступала, он ясно осознавал, что во всём случившемся виноват сам – надо быть добрее и тогда к тебе будут относиться с уважением.
После таких встрясок из него лезло много всякого с претензией на долгую, запоминающуюся жизнь среди людей. К примеру, вот эти его слова: «Меняю прошлое на будущее не в ущерб настоящему!» Гениально, хотя и есть некоторые шероховатости, да и не каждое прошлое захочет участвовать в подобном обмене и потом, как правило, прошлое имеет ноги, а если они ещё и немного кривоваты, то можно и по лицу схлопотать. Доказывай потом, что ты просто весёлый человек. Нет, поверить-то поверят и даже посмеются за компанию, а потом обязательно губы надуют. У нас такой народ и даже местами бывает отзывчивым. Ну, это как кому повезёт.
Вот Хрюшеву на счёт везения грех было жаловаться. Что-то или кто-то его всегда оберегал от мрачного финала, и потом он старался никому не перебегать дороги. А всё почему? Не любил бег в любом его проявлении. Ему хватало быстрой ходьбы. Он даже временами ставил личные рекорды и если бы не его наплевательское отношение к собственным результатам, то мог ещё при жизни стать почётным гражданином своего города.
Как видно из выше изложенного, в нём было много привлекательного, а главное Алексей Игнатьевич это никогда не выпячивал. Несмотря на это, желающих запустить в него чем-то увесистым хватало, ибо зависть стала определять поступки людей, формируя их, как основополагающие в условиях рыночной экономики.
Как-то на его дне рождения я вместо тоста выдал следующее в честь именинника: «Ему стреляли в спину, а он взял и повернулся передом…. Кто бы мог подумать, что будет совсем не больно». Хрюшев уловил мою интонацию и хохотал до слёз. Потом была истерика, но это было после, а сначала такой заразительный смех. Определённо, я ему угодил. Тогда мы с ним хорошо посидели – четыре литра чая выдули. У нас вообще с ним в этом вопросе всё «тип-топ». Если узкий круг, то только он и я, а если хорошая компания, то не грех за стол и наши тени позвать. А что, экономно – те же четыре литра чая за воротник.
Однажды Алексей Игнатьевич задумался о смысле жизни. Два дня убил на эти мыслительные потуги. А потом взял и шагнул, кажется, это был понедельник, на красный свет. Что за чертовщина – ему опять повезло. Хотите, верьте, хотите, нет, а проспект в тот день закрыли на реконструкцию. И стоял Хрюшев и думал так: «Значит, не судьба» и затянул плаксивым голосом: «Куда уходит детство…» Ему подпела какая-то облезлая старушонка с тротуара. Так Алексей Игнатьевич повстречал свою одноклассницу. Признали друг друга. Разговорились. Вспомнили былое. Хрюшев угостил свою одногодку пирожком с капустой. Ещё погрустили и расстались.
«Эх, жизнь и куда ты прёшь? Ну, что тебе стоит взять хотя бы один тайм аут, да махнуть в сквер с фонтаном, где тишина шепчется с листвой на деревьях. Нет, определённо что-то с нами происходит не так. А может жизнь здесь и ни при чём, а всё дело в нас? Себя-то мы марать, не любим – мы всегда правы и не дай Бог, кто-то собьётся с шага в данном вопросе. Тут  ему и конец. А что жизнь? Она как загнанная лошадь от всей нашей неправильности и в поступках, и в словах, и в мыслях, двигает ногами и то только чтобы уберечь себя от нашей непредсказуемости».
После таких раздумий Хрюшев почти всегда хотел измениться в лучшую сторону. Вот незадача – рядом не было никого, кто бы мог указать правильное направление для движения в нужную сторону. У нас такое в порядке вещей: хотим, а с маршрутом не знакомы или ещё хуже – перемудрили на самом старте.
Конечно, Алексей Игнатьевич мог многого достичь, но как определиться, что надо в первую очередь, а что потом… Опять же социальная среда вносила свои коррективы и получалось так: то одно ей подавай, то другое. Я так думаю, что всё подобное напрямую зависит в жизни людей от аномалии. Вот поэтому и я, и Хрюшев каждое утро настраивали себя примерно так: «Главное пережить это  и всё будет в юбке».
Вот опять непонятный оборот. А почему? А я отвечу. Спасибо Алексею Игнатьевичу за его тягу к философии. Он и меня к этому притянул и теперь мой кругозор стал шире.
Кстати, сам Хрюшев на этом не остановился, и когда соседка по площадке зачастила к нему то за солью, то за спичками, то покажите ваш туалет, то спальную, Алексей Игнатьевич понял, что тут зарождаются отношения. «Да, с таким контингентом надо держать ухо востро, - рассуждал Хрюшев сам с собой. – Эти бестии хитры и изворотливы». Уже в шестой визит соседки он не вытерпел и спросил её:
- Что, адреналина не хватает?
- К чёрту его, мне мужика не достаёт, - призналась ему женщина.
Хрюшев произнёс без всякого умысла вот это:
- С кем поведёшься – с тем и в постель  ляжешь.
- Я только «за»!
Алексей Игнатьевич пристально посмотрел на соседку. Ну, что он мог сказать этой лахудре? Ничего утешительного. Выглядела она как транзитная проститутка. Он ещё подумал: «В этом что-то есть: муж дальнобойщик, а она ему встретилась в ранней молодости на обочине дороги. Там у них всё и закрутилось. Как романтично! Годы пролетели: она постарела, а он поумнел и теперь другие юные и развратные согревают его на маршрутах. Собственно финал закономерен, а вот ей во всё это не верится и шлёндрает с немытой башкой по этажам, как ненормальная в его отсутствие. Непорядок…»
Хрюшев был не пальцем деланный и имел опыт общения с людьми, а поэтому попросил соседку вернуться в лоно семьи, указав при этом на недостатки в вопросах гигиены собственного её тела. Доводы были настолько убедительными, что женщина местами с ним согласилась. Я, как автор считаю, что Алексей Игнатьевич совершил поступок с большой буквы, ибо разрушать чью-то семью – это большой грех. Кстати, если бы он не устоял, то муж соседки и здесь без дураков мог примерить на него деревянный макинтош, не взирая на все заслуги Хрюшева перед обществом.
Сам Алексей Игнатьевич про этот случай сказал так: «Мне удалось это сделать. Ещё не победа, но уже и не поражение». Уж после такого подведения итога, закон природы сжалился над Хрюшевым и отсыпал ему умиротворения выше крыши. И Хрюшев влился в такое безделье, что признался уже позже мне, мол, побывал на седьмом небе от счастья. Ну, я понял, в чём заключалось его это «счастье». А вы не догадались? Так вот доложу вам, что Алексей Игнатьевич просто валял дурака. Этому «дураку» так понравилось, как его валял Хрюшев, что он самолично попросил его продлить это милое «безобразие». Так бы оно и случилось, но тут Алексея Игнатьевича посетила мысль – пересмотреть свой гардероб. Это мероприятие привнесло в его жизнь некоторое разнообразие. Он что-то штопал, пришивал, пускал на тряпки, укорачивал, распарывал, снова сшивал и даже однажды ухитрился просунуть голову в карман пальто. Когда удалось оттуда, наконец, выбраться, произнёс вслух: «Это как надо хотеть, чтобы не получилось?» Прозвучало это с интонацией вопроса, но вот загвоздка – ответа-то и не было на него.
Да, странная штука жизнь, а мы ещё что-то пытаемся в ней накрутить. Зачем? Если разобраться, то ничего этого делать и не надо вовсе. Пускай всё течёт, как положено с самого начала: «белые» за «белых», ну, а «красные» сами за себя. Со своим уставом лезть во всё это не стоит. Что, не нравится? Тогда продаём недвижимость, покупаем билет в один конец и дуем из страны. А как иначе? Все нервные выедут за границу, а там глядишь, и земля у нас  плодоносить начнёт. Вон врачи трубят в один голос, что все наши беды от стрессов. Сами посудите: о чём мы всё время спорим и говорим? О смысле жизни: для одних это одно, а для других непонятно что. А что в результате? Нервные срывы.
Вот Хрюшев, если спорил, то делал это деликатно. Посмотрит на оппонента и так ласково скажет ему: «Слюни подберите, товарищ, а то поскользнётесь ненароком» и всё. А что тут ещё накалять обстановку, да выяснять, когда к тебе с уважением и почти с пониманием? Конечно, угодишь не всякому, и были случаи, когда на Алексея Игнатьевича бросались и с кулаками. Слава Богу, он обладал удивительной реакцией и почти всегда уворачивался. Кстати, Хрюшев и в армии отличался гибкостью и подвижностью. Особенно, ему удавалось приседание под счёт. Бывало сержант сядет, развалится, как распаренная девка после бани и считает лениво так: «Раз, два», а Хрюшев приседает, пока глаза из орбит не полезут. Как полезли, всё – перерыв, а потом по новой. Уж чего-чего, а армию Алексей Игнатьевич запомнил навсегда.
Теперь армейский навык ему и пригодился. Стоит кому-то на него замахнуться, а он раз и присядет. Нападающий сразу же впадал в растерянность. У нас же в народе с приёмчиками как-то туговато – мы всё больше охочие до подручных средств, а тут на лицо восточные единоборства. Такого тронешь, а потом всю жизнь ему деньги на лекарства выплачивай. Вот поэтому постоит обидчик, подумает, махнёт рукой и идёт себе прочь, а Алексей Игнатьевич отряхнётся, плечи расправит и живёт себе дальше. Замечу, что ни капельки расстройства на его лице никогда не проступало. Вот поэтому он практически не болел и за это частенько благодарил жизнь со всеми её изысками. Сядет в позу «лотоса» и благодарит, и благодарит, пока голод о себе ему не напомнит.
Так и жил Алексей Игнатьевич: годы себе в одну сторону, а он топ-топ на одном месте и достиг таких результатов, что одногодки ему стали завидовать. Хрюшев забеспокоился и направился за разъяснениями к врачам. Те и так его крутили, и так – ничего не нашли. Написали справку: «Здоров». Он им не поверил и пообещал прийти завтра. Наверно, так бы и сделал, но дела как-то навалились на него, и он забросил своё здоровье в дальний ящик кухонного гарнитура, ибо только в нём были те самые ящики, в которых можно что-то хранить про запас.
Теперь, когда он находился во власти полного умиротворения, Хрюшев занялся философией. Выражалось это в мыслях, а уже потом в поступках. Алексей Игнатьевич думал так: «Чтобы сделать ещё такого хорошего в этой жизни? Может вычеркнуть всё плохое из прошлого? А что же тогда там останется?» Конечно, по логике должно остаться только хорошее. А как определить насколько оно хорошее? Это же не банка с рыбными консервами, где всё прописано: когда поймали, когда голову оторвали и так далее. Вот задача, так задача.
Хрюшев в такие моменты начинал ощупывать руками своё лицо. В один из таких дней он пришёл к заключению, что из всего имеющегося у него в наличии в этой области организма, только уши могут претендовать на завтрашний день. Да-да, уши – такие аккуратные, без всякой оттопырености и что важно – всегда чистые. Конечно, для мужчины его лет – это даже слишком много и всё же так было. Открою небольшой секрет: Алексей Игнатьевич в тайне души мечтал ещё о тонких бровях, и об упругих щеках, но быт отвлекал с такой настойчивостью, что приходилось довольствоваться малым. По этой причине у него в квартире имелось всего одно зеркало – в прихожей, где вечно перегорала лампочка. Это его устраивало, ибо в темноте многие изъяны ну, просто себя не обнаруживали. Отсюда у него всегда было хорошее настроение, и если появлялись больные клетки в организме, то тут же мозг давал им команду и эти клетки бросали вредные привычки и начинали вести здоровый образ жизни. Ну, чем не гармония? Гармония, и ещё какая. При таком раскладе грех водить дружбу с одиночеством. Всё так, только у Хрюшева личная жизнь вся была как из одного места. Думаю расшифровывать вам не надо – из какого именно.

                5. На то она и личная жизнь, чтобы о ней в пол голоса.

Представляю, как сейчас задвигалась женская часть читателей.  Этим знать надо или всё или всё с таким маленьким хвостиком. Кстати, здесь речь идёт не об их любопытстве. А о чём тогда? Признаюсь, что ещё никому из мужчин эту загадку природы не удалось разгадать. Закономерен вопрос: «Почему?» Так не успеваем – уходим из жизни слишком рано. Ну, здесь мы сами виноваты, ибо не пропускаем соблазны, а они так и шныряют мимо нас, так и шныряют. У меня даже сложилось ощущение, что все они порождение женского начала. Судите сами:  выпивка – женского рода, сигарета – она и даже газета и та из этого списка. Почему газету сюда приплюсовал? Так это сопутствующий атрибут мужского бессилия. Некоторая часть мужчин пытается убежать от этого недуга и бросается на молоденьких. Получается не у всех, ибо в этом вопросе большинство из нас думают, что вся проблема в причиндалах. Увы, надо брать выше, и где-то начиная с плеч. Правильно – всё от головы, а точнее от мозга. Там прячется вся наша мужская сила, а поскольку там места мало, то и результат так себе на выходе. И какой тогда вывод?
Начну по порядку и если догадались на примере Хрюшева, а точнее его личной жизни. Только уговор, ему ни-ни. Зачем растравить такого хорошего человека. Пусть себе пока философствует, а мы с вами посекретничаем.
Итак, что мы имеем? А имеем мы две модели. Первая: она вся такая, а он с двумя сумками наперевес. Обождите улыбаться – есть и вторая модель: она с сумками, а он ну, просто лебедь белый. Понимаю ваш скептицизм, мол, вторая модель приближённее к реалиям. Спорить не буду, но поскольку моё повествование будет строиться на примере Алексея Игнатьевича, прошу потерпеть до конца этой главы.
Я продолжаю: Хрюшев был по отношению к хозяйственным сумкам демократом. Что последнее слово не нравится? Ну, другое на ум не пришло. Он не видел для себя ничего зазорного вынести мусор, приготовить еду, постирать. Алексей Игнатьевич, если закрыть глаза на его черты лица, был просто находкой для женщин, которые спали и видели себя в мехах лежащими с бутылкой пива перед телевизором. Почему именно в мехах? Так модно же. Напомню, что у Хрюшева с детских лет проклюнулась тяга к семейной жизни. Он еще, будучи в детском садике играл в дочки-матери, в роли отца добытчика. И вот когда жизнь предложила ему реальное шоу под названием – «семья», он, не раздумывая,  сиганул во всё это, и как потом показало время, напоролся на грабли. Удар пришёлся прямо в переносицу. Пока искры летели в разные стороны, он ещё был весь в эйфории и от радости взял на себя всю работу по дому и так во всём этом преуспел, что в какой-то момент к нему стали заходить в гости мысли: «А на кой мне жена, если я сам себе она?» Мысли мыслями, а руки продолжали варить, стирать и штопать. Его избранница балдела от него такого и требовала каждый раз то одно, то другое. Особенно ей нравилось, как он мыл полы в семейных трусах. Судя по тому, как она стонала, супруга получала несказанное удовольствие. Иногда на день она просила его это делать по нескольку раз. Могу с точностью утверждать, что полы в квартире Хрюшева блестели.
Замечу, что всё хорошее когда-то заканчивается. Как-то главный редактор ему работёнку подкинул, мол, пора идти на повышение. Когда такое происходит, тут уже не до помывки полов. Жена заскучала, и её потянуло на сторону. Поскольку она считалась верной, то и все её хождения – это были чистой воды театральные постановки. Когда Хрюшев пересмотрел весь её репертуар, они развелись. В дар за долгое  её терпение, часть имущества по-товарищески отошла к ней. С тех пор Алексей Игнатьевич держал в вопросах женщин - нейтралитет.
Постепенно всё стало на место, и больше никто по нескольку раз на день не просил его: «Лёшик, сделай своей лапочке праздник!» Означало это, что пора заголяться до трусов и мыть полы. Первое время после развода Алексей Игнатьевич чисто рефлекторно бросался на полы, но потом всё вошло в свою колею.
Сейчас некоторые читатели скажут, мол, отмучился мужик. Ага, одни «плюса» свалились на его голову после расставания. Ну, где это видано, чтобы женщины так легко прошли бы мимо свободного мужчины? Они же чувствуют нас шестым чувством. Я не раз задавался вопросом: «Что их так всех надирает?» И получал всегда один и тот же ответ, из которого следовало: им просто неуютно жить, когда где-то бродит ничейный мужчина. Что касается Хрюшева, то он, руководимый желанием, как можно дольше оставаться независимым, придумал вот такую отмазку от посягательств на свою свободу. Он так и говорил: «У меня кариес по всему телу». Конечно, он врал, ибо этому ремеслу был обучен ещё с детства. Для чего он это делал? Мне понятен вопрос и я выдвину следующую версию, что Алексей Игнатьевич берёг себя для той, которая должна была проводить его когда-то в последний путь. Чтобы это было именно так, а не наоборот, он исключил из списка претендентов на свой кошелёк женщин своего года рождения. Думаю это всем понятно. Вторыми он исключил тех, кто по каким-то причинам остался без пары. Тут сам Хрюшев объяснял так: «У меня нет времени на милосердие». Третьими он вычеркнул из очереди на своё сердце замужних, которые были не прочь начать всё с самого начала, не взирая даже на кризис в стране. Этот контингент он так и называл: «камикадзе». И что же оставалось из общего числа? Правильно – молодняк.
Я как автор пробовал его вразумить, мол, зачем ему это надо, но он был непоколебим. Его слова врезались мне в память: «Будешь приставать – подамся в голубые». Вот мне, как автору это надо? Поэтому ретировался и дал ему полную свободу, оставив за собой лишь право вмешаться в случае выходящим за рамки данного повествования.
Кстати, работая ещё в газете, он как-то пришёл на работу в женских одеяниях. Имел большой успех. Особенно нормально на него отреагировал охранник. Тот на второй секунде прошёлся резиновой дубинкой по его ягодицам со словами: «Игнатьевич, зря тебя мамка девкой не родила - я бы не отказался…» Узнал паршивец всё-таки. Смеялись все. Особенно главный редактор и делал какие-то подмигивания Хрюшеву. Тот был в своём уме и никак не реагировал, ибо мамка его родила всё же пацаном, а не наоборот.
Нет, Алексей Игнатьевич был ещё тот кадр – умел людям поднять настроение. Бывало, идёт – глаза грустные, а на лице улыбка играет флагами. Согласитесь, не каждый способен через себя переступить. Его за это и прозвали за глаза в редакции – «грустным клоуном». Ну, у нас народ за глаза и не так может раздухариться. Замечу, Алексей Игнатьевич и в этом вопросе был впереди всех и никогда не обижался за всякие прозвища, да и когда ему этим было заниматься, если работа любила его дурака за его работоспособность. Может ещё от этого, когда речь заходила о женщинах, он становился сам не свой, поскольку они отвлекали его.
Как-то с фотографом газеты решили отметить Новый год. Это было ещё раньше до увольнения Хрюшева из газеты. Сразу же оговорюсь, что инициатива исходила не от Алексея Игнатьевича. Сами подумайте, как можно отмечать этот праздник за месяц до его прихода к людям? Хрюшев это пытался втолковать фотографу, но тот упёрся, как баран и всё тут. Ну, не драться же из-за этого с коллегой по работе?
Наступил долгожданный день. Работать не хотелось, ибо слюни уже волнами омывали рты. Хрюшев с фотографом закрылись в кабинете Алексея Игнатьевича в самый разгар рабочего дня. Когда фотограф увидел приготовленные закуски Хрюшевым, он сказал со вздохом:
- Всё, о выпивке можно забыть, - и выставил на стол три бутылки водки. – Может сразу за добавкой сбегать?
Алексей Игнатьевич успокоил коллегу:
- Не мельтеши. Там будет видно.
- Так и так видно, что в закусе утонем.
Да, Хрюшев постарался на славу. На столе было столько всего, что этим можно при желании накормить одну треть редакции газеты: копчённый окорок, паштет из птичьего мяса, филе красной рыбы, варённый язык с чесноком, маринованные грибы с луком и… Одним словом, ещё немного и слюни стали бы у фотографа капать из ушей.
Хрюшев вопросительно посмотрел на бутылки, потом на фотографа, мол, куда столько - нас же всего двое, а ещё хотел бежать за добавкой. Тот отреагировал так:
- Как бы мало не было.
- Так я не пью.
- Я это понял по закуске, - фотограф улыбнулся.
Хрюшев предложил:
- Может, Лариску позвать их молодёжного отдела? Она вроде бы и ничего…
- Только, чур, сам будешь её провожать домой.
- А почему я? – Хрюшев насторожился.
- Почему, почему… - фотограф горестно вздохнул. – У меня на неё эрекция необычная. Чтобы ничего не приключилось, тогда лучше мне не пить вовсе. Вот и получается, что зря всё это, - он повёл глазами по «поляне».
- Ну, если честно она не в моём вкусе, - Хрюшев решил упростить задачу обоим, соврав ему, потому что ноги у Лариски были всё же отменные. – Давай тогда в узком кругу, - он поставил точку на этой теме.
Фотограф ожил и бросился откупоривать  первую бутылку. Он что-то напевал, то и дело приговаривая:
- Напьёмся до чёртиков – «в стельку».
Алексей Игнатьевич представил себя в этом состоянии. На лице проступили волевые чёрточки у края губ. Фотограф угадал его настроение и успокоил:
- Не боись, Игнатьевич, до Нового года протрезвеем.
- Вот это меня только и окрыляет.
Фотограф разлил. Мыльными глазами оглядел ещё раз стол, как бы запоминая, где и что стоит, и произнёс:
- Думаю, ждать боя курантов не будем, а то закус пропадёт, да и водка выдохнется.
- Согласен, – поддержал его Хрюшев, и они выпили по первой.
Закуска сама прыгала к ним в рот. Выпили по второй. Хрюшев поплыл. Надо кое-что пояснить: фотограф пил всегда только из стаканов – рюмок не признавал и поэтому Алексей Игнатьевич с ним за компанию накачивал себя такими же большими дозами. Не пугайтесь, наливали по пол стакана. Тут всё было продумано до мелочей, ибо напиться каждый дурак сможет, а вот нащупать общую тему для разговора и потом её развить – это целая наука и без тщательной подготовки здесь не обойтись. На подготовку время было только у фотографа, поэтому разговор начал он, а Хрюшев плыл себе и плыл, пытаясь понять смысл поднятой темы. В какой-то момент он понял, что речь идёт о Лариске из молодёжного отдела. «Странно, - подумал Алексей Игнатьевич, - и чего он к ней привязался? В самый разгар дня девка икает на рабочем месте. Так и уволить могут и не посмотрят, что хороша стерва…»
Выпили по третьей. Не успели закусить, как в кабинет кто-то попытался войти без ключа. Не получилось, ибо входная дверь была предусмотрительно закрыта Хрюшевым изнутри. Перешли на шёпот. Фотограф произнёс:
- Чуют запахи… Проголодались… Нет, Лариску бы я впустил…
- На кой?
- Для разврату.
- Я как-то об этом не подумал, - Хрюшев пьяно уставился на фотографа.
- Ты ноги её видел? Это не ноги… Это циркуль… и сама она как готовальня. А у подружки её Зинки разве ноги? Мохнатые… Бр-р-р…
- Как ели, - поддакнул Алексей Игнатьевич, откусывая от окорока.
- Может и ели… Что касается меня, я питаюсь нормальными женщинами, - фотограф, пьяно ворочая языком, потянулся к бутылке.
Хрюшев тихонько хихикнул:
- Ты не понял меня. Ели – это деревья… Ну, ёлки.
- Да? Ну, правильно… Новый год, Новый год, - он попытался запеть, но голос сорвался. - Ладно, пусть будут деревья. Так вот, когда они своими ёлками маршируют по коридорам редакции, мне хочется их всех… Ты меня понимаешь?
- Тебе надо к врачу.
- К чёрту медицину! Давай выпьем за нормальное влечение… к ёлкам.
- К ёлкам? А им это надо? – Хрюшев с трудом справлялся со своим языком.
- А мы сейчас пойдём и у них спросим. Давай так: мне Лариску, а тебе Зинку… Ты хочешь Зинку?
- Я никого не хочу, - изображение поплыло куда-то в сторону, и Хрюшев стал ловить его руками.
Фотограф икнул и произнёс:
- А почему?  Аппетита нет?
- Угу.
- Понял. Тогда давай устроим фотосессию, а фотографии подарим девчонкам. А?
- Можно.
- Но сначала выпьем за дам стоя.
- Я - «за».
Фотограф разлил, встал, выдохнул и ничего не сказав, опрокинул стакан в себя. Хрюшев не смог повторить этот трюк – ноги не слушались. После этой дозы они уже не разговаривали словами, а только слогами. Фотограф произнёс:
- Ка?...
- Ды, - ответил ему Хрюшев.
- Ёп…
- Утр…
- На…
- А?
- Ёп…
Наверное, они понимали друг друга, раз имел место быть между ними примерный диалог. В конце концов, всё закончилось вполне реалистично: пришла техничка, открыла своим ключом кабинет, а там… Ну, потом по накатанному сценарию. Старушка оказалась своя в доску и вызвала такси. Она же с помощью охранника усадила подуставших фотографа и Хрюшева в машину. Всё закончилось для них благополучно, ибо рабочий день давно отгорел, и в редакции кроме пустоты ничего и никого не было. Охранник взглядом проводил такси и с завистью подумал: «Ну почему я такой дурак - плохо учился в школе? Сейчас бы вот так как они домой ехал себе и в ус не дул».
Сейчас кто-то подумал, что незачем было вот эту сцену выставлять на обозрение, а кто-то даже заподозрил, что это я сделал, чтобы Хрюшева как-то принизить. Враки всё это! Алексей Игнатьевич живой человек и всё подобное в порядке вещёй в нашей с вами жизни, Когда ослабевает контроль, мы ещё не на то способны, только вот почему-то не хотим сами себе в этом признаться.
Возвращаясь к Хрюшеву, замечу, что Алексей Игнатьевич знал в питье меру, но один раз в три года мог допустить что-то эдакое. Конечно, потом болел и делал это добросовестно, потому что жизнь любил, да и она его то и дело целовала в лоб, как ребёнка, мол, шалить шали, а про себя помни и что я у тебя одна и другой тебе не будет дано. Так он и помнил, и даже временами строил глазки противоположному полу. Не всегда это у него получалось удачно, но попытки всё же были.
Однажды после такого же неудачного прыганья глазами по женскому телу, вдруг осознал, что теряет напрочь интерес ко всяким там женским деталькам, что так будят у мужчин воображение. Чтобы удостовериться в обратном, залез на порносайт, после чего стал заикаться – перепугался. Потом-то заикание прошло, а любопытство осталось к тому страху. Чтобы себя как-то от него отвлечь, вплотную занялся изучением своих требований к противоположному полу.
Так вот первым пунктом у него стояло вот это: красивая. Он что с катушек слетел? И вообще, что он подразумевает под этим словом? Если присмотреться, то красивых людей на нашей планете и нет совсем. Как так? А вот так. Разве не мы сами для себя придумали какие-то там носики, шейки, бровки? И потом, когда мы влюблены, у нас даже «крокодилы» ходят в «красавцах». Это потом, когда чувства улетучиваются, всё и раскрывается, и можно услышать столько «лестного» друг про друга, что вся правда предстаёт в полный рост. А сколько эпитетов? А сколько новых слов? И что характерно всё звучит в тему. Да, правду говорят в народе, что любовь слепа.
Вторым пунктом у Хрюшева значилось – умная. Ну, тут я уже за голову схватился. Как может сочетаться красота и ум? Ну, с «красотой» разобрались. Может ум тоже из этого репертуара? Что касается меня тут так: или он есть, или его очень много этого ума. Мне только не понятно одно: почему с нами мужиками такие умные нянчатся? Соглашусь, что в них с рождения заложен ген материнства и мы для них на вроде детей. Но даже если так, неужели они ничего умнее не могли придумать? Это же выеденного яйца не стоит. А может они уверовали, что мы действительно сильная половина человечества? Зря. Если поднять статистику: они всё больше в соплях, а мы, как были в шоколаде, так и остались там по сегодняшний день. Нужны доказательства? Не нужны? Хорошо – идём дальше тогда.
Почему-то весь  третий пункт у Хрюшева был посвящён женской ревности. Наверное, он побаивался её, как огня. Ну, собственно и правильно. Они же эти женщины такие: то хотят повторить подвиг Анны Карениной, то из себя Джульетту корчат, а то вдруг «бац!» себя по венам ножницами, а нам мужикам давай показания потом, мол, знать ничего не знаю и вообще дел-то: место в общественном транспорте уступил. Вот-вот, место уступил, а она уже невесть что возомнила. У них с фантазиями нет напряга. Это у нас с ними не разбежишься. А сколько из-за этого упрёков? И ведь ничего им не докажешь – упёртые и будут стоять на своём, как матросы балтийцы в семнадцатом году.
Я тут однажды одну особу несовершеннолетнюю назвал «маленькой». Столько было пузырей, что стал подумывать: «А не запустить ли линию нового шампуня?» И даже название придумал: «Каникулы любви». Ну, скажите, что классно?
Что касается Хрюшева, он масштабно подошёл к этому вопросу. У него даже стратегия какая-то особенная: вот вынь ему и положи самую-самую. А где такую отыскать, если молодые, как дети, а чуть взрослее, как матери? У Алексея Игнатьевича всё по пунктам: и рост, и вес, и цвет глаз, и даже вероисповедание. Особой строкой проходили те, кто был не воздержан в питании. Здесь я Хрюшева понимаю, поскольку видел собственными глазами посиневшие лица женихов пытавшихся поднять на руки своих «пампушек». Спрашивается: «И за каким чёртом надо было под всем этим подписываться, чтобы потом ходить по врачам?» А всё почему? Потому, что у нас тяга к монументальности ещё с детства, ибо вбили нам в головы, что чем больше, тем лучше. Идиоты! Это только мы можем подсесть на всё объёмное - в стиле «3D».
Ещё Хрюшев был рьяным борцом против курения. Женщин, которые не могли себе в этом отказать, он с лёгким сердцем окрестил - «пепельницами». Во-первых, он не принимал их  объяснений по поводу своей этой привычки, мол, всё это они делают, чтобы похудеть. Алексей Игнатьевич чуть ли не криком на них наезжал: «Дуры и быть таковыми вам до скончания вашей никчемной жизни!?!» Ещё он говорил им прямо в лицо так: «Жрать меньше надо и больше двигаться. Ишь, курдюки наели и хотят дымком себя окурить».
Однажды он так увлёкся воспитанием толстушек, что и не заметил, как к нему подкатила грудастая блондинка. Незнакомка была так в себе уверена, что без всяких увертюр предложила Хрюшеву близость. Его от такой искренности вырвало. Ну, вот пахнуло на него чем-то не вкусным, и желудок отреагировал в шесть секунд. Блондинку это не остановило. Тогда Алексей Игнатьевич соврал, что у него дивана нет, а кровать односпальная и тоже на ладан дышит.
- А мы на полу, - незнакомка явно  не хотела отступать.
Хрюшев прикинул про себя, как это будет выглядеть и выдал ей:
- Вам моих соседей не жалко?
- А чего их жалеть? Пусть завидуют!
- Чему?
- Не чему, а кому… Нам, конечно.
- С чего бы им завидовать? У них с этим делом всё в норме. Детей столько настрогали, что…
- Это не самый лучший показатель. Если я захочу, то…
- Гражданочка, от вас табаком прёт, как от табачного киоска, а вы что-то там себе придумываете. Вы ведь мина замедленного действия.
- А вот и неправда, - лицо блондинки покрыло пятнами.
- Правда, правда… Идите и подумайте над моими словами, прежде чем предлагать мужчине с достатком себя в качестве…
- Больно мне нужно, - блондинка огрызнулась. – Я может быть, с утра пытаюсь бросить курить, а вот вы меня расстроили, и меня опять потянуло.
- Эх, и что же вы такие слабенькие?
- Я? Да у меня удар левой…
- Не продолжайте. Есть у меня друг… Ну, можно сказать, что мы с ним как братья.
- Родные?
- Роднее не бывает. Нас даже часто путают с ним.
- Близнецы, что ли?
- Угу, сиамские.
- Класс! Такого у меня ещё не было секса!
- Мадам, шведская схема у нас не котируется.
- Жаль… Очень жаль… А что у вас у кобелей котируется?
- Здоровый образ жизни.
- Ой, не кормите соловья песнями, товарищ. Все вы мужики одним салом мазаны. Одно слово – зверьё. У меня может быть серьёзное предложение и к вам, и к вашему брату, а вы женщину лишаете элементарной надежды. Я же не просто женщина – я секс машина!
- Даже так? – Хрюшев посмотрел на блондинку, как бы сравнивая её с известными марками автомобилей. – Может вам себя попробовать в армии?  Там на женщин голод и солдатикам всё равно: курите вы или только балуетесь.
- Да, была я в вашей этой армии - никакого оргазма... Одна отдышка. Вот люди - погоны нацепили, защитниками себя ещё назвали, а на деле…
- Ну, тогда в полицию.
- Ха-ха! Да я оттуда не вылезаю. Каждую ночь к себе возят. Привезут, потрогают и всё… Я же женщина с размахом…
- Так вы проститутка?
- Что не похожа?
- Вот теперь всё встало на свои места.
- Так что рискнуть не хочешь, очкастый?
Хрюшев мотнул отрицательно головой и пошёл прочь. Блондинка вдогонку крикнула:
- Может, брату своему предложишь? Я дорого не возьму.
Алексей Игнатьевич даже не обернулся. Шёл и думал про себя: «Ну, и чего ей было надо? Всё и так есть у неё… И там была, и там её знают, а видишь на сиамских близнецов потянуло. Пора на глазах подрастающего поколения таких расстреливать, чтобы не повадно  было армию родную позорить…
Да, многое можно рассказать о Хрюшеве. А как иначе, если попал он мне на язычок? У нас авторов по-другому не бывает. Конечно, Алексей Игнатьевич может на меня и в суд подать, и по лицу съездить за мою болтливость, а может и спасибо скажет. Если вдуматься, глава подошла к финалу, а о личной жизни Хрюшева до сих пор ничего не ясно. Так какие-то эпизоды, но заметьте, что нет ни единого слова об его пассии. Конечно, я мог нафантазировать, а то и вообще постельную сцену «по брёвнышкам раскатать», мол, вот как надо любить и всё в этом духе. Мог, но не стал этого делать, потому что чувствую, что это обидит не только его, но и её. Думаю, что это правильно – что-то должно оставаться по эту сторону повествования, где будут только эти двое.

                6. В человеке всё должно быть…

Вот именно, что должно. А откуда этому взяться, если Хрюшев больше года жил в условиях приближённых к временам продразвёрстки: питался не ритмично и кое-чем, а о распорядке дня можно вообще не заикаться. В такой среде возникают всякие побочные бяки, от которых может и биография того. Не поняли, что ли? Поясню сейчас.
 Алексей Игнатьевич был человеком творческого направления, да и профессия у него была самая, что ни на есть в этом ключе. Конечно, когда кропал статейки в газете – это одна грань его деятельности и совсем другая, когда полез в писательское братство. Так-то оно и ничего это самое братство, но только много такого в нём, без чего писатели могут прекрасно обходиться. К примеру, друг у друга заимствуют сюжетики, образы и даже целые абзацы. Хрюшев по началу не принимал всё подобное близко к сердцу, да и вообще был отходчив в делах спорных, а потом и вовсе привык и только удивлялся писательской беспечности. Наверное, это в крови творческих людей. Вот так смотришь, живёт человек себе и не знает, что он одной ногой стоит на фамилии Тургенев или Толстой. Ему бы подсказать кому из близких, мол, Шурик, да ты у нас живой классик. Нет, не дождёшься. Он живёт себе, а какая-нибудь посредственность и может даже из числа друзей, хвать его цитатку или целую главу и под своей фамилией в журнальчик и тиснет. Сначала так вскользь, а там уже и читатель глаза продрал и весь в ожидании продолжения, и пошло, поехало: один пишет, а другой «заимствует». Сегодня такое частенько встречается. Начнёт человек своё себе возвращать, а ему «посредственность» открытым текстом, мол, не пыли – я твою писанину раскручиваю и если вдуматься, ты мне ещё должен заплатить за то, что я твою бредятину под своей фамилией выплеснул на читателя.
Хрюшеву в этом плане повезло, ибо его «опусы» никто не «заимствовал». Почему? Наверное, бездарности в ней было выше крыши. Вот парадокс – и человек так-то неплохой, а вот, как писатель, какое-то «фу» получилось. Собственно, при жизни трудно стать читаемым. Ну, если только повезёт сильно-сильно, а так что-то ниже среднего и хоть весь изматерись – не поможет.
Алексей Игнатьевич, конечно, мог и не только матом пустить свою жизнь, и ещё что-нибудь вытворить, но как-то умел себя сдерживать. Несмотря на это, его бросало из одной крайности в другую. Конечно, лично для Хрюшева в этом пользы было мало. Прибавьте сюда отсутствие некоторых навыков, по которым чаще всего судят о человеке и вам станет, понятен его образ. Кстати, именно с такими людьми хорошо брать в стране власть в свои руки. Слав Богу, что никому эта мысль до сих пор в голову не пришла, а то бы под чутким руководством Хрюшева могли быстренько-быстренько взять в плен всю планету. Он же обаятельный чёрт, а таких люди любят и боготворят. У нас народ на всё подобное ох и падкий, но и потом может так повернуть, что выноси всех святых. Вон как с Лениным получилось: поначалу рукоплескали до мозолей на ладонях, а потом что-то пошло не так. Наверное, разонравился, и глазом не моргнули, загнали советскую власть в подпол.
Хрюшев всю подноготную этой «любви» народа к тем, кто над ними знал, а поэтому решил  так: «Лучше быть не публичным человеком, но с хорошим цветом лица, чем все свои сбережения извести на лекарства». Вот поэтому заперся в себе Алексей Игнатьевич и всё тут. Он рассуждал так: «Народ же наш бестолковый. Ему подай светлую жизнь, хоть режь всех подряд, а чтобы была, как по телевизору. Дурни, ну чего хамить-то? Хотите больше света? Легко: накупите торшеров, люстр, бра и маршируйте в свою эту самую светлую жизнь, и никто не будет вам нужен с квадратными ушами и пылающими щеками во весь экран телевизора».
Конечно, за всё надо платить, а тем более, когда осветляешь свою среду обитания. А как вы хотели? У нас не коммунизм. Сказки закончились. Теперь мы все по уши в демократии, а тут так: сделал шаг – гони деньгу.
Понимая всё это, Хрюшев свёл свои телодвижения до минимума. Свести-то он их свёл, а аппетит оставил таким, какой он у него был до этого. Прошёл какой-то месяц и поплыл Алексей Игнатьевич: сначала  живот и щёки, а когда задница стала наливаться соком – он заволновался. Нет, до паники ещё было далеко и, тем не менее, это уже смахивало на генеральную репетицию к ней.
Хрюшев решил бороться с лишним весом и по утрам принялся себя раскачивать. Выглядело это так, как будто легкоатлеты разминаются перед стартом на беговой дорожке. Уходило на всё это минуты две. Ровно столько длился у Алексея Игнатьевича комплекс утренней физзарядки. Встанет, ногами подрыгает, руками потрясёт, головой пару раз крутанёт. Если присмотреться ко всему этому, то никакой системы. Месяц промучил себя, а результата и нет. А откуда ему быть, если на ночь так себя набивал пищей, что рот не мог закрыть. Налопается, в телевизор уставится и сидит, как снеговик в преддверии Нового года.
И вот, когда в области живота образовалась некоторая выпуклость, Хрюшев постановил следующее: «Первое – интенсивность утренних упражнений увеличить в два раза. Второе – врезать в холодильник замок. Третье – больше ходить пешком. Четвёртое – записаться в спортивную секцию».
С первым пунктом он справился без подсказки из зала. Вот дальше было не всё гладко. Замок он врезал самолично в холодильник. Закрывался тот отменно, но перестал замораживать продукты. Себя Алексей Игнатьевич не любил ругать и на этот раз не стал распаляться, а сказал так, что скоро зима и можно будет держать скоропортящиеся продукты на балконе. И ходить пешком он стал больше. Особенно по квартире. Самым трудным оказался последний пункт. Помыкавшись по секциям, Хрюшев даже решил написать письмо самому президенту, мол, не с того края начали готовиться к Олимпиаде в Сочи, и если так будет продолжаться и дальше, то лучше вообще эти игры проигнорировать, а всех наших спортсменов усадить на зрительские трибуны и пускай получают удовольствие от мастерства других. Кстати, чуть позже Алексей Игнатьевич передумал на счёт письма. Этих силовиков разве угадаешь, что у них там, в голове: то они все такие демократы, а то возьмут и за правду по морде надают. Они такие – сначала нагонят страху, а потом по телевизору раскаиваются, мол, не поняли глас народа. Если не поняли, нечего по заграницам на наши деньги разъезжать. Видите ли, они занимаются политикой. На кой нам она нужна такая, эта политика, когда нашу нефть и газ жрут все кому не лень, а мы всё подкладываем и подкладываем, а нам ещё за бдительность по мордам?
Сколько раз Хрюшев убеждался, что ничего интересного за рубежом нет. Ну, музеи, ну, памятники, ну ещё там что-то… У нас этого добра ещё больше. Да, распорядиться всем этим правильно не умеем – что-то у нас не получается пока с этим. Зато научились сворачивать головы памятникам. Это у нас видно в крови: раньше церквям доставалось, теперь перешли на личности. Кстати, это не лечится.
Вон соседка Алексея Игнатьевича, у которой муж дальнобойщик смоталась в Европу,  потрясла кудрями, а приехала, и рассказать ничего не может. Заклинило бабу и всё тут. Хрюшев и так к ней, и так, мол, расскажи, да расскажи.
- Чего пристал?
- Ну, как впечатление? Не уж то там лучше, чем у нас?
Конечно, она ответила ему, но сделала это так, что я как автор не хочу падать в ваших глазах, а поэтому пропущу все её фривольные обороты. Хрюшев понял, что надо дожать соседку и спрашивает далее:
- А какие ощущения по возвращении в родной город?
Тут она выразилась помягче:
- Будто приехала в Мухосранск.
- Отчего же так-то?
Соседка пристально посмотрела на Хрюшева и произнесла:
- Люди там отзывчивее и в глазах свет у них.
- Ну, это понятно. Им бы наши тарифы по коммуналке, они сразу бы у них потухли. А как кормёжка?
- Их одной порцией можно накормить наших трёх сограждан.
- Да? – Алексей Игнатьевич покосился на свой животик.
Уже на следующий день и было это ближе к обеду, он решил окончательно, что Европа ему никогда не станет отчим домом и даже в мечтах, поскольку проблема с некоторой опухлостью тела осталась и тут уже не до путешествий. Надо было что-то делать. Куда бы он не обращался, всюду ему делали такой запоминающийся жест рукой, мол, привет, но ты нам не нужен. Нет, были кое-какие секции, где перестарки пытались убежать от смерти. В какой-то момент от отчаянья он уже был готов согласиться хотя бы на что-то из этого списка, но только его нос улавливал запах мочи, сразу же организм Хрюшева протестовал. Тут надо пояснить: ещё, будучи в детском саду, когда его звали просто Лёшей без всякого отчества, к нему частенько набивался в друзья один мальчик болезненного вида. Так вот этот кадр то и дело дудонил в штаны. Что-то у него там не плотно куда-то подходило. Надует в штаны и трётся около Хрюшева, а все думают, что и Хрюшев с этим пистоном за одно. Хотел даже ему настучать по макушке за такую липучесть к совершенно здоровому организму. Это же чистой воды подрыв детской репутации. Куда потом с таким пятном в биографии шагать дальше по жизни? Вот хотел дать волю рукам, но не дал. А почему? Так Алексей Игнатьевич с ранних лет вырабатывал в себе терпимость. Кстати, когда его первая жена возвращалась домой вся окутанная чужими запахами, он как раз благодаря этому своему качеству ни разу не повысил на неё голос.
Да, тот, который всё безобразничал в штаны в детском саду, потом стал мэром города. Конечно, не долго пробыл в этой должности. Видно, всё же у него действительно там, в штанах не всё плотно было подогнано. Вот его карьеру и подкосило. А может, просто одумался и занялся чем-то более стоящим согласно своим приобретённым навыкам.
Возвращаясь же к Хрюшеву, отмечу, что, промучившись в поиске для себя подходящей спортивной секции, он случайно на остановке наткнулся на объявление, из которого следовало, что  там-то и там-то ждут желающих заняться танцами живота. Подумал и решил рискнуть. Опять же было указано конкретно то место на теле, которое Алексея Игнатьевича беспокоило с некоторых пор.
Встретили Хрюшева хорошо. Сразу же отослали в кассу, где с него вязли денежку за месяц вперёд.
И вот первое занятие. Алексей Игнатьевич весь напрягся, когда вошёл в тренировочный зал. Десять пар женских глаз уставились на него с таким интересом, что он окаменел. Хрюшев был один среди этого цветника. Да, не все первой свежести, но тут его мозг выдал такую информацию, что с этими можно будет коротать досуг, играя в лото. Хрюшев не был большим любителем до этой игры, а поэтому сразу же переключился на более миловидных особ. Эти так и сучили ногами и почему-то неустанно вращали бёдрами. Алексей Игнатьевич собрался весь в комок и поздоровался, кивнув сразу всем. Нет, если бы на нём был не этот спортивный костюм, купленный им чёрти когда, а что-то более свободное, он, конечно же, мог себя раскрутить и на словесное приветствие. В своём нынешнем одеянии он был похож на артиста балета. Вы меня поняли, я надеюсь. Вот он и стоял перед всеми, как на ладони, прикрывая свои причиндалы руками. Ну и зачем он своё тело засунул в этот костюм для подростка? Неужели трудно было на себя взглянуть со стороны? Теперь в одном месте выпирало, а в другом врезалось. И не поправишь ничего – так глазами и стригут, так и стригут.
Хрюшев уже хотел дать задний ход, но тут прозвучала команда и горластая руководительница громко хлопнув в ладоши, возвестила о начале занятия. Звук от хлопка настолько был внезапным, что у одной из женщин отклеилась во рту вставная челюсть. Видно клей «Корега» был просрочен. Несколько минут все находились в небольшой панике. Алексей Игнатьевич подался общему настроению и стал метаться, ища своё место в общем строю. Наконец, отвоевал себе территорию в самом углу, где никто не глазел на него. Зазвучала музыка, и… Хрюшев не знал, куда спрятать свои глаза. Перед ним двигались женские ягодицы, и это было невыносимо приятно, если бы у него ничего не оттопыривалось спереди. Алексей Игнатьевич сомкнул веки и стал вращать туловищем, пыхтя в такт музыке. Горластая руководительница покрикивала на всех так: «Я из вас сделаю лебедей, и только попробуйте мне в этом помешать». Хрюшев тут же представил себя этой птицей, и ему стало даже интересно дожить до этого.
Где-то на четвёртой уже минуте его нос учуял запах мочи. «Ах, бестии и тут у кого-то недержание… - мысль вцепилась в Хрюшева и не хотела его отпускать. – Что же мне так везёт-то?» Он открыл глаза и осмотрелся. Все были заняты верчением своих бёдер. Когда стало резать в глазах, почти на ощупь покинул зал. Его даже не остановили. Видно, решили, что это он автор появившегося запаха. Женщины проводили его с сочувствием. Ему даже показалось, как одна из них произнесла шёпотом: «Бедненький…» В этот момент он чувствовал себя эдаким карасём переростком на раскалённой сковороде. Только в коридоре он выдохнул и тут же громко выматерился. Так-то обычное дело и не надо кривить душой – такое в жизни людей случается и случается часто. Всё бы и ничего, но по коридору порхали стайки ребятни. Хрюшев ругнулся уже про себя: «Безобразие… Не могут изолировать будущее страны от нас грешников». Одна из девчушек подбежала к Алексею Игнатьевичу и спросила его:
- Вам плохо?
Хрюшев состроил гримасу, мол, так плохо, что как бы хуже не стало. Девчушечка показала рукой в конец коридора и сказала:
- В той стороне есть медпункт, - и тут же добавила назидательно: - А ругаться нельзя. Здесь же дети. Если вы взрослые такие, то, что будет с нами? Мы же обучаемые – хватаем всё налету. А вдруг нам тоже захочется попробовать?
- Слушай, дружочек, - Хрюшев посмотрел на говорунью по-отечески, - с такой логикой ты скоро станешь матерью.
- Почему? – глаза у девочки полезли от этих слов на лоб.
Алексей Игнатьевич сообразил - сморозил что-то нехорошее и сразу же выдал так:
- Больше читай и обязательно учи правила по русскому языку.
- А это для чего?
- Пригодиться.
- Ой, девочки, этот дядя только что сказал, что для того чтобы стать матерью, надо  больше читать и учить правила…
Хрюшеву стало плохо от такого толкования его слов. Тут же облепившие его дети, ждали продолжения с подробностями. Хорошо, что появилась их руководительница и писклявым голосом позвала всех на занятие. Пока дети покидали коридор, она пристально рассматривала Хрюшева в упор. Он подумал: «Что у них сегодня у всех открытие сезона охоты на мужчин?»
В медпункте его ощупали, задали несколько вопросов, что-то записали в тоненькую тетрадь. На свой вопрос: «Что это со мной?» - Хрюшев получил невразумительный ответ, мол, надо показаться к своему участковому врачу и он всё скажет в точности. Молодая докторша бесцеремонно уставилась на Алексея Игнатьевича. В её глазах что-то подрагивало и попискивало.
- Ну, а всё-таки? Вы же доктор… Ну, что я скажу своему участковому?..
- Пожалуетесь.
- На кого?
- Этого я не знаю, - докторша повернулась неловко и в вырезе белого халата заплясала смуглая грудь.
Этого было вполне достаточно, чтобы Алексей Игнатьевич весь напрягся.
- А вот это уже интересно, - докторша увидела, как Хрюшев пытается заслонить от неё свои причиндалы. – И давно у вас так?
Алексей Игнатьевич покраснел. Докторша закинула ногу на ногу, продолжая что-то говорить, уже не глядя на него. «О, Боже, и зачем ты ей дал такие правильные ноги?» - Хрюшев пытался думать о чём-то нейтральном, но эта смуглость будто специально выпирала из-под халата и давила ему на глаза.
- Какой вы забавный. Так и будете молчать? Вот всегда вся инициатива исходит от нас женщин. Ау, где вы? – докторша коснулась его руки. – Может вам для храбрости капнуть пустырника?
Хрюшев кивнул. Докторша взяла стакан и лёгким движением наполнила его водой из графина, а потом из какого-то пузырька что-то добавила, помешивая пинцетом.
- Пейте, - она поднесла к его губам стакан. – Открывайте рот и одним залпом… Так, или вы делаете то, что я вам говорю, или придётся выплеснуть это…
Алексей Игнатьевич ещё плотнее сжал губы. Нет, он не был трусом. Просто не доверял таким смуглым докторшам своё здоровье. Пока он решал для себя: пить или не пить, та взяла и резким движением выплеснула содержимое стакана ему в лицо. Хрюшев охнул от неожиданности.
- Ну вот - не мытьём, так катаньем… Вам лучше? Идти сможете? А то могу скорую вызвать… Что вы так на меня смотрите? И не надо обижаться. А как я должна была на вас воздействовать, чтобы вы подали хоть какой-то звук? Ну, что же вы так напряглись? Всё-всё, дышите глубже. Сейчас и речь восстановится, и всё остальное будет функционировать. Прилечь не хотите? – докторша одной рукой что-то вытащила из своих волос и те рассыпались у неё по плечам.
Хрюшев представил себя под этой распушенной смуглянкой, и сердце заколотилось так, будто ему предстояло в одиночку разгрузить вагон угля. Алексей Игнатьевич стал подниматься. Докторша горестно вздохнула:
- Уходите? Вот так всегда, только что-то хорошее на ум приходит и конец фильма. Несправедливо… И словом-то не с кем перекинуться в этом мире, а мне так хочется романтики.
А вы знаете, есть что-то такое, что тянет «людей в белых халатах» на всё подобное. Я как-то пошёл к зубному врачу, так он, пока ковырялся у меня во рту, рассказал всю свою биографию: как рос, как учился, кто у него родители и даже поведал о своей первой брачной ночи. Вот оно мне надо было? Нет. Он такой словоохотливый попался и чесал языком до тех пор, пока не кончил сверлить у меня во рту. Пломба через день выпала и у меня был повод «отблагодарить» его родителей по всей форме. Ничего, ничего… пускай немного поикают.
Кстати, Хрюшев уже через пару недель покинул секцию, где обучали танцам живота. После первых двух занятий ему стали приходить во снах все те, с кем он тренировался. Одно дело, когда по одной или по двое, но всем-то коллективом, какой мужчина выдержит? Ещё эта, у которой клей «Корега» просроченный, всё пыталась ему примерить свои зубные протезы. Надо же знать меру. Приплюсуйте сюда возраст Алексея Игнатьевича, и вам станет понятно, как изменилась его жизнь за каких-то пару недель. Он из-за этого и спать стал плохо. Только глаза закроет и вот они уже выстраиваются в очередь к нему в сон. Чем создавать ажиотаж вокруг отдельно взятого свободного мужчины, лучше бы следили бы за своими «домашними очагами». Хрюшев так разумно рассуждал на эту тему, что у него от понимания момента волосы вставали дыбом, и он начинал сам себе нравиться.
Да, сны у Алексея Игнатьевича были настолько реальными, что если он досматривал какой-то из них до конца, то потом на улицу до вечера старался не выходить. В стране и без этого всё бурлило, а тут ещё он со своими больными фантазиями. Как-то ему приснилась одна из этого списка. Ну, то, что она была замужем, и дети требовали к себе всё больше и больше внимания – это понятно и всё же она заявилась к нему в сон и сотворила такое безобразие, что на утро Хрюшев самолично решил удостовериться, что она ушла, и облазил в квартире все углы. Вот как может человек заблуждаться, спутав виртуальность с реалиями. Алексей Игнатьевич так уверовал в её присутствие на своей жилплощади, что дня два не покидал своего жилища, устраивая по вечерам засады в туалете, надеясь взять над этой безумной женщиной реванш. Когда это ему не удалось, он в знак протеста покинул секцию, где обучали танцам живота. Алексей Игнатьевич находился в таком подавленном состоянии, что даже не попрощался.
Подводя итог, надо отметить: живот у Хрюшева не уменьшился, и тогда это чудо позвонило мне и попросило сделать его в следующей главе поджарым. Я был в тот день не в духе и посоветовал найти ему женщину со стажем.
- Зачем? – его вопрос меня добил.
- За тем, - мне хотелось его укусить за ухо за такое непонимание.
- Ну, а всё же?
- Ты только найди, а она сама тебе всё объяснит.
- А если  у неё не получится, или я не пойму?
- У таких женщин осечек не бывает.
- Она что будет с оружием?
- Ага, с атомным, - я начинал закипать.
- Не понял.
- Ты мне надоел.
- Что, уже спросить нельзя?
- Я тебе ответил.
- А я не въехал.
- Ты меня достал. Ладно, не хочешь женщину со стажем – ложись тогда под нож. За деньги тебя приведут в порядок.
- Кто?
- Люди в «белых халатах», - я не выдержал и произнёс в сердцах: - Идиоты…
- Кто?
- Все.
- Все-все-все?
- Да.
- И ты?
- А я в первую очередь, что произвёл тебя на свет.
- Папа, - голос Хрюшева перешёл на плачь. – Ах, вот ты какой…папа…
Он, как попугай твердил о каких-то алиментах, которые ему якобы я задолжал с момента его появления на этом свете. Нет, вы подумайте – какой наглец и это мне. Не раздумывая, послал его к такой-то матери. Хрюшев обиделся и бросил трубку. Я так думаю, что он направился прямиком к ней – этой самой «матери». Одно меня тревожило, что на пути к ней, Алексей Игнатьевич запросто сможет  «наломать дров». А кому расхлёбывать? Мы же в ответе за своих чад.
Не долго я переживал за Хрюшева. Уже на следующий день сам себе сказал: «Ну, и пусть немного развеется, а я займусь своей личной жизнью. Сколько можно мне куковать одному? Пора и на два голоса что-нибудь изобразить. Конечно, свобода она того стоит, чтобы испытывать временами кое-какой дискомфорт. Зато туалет никто не занимает и можешь делать то, что хочешь. Опять же, просматривается некоторая экономия в продуктах питания и не надо по утрам смотреть на чей-то профиль, а мечтать о той, которая приходила к тебе во сне. Что, не так? Можно сделать вид и самого себя обмануть, мол, всё классно и ты весь в шоколаде и рядом с тобой твоя единственная. Чтобы она в этом не сомневалась, ляпнешь вслух, что она самая-самая… Вот-вот, а она посмотрит на тебя так, будто ты отвлёк её от секса с каким-нибудь плечистым молодцем. Блин, какие же мы всё-таки неправильные, если всё подобное уживается с нами и бредёт по жизни, сплёвывая нам под ноги, где тени сиротливо ждут, когда мы станем лучше.

                7. Хрюшев рулит.

Заставь дурака Богу молиться, так он весь пол расшибёт. Вы не ослышались: не лоб, а пол. А всё почему? Так разучились бить поклоны по честному – всё больше за компанию, да всё хотим соответствовать стадности, мол, модно и всё тут.
Алексей Игнатьевич оказался тёртым калачом, и ни к какой «матери» не пошёл, а просто взял и обрубил все концы, что ещё как-то связывали его с той, которая решила в их отношениях поставить одну большую, жирную точку. А что ему оставалось ещё делать, когда ей без него оказалось лучше? Опять же разница в возрасте, а это такая бяка, которую никуда не деть. Ну, например, ей хочется в ночной клуб потрястись под бум-бум, унца-унца, а ему на горшок. И как тут быть? Вот она это и скумекала, и подумала: «А на кой терять молодость с рулоном туалетной бумаги возле этого старпёра?» Стоило Хрюшеву отъехать по делам в родной город, она и кинулась в загул. Чтобы обратной дороги не было к нему, «засветилась» в Интернете и сделала это так ненавязчиво, что в течение года он придурок ещё ждал от неё писем. Это потом, он наткнулся на её откровенные снимки в «мировой паутине», а когда прочитал комментарии к ним представителей отряда «кобелей», без осложнений пришёл к выводу, что она ему не пара.
Ладно, оставим пассию Хрюшева в покое. Каждый выбирает то, на что претендует. Она решила попробовать «романтизм» с подветренной стороны. Собственно, это не ново в наше время – когда все подобные хотят умереть ещё при жизни. Тут мы никого не будем в этом мероприятии отговаривать. Пусть пробуют, а вдруг получится? Уж на что Алексей Игнатьевич был рассудительный и тот, узнав про новое хобби своей избранницы, покачал головой, мол, «потекла крыша» у девочки и вычеркнул её телефон из записной книжки. Вот сделал так и всё. И не надо задавать этот нехороший вопрос: «И за каким он так поступил?» Это его жизнь и слова, и поступки принадлежат всецело ему, а значит, пусть всё так и будет. Ну, не получилось из него Ромео, да и она на Джульетту не потянула. Почему? Всё дело в менталитете. Что это за слово такое? А оно вам надо? Я как автор и то не роюсь во всём подобном, да и если этим заниматься, на жизнь времени не хватит. Думаю, что Алексей Игнатьевич мне будет за это благодарен, а чтобы это случилось как можно раньше, хочу ему дать полную  свободу – пускай в этой главе «рулит сам».
Хрюшев не стал рвать на себе волосы из-за своей пассии, да и больно же и потом это не он с мужиками, в чём мать родила, раскорячился перед всем миром, а она. Вот пусть и рвёт на себе эти самые волосы. Они же женщины против нас мужиков терпеливее до всякой боли, а тут то всего-то речь идёт о клоке волос… И что? Новые вырастут, если хорошо себя вести будет.
Конечно, Алексей Игнатьевич переживал, и чуть было не зачастил в гости к «зелёному змею». Хорошо, что его организм на эту его слабость выдвинул ультиматум: или как раньше, или никак вообще. Хрюшев всё же с образованием и не стал накалять отношения с самим с собой, а просто взял и подсел на сок. Знаете, такой в коробках с разными «бонусами» в виде пластмассовой чепухи. Через месяц все подоконники в квартире Алексея Игнатьевича были заставлены всякими безделушками. Глядя на всё это, Хрюшев стал вслух мечтать о детях. Он так вошёл в этот образ, что на улице при виде ребятёнка пускал от умиления слюни. Однажды старушка из соседнего подъезда, застав его за этим занятием, злорадно прошипела: «Что кобелина порох-то поистратил? Так тебе и надо. Всё вы мужичьё импотенты и цена вам…»
Алексей Игнатьевич не дослушал, утёрся и подался прочь. И такая на него навалилась грусть, что готов был запрыгнуть на самую страшненькую и обрюхатить, а заодно доказать всем и себе в том числе, что порох ещё не отсырел в его пороховницах. Наверное, так бы оно и случилось к концу дня, но судьба решила проверить его на вшивость и подсунула ему вот такой «бутончик».
Только он завернул за угол, а ему навстречу идёт такая… Одним словом, не здешняя и вся шоколадного цвета. Губищи розовые, грудь под блузкой шевелится, ноги ровненькие и к тому же ещё и на каблуках. Хрюшев поперхнулся от восторга. Встал, как вкопанный и воздух вокруг себя щупает. Нет, ну, азартный мужчина такую женщину никогда не пропустит. Что до азарта Алексей Игнатьевича, то тут он вне конкуренции, ибо намерения были у него чисты почти всегда, а это говорит о нём, как о человеке думающем.
Где-то за неделю до этого он уже сам себя спрашивал, мол, где искать свою половинку. Ответ пришёл к нему дня через два и прозвучал он так: «Подальше от родных степей». Все, что до этого встречалось на его пути, были: или бизнес-леди, или непонятно что. До бизнес-леди он не дотягивал по определённым причинам, а от «непонятно что» его начинало тошнить уже на второй минуте. Даже его последняя пассия и та не могла никак приспособиться к нему. Может быть, поэтому и сгинула в пучине наших реалий. И Хрюшев сам себе скомандовал: «Надо ехать за невестами за границу». И вот какая удача - одна из них вдруг нарисовалась перед его телом. Шанс, и это был именно он, хотел, чтобы Хрюшев им воспользовался.
Алексей Игнатьевич в английском был не силён, а если быть более точным, знал всего одно слово и то только потому, что в заграничных фильмах, его произносили почти в каждом кадре. Хрюшев знал его точный перевод, но в общении с дамой у него язык не поворачивался его воспроизвести вслух. Оставался французский язык, но им владел только со словарём. Словаря под рукой не было. Конечно, ещё оставался русский язык и ещё… очень русский. Ну, вы меня поняли. Алексей Игнатьевич и на том, и на другом изъяснялся без запинки. Оставалось только выбрать, каким из двух воспользоваться. Верх одержал язык «классиков». Хрюшев заговорил:
- Прошу прощения… Вы к нам в гости или по работе? Собственно, это и не так важно… Кстати, Лёша, - он представился и протянул руку. – Не бойтесь, они у меня чистые и потом я хороший, только одинокий совсем.
Незнакомка что-то стала курумкать на своём языке. Хрюшев весь засветился и произнёс:
- Я то же рад нашей встрече. А хотите, я вам сделаю предложение, от которого вы не сможете отказаться? Нет, ничего неприличного и даже без принуждения… У меня и квартира есть, и кухонный гарнитур… Так, как?
Незнакомка улыбнулась. Хрюшев подпрыгнул на месте, расценив это, как согласие. Он вцепился ей в бок пальцами и потащил за собой, продолжая болтать на ходу:
- Звёзд не обещаю. С ними у меня загвоздка… Вот лёгкую музыку и длинный поцелуй… Как вы насчёт длинного поцелуя? Я же не знаю, что у вас там в…Африке принято.
Кружил Алексей Игнатьевич вокруг незнакомки отменно. Та не успевала поворачивать за ним голову. Судя по её выражению лица – этот человек в очках её забавлял. Хрюшев не чувствовал под собой земли, а поэтому пару раз падал на колени спотыкаясь о бордюры. Иногда к нему стучалась мысль, мол, какого чёрта эту «шоколадку» занесло в их город из далёкой Африки? Но у Алексея Игнатьевича не было времени расспрашивать ту об этом, к тому же она курумкала на своём языке не совсем понятно. Хрюшев вообще к её речи относился со знаком «плюс», поскольку всё переводил в свою пользу и даже когда тащил её по лестничным проёмам к своей квартире, думал больше не о смысле её речи, а о том, как он её будет сейчас развлекать. Кое-что у него было в запасниках: некоторые приличные стихи ещё со школьной программы, пара анекдотов про президента, довольно сносные и, конечно же, традиционная новогодняя песня «В лесу родилась ёлочка». Алексей Игнатьевич был уверен, что эта «культурная» программа не нанесёт вреда репутации его стране.
Его соседка  «божий леденец» по лестничной площадке проявила бдительность и высунула свой нос в дверной проём. Осмотрела спутницу Алексея Игнатьевича и выдала так:
- Никак прибарахлился, сосед?
- Угу, – Хрюшев кивнул, подталкивая африканку ладонями в тугой зад.
- А что ж она такая немытая?
- Деревня! Это же Африка!
- И на кой тебе это «золото»? Что нас баб тебе не хватает? – старушка шире открыла свою дверь.
- У меня от вас изжога! – Хрюшев хохотнул.
- Всё шутишь, озорник! Как ты перед ней скачешь. Прямо не мужчина, а козёл горный. Смотри не осрамись. Это тебе не с нашими девками пупки поглаживать. У этих африканок аппетиты почище наших будут. У них там в Африке принято жить не с одним, а со всеми… Тьфу ты стыдоба какая…
- Ври больше, - Хрюшев огрызнулся.
- За что купила – за то и продаю. Вон давеча показывали по телевизору, как вот точно такая кобылка с целым племенем жила. Это для нас в диковинку, а у них там, в джунглях – всё подобное считается нормальным образом жизни.
- Сейчас накаркаешь, - Хрюшев сдвинул брови к переносице.
- Я и беспокоюсь… Если что, стучи в стенку. Я всё одно буду подслушивать через розетку. Как стукнешь, я службу спасения и вызову. Уж они её быстренько окучат.
Африканка, ничего не понимая, крутила головой. Хрюшев втолкнул её в квартиру со словами: «Милости прошу!» Свет в прихожей как всегда отсутствовал.
- Вот мы и дома! С чего начнём? Спальня у меня просторная – мебели там нет, но сначала под душ. Не понимаешь? – Хрюшев перешёл на «ты». – Я говорю, что надо смыть с себя пыль. Умойся… Да, и свои ходули снимай… У нас не принято по комнатам в каблуках гарцевать. Снимай, снимай, а то будем общаться в прихожей.
Африканка что-то мяукнула в ответ и прямиком не разуваясь, направилась в ванную. Хрюшев почесал затылок и подумал: «Видно, я что-то не так ей растолковал».
Пока она плескалась, он стоял под дверями и представлял себя в её объятиях.
И вот гостья вышла. Алексею Игнатьевичу показалось даже, что она стала ещё выше. Тело африканки было усыпано мелкими капельками воды, отчего она вся блестела. Из одежды на ней были только туфли на высоком каблуке и какое-то украшение на шее. Хрюшев застонал, чем вызвал на лице «шоколадки» улыбку. В его голове стаей пронеслись эротические сцены и скрылись где-то за горизонтом его сознания.
- Мама, - Алексей Игнатьевич зашатался от чувств.
На уровне его глаз в него уставились два розовых пятна. Соски чёрными точками целились ему прямо в лоб. «Ну, точно заездит, - подумал Хрюшев, машинально ощупывая свои причиндалы. – И где ты там у меня?»
Страх был таким сильным, что организм Алексея Игнатьевича не задумываясь «выбросил белый флаг». Да, это был удар по репутации Хрюшева, и этот удар пришёлся сзади, прямо под лопатку. Африканка, покачивая бедрами, прошла мимо Алексея Игнатьевича. Тот громко икнул. «Какая роскошная женщина, а ноги-то, ноги… Неужели я ничего не смогу с ней сотворить? А если поднатужиться? Ну, и на каблуках она и вообще на полторы головы выше меня… Я тоже не буду снимать ботинки… На равных, так на равных и потом может у них там в Африке принято заниматься любовью в обуви… Ничего, ради цели - получить удовольствие, я смогу переступить через себя и взобраться на женщину обутым» - Хрюшев направился за африканкой. Та обошла комнаты и что-то прокурумкала на своём языке. Алексей Игнатьевич это расценил, как приглашение начать сражение за любовь.
Ну, какое может быть сражение, если всё находится в состоянии покоя? Африканка стояла спиной к Хрюшеву, выжидательно прогнув спину. Она ждала. Чего? Я так думаю, что прописки на данной жилплощади. А что? Не взирая на цвет кожи и вероисповедание, женщины в этих вопросах всегда держат руку на пульсе. Это мы мужики лабухи – нам бы только вскарабкаться, а там гори всё огнём. Скалолазы, блин! Ну, никакой серьёзности в этих вопросах. Учит нас жизнь, учит, да видно мало. Это потом глазами хлопаем, а уже ничего нельзя сделать.
Вот ангелы-хранители Хрюшева и подсуетились и взяли его организм в свои спонсорские руки. Он и так старался, и так, но всё было тщетно, а африканка ждала. Ох, и терпеливая попалась. Так они простояли минут десять. Африканка уже не блестела от капелек воды. Её тело стало матовым и даже местами чем-то походило на бархат. Алексей Игнатьевич затравленно рассматривал её ягодицы и почему-то думал о своём последнем посещении поликлиники: «Обманули обормоты… Только бы отписаться, а человек можно сказать обманулся в своих надеждах. И где тут здоровье, если ничего не шевелится?»
Африканке видно надоело это противостояние, и она повернулась к Алексею Игнатьевичу передом. Хрюшев вздрогнул. Что-то дёрнулось в области живота, и он почувствовал, как медленно его причиндалы стали подниматься. Он даже благодарно проворчал про себя: «Сразу что ли не могла так встать? Нашла чем меня удивить – задницей. Насмотрелся я этого хозяйства в общественном транспорте. Как встанут, не пройти – вот и катаешься по кругу, пока проход не освободят. Вот тебе и Африка, а ещё говорят, что Россия большая деревня. Ну, хоть что-нибудь произнеси. Я же от человеческого голоса завожусь. Ведь и не объяснишь ничего. Стоит, лыбится… Эх, что же вас так плохо обучают в вашей Африке языкам?»
Хрюшев решил себя взбодрить и машинально повёл бёдрами, как его учили в секции по танцам живота. Африканка тут же подключилась. Её движения были более откровенными. В этой «шоколадке» угадывалась профессионалка. У Алексея Игнатьевича от её кружения всё пересохло во рту. «Культура» - подумал Хрюшев, уступая безоговорочно «пальму первенства» африканке. Та стала что-то напевать, прихлопывая себя ладонями по бёдрам. Хрюшев решил ей подыграть и забарабанил в стену кулаками. Уже через десять минут в прихожей, за его спиной мелькнуло растерянное лицо участкового. В принципе всё выглядело прилично: чернокожая жена без штанов танцевала перед своим бледнолицым мужем. Ну, простая семейная сцена и зачем здесь присутствие участкового, мне лично не понятно.
Вот и Алексей Игнатьевич воспринял его появление, как чью-то злую шутку. Это потом он сообразил, что бабушка-соседка проявила бдительность и позвонила, куда смогла дозвониться. Ну, тут Хрюшев сам виноват – не надо было долбить в стену кулаками. Увидев участкового, Алексей Игнатьевич воскликнул:
- Ой!
- Так, и что у нас здесь? – участковый козырнул, что могло означать – он при исполнении.
- Фольклор, - брякнул Хрюшев.
- Не дурак, вижу… А почему без одежды?
- Так у них там, в Африке только так…
- Не понял.
- Ну, это по обмену… как бы…
- Разберёмся, - участковый зачем-то ещё раз козырнул. – Ваши документы.
- Мои? – Хрюшев стал себя хлопать по карманам брюк.
- И ваши тоже гражданочка… Устроили тут среди белого дня… непонятно что.
Африканка с любопытством рассматривала кокарду на фуражке участкового. Вот что значит Африка – всё блестящее притягивает взгляды выходцев с этого континента. Хрюшев, продолжая себя хлопать по карманам, произнёс:
- И кто же это у нас проявил сознательность? Неужели старушка – «божий леденец»? Настучала, зараза…
- Гражданин, я попрошу вас, себя держать в руках. А вы, что на меня выставились? Прикройте свой фольклор, - участковый на этот раз козырнул только одной африканке.
Та что-то прокурумкала и выскользнула из комнаты по направлению в ванную. Хрюшев поспешил перевести ею сказанное, но участковый жестом руки сделал знак, мол, без сопливых сам разберётся. Алексей Игнатьевич расценил это, как игнорирование его желания сотрудничать с правоохранительными органами. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы по этому вопросу развернуть дискуссию. Участковый оказался словоохотливым, и тут началось: Хрюшев ему про одно, а тот стал тыкать его статьями из Уголовного кодекса. Эти мужчины как дети, заводятся с пол оборота. Пока они соревновались в ораторстве друг перед другом, африканка собрала свои манатки и за порог. Когда они наговорились, выяснилось, что её и след простыл. Участковый решил допросить Хрюшева по всем правилам, а тот быстренько сориентировался и стал косить под дурочка. Участковый вещал:
- Был сигнал.
- И что?
- Я должен отреагировать.
- Как?
- Опросить.
- Что вы здесь из себя Шерлок Холмса корчите? – Хрюшев возмутился. – Покиньте территорию частной собственности.
Участковый сообразил, что Алексей Игнатьевич прав. Он хотел восстановить равновесие, но Хрюшев сменил тему и понёс что-то про погоду. Его было невозможно остановить. Ещё он брякнул что-то о знамени, которым надо бы наградить соседку, проявившую бдительность. Всё это было вперемешку с политическими новостями. Участковый опять козырнул, нервно дёрнув плечом. Хрюшев это расценил, как несогласие со своими доводами стража правопорядка. Алексей Игнатьевич произнёс так:
- Живём, как на вулкане. Кстати, вы не в курсе, как сыграл «Зенит»?
Участковый сделал недоумённое лицо и спросил:
- При чём здесь он?
- А что тут такого?
- Вы меня сбили с темы. Где ваша гостья?
- Какая именно?
- Которая грязненькая…
- Вы за кого меня принимаете? Я человек творческого направления… У меня и справка есть.
- О чём? – участковый насторожился.
- О том, что я здоров. Какие ко мне могут быть претензии?
- Повторяю: был сигнал.
- И? – Хрюшев картинно вскинул одну бровь.
- Вот я и пришёл?
- Ну, и хорошо. Здравствуйте! А почему без стука?
- У вас было открыто.
- Предположим. Дальше что?
- Э-э-э…
- Понятно. Сигнал ложный. Ну, ничего страшного - сейчас я вас провожу, и пойдёте вы дальше по своему участку. Да?
- А как же сигнал? – участковый попытался высвободить свой рукав из руки Хрюшева.
Тот сказал:
- Да выбросьте его из головы. Или вы всех преступников уже переловили?
- Нет, не всех.
- Вот видите, сколько вам ещё предстоит сделать.
Участковый как-то странно посмотрел на Алексея Игнатьевича  и спросил его:
- А вы точно здоровы?
- Век свободы не видать, - Хрюшев чиркнул себя ногтем большого пальца по горло.
- Верю. Вот теперь верю. Сразу видно, что вы нормальный, а вызов ложный.
- Вот и ладненько.
Можно сказать так, что Алексею Игнатьевичу повезло с таким участковым. Если бы попался какой-нибудь дока, то досталось бы по полной программе. Слава богу, что всё обошлось. Когда всё рассосалось, Хрюшев нанёс визит к соседке и сделал ей выговор. Старушка так прониклась к случившемуся, что слегла. Нет, ничего страшного не произошло, просто Алексей Игнатьевич пообещал, что в следующий раз, он не буде церемониться и в рамках акции милосердия за свой счёт определит её в лечебницу для душевно больных.
История эта подошла к концу. Хрюшев, сам того не ведая, пополнил список импотентов. Уже потом, когда прошло какое-то время и он, вспоминая африканку, процитировал самого себя: «Это как надо было хотеть, чтобы не получилось». Мужчине в его возрасте подобные моменты крайне неприятны, ибо никто из нас никогда не признается  себе в том, что всё закончилось в этой жизни. Себя он успокоил тем, что это у него такая реакция на женщин с тёмным цветом кожи. Вы, знаете, сработало, и он в это поверил. Ещё он поверил в свою непотопляемость, поскольку смог выкрутиться из щекотливой ситуации. Шутка ли, в его квартире среди белого дня женщина с другого континента без одежды танцевала и пела, а он ничего не предпринял, чтобы обезопасить свою страну. Это же почти заговор, если опустить некоторые подробности данного действия. Конечно, врождённая дипломатия Алексея Игнатьевича сделала свой дело – все остались целы, но это только пол дела. Почему? Отвечу так, что лозунг: «Все люди братья!» не прозвучал в полный голос. И это понятно, ибо реалии оказались на пол корпуса впереди всей нашей идеологической писанины. Ну, как можно было у женщины без одежды требовать документы? Нонсенс и только. Как бы там не было, но это прозвучало и прозвучало из уст человека в погонах. Куда мы катимся, люди?
Жизнь размеренными взмахами продолжила свой заплыв. И хорошо, что так.
Где-то ближе к Новому году Алексей Игнатьевич получил весточку от той, что решила хватануть романтики вдали от родного дома. Судя по количеству грамматических ошибок и почерку, романтика оказалась со знаком «минус». Хрюшев прочитал послание и рассмеялся. Видите ли, его бывшая пассия опомнилась и решила вернуться. И что она здесь забыла? Конечно, Алексей Игнатьевич был отходчив и мог подарить ей свою фамилию, но стоило ему представить её возле себя, ему стало плохо. Во-первых, разница в возрасте у них была ещё та и с таким раскладом семейная жизнь – хуже каторги. Во-вторых, было до конца непонятно: она наелась этой самой романтики или только перекусила? Если перекусила, то надо ждать рецидива – ещё столько в Росси городов, где эту самую романтику можно есть одним местом, а запивать другим. Ну, вот о чём вы сейчас подумали? Ой, только не надо глаза к потолку закатывать. Все мы живые люди и с похабщиной знакомы не только по книжкам, но вот как раз сейчас я имел в виду рот. Да-да, самый обыкновенный рот, с помощью которого можно запить то, что затолкаем себе в одно место. Ну, про это место распространяться не буду – оно всем известно, а вот рот: с зубами, с кариесом, с запахом не всегда приятным, ну и конечно с языком только для питья и ни для чего другого.
Кстати, один депутат Госдумы недавно предложил за сквернословие вырывать эти самые языки. Интересно, он их потом куда? Неужели под майонезом будет подавать гостям из-за Океана? Ну, для хорошего дела лично мне ничего не жалко. А вам?
Что касается Хрюшева, то он, как и я, не любил заморачиваться и написал вот такой ответ своей  уже бывшей пассии: «Дружи с головой». Вот что это должно было означать? Конечно, ход дипломатический, но хотелось бы ясности, ибо человек захотел вернуться, а тут одно расшаркиванье. Я, как автор, понимаю Алексея Игнатьевича – ему нужна непорочная и чтобы по утрам от неё пахло рассветами, а не селёдочкой с лучком, хотя может и зря он так. Должен же у человека быть хотя бы один изъян? Но мне кажется тут дело не в запахах, а в ней самой. Она ведь не знает, чего хочет. А это, я вам доложу – полный Рейхстаг и надо честно признать за Хрюшевым право оставаться на исходных рубежах и если он так решил, то чего лезть в его личную жизнь, когда у самих такие ребусы с самого рождения, которые выбивают жизнь из-под ног в шесть секунд.
Вот поэтому наберёмся терпения, и дождёмся продолжения этой истории. А вдруг всё ещё получится со знаком «плюс»?
               
                Часть третья.

                Хрюшев – пишется с большой буквы.

1. Мурлыка. 

«Вот так всегда – к людям с распростёртыми объятиями, а они хоть бы раз шагнули навстречу без напоминания. Я уже не требую ни от кого содержать меня на полном пансионе. Конечно, от пельменей только дурак может отказаться, но я же совсем наоборот и потом у меня маленькие запросы, - Хрюшев стоял в полутёмной прихожей и разговаривал с собственным отражением в зеркале. – Ну, почему ко мне жизнь так несправедлива? Я что напрашивался сюда? У меня может быть, другие планы были и мечты, скорее всего совсем не походили на то, во что меня засунули. Тоже сделали из меня писателя. Ага, одну книжку издал и та без картинок. Кто сейчас такие читает? Если только те, кому по барабану, что читать и где. Раз такое дело, зачем мне марать бумагу?»
Речь Алексея Игнатьевича прервал странный звук. Источник находился за входной дверью – где-то на лестничной площадке. Хрюшев открыл запоры  и вот оно – маленькое, пушистое.
- Боже мой! – воскликнул Алексей Игнатьевич. – И что мы тут потеряли? Чей ты, малыш? – он нагнулся и потрогал комочек шерсти ладонью. – А тёпленький какой… Ну, я так понял языкам ты необучен… А где твоя мамка? Хотя в наше время это стало привычным – начинать жизненный путь в одиночку. Что ж проходи… Гостям я рад…
Котёнок толкнулся подслеповатой мордочкой в ладонь человека. Тепло всегда притягивает, а тут его было столько, что он поплыл в буквальном смысле, как снежок. Ему захотелось никогда не расставаться с этим ощущением надежды, что всё будет хорошо.
Так в жизни Хрюшева появился Мурлыка. Нет, не сразу это имя легло на слух. Сначала было: Пушок, Барсик и даже Маркиз, но потом Алексей Игнатьевич путём только ему понятного логического мышления остановился на имени Мурлыка, хотя, если помните ещё раньше он мечтал что-то подобное назвать Жориком. Как бы там не мечталось, а список возглавило имя – Мурлыка. Надо отметить, что котёнку оно тоже приглянулось, ибо в нём угадывались интонации ласки, заботы и хотите, верьте или нет, ещё и всегда полной чашки с всякими вкусностями. Для отдельного представителя семейства кошачьих – это был лотерейный билет и, причём выигрышный. На фоне кошачьей бездомности, которой пестрят наши мегаполисы, можно сказать, что Мурлыке повезло по-крупному.
С появлением в квартире Хрюшева четвероного жильца, жизнь Алексея Игнатьевича изменилась до неузнаваемости. Во-первых, теперь он не искал себе приключений на одно место. Они сами его находили, и Хрюшеву оставалось только хватать карандаш и выносить содержание своего мозга на лист бумаги. Во-вторых, сюжеты его рассказов стали содержательнее и что важно – все без исключения со счастливым концом. И если даже по ходу действия было, что он уходил, ну то есть главный герой или она не возвращалась, Хрюшев находил в себе силы и в самом конце приписывал так: «Продолжение следует». У читателя начинала теплиться надежа, что, в конце концов, они обретут друг друга, но это случится чуть позже.
Мурлыка к писанине хозяина относился с пониманием. Он как-то для себя решил, что  таким людям надо помогать и по мере сил способствовать их продвижению к намеченной цели. Вот поэтому Мурлыка не мешал Хрюшеву переводить бумагу и более того, чтобы быть хоть чуточку причастным к его творениям, любил возлежать на его «рукописях». Иногда Алексей Игнатьевич пытался читать вслух свои «опусы». Мурлыка слушал, но делал это с закрытыми глазами. Ему так было удобнее вникать в смысл поступков главных героев. Понимал ли он или просто делал вид, что в курсе происходящего в том или ином рассказе – это оставалось загадкой. Когда ему надоедало «народное творчество», Мурлыка гонял по квартире фантики от конфет, представляя себя охотником за грызунами. Так он поддерживал свою форму, надеясь однажды отличиться на этом поприще на полную катушку.
Так они и жили: Хрюшев творил, а Мурлыка ему в этом не мешал. Ничего не предвещало такого, от чего можно легко было оказаться в смирительной рубашке где-нибудь на окраине города за высоким забором в окружении таких же загадочных людей, как и ты сам. Алексей Игнатьевич про всё это знал, и когда собственными ушами услышал, что его четвероногий воспитанник внятно произнёс всего лишь одно слово, ему стало плохо. Хрюшев решил, что ему показалось и что всё это у него от переутомления. Вид же у Мурлыки был таким, будто ничего сверхъестественного не произошло и не надо от этого шарахаться. А кто шарахается? Просто Алексей Игнатьевич о говорящих котах только читал и то в далёком детстве, а тут на тебя смотрит мордочка с заявкой на бойцовскую собаку и говорит по-человечески. Ладно бы слово было приличное, а то схватил первое, до чего дотянулся. Ну, забылся Хрюшев и произнёс вслух ругательство. Его понять можно – он же весь в работе над очередным персонажем, а там всё может произойти, а если ещё речь идёт об отрицательном образе, то тут надо быть ближе к реалиям. Вот он и ругнулся, а Мурлыка и повторил то, что озвучил Алексей Игнатьевич. Эти коты, как дети – впитывают как губка и хорошее, и плохое.
Мурлыка наблюдал за реакцией Хрюшева и думал про себя так: «Надо было его подготовить, а то сейчас или на стену бросится, или с балкона сиганёт. У этих людей на счёт этого как-то всё просто – сначала сделают, а потом над ними врачи колдуют. Ну, и произнёс и что теперь? Да, себя раскрыл, а ведь, сколько месяцев крепился. По ночам просыпался – всё казалось, что разговариваю во сне. И надо же было пасть свою раззявить. Вот сейчас он  в петлю и полезет… от впечатления. И куда мне горемычному потом деваться? Кому я буду нужен?»
Пока Мурлыка над всем этим думал. Хрюшев решил его осмотреть. Процедура Мурлыке не понравилась: несколько раз Алексей Игнатьевич совал свои пальцы в кошачью пасть, зачем-то заглядывал под хвост. Спрашивается: «И что он там потерял?» Наверное, это всё же из-за впечатлительности. Тем не менее, Мурлыку это задело. Он так на это отреагировал: «Устроил мне тут процедурный кабинет. Ещё мои интимные места рассматривает. Прямо неудобно как-то. А я-то думал, что попал в приличный дом. Кто бы мог подумать, что этот человек - извращенец? Вот я влип, так влип. Ну, приютил, так что теперь будет меня крутить по часовой стрелке и против? Протестую! Блин, и ведь ничего теперь не скажи ему - сразу сляжет… Нет, всё же надо было его подготовить». Мурлыка задумался и чисто машинально куснул Хрюшева за палец, когда тот решился ещё раз обследовать его пасть.
- Ах, ты… дрянь такая!
«Сам такая, - огрызнулся про себя Мурлыка. – Я такой… Мужиком родился и им помру». Нет, это он хорошо подумал – метко,  а что самое главное попал в самую сущность. Алексей Игнатьевич тоже хорош – совать грязные пальцы коту в пасть. За это в их кошачьем государстве, если бы таковое существовало, точно бы руки отрубали. Опять же, в чём вина кота? У него же рефлексы, а рефлексы – это природа. Кто против неё попрёт? Если по правде, то Мурлыка был просто обязан так отреагировать на действия Алексея Игнатьевича. И что взбрело в голову Хрюшеву устраивать медосмотр? Конечно, в мыслях у него ничего плохого не было и потом откуда, если обида развесила вот такие транспаранты: «За что? Я тебя обул, одел, накормил, а ты…» На счёт, «обул», «одел» – Хрюшев явно перегнул, ибо в этом коты ничего не смыслят, да и не нуждаются. Вот по поводу «накормил» - это правда. Как бы там не было, но Мурлыка всё же подумал: «А зачем этим в глаза колоть? Так же можно и зрения лишить. И потом, встану на ноги, верну долг с лихвой. Нам котам чужого не надо».
Поскольку Алексей Игнатьевич кошачьим языкам не был обучен, то и сближение с Мурлыкой у него произошло за счёт эмоционального всплеска. Учённые уже доказали, что в общении с животными, а особенно с котами, лучше использовать позитивные интонации. Так быстрее до них доходит. Вот только не будем забывать, что «жилец» Хрюшева каким-то образом овладел человеческой речью. Я так думаю, что это был чистой воды дар. Если это так, то надо им распорядиться с большей пользой. Для кого? Для всех.
Судя по тому, как Хрюшев стал выяснять отношения с Мурлыкой, он был далёк от мысли, что кот, по сути, уникален и к нему нужен особенный подход. Вместо этого в голове
Алексея Игнатьевича скопилось столько ругательных слов, что одной спички было достаточно для того, чтобы прогремел взрыв.
Мурлыка забился под шифоньер. Ему казалось, что этот очкастый человек туда не пролезет. Хрюшев был настолько настырен, что в какой-то момент ему показалось, что как раз это ему и под силу. Это с нами случается, когда ничего перед собой не видим и тупо в жизни штурмуем стену головой. Да, я повторяю, что намерения Алексея Игнатьевича были чисты, и тут не надо даже сомневаться, но вот что-то его переклинило как-то нехорошо и он, пыхтя, попытался пролезть к Мурлыке под шифоньер. Картина ещё та – голова уже там с очками, а туловище с наружи. Нет, «пейзаж» восхитительный, если учесть, что Хрюшев был в своих семейных трусах в мелкую полоску. В остальном всё, как в скучной прозе: рельсы во всю страницу и никому не нужный поезд увозит от непонятно кого неразгаданное счастье. Всего этого Мурлыка не видел. Всё, что он мог лицезреть, так это красное лицо Хрюшева, перекосившиеся на нём очки и взгляд полный ужаса, ибо сознание стало к нему возвращаться и Алексей Игнатьевич подумал, что застрял. Ещё он обругал для чего-то своего отца, мол, не мог по аккуратнее смастерить мальца – мальчик вырос и вот нате вам не может пролезть под шифоньер. Он чисто автоматически просунул руку, чтобы достать кусаку, но вместо этого пальцы нащупали лужицу. Сам собой возник вопрос: «Откуда?» Тут всё просто: Мурлыка от перепуга писанул. Ну, что взять с него, когда ему-то всего несколько месяцев, а тут такой большой дяденька с растопыренными пальцами чего-то домогается. Нет, что хотите, вот мне на месте Мурлыки точно трудно было бы себя сдержать. Страх же – он кого хочешь, может заставить сделать что-то не то. Вот кот и сделал. Конечно, он мог и по-другому на этот «контакт» со стороны Алексея Игнатьевича отреагировать и даже расхохотаться. Кстати, это шло бы в разрез с законами природы, ибо коты хохотать не умеют. Улыбаться – да, а хохотать - это чистой воды перегиб. Хрюшеву некогда было над этим задумываться, а тем более над законами природы. Он жаждал коснуться обидчика хотя бы кончиками пальцев, а там, куда кривая выведет. Вот эта самая «кривая» и вывела – Мурлыка обмочился. Казалось бы, такая маленькая капелюшечка, но для Алексея Игнатьевича это был уже сигнал и сам собой напрашивался вывод, что у его жильца по этой лини не всё в порядке.
Ну, что до меня как автора, могу предположить, что Мурлыка ничего подобного и не хотел из себя выжимать, а если что-то и просилось наружу, так только такой незатейливый маленький пук. А что? Может, у него по линии папаши кто-то был в родне со скунсами. Замечу, что о своём отце Мурлыка ничего не знал. Вот поэтому моя версия запросто может иметь своё место в данном повествовании. Опять же, эти отцы приходят и уходят, а ты тут выкручивайся, как автор и доказывай происхождение их чад. Да, пук не получился, а вместо него лужица, которой оказалось вполне достаточной, чтобы Алексей Игнатьевич рявкнул, как укушенный за зад собакой непонятной породы. Потом были ещё и слова. Не буду их озвучивать, а скажу так, что с таким словарным запасом Хрюшеву прямая дорога на рынок – торговать помидорами. Вот такой получился «поцелуй» в переносицу.
Крик Алексея Игнатьевича мобилизовал Мурлыку, и тот мотанул из-под шифоньера на оперативный простор. Сами понимаете, что стоя на карачках трудно ловить того, кто решился на прорыв. Хрюшев применил всю свою сноровку и не только голову сумел выдернуть из-под шифоньера, но и поймать кота. Удивившись самому себе, Алексей Игнатьевич как-то сразу поостыл. Увидев мордаху Мурлыки, чем-то напоминавшую морду бультерьера, Хрюшев даже расчувствовался. На него смотрело перепуганное существо, выставив розовую пипку носа навстречу неизвестности. Откуда-то полезли материнские чувства и Хрюшев, прижав Мурлыку к себе, заулюлюкал. Это было так трогательно, что Мурлыка подумал про себя: «Блин, повезло мне с квартирой».
Обратите внимание – не с хозяином, а именно с квартирой. Тут он мыслил правильно, ибо не у всех хороших людей в наше время есть свои квартиры. И таких полным полно. От себя добавлю, что в мегаполисах встречаются ещё такие экземпляры, в которых не жалко бросить гранату, а то и две для верности и что характерно вот у них с квартирным вопросом всё нормалёк. Почему так? А кто его знает?
Что касается представителей семейства кошачьих, то этим всё это по барабану. Да и когда им в это вникать, если постоянно спят и едят, едят и спят. В тайне души Хрюшев завидовал такому режиму дня, а в свободные минуты от быта даже мечтал хотя бы на пару минут стать четвероногим комком шерсти, чтобы потереться о ножку стула или стола, а то и вовсе растянуться на полу и пусть все люди через него перешагивают. А что? Алексею Игнатьевичу ничто человеческое не было чуждо. Ну, разве вина людей в том, что коты в этом преуспели? Вот поэтому эту зависть Хрюшев не считал грехом.
С лужей Алексей Игнатьевич  «договорился». На то они и навыки, что неразлучны с человеком, впустившим их под своё крыло – пару раз маханул половой тряпкой, и ничего не осталось от мокрого пятна под шифоньером.
Уже на следующий день, прокручивая это событие в своей голове, Алексей Игнатьевич пришёл к выводу, что надо держать себя в руках и в доказательство этому вынес сам себе выговор в устной форме. Более того, взял с себя слово – больше на Мурлыку голос не повышать. «Говоруну» же сделал замечание и тоже в устной форме, мол, употреблять надо только нормальные слова в разговорной речи, а не уподобляться некоторым писателям. Каким именно? Об этом Хрюшев промолчал.
Несмотря на это, Мурлыка решил всё же с человеческой речью повременить. Он так себе и сказал, процитировав Хрюшева: «Бережённого Бог бережёт». Кто этот Бог, Мурлыка не знал, но раз сам хозяин на него надеется, то почему бы и ему не подмазаться за компанию.
Итак, «топор войны» так и остался лежать под ковром. Собственно, а по-другому и быть не могло. Сентиментальность Алексея Игнатьевича и его доброе сердце взяли верх над обидой. И это правильно, ибо растрачивать свою жизнь на всё подобное – это ненормально. Кстати, Хрюшев признался себе, что говорящие коты имеют право быть, хотя временами он всё же думал, что ему всё это привиделось и его Мурлыка – самый обыкновенный кот с некоторыми задатками на обаятельность.

                2. Половой вопрос.

Есть два пути. И тот, и другой вполне цивилизованные, но Алексей Игнатьевич решил всё же не рубить с плеча, ибо собственный жизненный опыт подсказывал ему, что прежде чем на что-то решаться, надо хорошенько покумекать. Время было, и Хрюшев стал размышлять. Мыслительные процессы – это что-то: напоминают заседания нашей Госдумы в первые годы доморощенной демократии. Много всякого, а смешного столько, что живот даже начинает вести себя как-то неадекватно. Алексей Игнатьевич как мог, держался. Стоило рту разъехаться в стороны, как он, чтобы предотвратить всякие последствия, заставлял себя вспомнить что-то трагическое из истории страны. Этого было столько, что слёзы застилали обзор. В такие минуты уже было не до смеха. Плакать Хрюшев умел, если требовалось для дела, но этим занимался край не редко и если бы у него спросили о плаче, он смог бы такую лекцию развернуть – позавидовали бы профессора с мировыми именами. Поскольку рядом, как правило, в такие минуты никого не было из их числа, то Алексей Игнатьевич довольствовался компанией Мурлыки. Выглядело это так: диван, он и кот. Замечу, что рассуждать, а тем более мыслить у него лучше получалось лёжа. Вот он и лежал, а Мурлыка мостился на его груди, издавая хрюкающие звуки. Алексей Игнатьевич это расценивал как проявление со стороны кота уважения к собственной персоне.
Да, многое могли бы рассказать отечественные диваны о своих хозяевах. Конечно, не всегда они правдивы до конца, поскольку вещи, как и люди, имеют слабость привирать, но кое-что они всё же передают с такой чувствительностью, что некоторым «писакам» мечтающим, чтобы их «опусы» изучали по школьной программе, ещё учиться и учиться у них этому ремеслу.
Так вот, диван Хрюшева и поделился со мной отрывками его рассуждений вслух о будущем своего четвероногого питомца.
Хрюшев вещал так:
- Мой друг, ещё немного и ты почувствуешь тягу к противоположному полу.
«Ага, сейчас кинусь во всё тяжкое, - подумал Мурлыка, не подавая виду, что он понял, о чём идёт речь. – Есть дела и поважнее в этой жизни».
Хрюшев продолжал:
- Вот поэтому я хочу с тобой посоветоваться: как мы подойдём к этой проблеме… Во всеоружии или спустя рукава? И тот, и другой вариант имеют место быть в жизни, но я со своей стороны хотел бы подчеркнуть тот факт, что не я у тебя живу в квартире, а ты у меня. Отсюда и будем плясать.
«А при чём здесь танцы? Если речь идёт о квартплате, то я не платёжноспособный. Что с меня взять? Шерсти на мне мало, молока я не даю, да и с мясом у меня как-то. Одним словом, только то, что на костях… И куда со всем этим лезть в первые ряды?  И потом, сам приютил, а теперь счёт пытается выставить. Может мне голодовку объявить?» - Мурлыка через щёлочки глаз наблюдал за Хрюшевым.
Тот говорил и говорил:
- Я думаю, что месяца через два тебя надо будет кастрировать. Конечно, процедура малоприятная, но ты ничего чувствовать не будешь. Дадут лекарство, уснёшь, а когда проснёшься, будешь легче ровно на два «бубенчика». Вам котам это мероприятие может показаться бесчеловечным и я как мужчина против  этого, но запах… Ведь ты растёшь, а по весне ещё начнёшь метить углы. Нет, если бы мы с тобой договорились бы, и ты дал мне слово, что этого делать не будешь, я с лёгкостью пошёл бы на этот компромисс и оставил тебя при твоих «звонарях».
«Эх, хозяин, сказал бы я тебе, да только, поймёшь ли ты меня? Можно подумать, что ты источаешь ароматы… После тебя в туалет не зайти, а туда же - нос воротишь. Я же не собираюсь тебе за это ничего отрезать. Кстати, а зачем тебе твои бубенчики, если ты одинок? Ну, к чему иметь то, что не используется? Надо будет как-нибудь эту тему поднять, но только не сегодня… Пока ещё рано – не созрел ты ещё до понимания. А всё почему? Потому что эгоист до мозга костей. Нет, не понимаю я людей. Вот зачем - приласкал, а потом – «чик». Может это мода такая сейчас? Подумаешь запах, а я могу и не пахнуть. У меня с гигиеной вообще всё «тип-топ» и потом когда в доме пахнет кошкой – это к благосостоянию».
- Вот смотрю я на тебя и жалко, а надо. Конечно, можно и потерпеть и потом чаще делать мокрую приборку, но ведь шельмец специально будешь гадить. Вон у соседа снизу кошка, так та даже ухитряется ходить в карман его пальто. Он её уже и уговаривал, и бил,  и на ночь страшные истории рассказывал с печальным концом – ничего не помогло, только себе хуже сделал -  на улице от него люди шарахаются, ибо источает нечто невообразимое. Думаю, что придётся нам с тобой из двух зол выбрать меньшее. Ты как на это смотришь?
И тут Мурлыка заговорил:
- Отрицательно.
Хрюшев и удивился, и растерялся, и за сердце схватился, и даже хотел прикинуться безнадёжно больным, но Мурлыка его быстренько привёл в чувство:
- Хозяин, ты это брось… Не надо тучи сгущать и без того в стране кризис. И за сердце не хватайся… Откуда ему там быть, если меня малолетку хочешь подвергнуть кастрации? Я не педофил.
- Так ты… - Хрюшев перешёл на шёпот.
- Да, можешь мне поверить на слово и в пасть мою свои пальцы не совать больше. Владею человеческим языком.
- Как? Откуда?
- Этого не ведаю, и никто не скажет ничего вразумительного по этому поводу.
- Но…
- Тут я перед тобой чист, и скрывать мне от тебя нечего.
- А может ты засланный?
- Шпион, что ли? Не смеши. Все ваши секреты не первый год публикуются в журнале «Наука и жизнь».
- Ничего не понимаю, - Хрюшев схватил себя за голову.
- Э, смотри не оторви. И вот тебе такой совет: принимай всё это, как данность.
- Я хочу…
- А вот так не надо. Что значит хочу? Тут можно сказать неопознанное на контакт напросилось, а он, видите ли, чего-то там хочет.
- Я человек.
- Вот и соответствуй. Куда тебя нелёгкая несёт? Поостынь, чайку глотни, мне молока плесни, а там и разговор глядишь, получится, какой нужен. Ну, что замер? Товарищ, у вас как с давлением?
Хрюшев смотрел на кота и не мог втиснуть в свою голову всё происходящее сейчас у него на глазах. С одной стороны Мурлыка шевелил своими губёшками, а с другой из этого что-то даже вылетало и било по мозгу, отчего хотелось, как ни странно не радоваться, а просто взять бутылку водки и жахнуть ею об пол в знак протеста, мол, вот вам монополия на спиртное. Ну, вот хотелось Хрюшеву на что-то такое решиться и всё тут. Наверное, и решился бы, да только всё подобное хорошо продемонстрировать при свидетелях. А где их взять? Диван – это вещь неодушевлённая. Стулья и стол – эти из того же списка. Ну и что, если они скрипят? Это не в счёт. Вот если бы они пищу принимали, да в туалет ходили – это другое дело, а так всё едино – предметы.
А Мурлыка говорил спокойно, и была в его речи такая надежда в завтрашний день, что Хрюшев понемногу стал приходить в себя, и даже сердце отпустило, и вообще слух уловил из кухни, будто радио заиграло побудку. «Откуда ему там быть? – подумал Алексей Игнатьевич. – Отродясь там ничего не бумкало, кроме посуды. Точно, крыша протекла. Может всё же «скорую вызвать»?
- И этого делать не надо, - Мурлыка приблизился к Хрюшеву. – Сами справимся, а то понаедут, рецептов выпишут, а толку от тех лекарств – одни растраты. Что я неправ? Просроченные таблетки всучат, а потом ищи крайних, если успеешь.
Хрюшев отодвинулся от  кота и произнёс:
- Что-то у меня, как у Булгакова – потянуло на хоровое пение.
- Ты это… классиков не цепляй. Им сейчас не до наших проблем и потом, пусть упокоятся с миром. Они своё отыграли. Давай, лучше я тебя погрею, да послушаю твой мотор, - Мурлыка прижался к Хрюшеву, уткнув ушастую голову в его левую грудь. – Ой, как расшалился. Ты с этим не шути – поди, не мальчик. Запустил себя, батенька - так можно и в ящик сыграть. Ой, как неритмично… Будто прихрамывает. Ты ложись, - Мурлыка по-хозяйски стал укладывать Хрюшева на диван. – Расслабься, думай о чём-нибудь хорошем. Что ты на меня уставился? Думай… Не получается? Эх, жизнь у вас… Не соскучишься. Ну, как здесь, чтобы сердце работало, как часы? Ладно, думать не получается, тогда детство своё вспоминай. Оно-то у тебя счастливым было?
- Не помню, - признался Хрюшев.
- А ты вспомни. Что, совсем мозги склеились? Запущенный случай. Так ты до следующей субботы не дотянешь. Деньги-то есть?
- На что?
- На похороны. Мне прикажешь, за свой счёт тебя закапывать? Я не занимаюсь благотворительностью. Ну, что ты напрягся? Шучу я…
- Да за такие шуточки…
- Знаю, всё знаю, - Мурлыка улыбнулся. – Вы люди быстры на расправу. Вот поэтому у вас всё через одно место в жизни.
- Ты мне ещё поговори, - Хрюшев стряхнул с себя кота.
- Что, обиделся? Зря. Обижаться не надо и потом, я это по-дружески, так сказать в рамках декады по борьбе с пессимизмом. Ладно, хватит прохлаждаться,  вставай и за работу.
- Я плохо себя чувствую и вообще, мне не нравится, что ты так со мной разговариваешь.
- Извини, по-другому не обучен. Нет, если хочешь, я могу и помолчать, но чтобы потом никаких претензий в мою сторону. Так, вставать будешь или как?
- Нет.
- Ну, как знаешь. Кстати, в твоём возрасте надо больше двигаться и меньше валяться, а то живот покроется морщинами.
- Опять шутишь?
- Вполне серьёзно. Собственно, тебе решать – тело твоё и ты несёшь за него ответственность, а я просто так, вроде марки на конверте.
- Это как?
- Сколько писем не пиши, а без марки ни одно не дойдёт до адресата.
- Хочешь сказать, что ты главный?
- Я бы несколько усилил акцент: основной.
Хрюшев помолчал, но ноги всё же с дивана спустил. Мурлыка грациозно выгнул спину, вцепившись коготками в обивку лежака. Алексей Игнатьевич по-хозяйски прицыкнул на кота, мол, купи, а потом  дери себе на здоровье. Мурлыка не стал ввязываться в полемику. Ему хотелось на свежий воздух, а этот человек почему-то ограничивал его свободу и делал это так, будто он - Господь Бог, а все остальные непонятно что. Это не могло устраивать взрослеющего кота. Мурлыка поинтересовался:
- В этом доме живность выгуливают или как?
- А что? – Хрюшев уставился на кота.
- Я же живой и мне для гибкости суставов надо землю лапами щупать.
- Для гибкости? Суставов? А если сбежишь?
- Я что ненормальный? Кто же добровольно от еды, да от тепла убегать будет? Опять же, мне у тебя нравится… вот только…
- Ну, договаривай… Чего замолчал?
- А драться не будешь?
- Я что похож на драчуна?
- Похож, - признался Мурлыка.
- В каком месте? – Хрюшев весь собрался в комок.
- Везде понемногу. Ты не отчаивайся. Это можно подкорректировать. Так мы пойдём дышать свежим воздухом?

Когда они появились во дворе дома, на скамейке у подъезда оживились бабульки говоруньи. По их лицам было видно, что всем кому надо было, уже их языки косточки перемыли. Увидев Алексея Игнатьевича, задвигали носами, а одна в такой выцветшей беретке брякнула:
- Никак на проспект собрались, сосед?
Надо пояснить, что в каждом населённом пункте есть что-то подобное, где можно повстречать чуть ли не половину жителей города, если тем заняться не чем.
Хрюшев бросил взгляд на бабулек и ответил что-то невнятное. Та, что в беретке была опять с вопросом на перевес:
- Что и скотинку с собой возьмёте?
Мурлыка уже хотел, было, рот открыть. Сами понимаете, что после такого старушечье сердце могло запросто не выдержать. Хрюшев опередил кота:
- А вам какое собачье дело? Вот сидите здесь и сидите себе… Чего цепляетесь?
«Молодец, отбрил» - подумал Мурлыка, распушив от негодования хвост.
- Ты смотри, как огрубели нравы? Прямо ничего и спросить нельзя, - бабулька в беретке задетая за живое попыталась подключить своих подруг к обсуждению данного факта.
Те закивали, мол, твоя правда. Хрюшев не стал ввязываться в драку, да и планы были у него другие, да и просто хотелось дышать полной грудью, а не укорачивать ни себе, никому другому и без того скоротечную жизнь. Мурлыка угадал настроение Алексея Игнатьевича и зашипел, чем выказал полное согласие с хозяином.
- Ты смотри и эта малая тоже туда, - бабулька в беретке подбоченилась. – Спелись антихристы. Ничего, вот я собачников вызову, так они быстренько порядок наведут. Это вам не Америка. У нас не забалуешь. Правильно я говорю? – она уставилась на своих подруг.
- Сама малая, - буркнул Мурлыка. – Кота от кошки отличить не может, а туда же… лезет рассуждать.
Бабулька, конечно же, не расслышала. Ей было не до этого, да и хотелось хорошенько пройтись по этому соседу – слова так и плясали на её языке. Она ждала только сигнала, нервно подёргивая подбородком. Увы, Хрюшев эту породу воинственных старушек изучил вдоль и поперёк, поэтому, не удостоив больше ни единым словом жаждущую «битвы», прошествовал  в компании кота мимо, как корабль, отправляющийся в кругосветное путешествие.
Ну, что до самого путешествия, то оно как таковое не предполагало долгое отсутствие, да и проспект находился в двух шагах. Когда нога Хрюшева ступила на него, кот присвистнул. Надо было видеть его глаза, чтобы понять, насколько его поразило разнообразие человеческих ног. Ну, мужские мы сразу отметаем в сторону, ибо чего в них ковыряться, когда рядом с ними столько женских и что характерно, все они какие-то манящие. Мурлыка  сразу же подумал о Хрюшеве так: «И что же он до сих пор в  холостяках-то? Может у него со зрением совсем плохо? Так-то очки носит слабенькие, а читает вообще без них. Нет, это нельзя пускать на самотёк – надо с ним серьёзно поговорить на эту тему. Это же Клондайк и что характерно за просмотр денег не берут».
Алексей Игнатьевич, положа руку на сердце, тоже постреливал глазами на женские лодыжки, но это он делал больше по привычке. Такое присутствует у мужчин, когда они уже знают из собственного жизненного опыта, откуда вся эта красота берёт начало. Вот Хрюшев и был как раз из этого списка. Он знал, что у этих самых ножек могут встречаться сварливые характеры и мелочные душонки. Стоит только зазеваться и какая-нибудь особа обязательно поймает тебя в свой капкан, а тем более на проспекте, где подобное в порядке вещей. Доказывай потом, что ты смотрел на всё это без задней мысли. Есть такие женщины, что твой взгляд могут расценить, как приглашение к совместной жизни. Вот поэтому некоторая часть мужчин круглогодично носят тёмные очки. Алексей Игнатьевич был честен перед собой, а поэтому, если и были у него очки, то только для дали. Нет, ну пару раз за последнее время к нему подкатывали для выяснения его жизненной позиции. Ничего страшного – поговорили и разбежались и потом, он, конечно же, отзывчивый малый, но чтобы с бухты-барахты предлагать что-то заоблачное незнакомой женщине – это высший пилотаж, да и на такое его карман просто был не рассчитан. Алексей Игнатьевич, как истинный ценитель женских ножек всегда находил нужные слова, чтобы охладить пыл жаждущих романтических приключений. Он так всем и говорил, что живёт на пенсию мамы, мол, она его родила, воспитала, а теперь ещё и содержит. Вы, знаете, срабатывало без осечки. Ну, кто захочет делить ложе с очкастым пацаном, проедающим мамины копейки?
Судя по тому,  как держался Хрюшев, Мурлыка сделал вывод, что тот ничего не боится. «Тем более, чего из себя монаха корчить? – кот рассуждал, как большой. – Вон сколько их и все в ожидании».
Алексей Игнатьевич почувствовал на себе взгляд Мурлыки.
- Чего тебе? Вон иди на травку, сбрызни.
- А не заругают? – кот с недоверием оглядел предполагаемое место для туалета.
- Пусть только попробуют.
- А ты? – Мурлыка участливо посмотрел на Хрюшева.
- А мне нельзя. Сразу голову оторвут.
- Интересно на это посмотреть.
- Ага, сейчас. Я уж лучше потерплю.
- А может, не заметят?
- Закрываем тему. И чего ты ко мне пристал? Иди, пока фотографы не набежали.
- Зачем?
- А их не разберёшь – из всего хотят сенсацию выдоить.
- И из меня тоже? Я же маленький и незаметный.
- Вот именно из таких и лепят всякую чушь, - Хрюшев посмотрел по сторонам. – На счёт раз туда, на счёт два обратно.
- А когда же брызгать-то? – растерялся Мурлыка.
- Между.
- Между? Так я не успею.
Хрюшев скептически произнёс:
- Не барин… справишься. Ну, чего застыл? Маршируй, а я пока покараулю, - Хрюшев подтолкнул слегка кота к газону.
Пока Мурлыка брызгал, к Алексею Игнатьевичу пристала одна особа. На вид ей было лет эдак… Ну, собственно, это и не важно – пристала и всё тут. Разговор у них сразу не заладился, да и женщина была не во вкусе Хрюшева. Она что-то спросила – он не расслышал и слово за слово, особа обозвала его тюфяком. Слово-то не очень обидное, но кругом были люди, и они-то отреагировали на него быстрее Алексея Игнатьевича. Было неприятно чувствовать себя в эпицентре людского внимания. Ещё за спиной кот всё никак не мог брызнуть – выгнув спину, он тужился, задрав хвост. Видно не хотел его пачкать. Ну, что тут сказать – чистоплотный гад. Гад-то он гад, а вот женщина не унималась – так и норовила повысить голос на Хрюшева. Тот и не выдержал и так шепоточком послал её:
- Сударыня, идите вы…
- Это что за манеры? Вы где воспитывались? Кто ваши родители?
Хрюшев понял, что нарвался на представителя учительской династии. Он ещё подумал: «И с каких это пор данный подвид стал себя вести в общественных местах так вызывающе?» Мурлыка же рассуждал совсем в другом ключе: «Ну, что же ты так на неё шипишь? Это не женщина, а подарок судьбы. Эх, ну точно тюфяк. Хватай и тащи… Потом познакомишься…» Женщина стала напирать на Алексея Игнатьевича:
- А ведь ещё совсем не старый… Вы читали Достоевского?
- Ненавижу классиков.
- Так вы питекантроп тогда в таком случае, гражданин.
Хрюшев отпарировал выпад:
- Сами вы женщина… Миклухо-Маклай.
- Я вас выпорю прилюдно.
- Так я и дался вам.
- Люди, вы слышали? Этот, я не знаю, как его назвать не любит классиков… Позор! И это наша страна, которая должна стать в будущем оплотом человеческого разума. Вы, гражданин отстали от жизни.
- Ничего. Я не тороплюсь. Какие мои годы? Ещё наверстаю, - Хрюшев обернулся на кота. – Ну, ты всё там?
- Всё! – отрапортовал Мурлыка.
Лучше бы он промолчал или просто мурлыкнул. У женщины брови полезли на лоб, как живые. Хрюшев поспешил убраться, подхватив кота под живот. Минутная пауза прервалась восклицанием:
- У него говорящий кот! Я сама слышала! Люди, держите и того и другого. Это надо зафиксировать.
Кто-то со стороны брякнул:
- Дамочка выпила лишку…
- Ага, сначала к мужику клеилась, а теперь подавай ей и его и кота, - старушка с напудренным носиком презрительно уставилась на женщину.
Хрюшев не стал ждать «разбора полётов» - крикуша переключилась на старушку и, судя по всему, у них намечалась настоящая «дискуссия». Мурлыка попытался оглянуться, но Алексей Игнатьевич предусмотрительно  прикрыл ему глаза ладонью со словами:
- Нечего тебе смотреть на это безобразие.
- Такая хорошая женщина, а ты…
- Ошибаешься – она не хорошая.
- А какая?
- Заразная.
- Не может быть.
- Ещё как может.
- А так и не видно совсем.
Хрюшев только хмыкнул на это, мол, поживи с моё и тоже будешь разбираться во всех тонкостях относительно того, кто, чем дышит и у кого какие извилины в голове. Возникает вопрос: «А откуда они такие берутся – такие правильные, читающие классиков и желающие прилюдно выпороть не угодных?» Может это от безысходности? Ну, что они видят в своих школах? Не работа, а каторга – тянуть эту лямку изо дня в день и только для того, чтобы из маленьких мальчиков и девочек получились продолжатели дела отцов и дедов. Обратите внимание, что ни матерей и бабушек, а именно отцов и дедов. Так-то и понятно на слух, а вот в голове что-то не укладывается.
Конечно, Хрюшев над этим не задумывался. Он вообще был против насилия, а уж тем более по отношению к собственной персоне и потом Алексей Игнатьевич никогда чужого не брал, сплетен ни про кого не сочинял и самое главное никому не желал зла. Да, он мог ответить, если всё складывалось против него, и делал это, не взирая на возраст и пол того, кто жаждал навести тень на плетень. Хрюшев вообще считал, что таким надо сразу давать понять, что чужую свободу трогать руками не надо. Если не поняли – это уже их проблема. Ну, с этой крикушей понятно и без этого: одинокая, а может даже брошенная или покинутая всеми, а тут ещё он нарисовался, который не читал Достоевского. Вот она и зацепилась, чтобы пар спустить. Получилось или нет – это уже второй вопрос, а первый всё же так и остался без ответа: «За каким ей было это надо?» Сейчас стоит там на проспекте и рвёт свой рот от уха до уха. И ради чего? Ну, зевнула неудачно раз и хватит, так ей видите ли захотелось в этом утвердиться. Утвердилась. Сейчас её на куски порвут, а то и вовсе на ленты, чтобы не мешала людям отдыхать. А может и обойдётся? Вызовут из сострадания «скорую помощь» и та свезёт её за город в «лечебницу» за высоким забором. Там нынче таких полным полно: отдыхают от себя, ну и заодно от всех нас. Подлечат… У нас с этим налажено.
Прогулка по проспекту была несколько омрачена. Мурлыка дал понять, что устал глазеть на женские ноги и Хрюшев потащил кота домой. голова была пуста – все мысли остались там, где может быть ещё пыталась выпороть очередную жертву особа с претензией на весь этот мир.
Уже под вечер Мурлыка спросил Хрюшева:
- Так как со мной будем решать?
- Что именно?
- Кастрировать или как?
Хрюшев помолчал, а потом сказал так: «Гадить не дам… Если почувствую запах, вышвырну с балкона. Вопросы ещё будут?» Мурлыка не произнёс ни едино звука. «Вот и договорились – половой вопрос снимаем с повестки дня» – подумал Алексей Игнатьевич, удаляясь в туалет с газеткой под мышкой.

                3. «Счастье, как лотерейный билет».

«В этом что-то есть» - сам себе сказал Мурлыка, услышав в один из дней, как Хрюшев попытался фальшиво напеть незатейливый мотивчик. Алексей Игнатьевич ещё тот был меломан, и иногда ему в голову приходила то одна, то другая песня из его прошлого и он пел, не осознавая весь масштаб обречённости своих вокальных возможностей. Кот ещё подумал тогда, что такие незатейливые песенки могут сочинять или могли это делать люди, не обременённые бытом. Хрюшев же по этому поводу ничего не думал, да и пел он в основном только тогда, когда занимался хозяйством. Пел в пол голоса и как бы себе под нос, что не напрягало тех, кто мог слышать всё это. Конечно, случалось, что голос порой и вырывался из-под контроля, и начинал себя вести совсем не по-товарищески, но на то он, и дан человеку, чтобы хоть изредка себя проявлять. Опять же, после вселения в квартиру Мурлыки, Алексей Игнатьевич стал каким-то загадочным. Ему и до этого в голову приходили всякие мысли, а теперь они ещё и обрели определённую целенаправленность. Ну вот, к примеру, его интересовал тот факт, что женщины себе бреют ноги. Из своего личного опыта он знал, что это бесполезное занятие. Так, вы только не подумайте, что Алексей Игнатьевич брил себе свои ходули. У мужчин достаточно мест, которые они бреют, а некоторые даже два раза в день. Так вот Хрюшев считал, что ноги лишённые волос теряют привлекательность – в них, так сказать, отсутствует домашний уют. Были и другие темы, но о них чуть позже.
Возвращаюсь к тому воскресному дню, когда Алексей Игнатьевич гремя посудой, воспроизводил: «Счастье, как лотерейный билет…» Человек, напевающий что-то в этом направлении, уже на этой стадии таит в себе достаточно непредсказуемости. Если быть более конкретным, то звучит это примерно так: «Жди сюрпризов». Мурлыка, кстати внутренним чутьём это принял на веру, но в последний момент всё же встал на сторону здравого смысла, мол, сюрпризы, приходя и уходя, как и события, а мы коты остаёмся при своих лапах и хвостах.
Что же касается самого Хрюшева, то он никогда не терял голову, если вдруг какой-нибудь сюрприз  или событие нарисовывалось на его горизонте. Он относился к этому нормально и расценивал всё подобное, как знамение. Бывало, улыбнётся ему из толпы  какая-нибудь очаровашка женского пола, и он уже спешит к зеркалу. Встанет и так пристально смотрит на себя. Как-то Мурлыка его и застал за этим занятием. И первый вопрос был такой:
- Влюбился?
Хрюшев сделал вид, что не расслышал, продолжая мять руками свой живот.
- Значит, я ошибся, - кот запрыгнул на тумбочку возле зеркала. – А так очень похоже. Ну, и правильно. Зачем себя растаскивать по кускам? Семейная жизнь – это приговор всем мечтам и, причём сразу и бесповоротно.
Алексей Игнатьевич удивился:
- И откуда в твоей волосатой голове столько всего? Мне иногда хочется тебя поставить в угол.
- За что? – настала очередь удивиться Мурлыке.
- За ересь, дружище. Мал, а туда же…
- Так это я цитирую ваши людские книги.
- Да? Это мой недосмотр… Придётся их сжечь.
- Ты случайно не дальний родственник Гитлеру?
Хрюшев даже перестал мять свой живот и, бросив взгляд на кота, произнёс:
- И до истории добрался, шельмец. Может ты уже и «Кама сутру» листал?
- Угу, - Мурлыка подтвердил.
- Час от часу не легче.
Кот поспешил успокоить Хрюшева:
- Не зацепило. Поз много, а толку никакого. Рождаемость падает… Или я неправ? Вот у нас у котов всё гораздо проще. Нам бы создать условия, мы бы всю планету заселили.
- Боже упаси… Это чем же тогда дышать придётся?
- Опять проза… Нет, вы люди по-видимому никогда не подниметесь над своими предрассудками.
- Что? Ну-ка, ну-ка…
- Взять, к примеру, тебя. – Мурлыка ухмыльнулся.
- Ну, давай возьмём, - Хрюшев подбоченился, выставив вперёд свой живот.
- Кто ты есть на сегодняшний момент?
- Как это кто? Человек!
- Допустим.
- Что значит – допустим?
- А что я сказал такого? – Мурлыка так посмотрел на Хрюшева, что у того недопонимание стало натягивать на себя одежды протеста.
- Я не согласен с формулировкой.
- Значит, всё-таки протест. Тогда сделаем так: признаем тебя окончательно и бесповоротно человеком.
- Не понял.
- Да, не кипятись. Признаем только на время этого разговора, - Мурлыка явно хотел вызвать Хрюшева на откровенность.
- На время? А что потом?
- Там решим.
- Нарываешься на скандал. – Хрюшев повысил интонацию.
Мурлыка ухмыльнулся:
- Это от нас никуда не уйдёт. Нет, если хочешь, можем начать сразу со спарринга.
- Начитался, гад…
- А вот так не надо. Книги наши лучшие друзья и я требую уважительного отношения и к ним, и к себе.
Хрюшев засопел, но в драку не полез. Мурлыка лизнул себе грудку и продолжил:
- Как ты живёшь?
- Нормально, - Алексей Игнатьевич буркнул себе под.
- А вот со стороны – это нельзя назвать этим словом. Где все те, кого вы люди именуете друзьями? Ну? Нет никого. А почему? Потому что твоё одиночество тебе дороже, чем все они. Я даже знаю причину…
- И?
- Ты боишься предательства. Угадал?
- И что дальше?
- А дальше возникает вопрос: «Как долго ты так протянешь?» Конечно, у тебя есть я. Этот факт не будем умалчивать. Кто бы сейчас с тобой разговаривал бы? Казалось бы, такая мелочь – говорящий кот, а ведь приятно. Правда?
- Ну?
- Следи за мыслью. И что мы имеем?
- Что?
- А то, что кроме меня у тебя никогошеньки нет. Так вот, не пора ли подумать о будущем?
- О чём? – Хрюшев весь скривился, как от зубной боли.
- О будущем. Ну, сколько можно изучать «Кама сутру» в одиночестве? Ты совершенно не думаешь обо мне.
- Постой… Ты хочешь привести в дом…
- Какой же ты тупой, - Мурлыка почесал за ухом задней лапой. – Во-первых, я мал, чтобы обзаводиться потомством. Во-вторых, неужели трудно понять, что коты развиваются хорошо только в полных семьях. Почему бы тебе не обзавестись второй половиной? Я бы всегда был у вас на глазах и даже тогда, когда бы вы занимались любовью…
- Извращенец! – воскликнул Хрюшев.
- Этот утверждение спорное и потом мысли-то у меня правильные, а вот тебе пора задуматься. Ну, на себя наплевать. Но на меня-то зачем? И вот что ещё: мне как-то не хочется принадлежать оплёванному хозяину.
- Это всё?
- Нет, ещё не всё. У меня в голове столько сказок… А кому мне их рассказывать?
- Мне.
- Вот твоя сущность – думаешь только о себе. Эгоист. И с этим человеком я дышу одним воздухом. За что мне такая участь?
- А по губам?
- Ладно, уговорил – жить можно, только давай всё же определяйся. Годы бегут, и мне так хочется твоим пацанятам рассказать о дальних странах.
- Ну, стервец, как мягко стелешь. Ты что ли им задницы вытирать будешь?
- А что у самого руки отсохнут?
Замечу, что тогда этот разговор закончился как-то не весело. Долго потом к этой теме не возвращались. И вот Мурлыка решил  ещё раз попытать счастье, после того. как Хрюшев запел на кухне: «Счастье, как лотерейный билет…» Ну, со счастьем понятно – на всех его не хватит, и тут пой не пой. Да и какой смысл сравнивать его с лотерейным билетом? Я как автор могу сказать так, что подобное сравнение равнозначно крику о помощи. Посудите сами: что это за такое счастье в форме лотерейного билета, на который выпадет выигрыш в размере ста рублей? Смех сквозь слёзы или так – надругательство над человечеством. Это как надо его не любить, чтобы прировнять счастье к каким-то там рублям? Нет, если на всё это посмотреть трезвыми глазами, то и пусть себе всё будет так, а тем более люди сами придумали эти билетики. Раз изобрели, то флаг им в руки и пусть себя развлекают до сумасшествия. А что? Тут или в дамках, или вообще никак. Учитывая запросы людей, можно сказать, что могут случиться и другие варианты. К примеру. одному подавай машину и чтобы обязательно была розового цвета, а другому и ста рублей будет достаточно. Нет, определённо мир людей загадочен до безобразия.
Вот поэтому в то воскресное утро Мурлыка решил внести свою лепту во всё это и появившись на кухне, произнёс:
- Всё поёшь? Я тут подумал, что…
Хрюшев не оборачиваясь, произнёс:
- Лучше бы взял тряпку, да пол подтёр.
Тут же последовала реакция:
- Нам котам данный вид работ противопоказан.
- И кто же так распорядился?
- Мы – коты.
- Тогда понятно. Ты ещё скажи, что говорящие коты – это…
Мурлыка перебил Хрюшева и продолжил так:
- Интеллектуальная собственность природы. Кстати, явление это до конца не изучено и требуется какое-то время, чтобы уточнить наше место среди всех, кто населяет данную планету.
- Как сложно… А я вот сейчас возьму и без всякого уточнения определю тебя в общий строй.
- А вот поспешность неуместна в данном вопросе.
- Ничего, мать-природа и не такое переживала и это проглотит, а может ещё мне и спасибо скажет.
- Ах, так? А я тогда пожалуюсь в общество по охране животных или в какую-нибудь лигу?
- А если я ремень возьму? – Хрюшев обернулся, сдвинув брови к переносице.
- Не педагогично.
- Нахватался.
- Я бы сказал иначе: расширил кругозор.
- Господи, - Хрюшев воздел руки к потолку, - ну куда ты там запропастился? Зачем нашему мирозданию говорящие коты? Жили до сих пор без них и дальше могли…
- А с этим можно и поспорить. Куда ты теперь без меня?
- Да я могу,  хоть завтра… Нет, сейчас…
- мне уже интересно.
- Не перебивай, - Хрюшев вытер руки о передник. – Могу купить машину – раз.
- Кого тебе возить? Себя?
- Хотя бы.
- И что потом?
- А потом и это будет вторым пунктом – я встречу единственную и неповторимую.
Мурлыка поддакнул:
- Грудастую, ногастую…
- А почем бы и нет? – Хрюшев поджал живот, расправил плечи.
-  Да потому – зачем ты ей будешь нужен? Ты что вообще жизни не знаешь? Обдерёт,  как липку и махнёт с твоими сбережениями на твоей же машине с каким-нибудь хлопчиком на юга.
- Это как?
- Элементарно! Вот ответь мне: «Ты всю «Кама сутру» одолел?»
- А при чём здесь она?
- Нет, ты ответь. На какой странице завис?
- На оглавлении, - признался Хрюшев.
- Я что-то подобное предполагал. Так вот послушай меня: для этих грудастых и ногастых «Кама сутра» - это своеобразный тест. Если его одолеешь, то быть тебе с козырями.
- Я что бездарь?
- А здоровье не подведёт? Практика  - это тебе не разглядывание картинок.
- А что здоровье? Отдышки нет, суставы не хрустят…
- Это тебя ещё не гоняли, как следует.
Хрюшев подбоченился и сказал:
- Ты меня ещё не знаешь. И потом я мужчина ещё в самом соку.
- Ну, это понятно, - Мурлыка ухмыльнулся, - две тарелки вымыл и уже взмок.
- А ложки, а вилки?
- Не мели чепухи. Хочешь совет? Бросай всё это и в тренажёрный зал или на пробежку в сквер.
- Ты хочешь моей смерти?
- Что на попятную? У тебя в доме даже нет гантелей. У меня такое впечатление, что ты в тайне от всех готовишься на погост. Я прав?
- Подумать можно? – Хрюшев насупился.
- Время пошло.
Алексей Игнатьевич закатил глаза. Он походил сейчас на человека писающего в общественном месте и при этом делающим вид, что он  - это не он. Мурлыка нервно дёрнул хвостом и сказал:
- Всё.
- Так быстро? Я думал, что…
- Да или нет?
- Ну, да.
- Конкретнее.
- Ты прав.
- Это очевидно и так. Меня интересует другое.
- А что ещё-то? – Хрюшев удивился.
- Когда начнёшь двигаться вперёд?
- Движение вперёд – это неизбежное приближение к своему концу.
- А ты бы хотел в обратную сторону? – Мурлыка зевнул.
- А почему бы и нет?
- У жизни маршрут всегда один, только его вы люди проходите с разными результатами.
- Это я и без тебя знаю.
- Так, когда?
- Когда, когда… с понедельника.
- Ответ не верный.
- Почему?
- По кочану. Сегодня воскресенье и до вечера уйма времени.
- И что?
- Облачайся и на свежий воздух. Небольшая пробежка тебе не повредит.
Хрюшев представил себя в своём спортивно костюме, и ему стало дурно. Мурлыка угадал его настроение и спросил:
- Есть проблемы?
- Боюсь, меня не поймут… люди.
- Одевайся, одевайся…
- А может не надо?
- Надо. Ох, как надо.
Хрюшев подчинился. Мурлыка сдержал улыбку, когда Алексей Игнатьевич предстал перед ним в своём спортивном костюме. Хрюшев развёл руками и произнёс:
- Примерно так.
- Понятно. Тогда двигаем на вещевой рынок.
Они пробродили порядочно. Мурлыка, высунув мордочку из сумки подавал Алексею Игнатьевичу мяуканьем сигналы. Они так условились: если один раз мяу, то не задерживаемся, а если два, то надо мерить. Ну, если три раза, то брать и никаких гвоздей. Всё про8шлогладко, если не считать эпизода с одной особой. Эта тётка с губищами во всё лицо зачем-то стала прицениваться к Мурлыке. Она оказалась такой приставучей, что Алексей Игнатьевич чуть было, не сдался. Он так и подумал: «А что?» Собственно, дальше этого у него мысли не продвинулись. Ладно бы так, но Хрюшев в сердцах даже нагрубил губастенькой. Той только этого и не хватало для полного счастья, и она так понесла Алексея Игнатьевича, что ещё бы чуть-чуть и пришлось бы их разливать водой. Придя домой, Хрюшев для собственного успокоения запустил матом в её адрес. У Мурлыки от такого эмоциональной перегрузки хозяина дар речи куда-то подевался и минут десять он только «мякал» и «мукал».
Конечно, после такого всякие пробежки были, ну просто бесполезны, ибо и так кровь пульсировала, как ненормальная. Алексей Игнатьевич облачившись в спортивный костюм, маршировал по квартире, всё ещё находясь под впечатлением от посещения вещевого рынка, а особенно от губастенькой особы. Мурлыка наблюдал за хозяином и думал: «Вот бы этому «броненосцу» предать правильные ориентир. Сколько полезного можно было бы сделать для планеты. Определённо надо работать над этой темой».
Хрюшев же рассуждал совсем на другую тему. Он мыслил так: «Мир тесен до безобразия. Обязательно кто-то плюнет тебе в рот, а пить-то совсем не хочется». И действительно, сколько таких, кому позарез надо кого-нибудь пометить и обязательно сделать это прилюдно. Для них – это вроде лекарства. Сделают пакость и уже им хорошо и всю их усреднённость, как рукой снимет. Вот вопрос только меня мучает: «А на долго ли?» Нет, ну если в их понимании так должно выглядеть счастье, то я так думаю, что для полного счастья всё же слюны у них не хватит. Опять проблема. Так может быть, тогда лучше обходиться без плевков?
Вот Алексей Игнатьевич в этом плане был более человечным. Он рассуждал так: «Если рядом много людей и некому из них дать по морде, то считай, повезло – попал в нормальную компанию». Ещё он постоянно себе задавал один и тот же вопрос: «Сколько же человеку надо терпения, чтобы жить красиво?» Кстати, ответа на этот вопрос он не знал. Учитывая тот факт, что никогда не бегал от работы, его можно было ещё при жизни короновать молотком и разводным ключом. Он так и говорил, чтобы не быть как большинство в нашей стране: «Здравствуй работа! Это я – твой дурак!» Сколько в этих словах истинного отношения к труду и заметьте без всякого пафоса газетных передовиц. Вот здесь мы с Хрюшевым за одно, ибо труд – это лучшее лекарство от старости.
Если присмотреться к Алексею Игнатьевичу повнимательнее, то он был счастлив и счастлив с большой буквы. Как это может быть в его-то положении? Конечно, пока рядом с ним никого нет: не из числа фей, не из числа тех, кто умеет стряпать что-то вкусненькое, ну и дальше по общему списку. Собственно, может это и к лучшему, поскольку рыночные отношения и демократия в целом как-то нехорошо отпечатались на психике людей. С мужчинами понятно стало сразу, а вот с женщинами произошли кое-какие метаморфозы. Какая-то появилась неуёмная тяга - что-то отгрызать себе на память. Знаете ли, такой крысиный синдром: хвать и потом, хоть в федеральный розыск подавай. Что характерно, у некоторых и расчёта-то нет никакого,  и они этим занимаются, так сказать за компанию по какой-то непонятной логике. Я уже и так, и эдак прикидывал, и даже такая версия нарисовалась, мол, если модно всё подобное, то почему бы не грызануть? Опять же, это сродни стадности, а в условиях кризиса это так приятно - быть в общей массе. Тут всякому одиночеству и конец, и под сердцем не колет, и уже в социальных сетях можешь лапшу на уши вешать, и вообще чувствуешь себя ещё той штучкой. Это ли не счастье? А сколько независимости и все тебя желают и даже жалеют. Вот кстати, о жалости Хрюшев говорил так: «Человека не жалеть надо, а уважать». За что? Тут варианты могут быть разные. Одних за то, что они, не чураясь, выставляют себя на всеобщее обозрение. Других можно просто уважать, а третьих за то, что им по барабану и они просто ломятся вперёд и ничто их не может остановить. Вот их я бы уважал даже независимо от цвета волос и разреза глаз. Беда только в том, что их катастрофически мало.
Возвращаясь к первой категории, замечу, что большого ума не надо – встать перед фотообъективом, в чём мать родила. Можно ещё пальчиками поводить по своему телу, мол, такой танец с элементами массажа. Ну, и что? Смысл в чём? Деньги? допустим. А дальше-то что? Где всё то, ради чего всё это: рождение, первая любовь, мечты? Нет ничего. После такого так и хочется пустить их по матушке. У таких понятия о счастье умещается в игольном ушке. А это так мало, что никакими слезами не вернуть то, с чего начиналась когда-то жизнь.
Наверное, от этого Хрюшев. наткнувшись в Интернет на такое: «Когда девушка выглядит великолепно, она убивает трёх зайцев: радует себя, восхищает мужчин и приводит в бешенство соперниц», не раздумывая оставил следующий комментарий: «из убитых «зайцев» нормальный пацан всегда сможет приготовить отличное рагу». Получилось весело, а главное никого не обидел.
Вообще, в чём-то Алексей Игнатьевич опережал время, но были и такие моменты, когда он отставал. Я как-то его спросил, что это с ним такое, а он ответил, посмеиваясь мне так:
- Я это делаю специально…
- Зачем?
- А чтобы шагать не в ногу со всеми.
- Ну, я тоже шагаю не в ногу и вообще старюсь маршировать на слабую долю, а то и вовсе на синкопу… И всё таки, для чего?
- Для кайфа!
- Ну, вот теперь всё стало на свои места, - и я решил тут же проверить его чувство юмора и говорю: - Новое платье действует на женщину, как четыре стопки водки на мужчину.
Он подумал и выдаёт мне:
- Ах, вот почему мы спиваемся, а я думал от несчастной любви.
Интересная версия. Что касается самого Алексей Игнатьевича, то он не считал себя жертвой несчастной любви. Хрюшев просто пока ещё никого не любил, как надо. Ну, вот такой он был безобразник. Не жаловался на свою судьбу и этим иногда притягивал к себе людей, а если что-то и начинало из него тянуться, то он быстренько этому делал больно. Зачем? А чтобы никто не мог усомниться в его непонятной вере в то, что вот-вот счастье должно постучаться в его двери. Когда именно? А кто же это знает? Никто. Мурлыка и тот не приближался к этой теме на прямую. Вот обходными путями были попытки, но Алексей Игнатьевич как-то умел уходить в сторону, довольствуясь пока своим одиночеством.
Вот такое у Хрюшева было пока счастье.

                4. Посвящается любителям песен о птицах.         
    
Прошёл год. За это время ничего существенного в стране не произошло: как воровали, так и продолжали воровать. Сажали за решётку, как это было заведено ещё раньше, мелкую сошку, а крупная… по мановению волшебной палочки оказывалась почему-то в коридорах власти. Президент страны с Председателем правительства продолжали улыбаться народу с экранов телевизоров, мол, потерпите, сейчас мы наведём порядок, а если не получится быстренько, придётся запастись всем терпением, ибо процесс этот долгий и весьма неприятный. Ну, не знаю, как насчёт терпения, а вот продуктами люди запасались. Конечно, не у всех это получалось, как надо по причине отсутствия средств к существованию. Власть об этом факте старалась умалчивать, декларируя чуть ли не на всю планету об очередном повышении пенсий и зарплат. У всех складывалось впечатление, что у России бездонные  «закрома». А почему бы и нет? Вон сколько земли, а в ней голубушке столько напичкано разного, что иным народам и не снилось такое. Завидовали черти до посинения. Может быть, по этой причине Россия отпускала по бросовой цене им и газ, и нефть, и прощала долги в счёт непонятно каких заслуг. Так-то оно получалось по-человечески, вот только своим приходилось раскошеливаться до подкладки в кошельке за такую политику верхов.
Хрюшев за этот год поумнел и никуда не хотел соваться. Когда по их дому ходили зазывалы от кандидатов в депутаты местного парламента, Алексей Игнатьевич встречал всегда их с улыбкой, но это было всё, на что он был способен. Самым назойливым из их числа он говорил вкрадчиво голосом няни Александра Сергеевича Пушкина – Арины Родионовны: «Зачем вам мой голос? Я же пою фальшиво?» Его не понимали и лезли в душу со всякой печатной  ерундой, из которой следовало, что все люди равны и всё в этом духе. Хрюшев же рассуждал следующим образом: «Ну, если всё так мило, зачем нам этот парламент? А тем более, судя по лицам, уже восседавших там депутатов, дураку было понятно, что не все они там одного размера. Были и такие, которых телевизионная камера выхватывала только по частям». Вот мне как автору это всегда бросалось в глаза. Судя по тому, как относился к подобным предвыборным кампаниям Алексей Игнатьевич, он тоже, как и я, не расставался с наблюдательностью.
Кстати, Мурлыка пожив с Хрюшевым под одной крышей полностью по некоторым вопросам встал на сторону хозяина. Замечу, что за прошедший год между ними было достигнуто полное взаимопонимание, и расставленные приоритеты в их совместной жизни не ущемляли интересов ни одного, ни другого. Было учтено всё или почти всё. Конечно, в наш стремительный век всё учесть – это абсурд и всё же так оно и выглядело. Алексей Игнатьевич даже как-то попытался об этом накропать статейку, но Мурлыка ему в доверительной форме предложил этого не делать, мол, пойдут слухи, налетят журналюги и спокойной жизни настанет конец. Это был весомый аргумент, и Алексей Игнатьевич успокоился.
Теперь о том, как начинался день в квартире Хрюшева. Сначала посвистывал будильник, после чего Алексей Игнатьевич что-то произносил невнятное. Мурлыка это расценивал, как приглашение к общению и тут же взбирался на отдохнувшее тело хозяина, стараясь своей усатой мордой заглянуть тому в глаза. Со стороны это выглядело вполне прилично. Конечно, некоторое неудобство Хрюшев всё же испытывал и потом эти кошачьи усы, щекотавшие Алексею Игнатьевичу лицо: так хотелось влепить леща или встать и волевым движением осмолить усатую морду кота, чтобы знал меру. Вот в том-то и дело, что наши мысли часто расходятся с нашими поступками, а поэтому Мурлыка до сих пор оставался при усах и к тому же каждое утро проделывал одно и тоже – будил хозяина без всякого страха за свой внешний вид.
Хрюшев, конечно же, никогда бы не поднял руку на это милое существо. Он вообще не любил шумных потасовок, а если и случалось повысить голос, то происходило это крайне редко и только в адрес совсем нехороших людей. Вот поэтому, Алексей Игнатьевич просто медленно нащупывал лобастую голову своего четвероного друга и старался мягким движением руки дать ему понять, что ещё немного, и он сам встанет и всё пойдёт у них по накатанному распорядку. Ещё он в зависимости от настроения, мог произнести: «Проголодался, обжорка?» От этих слов кот начинал урчать, как испорченная газонокосилка. Хрюшев улыбался, но глаз не открывал, цепляясь сознанием за обрывки исчезающих образов ночи. Когда уже ничего нельзя было выудить из сна, он потягивался, растопырив пальцы на ногах веером. Мурлыка усиливал акцент и начинал пушить лапами то место, где находился. Чаще всего это были или грудь, или живот. Фантазии Алексея Игнатьевича тут же подключались к эфиру, и вот он уже лежал под руками тайских массажистов. Замечу, что  он  их ни разу в глаза не видел. Слышать, слышал о них разное, но вот чтобы лицезреть их, здесь он похвастаться не мог этим. Тем не менее, фантазия работала сносно, и Хрюшев видел себя в руках двух очаровательных тайских женщин. Иногда ему хотелось их коснуться и тогда, наткнувшись на кота, открывал глаза и с горечью в голосе произносил: «Батеньки мои!» Вот-вот, ибо вместо двух очаровашек на него преданно смотрел Мурлыка, продолжая неистово мять его своими лапами. Сознание возвращалось в реалии, и Алексей Игнатьевич тут же вспоминал, что это усатое существо при желании может просто так его переспорить. Внутренний голос заискивающе подсказывал Хрюшеву, мол, дар не пропьёшь, а у этого гада он есть и это не подлежит сомнению.
В тайне души Алексей Игнатьевич завидовал своему питомцу, ибо сам к языкам имел тягу с детства, но отсутствовала усидчивость. Как в себе совместить и то, и другое не знал, а от этого некий комплекс время от времени себя проявлял и тогда Хрюшев чувствовал себя каким-то ущербным. Опять же с ним рядом находилось существо, которое легко владело человеческой речью, а вот он - человек до сих пор писал с ошибками. Ладно, теперь было на кого перевести стрелки: то компьютер какой-то не такой, то спешка одолела, то ещё что-нибудь… Нет, его понять можно, да и самолюбие присутствовало в какой-то мере. Если бы это было не так, то Алексей Игнатьевич уже давно  задушил бы своего любимца из зависти. У нас подобное среди людей встречается – себе подобных топчем, а тут–то речь идёт всего-то о коте. Ну, и что, если говорящий? Когда планка личностного роста завышена, некоторые могут и через родную мать перешагнуть. Слава Богу, Алексей Игнатьевич был не из этих и мог контролировать не только своё тело, но и слова, и поступки.
Выяснили, что Хрюшев почти нормальный, а отсюда дальнейшее пробуждение его было похоже на вполне объяснимый процесс, когда вставать надо, а не хочется. Алексей Игнатьевич крякнул. Нет, на утку это не походило. Да и где он их мог видеть? Телевизор не в счёт. Вот поэтому крякнул по-своему - по мужицки. Мурлыка стрелой метнулся с него на пол и, выгнув спину, стал похож на пролёт моста, только с торчащим вертикально хвостом. Алексей Игнатьевич оторвал от подушки голову, потом плечи, поджал ноги к животу и, перевалившись на бок, соскользнул с дивана на пол. Так он вставал примерно последние лет пять - когда прочитал в одной из газет, что если так начинать день, можно избежать многих неприятностей. Смешно? Наверное, да.
Далее шёл небольшой диалог с котом, из которого следовало, что маленьких стервецов надо кормить и поить, чтобы они уважали своих хозяев. Мурлыка проглатывал это без всякой обиды, ибо точно знал, что настоящие коты любят своих хозяев не только за это. Да, еда стояла на первом месте. Где-то третьим пунктом шло простое человеческое уважение к тем, кто приходит в эту жизнь на чуть-чуть, и всегда находятся рядом с людьми, не взирая на их заскоки. А что? По-моему это достоверно по крайней мере.   
Мурлыка сопровождал Алексея Игнатьевича до туалетной двери. Дальше ход для него был закрыт. Хрюшев считал, что некоторые тайны должны оставаться всё же при нём, а чтобы кот не роптал, он говорил следующее: «Детям до шестнадцати…» Кот не возражала. А тем более он уже перелистал книгу с такими красочными картинками, где автор человека вывернул наизнанку до мельчайших подробностей. Мурлыка теперь знал всё о своём хозяине. Конечно, хотелось в реалиях на него посмотреть и сравнить с увиденными картинками. «Раз нельзя, то зачем накалять обстановку? - размышлял Мурлыка. – В стране и без того непонятно что творится. Вчера по телевизору опять показывали чью-то свадьбу. Так-то и флаг им в руки, но на фоне голодных стариков как-то нехорошо демонстрировать свой статус обеспеченных людей. Ещё эта «примадонна» со своим выводком чего-то топорщатся. Ну, поют и что? Послушал её репертуар… Так чего-то стонет в миноре… Сердцу не за что зацепиться. Говорят, что раньше она пела гораздо интереснее. Не знаю – не довелось слышать. Вот скандалов вокруг её имени много и все они какие-то одного цвета. Видно, мается душа-то, а в башке червяки весь мозг «обласкали». С таким диагнозом прямая дорога в дом престарелых. Если бы не её капиталы, давно бы там ложкой по тарелке водила, а так ещё держится и даже, если верить слухам, родить хочет. Интересно, а что может у неё там вылупиться, если ходит, как порванная грелка? Ну, врачи понятно подлатают и даже пообещают, что жить ей ещё долго. На то они и врачи, чтобы успокаивать тех, кому осталось немного. Лечить толком не научились, так хоть такая польза, а там глядишь - кривая и вывезет к долголетию. А собственно, оно, зачем ей? Жизнь клонится к закату… И что она видела? Поезда, гостиницы и толпы поклонников? Нет, этого мало, чтобы так просто уйти из этой жизни. Может в гости напроситься, да и просветить? Да разве она к себе подпустит? У этих «звёзд» нынче в советчиках колдуны. Фыр-р-р… Что они им скажут, тому и верят. Вон вчера по подъезду одна шныряла – вся сморщенная… Ну, вылитая крыса и ещё что-то о конце света разглагольствовала. Ну, ей оно надо? С такой внешностью надо в полях жить и радоваться солнышку, а она ходит, людей баламутит и ещё хочет, чтобы всем было хорошо. Спасибо моему хозяину – взял и бросил в неё ботинком. И правильно! Нечего нагонять страх на людей. Ей, видите ли, было видение. Мне тоже многое потустороннее навязывает себя, так я же не хожу по квартирам. И вообще, чему быть, того не миновать».
Пока Мурлыка размышлял, Алексей Игнатьевич из туалета перебрался в ванную - привёл себя в порядок и выбритый, причёсанный проследовал  на кухню. Мурлыка за ним, задрав хвост к потолку. Хрюшев оглядел всё, по-хозяйски прищурил один глаз и пропел:
- Всё хорошо, прекрасная маркиза… - и перешёл на речитатив: - Всё просто отлично…
Кот воспринял это, как приглашение к завтраку и тут же попробовал подпеть хозяину, но у него получилось что-то совсем не по нотам. Хрюшев спросил его участливо:
- Жрать хочешь?
- Хочу, - подтвердил Мурлыка.
- А зубы чистил?
- Чистил, - соврал кот.
- Мне проверить или как?..
Повисла пауза. Мурлыка выжидал. Хрюшев продолжил:
- Так как?
- Нам, котам чистить их не за чем.
- Значит, на гигиену тебе…
- Я этого не говорил.
- Но подумал.
- Ничего подобного. Я вообще полон позитива, а поэтому во мне звучит музыка и душа…
- Интересно, и что там у тебя звучит? – Алексей Игнатьевич усмехаясь, посмотрел на Мурлыку.
- Ария Хозе из оперы «Кармен», - и Мурлыка попытался взять первую ноту.
- Ясно. И всё-таки зубы надо чистить. Ну, к этому мы ещё вернёмся. Овсянку будешь?
- На молоке?
- На воде.
- С мясом?
- Без.
Мурлыка отвернулся и сказал, как бы жалуясь кому-то третьему:
- Лучше объявить голодовку.
- Ловлю на слове. У нас как говорят: «Баба с возу…»
- Не продолжай, - я лучше попостюсь.
- Ну-ну… - Хрюшев наложил себе овсянки и стал её уплетать, нахваливая так, что у Мурлыки слюна стала пузырями вылезать наружу. – Сладенькая… воздушная… А как пахнет… Прямо нектар, а не каша!
- Это несправедливо! – кот произнёс эту фразу на выдохе.
- Что именно?
- Всё.
- Конкретнее.
- А как же мои права?
- Ты что, умеешь ещё и машину водить? – Хрюшев явно хотел развеселиться на полную катушку.
- Я о других правах.
- Ах, эти…
- Да-да, они самые, - Мурлыка почувствовал в себе некоторое превосходство, ибо знал, что ещё чуть-чуть и одержит верх над этим очкастым человеком.
Хрюшев же не собирался сдаваться и сказал так:
- Ну, так вот… слушай и запоминай… Кстати, можешь записать.
- У меня феноменальная память.
- Откуда такая роскошь? – спросил Мурлыку Алексей Игнатьевич, подтрунивая.
- От мамы с папой.
- Ах, я совсем забыл… Конечно, всё так, а вот они до сих пор не вспомнили почему-то про тебя.
- А может, их уже нет?
Вот тут Хрюшев поперхнулся. Его весёлость, как ветром сдуло. Ему стало стыдно и за свои слова, и за своё настроение, и вообще, когда ты нормальный пацан  тебе всегда есть за что себе надавать по лицу. Алексей Игнатьевич молча открыл холодильник, вытащил из морозилки кусок рыбы. Мурлыка задвигал усами. Ему уже расхотелось одерживать победу над этим добрейшей души человеком. Настроение улучшилось, а тем более, когда морда оказалась в такой близости от еды. Взгляд замаслился, и Мурлыка стал похожим на статую, олицетворяющую единение внутреннего мира отдельно взятого живого организма, в данном случае кота, со всем остальным миром.
Алексей Игнатьевич взвесил на ладони кусок рыбы и произнёс:
- Кушать подано.
- Это всё мне? – голос Мурлыки дрожал от радости, а может и от ощущения своей значимости в глазах этого очкастого малого.
Ну, потом всё было, как в хорошем мультике про счастье: Хрюшев доедал овсянку, а Мурлыка возил по всей кухне кусок мёрзлой рыбы. Да, кусать что-то подобное – это великое искусство и тут надо так изловчиться, чтобы не разлюбить эту еду раз и навсегда. Конечно, когда с пылу-жару, оно и сердцу ближе и душе приятнее. Мурлыка же рассуждал так: «Мамку с папкой не выбирают, а о еде вообще заикаться не имеет смысла. Еда – это как песня: если она присутствует в твоей жизни, считай ты уже на «седьмом небе» от счастья. А что такое счастье для любой живности? Правильно – это такое состояние, когда ты точно знаешь, что завтра будет так же или ещё лучше. Ради этого можно и мёрзлый кусок рыбы повозить по всей кухне, а если понадобится, то и задействовать всю полезную площадь квартиры».
Алексея Игнатьевича после завтрака тянуло на беседу. Сядет и так издалека в пол голоса начнёт подбирать тему. Мурлыка старался ему в этом не мешать, да и пасть его после контакта чуть ли не с вечной мерзлотой вела себя неадекватно. Так-то можно было и чайком согреться, да вот беда  - коты чаи не гоняют. Нет, там где-нибудь в сказках оно имеет место быть, но у нас-то реальная жизнь и здесь хватит того, что уже фигурирует говорящий кот. Кстати, может от того, что к чаю не приучены, у этих самых котов и жизнь такая короткая? Тут всякие догадки на эту тему в голову лезут. Так бы и леший с ними, но Хрюшев возьмёт да и зацепится за что-нибудь заоблачное. У этих писателей всё подобное в порядке вещей. Если зацепится, то пока не выговорится – не замолкнет. Ну, его понять можно: с овсянки всегда тянет или на медитацию, или на философию. Плохого здесь ничего нет. Собственно, тут на любителя и может кому-то всё это в масть, но Мурлыке слушать весь это бред было не всегда в тему. Он иногда начинал жалеть, что не родился глухонемым, а поскольку это его обошло стороной, Мурлыка был в курсе всех тезисов Хрюшева. Со многими из них он не соглашался, но в целом мог закрытыми глазами и без всякого принуждения проголосовать двумя лапами, нет всеми имеющимися за всё то, что вылезало из Алексея Игнатьевича на белый свет в виде высказываний по тому или иному поводу.
К примеру, Хрюшев считал, что по возможности надо любить всех, а особенно тех, кто тебе пока ничего не сделал плохого. Вот он и любил всех подряд. Любить-то он любил, только любовь у него получалась какая-то странная. Так посмотришь на него: человек, как человек и даже просматривается тяга к культуре, но при всём этом Алексей Игнатьевич ещё ухитрялся так себя развернуть против солнца, что мир вокруг него начинал переливаться всеми цветами радуги. Позитив? Бесспорно он самый. И вот во всём этом Хрюшев становился лёгкой добычей глазастых и ногастых. Сколько их было? Достаточно для того, чтобы задуматься о своём будущем. А как иначе, если Алексей Игнатьевич оказался в какой-то момент на перепутье? Делать выбор – это вам не трескать печенки с молоком. Тут можно так вляпаться, что сердце рябью покроется, и побегут морщинки от пяток к самому лицу. Радости от этого процесса никакого. Сами посудите, как всё это двигается от самых пяток через всё ваше тело и только для того, чтобы остаться с вами навсегда. При таком раскладе уже не до весёлости, а тем более принимать решение всё равно надо – от этого не уйти в сторону.
Казалось бы, взрослый мужчина и не вдовец и, тем не менее, чувствуешь себя каким-то маленькими и все комплексы, что до этого дремали где-то там, куда и с фонариком-то не пробиться, вдруг начинают маршировать к свету. И как тут быть? Что делать? Куда бежать? Конечно, есть и другой вопрос: «А куда, собственно, бежать?» Вот Хрюшев и философствовал на эту тему. Пока он был занят этим, Мурлыка отогревал свой язык, тщательно вылизывая свою шёрстку.
- Вот я и говорю, что в этой жизни мы себя ведём как-то не так. Что это и как со всем этим бороться? Ты меня слышишь?
- Угу, - Мурлыка подал голос.
- И как это понять – твоё «угу»? – Хрюшев пристально рассматривал кота.
- По-моему уразумению, всё это у людей от чрезмерной беспечности.
- Да? Интересно…. И как это выглядит со стороны?
- Да, плохо это выглядит. Я бы сказал даже так: отвратительно. Ну, что вы все что-то постоянно выискиваете в себе? У вас что глисты? Если так, идите к врачам и с них требуйте нормального лечения. Зачем же себя кромсать-то? Самолечение, а тем более, когда не знаешь что и куда приложить – это, по крайней мере, опасно и приравнивается к мине замедленного действия. Вот зачем ты себя накручиваешь? Личная жизнь не удалась? Так ты сам виноват. Ты же идиот!
- Я?
- Ну не я же. А другого кого с нами здесь нет,- Мурлыка обвёл кухню сытым взглядом. – Да, ты нормальный и вместе с тем и и-ди-от! – последнее слово произнёс по слогам. – Нужны доказательства? Пожалуйста. Это как надо упиваться собственным одиночеством, чтобы не замечать никого вокруг себя. Ты хоть в курсе, что разбиваешь кому-то сердце? Я так думаю, что и не одно. Сколько можно из себя лепить непонятно что? Согласен – встретить половинку трудно, но ты сам виноват.
- В чём же моя вина?
- В том, что ты разучился любить. Ты превратился в кусок… Вот даже не знаю в кусок чего ты превратился. То, что не в золото  - это однозначно. Зачем, ты такой  нужен? Чего ты всех шарахаешься? Да если бы тебе немного свободы взамен твоего одиночества…
- Так я и так свободен.
- Ну, точно – и-ди-от… Ты сейчас себя слышишь?
- Не понял.
- Ты, о какой свободе пытаешься вот здесь мне втолковывать? Ты же заложник собственной дурости.
- Я?
- Ты и только ты виноват во всех своих бедах. Ну, какая от тебя польза?
- Постой… я же тебя приютил… Кормлю, пою… и даже лелею.
- Это один только пунктик, а их десятки, по которым ты не дотягиваешь даже до середины по показателям. И что со всем этим делать? Куда такого приткнуть, чтобы не утащили сороки?
- А эти-то при чём здесь?
- Это я образно выражаюсь. Проблема в том, что ты заперся в себе, и весь мир давно существует без тебя.
- А может в этом и заключается моя свобода?
- Понял – такая маленькая свобода в условиях четырёх стен. Мило, очень даже и ничего, если не считать того факта, что жизнь проходит, а ты даже не знаешь, как выглядит продолжение этой самой жизни.
- Ты это сейчас о чём?
- О детях. И не надо на меня так смотреть. Я совсем не вкусный и у меня куча всяких заболеваний… заразных, - Мурлыка весь напрягся, видя то, как хозяин нервно задвигал желваками. – Не умеешь себя держать в руках, а ещё пытаешься что-то переделать в обществе. Стоит ли себя изводить ради того, чтобы однажды тебя забыли, а какой-то вандал на твоём памятнике написал бранное слово?
- Не говори так.
- А как ещё с тобой разговаривать, если ты каждый день предаёшься философии, а на деле давно стоишь за чертой.
- И что это за черта такая?
- Черта отделяющая тебя от всех. Ты хотя бы для порядка полюбил кого-нибудь.
Хрюшев насупился и произнёс:
- Опять всё по кругу.
- Эх, и куда Создатель смотрит? – Мурлыка вздохнул.
- А может это мой крест такой.
- Нет, это не крест, а серп такой и остаётся тебе только махнуть им перед своими причиндалами, а после можно и на покой.
- Я не хочу так.
- А чего же ты тут расселся и проповеди мне читаешь? Я в твою паству не записывался. Скучный ты какой-то и вообще, ещё раз мёрзлую рыбу дашь мне, я от тебя уйду. Думать надо – у меня же в желудке теперь всё в инее и я чувствую себя снеговиком.
Хрюшев больше не проронил ни единого слова. Так прошёл час. Мурлыка отошёл от утреннего приёма пищи и уже, чуть ли не по-матерински обратился к Алексею Игнатьевичу:
- Что, тяжко?
Тот кивнул. Мурлыка помолчал, а потом сказал:
- Может, вместе что-нибудь придумаем? Я конечно в вашей людской жизни новичок, но кое-что и в моей голове водится. Надо план составить.
- Какой?
- Такой… самый простенький.
- А на какой предмет?
- На предмет будущего твоего.
- Опять ты про это?
- Вот упёртый. Смотри, а то я твоей матушке позвоню.
- Боже упаси. Она же тогда меня заездит, - Хрюшев нервно задёргал щекой.
- Лучше смерть принять от родного человека, чем от собственной несостоятельности.
- Да я жить хочу… У меня ещё столько планов, что дух захватывает.
- Что-то мне верится с трудом в это.
- Если хочешь знать, я с парашютом хочу прыгнуть.
- С балкона? Давай, валяй… Четвёртый этаж – это круто! Нет, не с балкона? Тогда с лавочки. Всех старух распугаешь  у подъезда. Да, хорош будешь… Сколько разговоров-то… В тираж выйдешь. Молодки начнут дежурить под твоими окнами. Письмами завалят, и каждая вторая захочет от тебя родить ребёнка. Красота… Слушай, а может тебе в водолазы податься? Отыщешь Атлантиду и увековечишь себя на веки вечные.
- Чего пристал, болтун?
- Куда уж мне до тебя, парашютист. Смотри, не оступись там в небе. Тут тебя некому ловить будет.
«Вот и поговорили, - рассуждал сам с собой Хрюшев, уставившись в окно. – А ведь Мурлыка прав – никчёмный я человек. И что толку от моей жизни? Куда плыть? С чего начать? Может пол сменить… на кухне?» Ему стало почему-то весело от этой мысли. На днях наткнулся на одну книжицу под названием «Абсурдия». Смешного в ней было столько, что в какой-то момент подумалось ему, что всё это правда и мы – люди живём неправильно. А как надо? Вроде и знаем, а всё норовим по старинке, на полусогнутых, с оглядкой на тех, кто уже чего-то достиг.  То, как они этого добились – это отдельный разговор, да и не всем это по нутру. Слишком мы все разные и то, что одному в радость, другому может лечь не в масть. Тут, надо к себе прислушиваться. Вот Хрюшев и прислушивался: и к себе, и к словам Мурлыки. Для чего-то это четвероногое существо появилось же в его жизни.
Мурлыка видел, как мучается хозяин. Бывало ночь ещё на дворе, а тот уже мается – слоняется по квартире, выключателями щёлкает, будто кого-то ждёт. А кого ждать, когда все дрыхнут? Нет, однажды, это было в августе среди ночи, кто-то на каблуках пробежал мимо их подъезда. Да разве Хрюшев отважится крикнуть вдогонку, мол, не проводить ли? Какой-то он не смелый. Может это и хорошо, но только жизнь проходит мимо - просидит и достанется ему пересортица какая-нибудь. И что от такой родится? Правильно – ничего существенного. «В сваты, что ли податься? – Мурлыка начинал чесать за ухом. - А поймут ли? Ещё чего доброго на живодёрню определят. У этих людей не задержится. И всё-то у них просто: «бац» и ты уже на небе. Интересно, они, что самим Создателем поставлены на земле, решать за нас наши судьбы? Ой, чует моё сердце, что самозванцы они и имя им самое нехорошее – даже язык не поворачивается сказать».
Конечно, не все дни окрашивались в серые тона буден. Иногда и луч солнца проникал в жизнь Хрюшева. Дышалось легко и хотелось мир перевернуть, и даже заговорить с незнакомой женщиной на улице. А почему бы и нет? Общение никто не отменял. Конечно, не всегда это самое общение натыкалось на взаимопонимание. Были случаи, когда на Алексея Игнатьевича смотрели, как на ненормального. Если честно, то где-то он перегибал палку и нёс такую ерунду, что каждая вторая женщина, не обременённая бытом, легко могла расценить его приставание с различными вопросами, как приглашение к сожительству. Сам-то он ничего подобного в своей голове не держал и вообще, старался вести себя интеллигентно. Ну, откуда он мог предполагать, что его поведение, а тем более вопросы вызывают у них столько негатива? «Этих женщин сам чёрт не разберёт, - ворчал Хрюшев. – Как ни старайся для них, всё едино останутся с кислыми физиями. И куда их всё время тянет? Наворочают с три короба и сами не рады, а чтобы себя не винить, возьмут и сольют свою горечь на противоположный пол, мол, они все козлы и так далее по списку. Ох, и внушительный у них этот список. Кого только в нём нет. Ладно, хоть не всегда он у них под рукой оказывается, ибо, не оскудела ещё земля мужиками – встречаются изредка некоторые экземпляры, на которых хочется походить и не только внешне».
Как-то промеж Хрюшевым и Мурлыкой состоялся вот такой разговор. Слово за слово и сложилась беседа и надо заметить со смыслом и при этом ни одного упоминания о женском поле. Согласитесь, что это редкость для двух представителей из одной партии. Ну, и что, если один из них кот? Тут это не определяющее качество, да и Мурлыка владел человеческой речью отменно. Конечно, в кое-какие подробности о жизни людей он не вникал. И без того хватало информации, чтобы поддерживать ту или иную тему в разговоре.
А началось всё с пустяка – Мурлыка спросил Хрюшева:
- Кем мечтал быть в детстве?
Тот не моргнув глазом, ответил так?
- Отцом многодетного семейства.
- Врёшь.
- Вот тебе крест, - произнёс Хрюшев, но креститься не стал.
- Ну, ведь врёшь и даже не краснеешь.
- Не веришь? Зря. Я можно сказать с юных лет мечтал о жене красавице и о глазастенькой ребятне. У меня и планы были – дом построить, а потом полный облом получился. Не дал Господь детишек.
- Как так? – Мурлыка удивился. – Что, прямо так и сказал?
- Ага, он скажет. Его никто из нас людей и не видел в глаза.
- А чего вы тогда крестами себя осеняете?
- Привычка.
- Это плохо. Я-то думал, что он иногда к вам спускается с неба.
- А кто его знает? Может и спускается… Откуда-то, образ его на иконах появился же. Ну, если раньше что-то и было – это понятно, а сегодня в нашей круговерти родную мать не узнаем в толпе, а не то, чтобы его. Всё куда-то летим, и кажется нам, что именно так и надо жить. При такой скорости, его легко и просмотреть. Разучились мы  жить, как надо. Вот и огребаем по полной программе.
- Неужели ни разу никто его и не видел?
- Откуда? Если бы всё было не так, то обратно уж точно не отпустили бы. У нас же народ ещё тот: заставил бы его всё переделать на земле. А что это значит? А значит это то, что всем нам пришёл бы финдец с большой буквы. Мы же не понимаем ничего в этом. Вон настроили городов, отгородились друг от друга границами и ещё хотим, чтобы между нами было взаимопонимание. О любви-то я вообще молчу.
Мурлыка помолчал. Хрюшев хмыкнул, как бы проверяя голос на работоспособность, и затянул так жалостливо: «Чёрный ворон… что ж ты вьёшься…» Мурлыка любил песни про птиц и подтянул Алексею Игнатьевичу фальшиво, ставя ноты вне тональности: «Над моею головой…»
Вы знаете, мне как автору по сердцу такое единение душ. Конечно, они в чём-то разные и местами заряжены противоположно по одному и тому же вопросу. А сколько нас таких бродит по этой нескончаемой жизни в поисках себя? Вот взять, к примеру, одну мою знакомую. Ну, очень хороший человек и улыбка у неё такая, что хочется вцепиться в неё губами и не отпускать. Так бы и сделал, но разница в возрасте такая, что дух захватывает и все дороги к ней заметает моя седая осень. И знаю, что я ей нужен, и что смогу успокоить, отвести всю боль от её сердечка и даже, если посильнее оттолкнуться от земли, то и звёзд коснуться сумеем и не по одиночке, а вместе. Дурацкий характер: всё чувствую, а язык будто онемел. Безобразие чистой воды и столько ненависти к себе, что так и хочется взять и позвонить Хрюшеву, мол, братан зови в гости – я тоже люблю песни о птицах.

                5.  Колыбельная для…

Вы не поверите. Как чему? Новость-то у меня шикарная! Хрюшев встретил-таки ту, которая сказала ему: «Да!» Как это было? Ах, понимаю – вам нужны подробности. Ну, люди, и что же у вас такая тяга к «запятым» и «многоточиям»? Конечно, в этом нет ничего предосудительного и, тем не менее, как-то надо в этом направлении поаккуратнее. Да знаю, что у нас в стране демократия и уже стало в порядке вещей выставлять частную жизнь на всеобщее обозрение. Для чего? А леший их разберёт! Я так думаю, что одни это делают, чтобы повысить свой рейтинг. Ну, этим, а тем более, если они ещё и вписали себя в «звёзды», иначе и никак по-другому. У них вся жизнь один сплошной рейтинг. Другие, а такие имеют место быть, чуть ли не за волосы себя тянут в эти списки, мол, хотим тут и всё – попасть в светские хроники, чтобы обыватель о нас вытирал свои слюнявые языки. Ну, а чем ещё занять наш народ?
Вон недавно наш «блондинистый соловей России» брякнул на всю страну после развода со своей длинноногой пассией, что все последние пять лет разрывался между нею и ещё одной дурой, мол, никак не мог принять решение. Представляю, как ему было тяжело: одна с ногами от ушей, а другая просто светленькая. Ну, сами посудите: постель делил с одной, а думал о другой. Определённо все эти пять лет он не жил, а отрабатывал повинность. И куда только Создатель смотрел? Так бы и терпел наш «соловушка» дальше, да вот его пассия, видно в роду у неё были экстрасенсы, взяла и пошла ему навстречу: послала его… Куда? А то вы не знаете? Мы все туда время от времени топаем с лёгкой руки «доброжелателей».
Кстати, Алексея Игнатьевича пару раз тоже посылали туда. То ли он не понимал, что от него хотят, то ли дела были какие поважнее, и он всё откладывал и откладывал туда отправиться, а может просто не хотел конфликтовать. Ну, вот такой он был – Хрюшев. Некоторые сейчас зададутся вопросом: «И зачем таких-то людей земля носит на себе?» В том-то и дело, что он этой самой земли почти и не касался. Как это может быть? Элементарно. Он летал. Конечно, образно, но, тем не менее, как-то ему удавалось держать себя в руках и при этом, не затрачивая больших сил, оставаться самим собой.
Я как автор, иногда завидую ему. А почему бы и нет? Он же мог по велению своего сердца быть и таким, и таким, и третьим, и четвёртым. Бывало, проснётся, лежит и думает о том, в каком образе начать новый день. Ну, кто из нас смертных на что-то подобное способен?
Так бы и жил себе Алексей Игнатьевич дальше, но однажды, прогуливаясь по городу, наткнулся на незнакомку. Та встала перед ним, как столб и так нагловато прямо в глаза посмотрела. Ещё что-то там сказала, но Хрюшеву было уже не до понимания момента – что-то в сердце его дёрнулось. Захотелось Алексею Игнатьевичу её прижать к себе и расплакаться. А как по-другому, если сентиментальность Хрюшева без лишних вопросов полезла с поцелуями к женщине?
Так у них всё и завертелось. Это потом, когда грусть попыталась ему открыть на неё глаза, Алексей Игнатьевич задал ей вопрос: «Зачем ей это?» Она ответила искренне: «Не знаю» и расплакалась. «Ничего себе поворотец» - подумал Хрюшев и засомневался в себе, а на душе стало вдруг погано, как говорят выходцы с Украины. Алексей Игнатьевич сразу как-то сник. Кому хочется быть «запасным аэродромом»? Ничего подобного Хрюшев в своей жизни до сих пор не испытывал. Такая раздвоенность была, что хотелось встать, махнуть рукой и исчезнуть из памяти людей раз и навсегда.
Долго они тогда молчали: она плакала, а он прислушивался к её всхлипам и в душе корил себя за нерешительность. Иногда возникало чувство – взять её на руки и унести за горы и моря, чтобы никогда и никто не смог ей больше сделать в этой жизни больно. Нет, это была не жалость. Это было стремление мужчины защитить от бед это маленькое существо. Потом она успокоилась и произнесла: «Я останусь с тобой…»
Вот, как можно понять этих женщин?  То – «не знаю, а то – «останусь». Хрюшев-то обрадовался и даже спину выпрямил, а на сердце тревога мяту разбросала, и стало покалывать. Его понять можно – поди, не мальчик и все игры в «красных» и «белых» закончились – всё в прошлом. Теперь оставалось только сил на один взмах веслом, и чтобы лодка при этом не перевернулась, и лишних брызг не было. К чему смешить народные массы? Им сегодня и без этого «весело» жить. Как бы не переборщить с этим «весельем», а то спохватятся, да и попрут с улыбками на лицах против системы. У нас в России и раньше такое было возможным, а по сегодняшним временам, только свистни, да стакан полнее наполни и вот тебе и баррикады, и призывы к свержению власти. На трезвую голову в России никогда не умели «переписывать» историю.
Кто-то из классиков как-то обронил про нас, мол, скифы и чего с них взять… Это он не в бровь, а в глаз метнул фразочку, ибо угадал нас и тут нечего прибавить. А вот насчёт того, что «взять нечего» - это он пококетничал. Ну, тут так – давно это было сказано и тогда ни про газ, ни про нефть люди ничего не знали толком. Сейчас все просвещённые и даже некоторые слишком. Вот те, которые «слишком» и держатся своими лапочками за вентиля, отпускающие земные богатства налево и  направо.  Ладно бы для своего народа старались, а то путаница какая-то получается. Нет, себя-то они не обидели и тех, кто закрывает на их манипуляции с полезными ископаемыми глаза, они тоже не обидели. Как можно, когда столько пользы от них и вообще, власть - это святое. Кто же против поднимется? Народ? Так, тут свои механизмы и рычаги – сунуть по сотенной каждому на личный счёт и можно дальше в демократию играть. У нас нынче времена «геймеров».
Если бы Хрюшев во всё это вникал, личная жизнь никогда у него не стояла бы первым пунктом в списке наиважнейших дел. Да, однажды Алексей Игнатьевич попытался возглавить общественность в борьбе с коммунальными службами, и даже что-то стало получаться, но потом подумал и решил, что хватит размахивать флагом впереди людских  колон. Сыт он был и флагами, и колонами, и лозунгами о светлом будущем. Верить во всё это хорошо, но нельзя же себя постоянно обманывать, а тем более, когда в стране бардак.
Вот поэтому Хрюшев всецело переключился на устройство своей личной жизни. Тут ещё эта нежданная встреча на улице и всё сложилось, как и должно. Казалось бы, не мальчик, а вот глаза её так притягивали к себе, что были моменты, когда хотелось всё бросить и бежать навстречу. Надо отметить, что её сдержанность настораживала Алексея Игнатьевича. Ну, вот такая перешла ему дорогу: сдержанная и наглая, как она сама себя охарактеризовала ему в личной беседе. Хрюшев колебался недолго, ибо, сама подошла, сама первая заговорила с ним. Вот только смеяться не надо. Тот, кто первым делает всё подобное, заточен на конечный результат и я скажу так - положительный. К тому же Алексей Игнатьевич расценил это, как знамение с нужным ему зарядом и, не раздумывая, бухнулся перед ней на одно колено.
Как отреагировал Мурлыка на всё это? Тот от свалившейся на него этой радости, не знал, как угодить Алексею Игнатьевичу. Он даже через себя переступил и попробовал в его отсутствие вымыть полы. Цель была самая, что ни на есть благая. Конечно, Хрюшеву угодить трудно было во все времена. Тут он точная копия совей матушки, и стоило ему что-то оценить на два балла, тут же всё переделывал. Собственно, так оно и с полами  вышло: пришёл, оценил и всё перемыл. Мурлыка скептически ему заметил, мол, не мужик, а целая коняга. Ну, вот так повезло ему с хозяином: и человек, и конь в одних трусах.
Можно было бы на этой оптимистической букве и закругляться. А что вы хотели, если у моего героя всё складывается хорошо и вообще, Алексей Игнатьевич серьёзный человек и к нему так просто на танке не подъедешь. Он же и к женитьбе относился всегда, как к восхождению на костёр, ибо считал, что данный шаг нельзя ни в коем разе приравнивать к походу в магазин за покупками. Вот как после такого к нему относиться с недоверием? Хрюшев умел окрашивать события и поступки только в положительные расцветки и тона. Кстати, не терпел перенасыщенности, а отсюда твёрдо был уверен, что радужность хороша только тогда, когда есть уверенность в завтрашнем дне. Эту уверенность он напрямую связывал с таким понятием, как «кусок хлеба». Что он подразумевал под этим самым «куском хлеба»? Во-первых, завтрак, обед и ужин, а иногда даже и полдник и соответственно, чтобы было, как в давние времена: первое, второе и третье, а если чуть пофантазировать, то и четвёртое, и пятое из блюд. Во-вторых, когда тело сытое, то плохое настроение, а вместе с ним скандалы и всевозможные дебоши одалживать своим недругам. В-третьих, Хрюшев считал, что секс – это здорово, но если нет духовного единения, лучше всё же его заменить игрой в лото или в домино. Если это не будет встречено пониманием, можно с чистой совестью подавать на развод.
Вот поэтому, прежде, чем совать пальцы в обручальные кольца, надо какое-то время присмотреться друг к другу. А вдруг, что-то непотребное вылезет наружу? Человеческие организмы непредсказуемые и могут после такого восстать, и захочется взять обратно свои слова. Главное, чтобы обошлось без слёз. Зачем доводить ситуацию до истерик? У Хрюшева даже на этот случай были в запасе пара анекдотов. Так-то ничего особенного: вполне приличные сюжетики и даже весёлые, если знать, в каком месте смеяться и над чем.
Кстати, как только у Хрюшева появилась надежда в светлое будущее, Мурлыка лишился своего дара: разговаривать на человеческом языке. Алексей Игнатьевич с ним и так, и совсем по-хорошему, но кот только мяукал. Что-то выключилось в кошачьем организме, и никто не знал, как включить всё это обратно. Хрюшев обследовал Мурлыку с такой тщательностью, что кота вырвало от усердия хозяина. На вопрос своей избранницы: «Что случилось?» - Хрюшев ответил кратко: «Друг заболел». Дальше она уже ничего не спрашивала у него, да и зачем, если по её глазам было видно, как всё у ней внутри пело ему: «Я счастлива и так…» После такого уже Алексей Игнатьевич начинал к ней приставать с расспросами, мол, расскажи, да расскажи, как это выглядит в реалиях, когда человек счастлив. Она отнекивалась, и делала это с одной единственной целью, чтобы хоть какая-то тайна была у неё про себя, поскольку считала, что без тайн возле себя мужчину не удержать. Ведь с ними только так и тогда каждый из них  будет раздираем желанием подобрать ключик к тому, что не принадлежит им.
Хрюшев, и это не надо сбрасывать со счетов, любил всякие ребусы. Он даже несколько раз садился за написание детективного романа, где этих самых тайн пруд пруди. Хватало его не на долго и чтобы оправдать свою неусидчивость перед потенциальными своими читателями, он уже на второй странице своего повествования без всякой задней мысли раскрывал преступление. Стоит отметить, что Агата Кристи до этого никогда бы не додумалась бы, а вот Хрюшев – наш человек и делал это так легко, что не оставлял интриге ни единого абзаца. Если бы что-то подобное появилось в продаже. То имя Алексея Игнатьевича, а соответственно и фамилия давно бы потеснила корифеев детективного жанра. Это как же надо было ухитриться, чтобы без стрельбы и погонь вывести преступника  на чистую воду? Определённо здесь попахивало новым открытием в нашей отечественно культуре. Жаль, что рядом с Хрюшевым никого не было, чтобы взять и так легонечко пнуть  под зад, мол, иди, твори и ничего не бойся, пока власть занята собственным благополучием.
Да, что там, когда всех нас надо время от времени под зад поддавать ногой, чтобы не засиживались на одном месте. Вот взять меня – автор и всё такое, а если капнуть, как следует, то и окажется, что ничего существенного и нет во мне, чтобы тратить время на прочтение всей этой писанины. Одна моя хорошая знакомая неровно дышит в мою сторону и мечтает о дочке с голубыми глазами, и чтобы обязательно светленькие волосики были у неё, и рядом котяра – добрый и преданный. Конечно, это нескромно, но я сразу подумал о своей кандидатуре на её сердце. Во-первых, глаза у меня и цвет волос, какой требуется. Во-вторых, кот у меня изумительный: и добрый, и преданный, и ещё - почти скромный. Кстати, он чем-то похож на Мурлыку Алексея Игнатьевича. Вот только человеческой речью не владеет. Иногда, мне кажется, что всё-таки что-то в нём не всё ещё умерло и кое-какие слова он за мной всё же  повторяет, но только про себя. После таких мыслей, нет-нет, да и задумаешься о своём будущем. Мысли мыслями, а вдруг по губам даст чего доброго? Я же покраснею, как помидор. Хотя красный цвет ей к лицу и вообще она на каблуках, как вертолёт. Вот как тут удержаться? Конечно, о бдительности не надо забывать и быть начеку, а если вдуматься во всё это, то дурак он и в Китае будет таковым. Это я про свою нерешительность. Так можно на веки вечные остаться на земле непонятно в каком качестве и ни разу не коснуться неба кончиками пальцев.
Нет, надо что-то делать. Как представлю, что мы с ней в небе, а рядом её улыбка, так и хочется крикнуть во всё горло что-нибудь светлое. Что именно? Но только не предвыборные лозунги, а то с дури можно ослепнуть от такой яркости. Какой-то он у них ненормальный свет у этих - идущих во власть..
Вечерами приплетусь домой, сяду и разговариваю со своим котом о счастье. Тот сидит, слушает и ведь что характерно не мигает. Нет, коты в нашей жизни – это отдельный параграф и к нему только с пониманием и если хотите с почтением. Эти четвероногие хранители очага, если что, где заколет, сразу же лезут обниматься. У них это первое лекарство от хвори. Они и нас учат бестолочей этому, а мы всё на дно стакана смотрим и думаем, что это единственное средство от болячек и физических, и душевных. Вот мой, к примеру, нутром чувствует, когда мне надо прописывать постельный режим. После такого обхождения и дышится легче, и мысли уже не хотят кого-нибудь привязать в тёмном лесу к дереву и оставить там бедолагу на съедение его собственным страхам. Всё становится на свои места и можно подняться на цыпочки, заглянуть в глаза той, которая ждёт и знает, что всё будет хорошо. Эх, зацепиться бы губами за её улыбку и остаться с нею навсегда, зависнув между небом и землёй. Это потом будет Париж и всё, что задумаем с ней на пару, а в самом начале один лишь взгляд и немой вопрос ко мне: «Ну, что же ты медлишь?»
Жаль, что всё это только мои мысли. Как тут угадаешь, когда всё так зыбко? А угадать надо и сделать это следует быстро, чтобы никто не опередил. Хрюшеву хорошо – подфартило очкастому. А вот мне ещё долго вёслами бить по воде, отпугивая тех, кто просто так. Конечно, можно на худой конец и Создателю звякнуть, мол, хватит кругами ходить вокруг меня и всё такое, только дел у него и без меня  невпроворот. Вот и выходит так, что самому мне надо переть вперёд. Ну, подумаешь, даст по губам, а я с другого боку. Когда-то должно же повезти.
Кстати, Хрюшева подобные мысли до встречи со своей половинкой тоже посещали. Это через год, когда он взял в свои ладони маленькую лапочку с голубыми глазами, Алексей Игнатьевич прослезился. Долго ждал этого момента. Верил, что день такой настанет, и временами терял надежду, и готов был смотреть на каждую женщину влюблёнными глазами, чтобы только не разминуться с той, которая предназначена была ему судьбой. Собственно, ситуация знакомая для многих одиноких людей, но в том-то и фокус, что одни попадают в «десятку», а другие в «молоко». Это жизнь и не всем удаётся вытащить у Создателя свой фарт. Он же ещё тот фрукт – и пошутить любит, и может такое накрутить, что потом не расхлебаешь.
Вот Хрюшеву повезло и это факт. Он от осознания этого, взял и начертал мелом на стене своего дома, прямо около подъездной двери: «Я в небе!» Уже на следующий день на скамейке собрались старожилы двора и выдвинули версию по поводу этой надписи. Одна беззубая бабулька-вещунья выдала так:
- Это никак  Вовка из тринадцатой квартиры стенку испоганил… Он, как накурится, так его и тянет в небо. В прошлый раз по всему дому бегал с половником… Всё хотел изловить таракана, который у него утащил гантели. Ну, что с дурака возьмёшь? Одно слово – фантазёр.
Ей поддакнул старичок в кепке со сломанным козырьком:
- Бездельник ещё тот.
Алексей Игнатьевич ничего об этом не знал. В его жизнь постучалось счастье – тихое, чем-то напоминающее песню со словами: «Мне приснилось небо Лондона…» и этого было вполне достаточно, чтобы продолжать жить дальше.

                Июнь 2011г. - октябрь 2011 г.