Наш начальник был приличный человек. Он умел управлять нашим бабским коллективом, почти бабским, потому что у нас из 17 человек было четверо мужчин, но командные высоты принадлежали трем женщинам и начальнику с ними приходилось считаться.
Сам он практически ничего не делал, только проводил совещания, ходил вверха на планерку, в больничку и ежегодно ездил на курорты.
По возвращению с курортов он собирал нас всех и рассказывал о проведенных днях отдыха и своих впечатлениях.
Слушать было интересно и завидно, потому что нам путевок не видать, как своих ушей, но, вдруг, когда- нибудь с неба свалится, так хоть знать будем, как вести себя на курорте. Из его рассказов мы усвоили, что за три дня надо определиться, иначе останешься одиноким до конца дней пребывания, а, если не успеешь определиться, проявить смелость и отбить у кого- нибудь.
Путевки ему выделялись, как участнику войны, хотя воевал он три дня, в первый день его подранили, остальные два дня он лежал в госпитале, а там, на счастье, и война кончилась. Он прихрамывал и потому звали мы его «Рубь пять».
Как ни говори, а мы его побаивались, если кто-то завидел, что он спускается с этажа, где находился его кабинет, быстренько по кабинетам пускал весть из двух слов «Руб пять» и все вешали на лица умное выражение и копались в бумажках, а машинистка била по клавишам.
Месяц назад к нам пришла новая работница совсем юная после техникума. С первых дней трудно было определить, какой она при своем росте до двух метров, имела вес, но до 50 кг было далеко.
Как могли мы ей помогали, вводили в курс дела и она приживалась и осваивала азы. Однажды она быстрым шагом зашла в кабинет, сказала во всеуслышание «Рубль двадцать пять» и с умным выражением уткнулась в бумаги.
Мы с Раисой обсуждали вчерашний день, мои туфли на высоком каблуке отдыхали под столом, юбка полурасстегнута от жары, Валентина с кем то болтала по телефону и громко смеялась, а в это время распахнулась дверь и подстрелянная нога первой перешагнула порог.
Валентина быстро положила трубку, мы с Раисой зашуршали бумагами, но этикетки на лица повесить не успели.
Он, конечно, все заметил, не дурак, и первую вызвал меня в свой кабинет.
Так повелось, что я немедленно должна была топать за ним, но, как на зло, быстро отодвигая стул, я зацепила туфель и он ускакал далеко под стол.
Доставать было некогда, я скорчила рожу, Раиса поняла меня и быстро освободила мне свои туфли.
Надо было видеть, как я в туфлях на много размеров больше моих поднималась по ступенькам.
Во время моральных поучений, я успела засунуть в них две скомканные бумажки и возвратилась вполне прилично, только лицо выдавало, красное, как у хорошо сваренного рака.
- Я же вас предупредила, что он идет к нам-, сказала новенькая Галя.
- Как ты предупредила ?,- спросила я в недоумении
- Я зашла и сказала «Рубль двадцать пять»
Заслышав наш дружный смех , пришли с соседнего кабинета , но не успели узнать, как из мужского кабинета появился Борис Петрович и сказал:
- Руб пять.
В один миг все шурхнули назад в свой кабинет, а я одела свои туфли на высоком каблуке.
Начальник доложился, что уезжает в больничку, сколько помню годы работы, на машине ездил только он и три командные дамы, мы все остальные топали по проверкам и ездили на автобусе по организациям. Жизнь продолжалась.
Валентина заглянула в мужской кабинет, чтобы выяснить у Кузьмича, куда он дел папку, но он в широкой улыбке, гладя аппарат телефонный, разговаривал с Анфисой.
Он с ней не первый раз разговаривал, но мы не знали, что это за дама с таким загадочным именем, которое он произносил с любовью и нежностью.
Валентина не стала его перебивать, ушла на почту, которая располагалась рядом.
На почте работала жена Кузьмича, к ней и обратилась Валентина.
- Кузьмич на работе или уехал в совхоз? , спросила жена
- На работе, с Анфисой разговаривает по телефону.
Лицо жены стало белым, потом красным. Она соскочила со стула и ринулась в кабинет к мужу.
Телеграф разъединил провода и Кузьмич стал складывать бумаги для проверки в совхозе.
В это время дверь распахнулась и жена вцепилась в его кудри.
Он в это время доставал папку со шкафа, стоял на одной ноге и под тяжестью располневшей жены и неожиданности ее вторжения, рухнул на пол вместе с папками и с женой.
Это дело житейское и кончилось оно бы скорей всего с миром, если бы начальник не вернулся, решив подвести Кузьмича до совхоза, чего раньше никогда не случалось.
Разбирательства были тяжкие и нудные.
Зато всем нам стало известно, что с Анфисой Кузьмич познакомился на курорте, куда он ездил единственный и последний раз