На улице шел настоящий снегопад, снежинки огромными и частыми хлопьями ложились на землю, укрывали ее, укутывали в белоснежное одеяло. Солнце было закрыто тяжелыми серыми тучами. Единственная фигура в тонком черном осеннем пальто брела по этому безжизненному полю, оставляя стройный ряд следов от тяжелых ботинок. Капюшон, плотно натянутый на голову, защищал от непогоды, однако на лице идущего ясно отразился след от мороза. Порывы холодного ветра проникали под одежду, продували ее насквозь, обжигали лицо, заставляя человека еще сильнее укутываться в свое хлипкое пальтишко. Цель была близка - на горизонте уже появились железные наконечники забора, а потом уже и каменные надгробия стали возникать на белом фоне. Кладбище встретило путника утробным завыванием. Многие могильные камни были занесены снегом, поэтому на них нельзя прочитать ни имени тех, кто здесь лежит, ни годов жизни. Не оглядываясь по сторонам, гость проследовал к самому отшибу, где стояла одинокая могилка. Однако посторонний наблюдатель никогда не смог бы ее разглядеть - слишком уж сильно она была завалена снегом. Подойдя к тому месту, он присел и начал осторожно смахивать снег с гладкой плиты. Постепенно стали различимы надписи. Сначала появилось имя, затем - фамилия и отчество. Цифры медленно выплывали из под толщи снежной массы. И, наконец, последними показались слова "верная жена и любящая мать", выведенные грубой и сильной рукой, оттого еще глубже вошедшие в твердынь камня; казалось автор мечтал сделать так, чтобы именно эта надпись сохранилась как можно дольше. Гость встал в полный рост, чтобы посмотреть на итог своей работы. С минуту все было тихо, но потом, как будто самой природе хотелось увидеть продолжение этой истории, сильный порыв ветра сдул капюшон и всему миру представилось худое серое лицо паренька, с короткой стрижкой, с впалыми щеками и темными кругами под зеленовато-серыми глазами, судорожно бегающими по строчкам. Внезапно взгляд его стал стеклянным, из уголков глаз показались слезы, ноги его подкосились и он упал рядом с надгробием. И опять все замерло. Какое-то время фигура в черном плаще просто лежала, изредка содрогаясь. Где-то через пять минут он поднялся на колени, немного отряхнул снег, упавший на него, пока он лежал. На его лице больше не было слез, лишь к темному цвету вокруг глаз добавился красный.
-Здравствуй, мама. - голос его был спокойный и тихий.
В который раз он повторял эти слова , стоя на этом самом месте? Пять раз? Десять? Двадцать? Сколько он вообще раз сюда приходил? В который раз он переживал то, что случилось более года назад?
Все началось, как сначала казалось, с обычного кашля. Не придав этому особого значения, мать решила перенести болезнь, как говорится, на ногах, лечась лишь подручными средствами. Наконец, когда стало по-настоящему трудно, она все-таки решила отлежаться. А потом начался кошмар. С каждым днем матери становилось все труднее дышать, все время стояла температура под сорок, комочки мокроты откашливались вместе с кровью. Когда ее отвезли в больницу, состояние было просто ужасное. "Воспаление легкие" - сказали врачи. Занялись лечением. А через несколько дней ее не стало. Врачи что-то лепетали про "тяжелый случай", "запущенное состояние", "сделали все, что могли". Но разве оправдания помогут? Через неделю состоялись похороны. Отец и сын стояли и молча смотрели, как ее, такую красивую и умиротворенную, как будто спящую, лежащую в деревянном гробу, опускают в землю на самой окраине кладбища, как ставят надгробие. Потом было много еще чего:слова сожаления, обещания помочь. Когда это закончилось, парень и отец вернулись в пустую холодную квартиру. Наступила очень тяжелая пора, когда каждый из них старался ответить на самые трудные для самих себя вопросы. Сначала все было по-старому. Осознание того, что случилось, начало приходить постепенно. Первым это понял отец через несколько месяцев. Однажды субботним утром он подошел к сыну.
-Сынок, сегодня я домой не приду. - голос его слегка дрожал. Парень поднял голову и посмотрел на родителя. В осунувшемся лице читалась глубокая душевная тревога, однако огонек в голубых глазах выдавал его - у отца появилась какая-то идея.
-Когда тебя ждать?
-Я не знаю. Лучше не жди меня, ужинай и ложись спать.
Отец ушел и сын остался один. Включил телевизор, пару раз пощелкал по каналам, однако вскоре, не найдя ничего интересного, выключил. Ему казалось, что он постоянно думает о чем-то, но не мог понять о чем именно. Что-то жгло изнутри, не давало покоя. На глазах появились слезы: сначала это были редкие капли, потом они начали по-настоящему литься нескончаемым потоком. Грусти совсем не было, лишь безразличие. Юноша встал было, чтобы сходить за платком, но тут случилось то, что в будущем будет происходить много раз. Глаза его уставились в одну точку, ноги подкосились и он упал на холодный паркет. В течении нескольких сильная судорога пробегала по его телу, заставляла сильнее сжиматься, превращая себя в ком из слез, тревог и страданий. Проснулся он ночью от какого-то грохота. В прихожей горел свет. Отец. Парень вышел в коридор, на ходу утирая слезы рукавом майки. Среди бликов света и нечетких очертаний предметов окружения, он смог различить силуэт отца, лежащего на полу (видать упал, когда входил) . А точно ли это был он? Когда картинка наконец собралась в одно целое, юноша смог рассмотреть как следует его лицо. Огонь в его голубых глазах почти перестал пылать, как будто кто-то разжег костер в плотном тумане, куда-то улетучился запах сигарет и старого шампуня, которым за долгие годы семейной пропитались его волосы; теперь от него разило крепким алкоголем. Он поднялся, качнулся, и , уперевшись в стену обоими руками, чтобы не упасть снова, медленно побрел в сторону кровати. Проходя мимо сына, он повернул голову и улыбнулся... На его лице не было и тени той тревоги, которая гложила его с утра, лишь чувство полного умиротворения. Он прошел дальше, в спальню и, не снимая одежды, завалился на кровать ,а через минуту уснул спокойным сном. Парень нажал на выключатель, свет в прихожей погас. Проследовав в свою комнату, он уселся за стол. Много мыслей лезло в голову: и то, что он наконец понял, что матери нет, что она никогда не придет, и то, что отец нашел для себя свое лекарство от душевной боли. А вот ему сейчас больно. Очень больно. Образ матери, прочно стоящий перед глазами, мучал его, обжигал душу, словно горячий свинец. Несколько крупных капель упало на поверхность стола. Стало трудно дышать. Как же больно... Руки сжали голову, в бесполезной попытке сдержать мысли, усмирить их. Как утопающий, делающий свой последний рывок, он протянул руку в попытке ухватится за остаток реальности. Пальцы его нащупали что-то легкое и гладкое. Перед ним оказался белоснежный лист бумаги. "Почему бы не попробовать? " - мысль молнией пронеслась в его сознании. Все что угодно, лишь бы стало легче. Ручка, непонятно откуда взявшаяся в руке, опустилась на белоснежную скатерть. Сначала буква, потом слово. Появляющиеся слова занимали уготовленные им места, неся в себе частичку боли и тревог, которыми полнилась душа новоявленного поэта. От каждого знака исходило какое-то свечение, или это просто лучи дребезжащего на горизонте рассвета, пробивавшиеся через окно, играли на смоченных влагой письменах. Начинался новый день.
Из под пальто показалась темная сумка. Замерзшие пальцы нащупали внутри толстую кипу бумаг, исписанных ровным почерком и перевязанных веревкой, чтобы не разлетелись. Недельный труд лег рядом с надгробным камнем на деревянную досточку.
-Я понял, что если случается горя, то нужно как можно скорее найти лекарство. Свое лекарство. И я его нашел.
Юноша опустился рядом с могилой, достал верхний лист.