Как раковая опухоль растет и все прорывает собою,
все разрушает, - и сосет силы организма, и нет силы
ее остановить: так социализм. Это изнурительная мечта,
- неосуществимая, безнадежная, но которая вбирает все
живые силы в себя, у молодежи, у гимназиста, у гимназистки.
Она завораживает самое идеальное в их составе: и тащит
несчастных на виселицу - в то время как они убеждены,
что она им принесла счастье.
Розанов
* * *
РАДИЩЕВ
РАДЛОВ
РАСПУТИН
РАФАЭЛЬ
РАЧИНСКИЙ
РЕМБРАНДТ
РЕМИЗОВ
РЕНАН
РЕПИН
РОБЕСПЬЕР
РОДЗЯНКО
РОЗАНОВ ВАСЯ - сын писателя
РОЗАНОВА ВАРЯ - дочь писателя
РОЗАНОВА ВЕРА - дочь писателя
РОЗАНОВА НАДЕЖДА ИВАНОВНА - мать писателя
РОЗАНОВА ТАТЬЯНА - дочь писателя
РОТШИЛЬД
РУДНЕВА - вторая жена писателя
РУССО
РЦЫ
* * *
РАДИЩЕВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ (1749 – 1802), писатель, философ
«Сродство рабам желати всех зреть в оковах.
Одинаковая участь облегчает их жребий,
а превосходство чье-либо тягчит их разум и дух».
Радищев
Да, с декабристов и даже с Радищева еще начиная, наше Общество ничего решительно не делало, как писало "письма Шпоньки к своей тетушке", и все эти "Герцены и Белинские" упражнялись в чистописании, гораздо бесполезнейшем и глупейшем, чем Акакий Акакиевич... Сею рукопись писал! И содержание оной не одобрил Петр Зудотешин. Петр Зудотешин. Петр Зудотешин.
________________________
Есть несвоевременные слова. К ним относятся Новиков и Радищев. Они говорили правду, и высокую человеческую правду. Однако если бы эта "правда" расползлась в десятках и сотнях тысяч листков, брошюр, книжек, журналов по лицу русской земли, - доползла бы до Пензы, до Тамбова, Тулы, обняла бы Москву и Петербург, то пензенцы и туляки, смоляне и псковичи не имели бы духа отразить Наполеона.
Вероятнее, они призвали бы "способных иностранцев" завоевать Россию, как собирался позвать их Смердяков… Вот почему Радищев и Новиков хотя говорили "правду", но - ненужную, в то время - ненужную. И их, собственно, устранили, а словам их не дали удовлетворения. Это - не против мысли их, а против распространения этой мысли. Вольно же было Гутенбергу изобретать свою машинку.
* * *
РАДЛОВ ЭРНЕСТ ЛЬВОВИЧ (1854 – 1928), философ, историк философии, редактор философского отдела «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, директор Публичной библиотеки в Петербурге (1917 – 1924)
Наиболее философским элементом (без шуток) я считаю у Э. Л. Радлова то, что он носит чин действительного статского советника, доблестно им заслуженный, с полным уважением к Отечеству, которое ему дало его, и к самому чину.
Это хорошо. Это красиво.
Мы шли по Литейному, кажется с панихиды по Соловьеве (Вл.), и я робко его спросил:
– Пожалуй, Эрнест Львович, вы уже действительный статский советник?
Как бывший учитель гимназии и к тому же патриот, я всегда робко говорю с подобными чинами.
– Давно, – протянул он болезненно, кисло и иронически (чуть-чуть иронически и в сторону «чина», – как ученый и все-таки если не либерал, то «свободно мыслящий»).
Это было изящно и гордо.
* * *
РАСПУТИН ГРИГОРИЙ (1872 - 1916), фаворит Николая II, провидец и целитель
«Покуда я жив, будет жить и династия».
Распутин
Все «с молитвою» – ходили по рельсам.
Вдруг Гриша пошел без рельсов.
Все испугались...
Не того, что «без рельсов». Таких много. Но зачем «с молитвою».
– «Кощунство! Злодеяние!»
Я его видел. Ох, глаз много значит. Он есть «сам» и «я». Вдруг из «самого» и «я» полилась молитва. Все вздрогнули. «Позвольте, уж тысячу лет только повторяют».
И все – «по печатному». У него – из физиологии.
____________________
Гриша … сказал на той вечеринке:
– К истинному человеку и приходят только истинные люди. Ложные никогда не придут. А к ложному человеку придут ложные люди, а истинные – никогда.
Меня как ударило. Какой оптимизм.
* * *
РАФАЭЛЬ САНТИ (1483 – 1520), итальянский живописец
«Чтобы написать красавицу,
мне надо видеть много красавиц».
Рафаэль Санти
Рафаэль почти ничего другого и не делал, как прославлял Рождество Христово… Щно занимает 9/10 его творчества. Везде – Мать с Предвечным Младенцем, или пещера, где рождается Христос; или поклоняющиеся цари-маги; или пастыри овец, слушающие херувимскую песню над пещерою. Все это – в неисчеслимом разнообразии положений, колоритов, оттенков. Цент, однако, везде – Рождество, рождение.
Рафаэлевское христианство вообще есть семейное христианство.
_________________
Рафаэль имеет особенное от всех людей лицо: чистейшей девушки, нежное и удлиненное, без зачатка бороды и усов.Он есть такое же в истории чудесное явление, как Жанна д,Арк, т.е. он есть феномен, особенно выковавшийся в недрах мира, существо сверхъестественное…
* * *
РАЧИНСКИЙ СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1833—1902), российский учёный, педагог, просветитель.
«Дело философа – находить в самых ничтожных жизненных
явлениях поводы к соображениям общим».
Рачинский
"Сословное разделение": я это чувствовал с Рачинским. Всегда было "все равно", что бы он ни говорил; как и о себе, я чувствовал, что Рачинскому было "все равно", что у меня в душе, и он таким же отдаленным любленьем любил мои писания (он их любил, - по-видимому). Тут именно сословная страшная разница; другой мир, "другая кожа", "другая шкура". Но нельзя ничего понять, если припишешь зависти (было бы слишком просто): тут именно непонимание в смысле невозможности усвоения. "Весь мир другой: - его, и - мой".
* * *
РЕМБРАНДТ (1606 – 1669), нидерландский живописец.
«Живопись нельзя нюхать».
Рембрандт
Он пришел незаметно и стал тенью в уголку… Ни ликования, ни звуков. Весь в черной тени, в темном фоне. Свет где-то на краю, «обещании». Здесь и реально – одна скорбь, мука, слезы, безнадежность…
Все – могила, все сходит в могилу… Могила и крест все венчает. Веселитесь, но с знанием, что вы веселитесь на краю собственной могилы. И вот заглянув туда, в ее черную яму, с червями, - пожалуй, заключайте свадьбы, родите детей, зажигайте огни, играйте на арфах… Может быть захотите ристалищ и коней, Олимпийских языческих игр? Ха-ха-ха!
Истерика отчаяния, истерика скорби…
И все испугались и разбежались… Побледнела, помертвела семья… Всякий боязливо стал думать: «Когда мне конец»… Зачем так сильно привязываться через семью, когда потеря всех близких есть удел каждого!
Могила – страшное разъединение!
Уже при жизни мысль о могиле страшно разъединяет всех…
Могила холодна. Могила жестока.
Разве смерть на костре или десять лет в темнице хуже смерти от рака? Он ползет по внутренностям и, час за часом, минута за минутою, не останавливаясь, ни на секунду не останавливаясь, стрижет, рвет, дырявит, сверлит внутренности, - кишки, желудок, печень, кость, сердце, язык, десны, все, что ему встретится. И никто от него не спасет, - никакой царь, ни один закон, ни «сочувствие всего человечества». Кто вошел на костер, того пожалеет человечество, но кто умер от рака, того человечество не пожалеет. Просто скажут: «Умер от рака, без славы и памяти. Без имени.
Смерть - всего сильнее… Уж если кто всего и всех сильнее, то это смерть!
Рембрандтовское христианство, это – монастырь…
_______________________
У Рембрандта особенно хорошо «Жертвоприношение Исаака», с удивительными глазами барана, которого «Бог указал Аврааму принести Себе в жертву вместо собственного сына». Что художник хотел сказать этими глазами, данными животному, и в которых отразилось все понимание священного события, и также ужас перед своей «овечьей» судьбой?
* * *
РЕМИЗОВ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (1877 - 1957), писатель.
«Мораль пишут не от душевного избытка и мудрости, а от своего
порока: развратник, как известно, проповедует воздержание,
скупой — расточительность, злобный — мир и милосердие».
Ремизов
Голова это - путанная, с психологией малой мыши на большом сыре, которая боится быть пойманной...
* * *
РЕНАН ЖОЗЕФ ЭРНЕСТ (1823 – 1892), французский писатель, историк
«Талант историка состоит в том, чтобы создать верное целое
из частей, которые верны лишь наполовину».
Ренан
Насколько Моммзен сух, груб, а во вкусах топорен, при всей несравненной его учености, настолько же Ренан нежен, глубок, разнообразен: волнует читателя самым разнообразным и всегда тонким волнением… Ренан был выразителем просвещения Франции, и вообще европейского просвещения XIX века.
Говоря языком древних, природу души его можно назвать «влажною», а Моммзена – «сухою». Ум Ренана, позволим сказать, гений Ренана, точно вечно испаряется: он насыщает окружающую атмосферу гораздо далее границ точного своего местоположения. Эта-то душистость и соделали его «представителем просвещения.
* * *
РЕПИН ИЛЬЯ ЕФИМОВИЧ (1844 – 1930), живописец.
«Невозможно, чтобы европейски образованный человек
искренне стоял за нелепое, потерявшее всякий смысл
самодержавие, этот допотопный способ правления годится
только еще для диких племен».
Репин
…Он глуп, этот Репин, и никогда не мог посмотреть внутренним глазом на свои настоящие сюжеты. Он всегда был только внешним глазом. Он не смотрел, а оглядывал, схватывал и рисовал…
_____________________________-
Если это так, - и связано с глубочайшими тайнами религии и магии сложение рта, тогда понятно восклицание Репина, однажды мною услышанное, что, «пока мне не удались губы, я еще не знаю, выйдет ли портрет.
Губы: т.е. он хотел сказать, что самое главное в загадке лица и самое главное в тайне индивидуальности лежит в сложении рта. «Суди не по глазам, а по рту»». Это – конечно!!
Нежный рот, лукавый рот, невинный «ротик», обыкновенный рот или (у чиновника) скучный рот.
Прозаический, восторженный, - все! Все!!!
У стариков встречаются чудовищные рты. Вообще есть исключительные рты.
Но и обаятельные: едя в Царское (село), я был поражен красотой немного чувственного рта и хоть далеко (очки, но через весь вагон), я как магией подводился глазами к этому рту. (вагон: в Киев; дето 1913 г.)
* * *
РОБЕСПЬЕР МАКСИМИЛИАН (1758 – 1794), деятель Французской революции
«Франция, эта чудесная, обласканная солнцем земля,
создана для счастья и свободы».
Робеспьер
Такие лица революции, как Сен-Жюст, Робеспьер, не говоря о громадной толпе «людей революции», собственно лишь портретно выражали в себе идеи и дух Руссо.
Руссо назвал папою «народ» и «невинность», и Робеспьер начал рубить головы «неверных» этому «папе»: с тем же чувством правоты и веры, что «будущее оправдает его». Восстановление «невинного состояния» было религиозною верою, религиозною темою, было «вероисповедною задачею на завтра»... Тут не задумываются, не задумывался никто.
* * *
РОДЗЯНКО МИХАИЛ ВЛАДИМИРОВИЧ (1859 – 1924), председатель III и IV Государственной думы, с 1920 г, в эмиграции
«Первую мировую войну необходимо довести до победного конца,
во имя чести и достоинства дорогого отечества».
Родзянко
Именно г. Родзянко все так привыкли уважать за дни переворота, чрезвычайно много ему приписывали и уже мысленно строили ему памятник за этот переворот, когда он вел себя так тактично, предусмотрительно, особенно в телеграммах на фронт, к предводителям отдельных армий и к генералу Алексееву... Страшная минута, в которую собственно и был выигран переворот; вернее – одна из нескольких подобных минут, когда будущее колебалось на острие иглы, зависело в сущности и технически почти от одного слова, почти от одной фразы. И вот, все эти положительно страшные слова Родзянко говорил и телеграфировал как-то изумительно искусно, быстро, всегда вовремя, не ошибаясь в тоне, музыке и расчете на действительность: и ни разу не ошибся. Он был старым Кутузовым переворота.
* * *
РОЗАНОВ ВАСЯ (1899 – 1919), сын писателя
Любя очень девочек, таких грациозных и игривых, я не обращал на него внимания и никогда с ним не разговаривал. Да, ему лет 6 или 7. Только я всегда замечал, что его внимательный взгляд почему-то поднят на меня. И раз спрашиваю:
– Вася, ты меня любишь?
– Люблю.
– Почему же ты меня любишь?
И как давно решенное, он ответил спокойно и серьезно:
– За то, что ты нас хлебом кормишь.
Я был поражен. Никогда в голову не приходило, что дети могут об этом думать.
Но это он теперь глуп, когда учит в Тенишевском физику и химию. А в шесть лет мой Вася был замечательно умен.
«К ночи» я рассказал маме. Она тоже была поражена.
Теперь я думаю: «Все Розановы – особенные. Школа у них отняла все. Но врожденно – они были прекрасны и умны».
* * *
РОЗАНОВА ВАРЯ (1898 – 1943), дочь писателя
3 января 1913 г.
В-я привезла на Рождество две двойки, по немецкому и арифметике. Ее встретили сухо и почти не разговариваем. Она опешила. Заглядывает в глаза, улыбается виновно и заискивающе, но мы не обращаем внимания.
* * *
РОЗАНОВА ВЕРА (1896 – 1920), дочь писателя, лишила себя жизни
Войдя в комнату (на даче), я прямо с ужасом увидел на окне две новокупленные книжки:
«Небо и земля» - Байрона.
«Каин» - Байрона.
- Верочка, бедная что такое ты читаешь? Откуда у тебя эти книги?
Она, конечно, не имея представления о «Байроне» и «байронизме», не имея понятие о «классицизме» и «романтизме», не зная и не подозревая, что такое «реализм в литературе», ответила спокойно, как бы дело шло о поставленном самоваре:
- Это нам задано на лето как «необязательное, но рекомендованное чтение».
И все «исполняет», бедная. Она вообще старательная ученица, - патетическая. И особенно горячо берется, когда – «сочинения» и что-нибудь «для сочинения». Кто-то, кажется, ее похвалил; назвал «развитою» и вообще «серьезною»: и вот в это «серьезное» она работает и работает. Но она когда-то была умна, впечатлительна, натуральна: теперь – ум улетучился, она вся перекошена, как в параличе, без мысли и мотива движется и говорит, и «слова» вылетают из нее, как из автоматического ящика. Притом, все ужасно непоправимо: она не понимает, что все это – «слова», без связи, мертвые, не ее собственные слова, а чужие, внушенные, заученные, услышанные на несчастных уроках несчастной гимназии; что она собственно помертвела, обездушилась. И это несчастное «помертвение», названное «образованностью», принимает за образование: и отстаивает его со всем упорством шестилетнего привыкания, шестилетнего гипноза.
В то же время я уже отцовским глазом вижу, что в нейневинная, неопытная душа девятилетней девочки. Т.е. живая развитость – девяти лет; но – стыдящаяся себя, испуганная собою, спрятавшаяся. Толстым слоем иди тяжелым камнем на эту древнюю развитость легли пухлые, навязанные, ни с чем окружающим не связанные и не связуемые слова и ни с чем в будущим не соотносящиеся.
Шел по дороге человек.
На него упала гора – и задавила.
Это и есть «образование».
Образование – чтобы задавить все «свое» и вложить все «чужое». И убить все «живое»; и надавать всего «мертвого».
Почему гимназия думает, что девушку надо «делать», а не давать ей расти…
Что же учительница могла рассказывать им в классе, тридцати девочкам с бантиками? «Слова из ящика»: 1) что в XIII веке на Юге Франции появилась секта альбигойцев…
Бедных наших девочек, как бы они не были люди, а дрозды, учат произносить разные слова, смысла которых они не знают, и выговаривать целые фразы, о значении которых они никогда не узнают…
_________________________
2.VII.1915
Боязнь гения.
Гений – он страшный.
Это Верочка (монахиня) (приехала подлечиться) сказала мне:
– Знаешь, папа. Зачем заимствовать от таланта. Всякий человек должен жить из себя своею жизнью. Пусть это будет неинтересная жизнь, но она будет ему «по себе», «по силам».
Помолчав долго:
– Я не люблю гения. Гений жесток.
– Всякий? (я)
– Всякий (твердо).
– Ну? – благородный гений, я думаю, добрый. Это грубые гении, вроде Наполеона...
– Зачем «Наполеона»... Оглядишься в жизни и увидишь, что всякий талант – он так труден людям...
* * *
РОЗАНОВА НАДЕЖДА ИВАНОВНА (1826 – 1870), мать В. Розанова
Она была совсем другою. Вся истерзанная, - бессилием, вихрем замутненных чувств... Но она не знала, что когда потихоньку вставала с кровати, где я с нею спал (лет 6-7-8): то я не засыпал еще и слышал, как она молилась за всех нас, безмолвно, потом становился слышен шепот... громче, громче... пока возгласы не вырывались с каким-то свистом (легким).
А днем опять суровая и всегда суровая. Во всем нашем доме я не помню никогда улыбки.
* * *
РОЗАНОВА НАДЯ (1900 – 1956), дочь списателя
«Он все слабел, слабел. Последние дни я, 18-летняя,
легко переносила его на руках, как малого ребенка.
Он был тих, кроток».
Надя
ПОСЛЕДНИЕ МЫСЛИ РОЗАНОВА*
* Продиктованы В. В. Розановым его дочери Надежде в декабре 1918 г., за месяц до смерти.
«От лучинки к лучинке, Надя, опять зажигай лучинку, скорей, некогда ждать, сейчас потухнет. Пока она горит, мы напишем еще на рубль.
Что такое сейчас Розанов?
Странное дело, что эти кости, такими ужасными углами поднимающиеся под тупым углом одна к другой, действительно говорят об образе всякого умирающего. Говорят именно фигурою, именно своими ужасными изломами. Все криво, все не гибко, все высохло. Мозга очевидно нет, жалкие тряпки, тряпки, тела.
Я думаю, даже для физиолога важно внутреннее ощущение так называемого внутреннего мозгового удара тела. Вот оно: тело покрывается каким-то странным выпотом, который нельзя иначе сравнить ни с чем, как с мертвой водой. Она переполняет все существо человека до последних тканей. И это есть именно мертвая вода, а не живая. Убийственная своей мертвечиной. Дрожание и озноб внутренний не поддаются ничему ощущаемому. Ткани тела кажутся опущенными в холодную лютую воду. И никакой надежды согреться. Все раскаленное, горячее представляется каким-то неизреченным блаженством, совершенно недоступным смертному и судьбе смертного. Поэтому "ад" или пламя не представляют ничего грозного, а скорее желанное. Это все для согревания, а согревание только и желаемо. Ткань тела, эти мотающиеся тряпки и представляются не в целом, а в каких-то безумных подробностях, отвратительных и смешных, размоченными в воде адского холода. И кажется, кроме озноба ничего в природе не существует. Поэтому умирание, по крайней мере, от удара - представляет собою зрелище совершенно иное, чем обыкновенно думается. Это холод, холод и холод, мертвый холод и больше ничего.
Кроме того, все тело представляется каким-то надтреснутым, состоящим из мелких раздробленных лучинок, где каждая представляется трущею и раздражающею остальные. Все вообще представляет изломы, трение и страдание.
Состояние духа - ego {я (лат.).} - никакого. Потому что и духа нет. Есть только материя изможденная, похожая на тряпку, наброшенную на какие-то крючки.
До завтра.
Ничто физиологическое на ум не приходит. Хотя странным образом тело так изнемождено, что духовного тоже ничего не приходит на ум. Адская мука - вот она налицо. В этой мертвой воде, в этой растворенности всех тканей тела в ней. Это черные воды Стикса, воистину узнаю их образ».
В. Розанов.
* * *
РОЗАНОВА ТАТЬЯНА (1895 – 1975), старшая дочь писателя
Она всегда в улыбке. Или, точнее, между улыбкой и слезой.
Вся чиста как Ангел небесный, и у нее вовсе нет мутной воды. Как и вовсе нет озорства. Озорства нет оттого, что мы с мамой знаем, что она много потихоньку плакала, ибо много себя ограничивала, много сдерживала, много работала над собою и себя воспитывала. Никому не говоря.
Года три назад мы гуляли с Коноплянцевым по высокому берегу моря. В уровень ног и чуть-чуть ниже темнел верх соснового бора, отделявшего обрыв "равнины страны" от собственно морского берега… И говорю я ему, что меня удивляет, что Белинский лишь незадолго до смерти оценил как лучшее у Пушкина стихотворение - "Когда для смертного умолкнет шумный день". Коноплянцев запамятовал его, и я, порывисто и не умея, хотел сказать хотя 2-ю и 3-ю строки. Шедшая все время молча Таня сказала мне тихо:
- Я, папа, помню.
- Ты?? - обернулся я с недоумением.
- Да. Я тоже его люблю.
И тихо, чуть-чуть застенчиво, она проговорила на мои слова:
"Скажи, скажи!!":
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья...
Я чувствовал, что слова как "ст;гна" и "бденья" - смутны бедной девочке: и если, в какой-то непонятной тревоге, она затвердила довольно трудные по длине строки, то - привлекаемая тайной мукой, сокрытой в строках, кого-то жалея в этих строках, с кем-то ответно разделяясь в этих строках душой. Я весь взволновался, слушая. Коноплянцев молчал. Таня продолжала. И как будто она уже не о другом жалела, а сказывала о себе:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят...
Она остановилась, ниже наклонила голову, и слова стали тише:
в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
Робко, по-детски:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Остановилась.
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, в бедности, в чужих степях
Мои утраченные годы.
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Каприды
так и сказала "Каприды"... Я чувствовал, многих слов она не понимала...
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды.
И нет отрады мне...
Теперь она почти шептала. Я едва.уловлял слова:
- и тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые - два данные судьбой
Мне ангела во дни былые!
Металличнее и холоднее, как чужое:
Но оба с крыльями и с пламенным мечом.
И стерегут... и мстят мне оба.
Опять с сочувствием:
И оба говорят мне мертвым языком
О тайнах вечности и гроба.
За всю семейную жизнь свою (20 лет) я не пережил волнения, как слушая от Тани, "которая тут где-то около ног суетится", стихотворение, столь для меня (много лет) разительное. Да, но - для меня. А для нее??!! С ее "Катакомбами" Евгении Тур, и - не далее? Почему же не "далее"? Оказывается, она пробегла гораздо "далее", чем нам с мамой казалось. И не сказала ни слова. И только на случайный вопрос, сказав стих почти как "урок" (к "уроку" этого никогда не было), вдруг открыла далеко не "урочную" тайну…
Прочел маме (в корректуре).
- Как мне не нравится, что ты все это записываешь. Это должны знать ты и я. А чтобы рынок это знал - нехорошо. Ты уж лучше опиши, как ты ее за ухо драл.
* * *
РОТШИЛЬД АЛЬФОНС (1827 - 1905), парижский банкир
«Счастие народов» можно решить величественно и низко.
Хулиган в своем «мире», со своим рождением, со своими воспоминаниями, со своими ожиданиями – совершенно так же счастлив, как Ротшильд, которому все-таки много «недостает»: например, что его 9-ю дочку не берет еще принц крови. Тогда как хулигану, если он хорошо «своровал в ночи», – решительно все «достает», и он имеет даже вершок преимущества перед Ротшильдом в смысле «исполнения всех желаний».
_____________________
«Но вот, в один прекрасный день в полицию. явился владелец меняльной лавки, еврей Моисей Левенштейн, известный всему Нью-Йорку, ненавидимый всеми ростовщик».
(«Нью-Йоркские фальшивомонетчики»; Пинкертон)
Ну, если «меняльная лавка», да еще «Левенштейн», то конечно «всеми ненавидимый»: но если «Ротшильд» и «банк»?
* * *
РУДНЕВА ВАРВАРА ДМИТРИЕВНА (1864 – 1923), вторая жена Розанова
В "друге" дана мне была путеводная звезда... И я 20 лет (с 1889 г.) шел за нею: и все, что хорошего я сделал или было во мне хорошего за это время, - от нее; а что дурного во мне - это от меня самого.
______________________
Судьба с "другом" открыла мне бесконечность тем, и все запылало личным интересом.
______________________
Разница между мамочкой и ее матерью ("бабушка" А. А. Р.) была как между ионической и дорической колонной. Я замечал, что м. вся человечнее, мягче, теплее, страстнее. Разнообразнее и проницательнее. Но б. - тверже, спокойнее, объемистее, общественнее. Для б. была "улица", "околица", "наш приход", где она всем интересовалась и мысленно всем "правила вожжи". Для м. "улицы" совершенно не существовало, был только "свой дом": дети, муж. Даже почти не было "друзей" и "знакомых". Но этот "свой дом" вспыхнул ярко и горячо. Б. могла всю жизнь прожить без личной любви, только в заботе о других: мама этого совершенно не могла, и уже в 14 лет поставила "свою веру в этого человека" как знамя, которого ничто не сломило и никто (у 14-летней!) не смог вырвать. Этого баб. не могла бы и не захотела. Для нее "улица" и авторитет улицы был значущ (для мам. совершенно не значущ).
Так и вышло: из "дорической колонны", простой, вечной, - развилась волнующаяся и волнующая ионическая колонна. Верным глазом я узнал обеих.
____________________________
…. Вообще она не могла вникнуть ни в какие хитрости иные какие глупости (мелочи): слушая их ухом, она не прилежала к ним умом.
Но она высмотрела детям все лучшие школы в Петербурге. Пошла к Штембергу (для Васи). Директор ей понравился. Но, выйдя на двор, во время роспуска учеников, она стала за ними наблюдать: и, придя, изложила мне, что "все хорошо, и Директор, и порядок", но как-то "вульгарен будет состав товарищей". Пошла в школу Тенишевой, - и сказала твердое - "туда". Девочкам выбрала гимназию Стоюниной, а нервной, падающей на бок Тане, как и неукротимой Варваре, выбрала школу Левицкой. И действительно, для оттенков детей подошли именно эти оттенки школ; она их не угадала, а твердо выверила.
___________________
Мамочка не выносила Гоголя и говорила своим твердым и коротким:
- Ненавижу.
Как о духовенстве, будучи сама из него, говорила:
- Ненавижу попов.
- Отчего вы, Варвара Дмитриевна, "ненавидите" священников?
Не торопясь:
- Когда сходят с извозчика, то всегда, отвернув в сторону рясу, вынимают свой кошель и рассчитываются. И это "отвернувшись в сторону", как будто кто у них собирается отнять деньги, - отвратительно. И всегда даст извозчику вместо "5 коп." этот... с особенным орлом и старый "екатерининский" пятак, который потом не берут у извозчика больше чем за три копейки.
- А Гоголя почему?
Она не повторяла и не объясняла. Но когда я пытался ей читать что-нибудь из Гоголя, то, деликатно переждав (пока я читал), говорила:
- Лучше что-нибудь другое.
Это меня поразило. И на все попытки оставалась деликатно (к предлагавшему) глуха.
"- Что такое???! Гоголь!!!" - Я не понимал…
"Отчего она не любит Гоголя? Не выносит".
Со всеми приветливо-ласковая, она только не кланялась Евлампии Ивановне С-вой, жене законоучителя и соборного священника.
- Отчего?
- Она ожидает поклона, и я делаю вид, что ее не вижу.
За исключением этих, очень гордых, которых она обходила, она со всеми была "хорошо".
Отчего же она не любит Гоголя? и когда читаешь (ей) - явно "пропускает мимо ушей". "Почему? Почему?" - я спрашивал.
- Потому что это мне "не нравится".
- Да что же "не нравится": ведь это - верно. Чичиков, например?
- Ну, и что же "Чичиков"?..
- Скверный такой. Подлец.
- Ну и что же, что...
Слова "подлец" она не выговаривала.
- Ну, вот Гоголь его и осмеял!
- Да зачем?
- Как "зачем", когда такие бывают?!
- Так если "бывают" - вы их не знайте. Если я увижу, тогда и... скажу "подлец". Но зачем же я буду говорить о человеке "подлец", когда я говорю с вами, когда мы здесь, когда мы что-нибудь читаем или о чем-нибудь говорим, и - слово "подлец" на ум не приходит, потому что вокруг себя я не вижу "подлеца", а вижу или обыкновенных людей, или даже приятных. Я не знаю, к чему это "подлец" относится...
У нее не было гнева. Злой памяти - не было.
Скорей вся жизнь, - вокруг, в будущем, а более всего в прошлом, - была подернута серым флером, тоскливым и остропечальным в воспоминаниях.
Чуть ли даже она раз не выговорила:
- Я ненавижу Гоголя потому, что он смеется.
Т. е. что у него есть существо смеха.
Если она с Евлампией Ивановной не кланялась, то не прибавляла к этому никакого порицания, и тем менее - анекдота, рассказа, сплетни. И "пересуживанья" кого-нибудь я от нее потом и за всю жизнь никогда не слыхал, хотя были резкие отчуждения… Я понял тогда (в 1889 и 1890 гг.), что существо смеха Гоголя было несовместимо с тембром души ее, - по серебристому и чистому звуку этого тембра, в коем (тембре) были совершенно исключены грязь и выкрик. Ни сора как зрелища, ни выкрика как протеста - она не выносила.
Позднее она очень не любила Мережковских, - до пугливости, до "едва сижу в одной комнате", но и тогда не сказала ни одного слова порицания, никакой насмешки или еще "издевательства". Это было совершенно вне ее существования. Поздней, когда и я разошелся с M-ми и на Дм. Серг. стал выливать "язвы", - думал, она будет сочувствовать или хоть "ничего". Но и здесь, оттого что у меня смех состоял в "язвах", она не читала или была глуха к моим статьям (пробегала до '/2, не кончая), а в отношении их говорила:
- Не воображай, что ты их рассердил. Они, вероятно, только смеются над тобой. Ты сам смешон и жалок в насмешках. Ты злишься, что они тебя не признают, и впадаешь в истерику. Себе - вредишь, а им - ничего.
* * *
РУССО ЖАН ЖАК (1712 – 1778), французский философ
"Всякий человек, рожденный в рабстве, рождается для рабства;
ничто не может быть вернее этого. В оковах рабы теряют все,
вплоть до желания от них освободиться".
Руссо
Кто знает, где сущность, в громе или в ясном дне.
И настал гром. И засверкали молнии.
Потом град, ливень. Повалились вековые дубы. Это – революция.
А «дунул» ее бездомный странник Руссо.
____________________
Все отмечают в нем присутствие «впечатлительного мальчика» уже в зрелом по возрасту человеке. Это – его сущность. Да оглянитесь и на действительность, ведь «пожары зажигают мальчики»… Какому же великовозрастному человеку, статскому советнику или государственному поэту Гете, придет на ум поджечь дом или крикнуть революцию. Революция по существу есть детское дело, детское и разбойное, детское и поджигательное…
И революцию мог родить только «неумытое дитя» своих «Воспоминаний» этот Жан-Жак.
* * *
РЦЫ (РОМАНОВ ИВАН ФЕДОРОВИЧ) (1861-1913), публицист, писатель, друг Розанова
«Если бы я получил орден, то даже в баню ходил бы с орденом».
РЦЫ
Великая и странная душа, нелепая и дикая судьба... Тихий, никому почти не известный, - он подумал о всех почти коренных точках, на которых держится человеческое существование на планете; подумал “для себя”, не для внешности, не для тщеславия, не для учености и литературы.
_______________________
Зренье его было наиболее широко, чем у всех мне известных людей. “Святцы” и “последняя оперетка” входили равно и на равных правах в “архив мыслей Рцы”. Поэтому сравнительно с ним все наши писатели до него кажутся мне односторонними, однобокими... До известной степени - ограниченными, безгоризонтальными...
__________________________
Трех людей я встретил умнее или, вернее, даровитее, оригинальнее, самобытнее себя: Шперка, Рцы и Фл-го. Первый умер мальчиком (26 л.), ни в чем не выразившись; второй был "Тентетников", просто гревший на солнышке брюшко. "Иван Иванович, который играет на скрипке", - определял он себя (иносказательно, в одной статье). Замечательное в их уме, или вернее - в их душе, в их метафизической (до рождения) опытности, - было то, что они не знали ошибок; их суждения можно было принимать "вслепую", не проверяя, не раздумывая. Их слова, мысли, суждения, самые коротенькие, освещали часто целую мировую область. Все были почти славянофилы, но в сущности - не славянофилы, а - одиночки, "я"...
С Рцы (дворянин) мы понимали же друг друга с 1/2 слова, с намека; но он был беден, как и я, "не нужен в мире", как и я (себя чувствовал). Вот эта "ненужность", "отшвырнутость" от мира ужасно соединяет, и "страшно все сразу становится понятно"; и люди не на словах становятся братья.
____________________
У Рцы в желудке - арии из "Фигаро", а в голове - великопостная "Аллилуйя". И эти две музыки сплетают его жизнь.
Единственный, кого я встретил, кто совместил в себе (без мертвого эклектизма) совершенно несовместимые контрасты жития, звуков, рисунков, штрихов, теней; идеалов, "п;мяток", грез. По "амплитуде размаха" маятника это самый обширный человек из мною встреченных в жизни.
А не выходит не только на улицу, но даже в палисадник при доме.
________________________
Рцы был на самом деле «Романов». Но с такою фамилиею и после первых, Романов естественно спрятаться в щель и всю жизнь скулить о себе. Так с несчастным и случилось. «Никто не заметил» и «ничего не сделал».
________________________
С ним (Перцовым) в контрасте Рцы: которого переделав Бог - плюнул от отвращения, и отошел. И с тех пор Рцы все бегает за Богом, все томится по Боге, и говорит лучшие молитвы, какие знает мир (в себе, в душе).