Я, без всяких возражений «проглотил» реплику про альпиниста. Спорить со Шварцем в любой обстановке было равносильно опорожнению мочевого пузыря против ветра.
Через пару минут, мы медленно пошли в обратном направлении внимательно вглядываясь в каждую трещину перед собой.
Шварц теперь шел сзади и это очень сужало его кругозор. Поэтому недостаток визуальных восприятий он с лихвой компенсировал на мне словесными затрещинами:
- Тише, тише… Ты в детстве по деревьям не лазил? Цепляйся! Цепляйся! Не шарь по глазам фонарем, сучий вывих! Тише, забыл для чего у тебя фонарь? Сейчас влезу, второй засвечу.
Я, торопливо отворачивался, и обследование продолжалось до очередного всплеска эмоций старшего группы, когда все останавливались и замирали в надежде, что очередной поток ругательств адресован Всевышнему.
Шли медленно.
Пропущенный ход или лаз мог скрываться за любым обломком камня. Наконец впереди зажурчали водопады каскада..
– Есть ход! – вдруг заорал, я во всю глотку.
– Есть ход! – зачем то тихо повторил, Шварц оборачиваясь к в темноту
.
Вот тебе, батенька, и Шварц! Мужик ругательный и Мастер своего дела. Не отнимешь! Обгоняя меня, Шварц исчез в мерцающей отсветами фонарей глубине провала...
Узкую расщелину скрывала зеркальная пленка воды бокового водопада “иконостаса”, по выражению одного из “обезьянника”. Наблюдение тонкое. Лики святых даже при среднем воображении в обрамлении текущего серебра и золота струй смотрелись бы ожившими образами древних легенд.
Один за другим, минуя шершавую мокроту лаза, мы протиснулись в галерею. Ребра витиеватых натеков тянулись по обе стороны бесконечными бурыми лентами, с которых сочилась вода, скапливаясь под ногами в глубокие лужицы.
Местами потолок становился стрельчатым, улетая вверх, отталкиваясь от идеально ровного карниза с частоколом ослепительно белых столбиков, и за этой колоннадой укрывалась тьма.
К счастью, штурмовать тридцатиметровую высоту до натечной экзотики никому не пришлось.
Ход вывел нас в крошечный зал. Новое помещение оказалось похожим на заброшенный забой по добыче угля.
Голые стены с глубокими следами выработки по левой стороне наводили тоску траурной чернотой, отливающей антрацитовым блеском.
Справа естественную мрачность породы скрашивали все те же матово-оранжевые натеки.
Две вагонетки, из которых одну кто-то заполнил “углем” до середины влажного проржавевшего борта, стояли на рельсах узкоколейки. Третья, со снятой прогнувшейся осью, валялась на боку возле щелястой пасти искусственного грота.
Ниточки-рельсы (я таких тонких ни когда не встречал) с плавным подъемом убегали за поворот, и мы без остановки, не изменяя темпа движения, скрылась за ним, точно растворилась в тусклой желтизне фонарей.
Мы наскоро осмотрели нишу за сломанной вагонеткой. Пусто...
По шпалам из толстой жести и черным от смазки мы скорее заскользили, чем пошли наверх...
Шварц, слава Богу, молчал и только кряхтел мне в затылок, очевидно в глубокой задумчивости.
Глаза зажмурились от ударившего в них встречного света.
Я, увидел впереди крутой подъем, а наверху стальная стена.
- Похоже, ворота, – крикнул я Шварцу.
– Попробуем открыть?
– Не поддается.
– Пошли.
За поворотом рельсы полезли кверху, не в пример, круто.
Между ними появился колючий, толщиной в палец трос, оканчивающийся массивным железным кольцом.
Кольцо и трос покрывала та же густая и черная смазка.
Тормозные колодки, похожие на букву “У” и грязные рукавицы валялись в углублении сбоку.
– А ты говоришь “призрак”!
Закончив беглый осмотр, я почему-то вздохнул и уверенно пошел вперед.
Через двадцать трудных метров рельсы закончились, уткнувшись в стальную стену. Стена, гладкая и ржаво-бурая на уровне шпал полотна узкоколейки, казалась непроницаемой. Трос подъемника “вырастал” из узкого паза снизу мокрым и колючим крысиным хвостом.
– Приплыли. - На моем лбу вздыбился “Девятый вал” Айвазовского.
– Можно попытаться прицепить вагонетку к тросу, – предложил я забуксовавшему в мыслях Шварцу.
Через некоторое время я готов был отрезать болтливый язык, проклиная и себя, и Шварца, и альпиниста Черного, что послужил толчком к нашему сближению с этой пещерой, и те пресловутые “поминки” по Рычкалю, где зародилась мысль пойти втроем по этой треклятой Памирской тропе ...