Высоко подняв воротник, мужчина медленно брёл вдоль здания, иногда бросая взгляд в окно. Ветер швырял ему в лицо комья снега, мужчина морщился, вытирал ладонью глаза, оставляя на коже разводы талой воды. Он доходил до угла дома, разворачивался и снова шёл, смотрел в окна, словно выискивая кого-то. Теперь ветер дул ему в спину, подгоняя быстрее закончить этот странный ежедневный ритуал, озлобленно толкал под лопатки, заставляя спотыкаться. Наконец, то ли под напором ветра, то ли по какой-то другой причине, мужчина сдался: рукой смахнул снег со скамейки и устало сел. Ветер взъерошил тёмные волосы, швырнув напоследок порцию снега, после чего стих.
Дощатый пол пах мокрым деревом, в зеркалах играла непогода.
– Трриииии, четырре… Па-де-де! Ииии… рраз! Энерргичнее! Три, четыре! Чего спим? – рявкал хореограф, тоненький француз с быстрыми руками и ужасным произношением. Он не помнил имен всех этих русских девушек, ему достаточно было знать свою приму. В конце концов, в России слишком много девушек. А еще эти метели… Он посмотрел в окно. Всё-таки, эти русские – чокнутые: на скамейке сидел мужчина, запрокинув голову, казалось, он ловит губами снег. Француз передернул плечами, в такую погоду можно только пить водку в кабаке, но никак не гулять. Он пригляделся. Точно! Это тот самый тип, который ежедневно ошивается под окнами. «Надо бы вызвать полицию,– мелькнуло в голове хореографа. – Хотя, может, чей-то поклонник». Он оглядел своих подопечных. Да уж… Высоко поднятые головы в едином порыве скоромно склонились за тонкими руками, взмахнувшими и упавшими, и снова вверх.
– Подбородок выше! Дерржим ногу, дерржим, стоим!– француз вспомнил о своей работе.
Мышцы ныли от напряжения. Ольга чувствовала, как струйка пота ползла от шеи вдоль позвоночника. Она сильнее выгнула спину, позволяя воздуху проникнуть под купальник, приятно холодя кожу. Батман, пауза. Эти паузы– самое сложное. Поворот, смена руки. Подбородок выше. Ее взгляд скользнул по заметённой улице. Он здесь! Девчонки гадали, к кому он постоянно приходит, Ольга не участвовала в этих обсуждениях. Она сощурила глаза, вглядываясь в лицо мужчины.
– Олга!– гаркнул француз, и увесистый шлепок обрушился ей на бедро. – Ногу надо держать выше! Что за халтура? О чем ты думаешь? Так, на середину, пожалуйста!– тут же переключился он на всех остальных.
Если бы хореограф знал, о чём думает его прима, вероятно, его бы хватил удар. Танцуя, выполняя разминку, растяжку, прима думала об одиночестве. О том, что вечером она будет медленно идти к дому, чтобы оттянуть момент, когда придётся включить свет в старенькой, почти без мебели квартире. Она не станет ужинать, а просто сядет на широкий подоконник и, в ожидании сна, будет наблюдать за людьми, спешащими домой.
Стукнулась, распахнувшись, входная дверь, выпуская на морозный воздух девичий смех. Мужчина на скамейке встрепенулся. Ольга вышла последней, запахнув шубку, кутаясь в шарф, быстрым шагом направилась на остановку. Мужчина пошёл следом. Он знал, сейчас её трогать нельзя, она не с ним. Поэтому он просто шёл за ней.
Трамвай покачивало на поворотах. Водитель бросал заинтересованные взгляды на странную парочку. Они вошли по одному билету, разошлись по разным сторонам: она смотрела в окно, он– на неё. Мужчина явно нервничал: он то вдруг начинал что-то шептать губами, то судорожно взъерошивал руками волосы, то разочарованно качал головой. Девушка смотрела в окно. Казалось, она превратилась в льдинку. Если бы водитель мог видеть её сейчас ближе, то, наверняка, заметил бы, что на застывшем лице жили глаза: в них мелькала боль, сменяясь покорностью, вспыхивала страсть, и катились слёзы.
Остановка. Мужчина подошёл к девушке и, взяв её за руку, вывел из трамвая. Только оказавшись на улице, она сразу высвободила руку и уверенно зашагала в тёмную арку старого дома. Мужчина проследовал за ней. Водитель пожал плечами, проводив их взглядом, и закрыл двери трамвая.
Подъезд встретил темнотой и запахом сырости. Поднимаясь по лестнице, мужчина думал о своём решении: сегодня или никогда. Их эксперимент подошёл к концу. Он смотрел на своё творение: оно его восхищало и убивало одновременно. Ему стало страшно: он зашёл так далеко, что вернуть всё назад уже невозможно. Её каблучки стучали по ступенькам лестницы, шубка при каждом шаге обвивала ноги. Он загляделся.
Ольга нажала на выключатель, вспыхнул мутный жёлтый свет, выхватив из темноты надпись «Этаж 1». Она сняла перчатки, и продолжила путь по лестнице, игнорируя лифт.
В тот год была очень холодная и снежная зима, почти, как сейчас. Ольга прибегала раскрасневшаяся от мороза, бросалась ему на шею, грелась в его руках, как котенок, пьянея от обрушившегося тепла. В один из таких вечеров он почувствовал, что её влюбленность может быть опасна для него. Ему стало вдруг душно, показалось, что кислорода в комнате нет. Он отодвинул её от себя: «Нам надо поговорить».
После она много курила, столько, что на утро её голос похрипывал от несмыкания связок. Всю ночь Ольга думала о его словах: она не должна любить его. Это чувство– лишь биохимия и гормоны. Только трезвый холодный ум сделает их союз самодостаточным. По пути в театр, она вспоминала, как её мужчина ходил по комнате и рассуждал о праве на свободу, о самореализации, о том, что она должна научиться жить без него.
– Нам полезно будет проводить больше времени отдельно друг от друга,– финал.
Уставший взгляд выхватил надпись «Этаж 2». Каблучки замолчали на миг, пока их хозяйка проверяла содержимое почтового ящика. «Зачем они нужны, если никто не пишет друг другу письма?»– с раздражением подумал мужчина. Ольга повернула ключ в замке, закрывая пустой ящик, и пошла дальше.
Он загляделся на её спину: гордая осанка, прямая, стройная. И тут же вспомнил, как эта спина скруглялась под тяжестью стыда за свои невольные эмоции. Ольга будто хотела стать невидимкой, чтобы он не заметил: она не справилась с заданием, она всё ещё любит его. Это было тяжело: слезы, истерики. Он отвозил её на репетиции, убеждая, что музыка её спасет, что она рождена для танца. Убедившись, что в окне танцевального класса появился знакомый силуэт, он отправлялся лечить чьи-то сердца. У него была своя музыка– ритм сердцебиения и стоны его помощницы – аспирантки.
«Этаж 3». Ольга развязала шарф. Мужчина загляделся на её шею: хороша! До чего же он любил секс с ней! В тот вечер, когда Ольга получила ведущую партию, он не отпускал её до рассвета. Даже, когда она начинала задрёмывать, он настойчивыми ласками будил её. И её тело откликалось. Тот вечер был особенный: у него появилась своя прима! Другие мужчины лишь сморят на неё издалека. Она отдается им танцем, будит в них фантазии, но её тело принадлежит ему. И это казалось самым важным. Как же он ошибся!
Мужчина еле сдержал стон, преодолев последнюю ступеньку перед надписью «Этаж 4». Он машинально проверил содержимое кармана.
Когда же она разлюбила его? Тот самый момент, до которого любовь была, а после – ничего? Плохой из него творец, если он даже не понял, когда достиг своей цели.
Возможно, это было в ту ночь, когда она не стала звонить, не дождавшись его домой. Он вернулся утром, ожидая увидеть пепельницу полную окурков на подоконнике. Его раздражала её привычка сидеть часами у окна и разглядывать людей. В эти моменты она либо пила крепкий кофе, либо дымила, как паровоз. Но вернувшись в то утро из тёплой постели приветливой подружки, он нашёл Ольгу, сладко спящую, в свежей проветренной комнате. Она не проснулась, когда захлопнулась дверь. Лишь будильник вывел её из сладкого забытья. Она сладко потянулась и пошла варить кофе.
– Не хочешь узнать, как прошёл мой вечер? – спросил он у её спины.
– Я опаздываю, – извинительная улыбка, поцелуй в щеку. – Кстати, я буду танцевать Кармен!
Да, это Кармен убила их любовь. По крайней мере, ему было бы приятно так думать и рассказывать общим знакомым.
«Этаж 5». Ольга возилась у двери, разыскивая ключи в сумочке. Скрежет замка. Пустота её квартиры всегда удивляла его: обычно, девушки любят создавать уют. Но квартира, будто, отражала состояние души своей хозяйки.
Ольга бросила сумочку на диван, подошла к окну и открыла форточку. Морозный воздух вместе с отдельными снежинками ворвался в комнату.
– Ты меня любишь?– неожиданно для себя перешёл он к своему главному вопросу.
– Нет, ты же знаешь,– ровный спокойный голос, только спина чуть напряглась и стала еще прямее. Но он этого не заметил, тяжело опустившись на кровать, он закрыл лицо руками.
– Знаю.
В оглушённой комнате слышны были только часы. Они истерично стрекотали, грозясь в любой момент взорваться.
Ольга наблюдала за парочкой, вынырнувшей из тёмной арки. Она отвернулась от окна и посмотрела на мужчину, который когда-то причинил ей боль.
– Андрей… – Ольга знала, каково это. Единственное, чего она хотела – помочь ему сейчас.
– Ты точно знаешь, что совсем… ничего? – он поднял на нее глаза.
Ольга опустилась на колени рядом с ним, заглянула ему в глаза:
– У нас всё хорошо. Зачем ты спрашиваешь?
– Я хочу знать, какие чувства ты ко мне испытываешь, – он упрямо смотрел на неё.
–Чувства?– она подбирала правильные слова. – Это неудобно для меня, ты же понимаешь. Ты всё понимаешь…
Мужчина опустил голову. Его рука в кармане грела холодный металл.
– Я лишил тебя сердца…– пробормотал он.
–Андрей, давай без пафоса! Ты – кардиолог, и прекрасно знаешь, что сердце – всего лишь мышца! – Ольга встала, нервно прошлась по комнате. – Ты сам этого хотел!
– Я был дурак, прости.
– Нет, дурой была я! – девушка с ненавистью взглянула на часы, передернула плечами. Все это напоминало дурной спектакль. Ей вдруг сильно захотелось спать. – Иди домой, успокойся, пожалуйста. Завтра у меня премьера. Я хочу, чтобы ты пришёл.
Ольга отошла к окну, достала сигарету, оглянулась в поисках зажигалки.
– Прости … – прошептал мужчина.
– Андрей, хватит.
Ольга нервно дернула плечом. Раздался выстрел, звук разбитого стекла повис в воздухе. Девушка вздрогнула, плечи ссутулились, спина скруглилась. Ей вдруг захотелось стать невидимкой.
Хлопнув дверью подъезда, мужчина вышел на улицу. Он задыхался. Воздуха стало мало, ему казалось, что сердце сейчас лопнет от натуги, пытаясь качать вязкую, без кислорода кровь. Он закрыл глаза, ожидая мгновенной смерти.
Снег падал на лицо, таял, оставляя следы, остужая горячий лоб. Постояв еще мгновение, мужчина пошел к арке. Перед тем, как нырнуть в темноту, он обернулся на знакомое окно. Стройный силуэт, идеальная прямая спина, в руке зажата сигарета. Это его ангел. Его прима. Завтра она выйдет на сцену, чтобы снова влюбить его в себя. Навсегда.
Мужчина зашел в арку. Он не мог увидеть, а если бы увидел, то не поверил: Ольга, его прима, смотрела в разбитое зеркало, а по щекам бежали слёзы. Она впервые переиграла своего создателя.