Уже несколько лет, как ушла война. Не вернулись, кого ждали, не вернулись и те, кого уже некому было ждать, осталась, только память, о них, и вещи людей, когда-то живших рядом.
В Останкинском студгородке, еще оставались, опечатанные комнаты со скарбом не возвратившихся хозяев. Время, от дня ухода их на фронт, или отъезда в эвакуацию, отдалялось, но запыленные фотографии о прошедшей жизни, этажерки со скромным набором учебников, по истмату, древней Греции или по урокам выкройки, и никому уже не нужная истлевшая одежда, все еще находились в закрытых комнатах, покрываясь забвением и ежегодной пыльцой вновь распускающихся деревьев.
Эти, мавзолеи, скорбных вещей, вскрывались, при разных обстоятельствах - когда получали печальное извещение или когда никакой надежды на возвращение их хозяев не оставалось. Составлялся, краткий инвентарный список, который подписывался комендантом и еще кем ни будь из жилищной конторы, как того требовал порядок. Вещи свозились, в деревянный вытянутый амбар, который сейчас бы назвали складом и ждали своей последней участи.
Особой охраны, эти полуистлевшие вещи не требовали, периодически, их списывали, сжигая или передовая местной библиотеке. Мне самому пришлось, бывать в этом амбаре, как однокласснику сына коменданта. Он мне с гордостью, показал сложенные в углу гимнастические гири, штангу, значение которой мы еще тогда не знали, волейбольные сетки и прочие спортивные вещи, пролежавшие всю войну и числящиеся в каких- то истлевших ведомостях, как собственность студгородка. Указывая, на сваленные в дальнем углу мешки и книжки, Витя говорил, разделяя их
-« это от эвакуированных, это от погибших, эти с пожара».
Мальчишеский интерес у меня вызывали, стоящие в опорках, старые деревянные лыжи, узенькие, с заостренным задником, и как мне сказал, мой друг, финские. Их было много, и, помня, как однажды соседка, выпросила у его отца, старую табуретку, я попросил
-«Вить, а можно, мне лыжи?»
«Отец их никому не дает, они числятся за солдатской базой. Вдруг понадобятся»
Другое меня мало интересовало, было, желание поскорее уйти из темного, с крошечным окошечком склада и сваленных в мешки пугающих вещей, напоминающих о чужой жизни.
-«Скоро будут снова списывать, приходи, костер разожгут».
Через, несколько дней, он вызвал меня из дома, предлагая, пойти на зрелище.
-«Отец разрешение получил, будем освобождать», сообщил он
На пустыре, дядя Коля, указал на место сжигания, бросив два слова
-«Пойдемте, разберем», мы вытаскивали, поломанные венские стулья, какие то части кресел с пружинами и остатками прибитой парчовой ткани, провалившийся сгнивший диван, растопыренные куски от плетеных корзин, тетради и прочий мусор. Дядя Коля, сам вынес несколько полу драных мешков, сбросив их в общую кучу и облил все керосином. Поджег, все полыхнуло, и задымилось. Костер, как быстро занялся, так и быстро стал угасать. Принесем еще книжки, предложил Витя, отец разрешает. Среди уже пустого угла сарая, валялись, на земле стопки книг, внизу вспухших от сырости, совсем развалившихся в мягких переплетах, или еще державших форму, в крепких картонных обложках.
-«Сейчас бросим в огонь, надо, только, посмотреть, чтобы не было портрета Сталина, а то посадят» разъяснил Витя.
Газеты, выкройки сразу полетели в костер. Перебирая и рассматривая еще, сохранившие вид книги, Витя обратил внимание, на средней величины необычную книжку - квадратного размера, в кожаном переплете и толстыми страницами. Раскрыв ее, мы увидали удивительный альбом с почтовыми, хорошо сохранившимися марками.
В то время, многие увлекались, марками. Для нас, это были, прежде всего, красивые изящные картинки, которые мы наклеивали в свои, тоненькие школьные тетрадки. Чем больше и цветистее была марка, тем авторитетнее был твоя коллекция. Больше всего, нам доставалось марок с почтовых писем, которые мы с особым искусством отклеивали, смачивая слюной, или грея под паром из чайника. Но этот альбом, для нас был особым случаем, марки не куда не наклеивались, они были вставлены, под прозрачные полоски, закрепленные в толстых картонных листах и еще были, защищены укрывающим папиросным листом.
Витя, сразу пошел показать их отцу, тот повертев альбом, в руках, сказал
-«Не поименован - берите его себе»
Среди красивых марок мы сразу отметили самолеты. На них была надпись «Авиапочта СССР», еще были дирижабли, и множество маленьких
аккуратных марочек, даже без зубчиков, не вызвавших у нас интереса, кроме надписи на них РСФСР.
На следующий день, этот альбом мы притащили в класс, хвастаясь своей
находкой. Веня Розанов, посмотрев, сказал
-« я знаю эти самолеты, вы их продайте, и накупите себе других марок с животными, и даже новыми самолетами».
Где продавать, мы знали, на Кузнецком мосту, напротив зоомагазина, был аккуратно вписанный в дом старинный салон, у витрин которого было, не протолкнутся. Были там и перекупщики. Не теряя, времени, на следующий день, мы появились у них, предложив марки с самолетами, те внимательно рассмотрев, назвали нам сумму, вызвав у нас восторг, и полное согласие.
-«Если, есть, еще привозите, я куплю» сказал парень.
В этот же день, мы набрали, для себя и обмена с другими, разноцветных, красивых марок, истратив все деньги.
По истечении недели, пережив азарт торговли, мы решили продать весь альбом, оставив себе только дирижабли.
Появившись вновь у магазина, мы без труда нашли того парня перекупщика, сказав, что привезли альбом. Полистав его, небрежно буркнул
-«беру, для расчета зайдем в подъезд, тут гоняют». Подъезд находился, чуть ниже, в двух шагах от магазина. Узкая лестница, круто вела на низкий второй этаж, и заканчивалась единственной дверью. Назвав впечатляющую сумму, обьяснил
-«Подождите, у меня таких денег нет, сейчас принесу..» и исчез в двери квартиры, которая оказалась не запертой.
Простояв минут десять, мы, забеспокоившись, поднялись, толкнули дверь она легко открылась, и за ней увидали такую же маленькую лестницу, но уже спускающуюся вниз и ведущую во внутренний двор. Пройдя ее и очутившись снова на улице, мы по кругу, снова вернулись к магазину почтовых марок. Его не было и там. Спросив у других перекупщиков, знают ли они того парня, по улыбкам и насмешкам, брошенных ими
-«надо было знать- с кем связываться, в следующий раз будете умней» мы с горечью почувствовали, что это одна компания.
Посчитав себя нагло обманутыми, решили обязательно вернуться к магазину со своими старшими ребятами, но дома, увлечь, авторитетных защитников, восстановлением справедливости, да еще далеко от Останкино, так никого и не удалось.
Приезжая, в последующие недели, за покупкой дешевых гашеных марок, я ни разу не встретил того парня, кто выкрал найденный в амбаре альбом-он пропал.
Прошло много времени, и с годами, я осознал, что все то, что произошло с исчезнувшим альбомом неизвестного человека, оставшегося на войне - верно и справедливо, ибо торговать памятью людей погибших за тебя - нельзя.